ОБРЕТАЕМАЯ ВОЛЯ

3(426)
Date: 15-01-2002
Author: Сергей Телегин
ОБРЕТАЕМАЯ ВОЛЯ (Необоснованный оптимизм пессимистического сценария)
В СВОЕЙ СТАТЬЕ "ПРОГНОЗ ДЛЯ РОССИИ" ("Завтра", № 48, 2001) Петр Соколов излагает сценарий эволюции общественного и государственного строя России в период после ухода Ельцина (точнее, после дефолта 1998 г.) и до 2008 г. В статье много верных и точных наблюдений и формулировок, представление об объекте прогноза отличается целостностью, на уровне интуиции со многими предвидениями можно согласиться. Однако предложенный сценарий ближайшего будущего очень уязвим с точки зрения методологии. Хотя, конечно, критиковать сценарии всегда гораздо легче, чем вырабатывать.
В первой части П. Соколов дает краткое концептуальное описание предшествующего состояния изменяющейся системы "Россия" — на этапе существования "ельцинского" режима. Уже здесь автор сталкивается с серьезными методологическими трудностями, которые решает путем грубого смешения категорий и понятий. Начав изложение своей модели в типичной формационной схеме исторического материализма, он при переходе к “ельцинскому” периоду вдруг обнаруживает, что такая схема совершенно непригодна для характеристики этого важнейшего "постсоветского" этапа в жизни России. Эту методологическую брешь автор закрывает метафорой, причем метафорой с сильной оценочной и эмоциональной окраской. Вот как он видит состояние России между СССР и Путиным:
"После падения социализма и вплоть до конца 1990 годов капиталистические отношения не являлись в нашей стране господствующими". То есть социализма уже нет (произошло его "падение"), но и капитализма нет. Но что-то же есть! Это "что-то" не предусмотрено принятой в истмате схемой смены общественно-экономических формаций. Автор дает несколько всем знакомых штрихов портрета ельцинизма и вводит определение, которое он сам называет условным: "господствующий класс России 90-х годов можно условно назвать классом паразитов, поскольку его формирование происходило не за счет традиционной капиталистической эксплуатации, а главным образом путем расхищения и проедания имевшихся в стране ресурсов, которые никак не восполнялись. Существовавший в тот период в стране государственный строй может быть с полным основанием назван паразитическим".
Принять такую вольность в соединении понятий, определяющих главную сущность общественного строя, нельзя, поскольку именно из этой сущности затем и выводится сценарий развития на ближайшее будущее. Мол, был социализм, затем “паразитизм”, за которым логично следует капитализм. А раз так, то нам известно, что произойдет с Россией, потому что сущность капитализма изучена досконально.
Как ни парадоксально, но в этой классификации этапов-формаций наиболее достоверным и убедительным оказывается как раз имя ельцинизма — паразитический строй. А названия "социализм" и "капитализм" в контексте статьи оказываются бесплотными и абстрактными. Если так, то именно их следовало бы считать метафорами, причем метафорами с очень малой объясняющей силой. Никакой пользы не дает и попытка уточнить метафору капитализма, придать ей какие-то конкретные очертания, говоря о "традиционной капиталистической эксплуатации". Видимо, под традиционным капитализмом понимается тот, который нам известен из учебников марксистской политической экономии.
Я думаю, лучше было бы признать, что категории истмата (социализм, капитализм, классы) для анализа состоянии и предвидения идущих в России процессов не годятся. Лучше себя не обманывать и не пользоваться этими инструментами, ошибочно предполагая, что эти формулы позволяют прозреть будущее. Для таких кратких исторических периодов и столь быстротекущих переходных процессов эти инструменты не предназначены.
Тем не менее, данная в первом разделе статьи П. Соколова классово-формационная трактовка состояния России как переходного от социализма к капитализму полезна тем, что она выявляет главный изъян прогностической модели, разрыв в логике процесса. Когда такой разрыв выявлен, а изъян модели локализован, здесь и надо "копать" аналитикам.
Итак, в советской России существовал определенный общественный строй, который условно обозначен как социализм. Этот строй пал под ударами общественных сил, заинтересованных в его свержении. Не будем говорить о внешних силах, противниках СССР в "холодной войне", их интерес никогда не скрывался и их подрывная деятельность была данностью, фактором "окружающей среды", частью того климата, в котором существовала система. Для нас важен внутренний активный фактор, действия которого привели к "падению строя". Это, очевидно, как раз те социальные группы, которые в первую очередь и воспользовались своей победой. П. Соколов называет их "класс паразитов" ("бюрократия среднего и высшего звена, прослойка влиятельных бизнесменов и криминальных авторитетов, высокооплачиваемые специалисты").
Очевидно, что эти группы консолидировались, обрели групповое самосознание и идеологию в лоне "социализма" и являются его патологическим, но сходным по культурному генотипу порождением, типа раковой опухоли в организме человека. Именно их схожесть, глубинное родство с советским обществом и дали им силы и средства для того, чтобы выработать победоносный проект "революции", обращения всех подсистем государства в механизм не воспроизводства "социализма", а присвоения накопленных им богатств. Эта раковая опухоль и ныне продолжает быть срощенной с умирающим обществом, она хорошо знает его строение, чувствует его пульс и дыхание. Отсюда и вытекает ощущение разрыва в логике модели — почему же вдруг этот достаточно мощный, "плоть от плоти народа", общественный альянс номенклатуры, уголовников и элитарной интеллигенции вдруг сникнет и сойдет с арены, отдав Россию невесть откуда взявшемуся классу "традиционных капиталистов"? Ведь эта новая смена формаций ("от паразитизма к капитализму") означала бы революцию гораздо более глубокую, нежели переход от советского строя к “паразитизму”. Последний вызревал в недрах "социализма" без малого тридцать лет, да и более ранние предпосылки имел уже в сословном обществе царской России и ее бюрократическом аппарате. И вот когда этот "класс паразитов" наконец-то находится на вершине власти и, как пишет сам П. Соколов, полностью овладел государственным аппаратом, финансами и СМИ, он вдруг допустит его свержение настоящей буржуазией, которая ни корней в России не имеет, ни сильных экономических структур создать не успела?
Автор пишет: "Возникший в начале 90-х паразитический государственный строй вошел в стадию глубокого кризиса, который завершился коллапсом в августе 1998 года, когда для российских верхов стало очевидно, что возврата к золотым временам начала демократического правления быть не может". Думаю, это сильное преувеличение. Кризис августа 1998 г. был запрограммирован и проведен в контролируемом режиме самим паразитическим государственным строем, и он вовсе не стал для него коллапсом — "паразиты" в результате лишь обогатились, коллапсом он чуть не стал для остатков народного хозяйства и "среднего класса". В целом же этот строй обладает достаточным запасом прочности и ресурсов, чтобы планировать и осуществлять подобные катастрофические акции, гибко менять процедуры, структуры, идеологическое прикрытие. Вспомним, как эффективно был проведен вывод из игры Ельцина и его замена на В. В. Путина — с сохранением в течение двух лет его высокого рейтинга при полной неизменности социальной политики. Режим в состоянии коллапса на такие маневры не способен.
Если вспомнить исторические уроки, то тем более нет никаких оснований считать, что, как пишет П. Соколов, "возникли условия для постепенного формирования в России новой политико-экономической системы, в рамках которой происходит переход от простого расхищения и уничтожения имеющихся в стране ресурсов к их капиталистической эксплуатации". Какие же это условия и почему они вдруг "возникли"? Исторический опыт говорит, что капитализм — очень специфический строй и специфическая форма хозяйства, которые возникли на заре Нового времени в уникальных географических и культурных условиях Западной Европы. В других цивилизациях и культурах не только не произошло спонтанного зарождения подобных форм и типов, но и попытки трансплантации западного капитализма в иные культуры, даже в условиях длительного полного (колониального) господства Запада, провалились все до одной. В "лучшем" случае местная культура или попросту сживалась с лица земли, как в Северной Америке или Австралии, или анклавы капитализма уживались с местной культурой на условиях апартеида, разделения пространства. Во всех остальных случаях речь шла или о вынужденной мимикрии сильной культуры под капитализм (Юго-Восточная Азия и даже в большой мере Япония), или как раз о “паразитизме” — периферийном капитализме, при котором паразиты просто географически отделены от того тела, на котором паразитируют.
ВСПОМНИМ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ нашей собственной цивилизации, России. С конца XIX века она, в ходе модернизации, стала превращаться в зону периферийного капитализма с примерно такой же структурой государственного аппарата и господствующего слоя, как та, что П. Соколов назвал "паразитической". Этот процесс финансировался за счет архаизации образа жизни и обеднения крестьянства, которое составляло более 85% населения России. Капитализм в России был, с одной стороны, анклавом западной финансовой и производственной системы (судя по доле западного капитала в собственности и доходах), а с другой стороны, был государственно-бюрократическим (судя по доле государственного участия и по происхождению капиталистов — из бюрократии). Уже в начале ХХ века структуры этого специфического капитализма были достаточно развиты, чтобы породить значительный городской средний слой, ставший носителем буржуазной западнической идеологии. Этот слой требовал именно замены "паразитической" эксплуатации на "капиталистическую".
По степени своей зрелости, идейной и политической оформленности он, конечно, намного превосходил нашу нынешнюю протобуржуазию. Партия либеральной буржуазии (конституционно-демократическая, кадеты) была не просто самой многочисленной и влиятельной, но и располагала большими финансовыми средствами, развитой печатью, лучшими интеллектуальными ресурсами и тесными связями с западной элитой. После 1905 г., благодаря западной помощи, кадеты создали исключительно влиятельную теневую структуру, которая пронизывала весь правящий слой России и верхушку почти всех политических движений — масонство. В феврале 1917 г. произошла революция, которую оседлала именно эта либеральная буржуазия, которая и учредила свой политический режим. И что же? Этот режим не получил ни крепкой социальной базы, ни культурной легитимации. Он был устранен, несмотря даже на военную помощь Запада в виде интервенции. Верх взял "архаический социализм" (советский строй) — продукт той же самой цивилизации, что и "паразитический" строй царской России. Иными словами, капитализм был цивилизационным противником как "паразитизма", так и социализма.
Сегодня в этом конфликте произошла смена действующих лиц. В рамках одной и той же цивилизационной модели советский строй свергнут "паразитизмом". П. Соколов считает, что те зерна "кадетского" капитализма, которые дремали у нас в замороженном состоянии и были слегка оживлены во время перестройки (воплощаясь, например, в фигуре Сахарова), при Путине вдруг прорастут со страшной силой и победят "паразитизм" до такой степени, что речь будет идти буквально о смене формации. Он пишет: "Предпосылки для эволюционного перехода к этой первой в истории посткоммунистической России действительно капиталистической модели хозяйства начали созревать в середине 90-х, а августовский обвал привел к многократному ускорению данного процесса, который в настоящий момент входит в решающую стадию. По существу, мы являемся свидетелями смены государственного строя и торжества капитализма в его специфической форме, которая, вероятно, будет ассоциироваться с именем В. В. Путина, так же, как паразитический строй — с именем Б. Н. Ельцина".
Этот решительный вывод ни на чем не основан. В своих рассуждениях П. Соколов принимает чисто управленческие или хозяйственные решения за смену сущности общественного строя и типа государственности. Путин вместо Ельцина, Греф вместо Гайдара, — разве это служит диагностическим показателем "смены государственного строя и торжества капитализма"?
Да, западные хозяева наших "паразитов" в своем маниакальном неолиберализме непрерывно требуют учредить в России "экономику свободного рынка". Как известно, для этого требуется превратить в свободно обращающийся товар деньги, землю (и вообще недвижимость) и рабочую силу. В течение десяти лет Ельцин на эти требования прикладывал руку к козырьку и отвечал "Бу сделано!". Старый аппаратчик действовал путем проволочек. И вовсе не потому, что "паразит" был такой добрый и жалел Россию. Просто реальное выполнение требований МВФ и других чикагских придурков означало бы моментальный крах всякого общественного строя и прекращение даже паразитизма. Как говаривал Джеффри Сакс, "мы вскрыли грудную клетку больного, но у него оказалась другая анатомия". Другая! Негодная для капитализма. Зарезать можно, но тогда кормление паразитов прекращается сразу, а с помощью проволочек можно протянуть еще лет двадцать. А там, глядишь, новые большевики подрастут, снова Норильски да Магнитогорски понастроят, подготовят жатву для новых паразитов.
Ясно, что сопротивление, оказываемое госаппаратом при Ельцине, например, жилищно-коммунальной реформе, без которой и не может появиться свободный рынок рабочей силы, вызвано вовсе не идейными соображениями чиновников, а какими-то независящими от их воли объективными обстоятельствами. И чиновники их прекрасно знали, а чикагские мальчики — нет. Чиновники знали, что невозможно оторвать котельную от градообразующего предприятия и начать "продавать тепло" на рынке. Такие бравые попытки приводят к замораживанию целых городов, а в холодной квартире у людей почему-то начинает просветляться голова, что для паразитов опасно. Так что выходит себе дороже — везти в Приморье на самолетах батареи отопления, сварщиков, гнать туда мазут и т.д.
ВСЕ ЭТО ИЗВЕСТНО, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ П. Соколов считает, что "главной задачей путинской системы будет обеспечение капиталистической эксплуатации правящим слоем оставшихся в России ресурсов (в том числе человеческих). Решение этой задачи подразумевает осуществление комплекса мероприятий, направленных на создание условий для развития в стране рыночной экономики и прежде всего для осуществления инвестиционной деятельности". Возможно, такие бравые попытки будут сделаны — позволит Путин Грефу порезвиться, заморозить еще пару регионов. Но в это мало верится, просто "будет сделано-с" Путин произнесет более изящно, чем Ельцин. А главное, плетью обуха не перешибешь, и "неправильная анатомия" свое возьмет.
Вот, П. Соколов верит, что есть какие-то чудодейственные "мероприятия", которые могут кардинально изменить "условия инвестиционной деятельности". Ельцин-пьяница их не мог изобрести, а умный Путин, конечно, откроет и осуществит. Между тем, уже с конца XIX века экономисты изучают те не подвластные воле политиков условия, которые и предопределили особенности хозяйственной анатомии России. В частности, огромные расстояния, которые вызывают непропорционально высокую, по сравнению с другими странами, долю транспортных расходов в себестоимости продукции. Какое чудесное мероприятие может придумать Путин, чтобы устранить это "условие инвестиционной деятельности"? За вторую половину 90-х годов никаких благоприятных предпосылок для капитализма в этом плане не появилось — наоборот, положение ухудшилось. Значительно возросли средняя дальность перевозок и доля порожнего пробега вагонов, судов и самолетов. Ничего не попишешь — стихия рынка в этом смысле хуже самой тупой плановой системы. Чтобы компенсировать этот фактор, объективно необходимо усилить огосударствление транспорта, сократить сферу "капиталистической эксплуатации". Как говорится, хочешь капитализма — сокращай сферу его господства. Пока что планы правительства Путина в этом вопросе очень туманны, и особого улучшения условий для "непаразитического капитализма" не предвидится.
Не может самый гениальный президент устранить и другой хорошо известный фактор — холодный климат большей части России и необходимость очень высоких затрат на строительство и отопление. В среднем 4 тонны условного топлива на человека в год — просто для физического выживания рабочей силы. Любой инвестор, даже мельком взглянув на самый сжатый бизнес-проект, сразу упрется глазом в строку этих неустранимых расходов, которых он не должен нести ни на Тайване, ни на Филиппинах. Об этом А. П. Паршев написал очень доходчивую книгу "Почему Россия не Америка". И в этом плане предпосылки для капитализма за 90-е годы сократились, поскольку до предела износилась вся отопительная система страны, созданная при "социализме". Ее восстановление тяжелым грузом ляжет на любого инвестора — кого же это может привлечь! К тому же из-за общей деградации технологии значительно возросла энергоемкость единицы продукции. Капиталистическое производство при свободном рынке в России в принципе невыгодно по объективным причинам, и сегодня гораздо более невыгодно, чем было в 1992 г. Тут опять можно сформулировать парадокс: хочешь капитализма — восстанови сначала социализм, почини страну, накорми и обучи новое поколение рабочих.
На практике принципиальных изменений в инвестиционной деятельности российских "капиталистов" не произошло. Тот рост капиталовложений, который наблюдался в период бума нефтяных цен, не выходит за уровень флуктуаций. Чтобы только поддерживать производственную систему в нормальном состоянии, требуется обновлять ежегодно порядка 10% основных фондов. К 1998 г. этот показатель в России упал до 1%. Из-за того, что в 2000 г. инвестиции возросли на 17%, этот показатель чуть-чуть увеличился. Но это даже в ничтожной степени не покрыло того страшного провала в инвестициях, который продолжается уже 12 лет. О каком капитализме можно говорить, если вывоз капитала в 2000 г. возрос еще на 10%?! Если "Лукойл" на свои сверхприбыли купил полторы тысячи бензоколонок в США. Какой капитализм может возникнуть на селе, пусть крестьян назовут трижды фермерами и всю землю пустят на аукцион, если на 1000 га в России сегодня есть 5 тракторов — при норме в Европе для фермерского капиталистического хозяйства 100-120 тракторов? Мы возвращаемся к сохе, а с ней могло управляться только общинное крестьянство, жуя свой хлеб пополам с лебедой. Ведь чтобы Путину утвердить капитализм, ему только в тракторный парк (10 млн. тракторов) надо вложить 100 млрд. долларов — если покупать самые дешевые тракторы "Беларусь". Чтобы утвердить капитализм, надо заново, почти с нуля, создать Морской флот. Какой "паразит" может его оплатить?
Более того, время безжалостно, а деградация тех ресурсов, что "паразиты" захватили при разграблении Советского государства, идет нелинейно. Близится момент их обвального отказа, и инвесторы это прекрасно знают. В период такой катастрофы никакие рыночные механизмы купли-продажи не действуют, спасением может быть только мобилизационный проект, для которого общество должно сплотиться вокруг государства тоталитарного типа. Иначе — массовая гибель населения. Господа демократы доигрались, доведя Россию до этого состояния от сытого, благодушного и терпимого общества начала 80-х годов. Чем раньше "правящий класс" поймет господствующую тенденцию, тем быстрее и мягче можно будет пройти этот этап. Пока что понимания не видно, и ресурсы продолжают деградировать намного быстрее, чем созревает "непаразитический" капитализм. На заводах работают пенсионеры — а где же капиталистические "мы кузнецы, и дух наш молод"? Ведь молодой энергичный рабочий — это не менее важная фигура капитализма, чем предприниматель. Мы же видим у режима Путина в этом деле вовсе не поворот от курса Ельцина, а, напротив, ускорение этого курса, активизацию школьной реформы, вообще ставящей крест на воспроизводстве современной образованной рабочей силы.
КРАТКО НАДО ОСТАНОВИТЬСЯ И НА ПРОГНОЗЕ внешней политики России при Путине. Он является производным от главной идеи П. Соколова, согласно которой "проект Путина" означает строительство в России классического капитализма. Автор считает политику режима Ельцина логичной, "если рассматривать ее с точки зрения узкоклассовых интересов паразитической прослойки". Само это утверждение нелогично, ибо прослойка — не класс, а класс "паразитов" вообще социологии неизвестен. Политика Ельцина является логичной как раз с чисто прагматической точки зрения — как поиск равновесия между интересами различных конфликтующих социальных сил, а не только "паразитов".
На мой взгляд, П. Соколов принижает масштаб задач, которые был вынужден решать режим Ельцина, а также возможность обмануть Запад и шантажировать его с помощью державной риторики. Машина манипуляции сознанием работала в 90-е годы прежде всего против населения России, а не против Запада. Трудно согласиться и с тем, что "реальной долгосрочной внешнеполитической стратегии у ельцинской России не существовало". Разве столь глубокое разоружение, практическая ликвидация современной армии, разгон СССР, демонтаж ВПК и разрыв со всеми реальными союзниками — не долгосрочная стратегия? Она вполне симметрична и сравнима по масштабам последствий со стратегией СССР в течение полувека.
Главной задачей в "проекте Путина" автор считает "создание благоприятных внешних условий для развития "национального капитала". Главным условием для этого якобы является принятие западной позиции и углубление экономических отношений с Западом: "Практически любой вероятный сценарий успешного экономического развития России подразумевает расширение ее связей с Западом, что означает и привязку к западной экономике".
Понятия, использованные в этой формуле, очень расплывчаты. Что означает, например, термин "привязка к западной экономике"? Китай резко расширил свои связи с Западом — но кто к кому привязан? США, например, уже дважды в течение 90-х годов пытались вести торговую войну с Китаем, и оба раза оказалось, что они при этом несли больший ущерб, чем Китай. Другое дело — Россия. Сегодня никто не скрывает, что речь идет о такой привязке, которая превращает Россию в пространство "дополняющей экономики" Запада. Это иначе называется "периферийный капитализм". Но в таком случае ни о каком классическом капитализме и развитии национального капитала не может идти и речи, периферийный капитализм — совсем иная формация, это, строго говоря, нельзя и считать капитализмом. Начиная с XVIII века Запад, "привязывая" к себе какую-либо страну, первым делом уничтожал в ней структуры местного ("национального") капитализма. Почему же сегодня вдруг будет иначе? К этому нет никаких исторических и логических предпосылок — опыт России начала ХХ века служит тому прекрасным уроком.
Другое дело, что многие частные аспекты "привязки" нового политического режима России к Западу, и прежде всего к США, которые предвидит автор, кажутся вполне вероятными. Однако для этого не требуется выводить мотивы режима из необходимости поддержать национальный капитал. Для такой привязки вполне достаточно необходимости защитить интересы все тех же "паразитических слоев" от нарастающего сопротивления российского общества. Эти движущие силы внешней политики (точнее, особых отношений с Западом) мы видели и у царского правительства в начале ХХ века, видим и сегодня у ряда стран периферийного капитализма.
Каковы же основания, предъявленные П. Соколовым для выбора предложенного им сценария из всего спектра альтернатив? Похоже, что самым сильным аргументом является аналогия с успешно развивавшимися в 60-90-е годы странами Юго-Восточной Азии. Автор пишет: "Для нового российского капитализма, выросшего на базе коррупционной ельцинской системы, будут характерны, вероятнее всего, многие типично азиатские черты, которые до недавнего времени можно было наблюдать в Южной Корее и на Тайване". Это не решает проблемы, поскольку возникает следующий вопрос: а выполняются ли минимальные критерии подобия России этим осколкам стран? Каковы основания для привлечения их в качестве аналогии? Оснований почти нет — кроме того, что это тоже страны незападной культуры.
Этого явно мало. Вспомним хотя бы те два "безжалостных" фактора, которые уже упоминались, — холодный климат, огромные расстояния и удаленность центров производства от морских портов. Вспомним и исключительно важный политический фактор. Запад разрушал и разрушает потенциал развития России как его геополитического противника, бывшего в течение полувека прямым врагом в “холодной войне”. Напротив, Тайвань и Южная Корея были важными союзниками и сателлитами США в этой войне. Им была оказана за эти полвека большая финансовая, политическая, военная и технологическая помощь, а современные отрасли промышленности (например, электронная) создавались в этих странах с прямым участием американских корпораций. Получить подобный благоприятный режим отношений Россия в принципе не сможет, или этот режим будет быстро ужесточаться по мере восстановления России.
Но есть и еще более фундаментальная причина, по которой аналогия с Тайванем не годится для предложенного сценария, — ни он, ни Южная Корея не являются "капиталистическими" странами, тем более с "традиционной капиталистической эксплуатацией". Это — общества-гермафродиты, о которых по внешним признакам нельзя сказать, каков их действительный "пол". Тут нужен "хромосомный анализ", выявление сущностных признаков. А они говорят о том, что так называемый "конфуцианский капитализм" этих стран скрывает под вторичными признаками капитализма именно "социализм с тайваньской спецификой". Это — ветвь того жизнеустройства, проект которого очертил Сунь Ятсен. Да, на Тайване этот проект был осуществлен Гоминданом, и не коммунистами, как на материке. К тому же вследствие гражданской войны и вынужденного союза с США этот проект был прикрыт буржуазной и антикоммунистической фразеологией. А под ней — традиционное общество с высокой степенью уравнительства и социальной защиты, с огромной ролью государства в экономике. Такое общество лишь с очень большой натяжкой можно отнести к капиталистическим.
С реальностью гоминдановского Тайваня не вяжется и такой прогноз П. Соколова: "Власти смогут добиться ликвидации большинства социальных гарантий и льгот, сохраняющихся со времен социализма. Одновременно усилится эксплуатация трудящихся работодателями". В середине 80-х годов на Тайване "средний класс" составлял 92,9% населения, а "богатых" было 0,4%. Зарплата составляла 62% ВНП, а безработица держалась в пределах 2%.
НО ДАЖЕ И БЕЗОТНОСИТЕЛЬНО К ТАЙВАНЮ социальный прогноз не укладывается в рамки объективных, физических ограничений. Сегодня уровень эксплуатации трудящихся в России далеко выходит за рамки, устанавливаемые капиталистическим способом производства, — оплатой труда на принципах эквивалентного обмена, по стоимости рабочей силы, равной стоимости ее воспроизводства в данном обществе. В России, как известно, у трудящихся изымается не только весь прибавочный, но и значительная часть необходимого продукта, — зарплата не покрывает простого воспроизводства рабочей силы. Именно вследствие этого государство вынуждено доплачивать за работодателя, покрывая субсидиями на жилье, тепло, транспорт и т.д. какую-то часть изъятого необходимого продукта — и даже при этом идет вымирание населения.
Ни о каком капитализме при этом не может быть и речи, страна превращена в огромный ГУЛАГ, в котором люди получают от государства свою пайку и который поставляет почти бесплатную рабочую силу "работодателям". Это — никакая не купля-продажа рабочей силы на рынке, это типичный "азиатский способ производства" в его очень жестком варианте. Спрашивается, как в таких условиях можно "усилить эксплуатацию" — и при этом сдвинуться к капитализму? Это будет именно отход от капитализма, движение в сторону своеобразной индустриальной деспотии. Если так пойдет дело, то придется и Путину уходить, он для грязной работы слишком интеллигентен. Тут понадобится редкостный тип вроде Чубайса — обладающий избыточной наглостью и выполняющий программу разрушения с удовольствием. Так что в рамках "проекта Путина" это маловероятно. Трудно понять и логику, приводящую к такому важному выводу: "Правящий режим будет в состоянии жестко и последовательно проводить намеченные им преобразования общества, в том числе и непопулярные, связанные с отменой социальных гарантий и льгот, ограничением прав трудящихся по отношению к работодателям и т. д... Обладая массовой поддержкой, в условиях неразвитости в России демократических институтов, новая капиталистическая система будет готова отбросить многие внешние атрибуты демократии и политического либерализма, характерные для ельцинской эпохи". Здесь таится какой-то необъяснимый парадокс: почему усиление эксплуатации, отмена социальных гарантий и ограничение прав трудящихся обеспечит правящему режиму массовую поддержку? Начинает работать загадочная русская душа? Умом Россию не понять?
Почему режим Ельцина, который сохранял социальные льготы, окорачивал паразитов и сохранял атрибуты демократии, поддержкой не пользовался, а гораздо более антинародный и антигуманный режим получит не просто поддержку, но еще и массовую, позволяющую сокрушить любую оппозицию? Этот парадокс не подтверждается ни логически, ни исторически. Он не принимается и интуитивно. Даже напротив, прорежимные СМИ уже сегодня с тревогой говорят, что поддержкой пока что пользуется лично Путин, но не правительство и его курс. Да, поддержка Путина — следствие своеобразия российской идеи власти, при которой народ всегда дает большой кредит доверия царю, генсеку, президенту, вообще командиру. Дает кредит и терпит, покуда ухудшение положения людей можно списать на ошибки, неопытность командира или на высшие интересы страны. Но когда этот кредит иссякает, поддержка исчезает очень быстро, она просто обрушивается — как это произошло в феврале 1917 г. или в августе 1991 г. И в 1991 г., и в 1999 г. режим успевал во время паузы, следующей за утратой поддержки и до обретения народом собственной политической воли, сменить властную бригаду. Но с каждым разом эта пауза будет меньше, а обретаемая воля все жестче. И режим рано или поздно попадет в такую цепь заколдованных кругов, что своими действиями сам станет генерировать своих могильщиков. Попадет в ту же самую историческую ловушку, из которой в 1917 г. Россия смогла вырваться только через гигантскую по своей силе революцию.
Но это уже другой сценарий.