Программа "Монморанси", бессменным ведущим которой был Александр Лаэртский, выходила на "Эхе Москвы" с ноября 1992 года. 16 апреля 2001 года в гости к "Монморанси" должен был прийти Александр Проханов. Но эфир так и не состоялся: глава радиостанции Венедиктов отправил Лаэртского в "творческий отпуск", а программу закрыл. Тогда Проханов предложил ведущему провести печатный выпуск "Монморанси" в стенах газеты "Завтра", с сохранением стиля радиопередачи. Предлагаем читателям и слушателям самим убедиться, насколько жизнеспособным оказался новый формат "Монморанси".
ЛАЭРТСКИЙ. На мой взгляд, все, что связано с проявлением электричества, исходит от лукавого. Безусловно, это шаблон, но это единственный из многих шаблонов, который я принимаю. Я не воспринимаю шаблоны вроде "даже старожилы не помнят такого урагана" или аналогичных дебильных выражений, но вышеприведенный шаблон — особенный.
Почему? Если сейчас вырубается электричество, или, попросту говоря, если я, придя к власти, выключу рубильник, то огромное количество людей, занятых в Интернете, в средствах массовой информации, окажутся без работы. Они отвыкли, например, кричать через сопки. Вообще, этот навык должен был быть сохранен. Я настаивал, неоднократно писал письма, куда ни попадя, касающиеся того, чтобы люди, чьей основной работой является журналистика, распространение информации, не теряли своей квалификации на случай вырубания электричества. Это значит, что раз в месяц должны проводиться месячники по сопочной тренировке. Журналисты разных изданий, особенно телевидения, поскольку отключение коснется их в первую очередь, должны вставать на домах, махать флагами, давать отмашки, зажигать костры и дымы, то есть учиться языку природы. К примеру, пронеслась весть, что "Виниту скачет!" — и на это должен тут же появиться определенный дымок. Где-то в районе Останкина дымок пустили, и пошло-поехало.
Предложение мое отвергли как абсурдное, а на самом деле электричество ведь не бесконечно.
Кроме того, лично я без помощи всяких электрических приборов могу донести до большого количества людей свои знания, свое умение, развеселить людей с помощью, например, задорного танца, с помощью пения. А вот, на ваш взгляд, что останется в случае, если мы выключим электричество у огромного количества людей, которые называют себя "политтехнологами"? Куда они ринутся? Они же сядут на шею нам, умеющим разводить костры и выступать на площадях…
ПРОХАНОВ. Нет, здесь всё иначе. Во-первых, вы абсолютизируете электричество как силу, как стихию. Электричество производится из воды, вода производится из огня, огонь из ветра, и если исчезнет электричество, то все равно останется Эдисон, который изобрел лампочку. Эдисон, который изобрел лучину. Эдисон, который придумал, как прикурить от кремня, кресала или трута…
Если будет выключено электричество — Чубайс уже проводил такой эксперимент — то ничего не произойдет, просто останется одно темное, но живое Приморье, и там опять заворочаются люди в шкурах, опять выйдет Дерсу Узала. Пропади электричество — политтехнологи никуда не денутся, они просто сменят свои фетровые шляпы на колпаки звездочетов, и когда вы придете к кострам, чтобы погреться, то у каждого костра уже будут сидеть свой политтехнолог и звездочет, и они пригласят вас к костерку, и вам ничего не останется сделать, как сесть. Вначале были политтехнологи, потом было слово, потом появились мы. Вот такая последовательность явлений. "Политтехнолог" — это словечко новое, а до этого было, например, слово "спирит", а до этого было слово "волхв", а до этого не было никаких слов, и люди лишь мычали и произносили длинные-длинные слова, состоящие из одних гласных или согласных…
ЛАЭРТСКИЙ. А до того люди вообще молчали, потому что понимали друг друга, как сейчас принято говорить, просто с полужеста. И общались с Богом напрямую…
ПРОХАНОВ. Даже полужесты были не нужны, потому что тогда люди были минералами: большими, прозрачными и сверкающими. Аметисты, бериллы, алмазы — они просто молчали и сверкали. Но, повторяю, электричество не является каким-то абсолютом или демоническим началом. Электричество прекрасно, оно сверкает молнией, это орудие Зевса Громовержца.
ЛАЭРТСКИЙ. Я согласен. Но я не имею в виду электричество как стихию. Я говорю об электричестве, подчиненном человечеству, запущенном в провода, используемом в целях распространения информации, в целях превознесения себя, любимого, над окружающим миром, над естественной природой, над простыми, как добрая улыбка, человеческими отношениями.
ПРОХАНОВ. Наоборот, электричество — это уже тоже пережиток! Нам нужно биться за сохранение электричества, ведь электричество — это, как отпечаток папоротника на скале. Нам не хватает уже электричества, оно уходит, мы живем в век постэлектрификации, в век других энергий, причем безымянных энергий. Это век, который не связан с проводами, даже не связан с изображениями. Это век потушенных экранов. Что может быть прекраснее, многомернее, ослепительнее погашенного экрана? Бог с этим электричеством! Электричество добывается трением, возьмите кусочек канифоли — вот вам и электричество. Я думаю, что гораздо важнее то, что уже в нашей галактике недавно обнаружена черная дыра…
ЛАЭРТСКИЙ."Бизонья дыра"?
ПРОХАНОВ. Да-да, и контур этой дыры, как ни странно, совпадает, или почти совпадает, с пятном Горбачева. В тех местах, где контур "Бизоньей дыры" не совпадает с пятном Горбачева, это просто недогляд наших астрономов. Пусть поищут и увидят.
ЛАЭРТСКИЙ. Действительно, она существует, через нее происходит утечка огромного количества энзима, выделяемого крайне беспорядочно, связанного, например, с потерей любимой собачки или, скажем, с уличной демонстрацией, или с покупкой китайских джинсов на вьетнамском рынке. Человечеству нужно каким-то образом научиться контролировать утечку этого энзима. И мне кажется, что сейчас основная борьба идет за право контроля над блокировкой утечки энзима через "Бизонью дыру".
ПРОХАНОВ. Наши людишки, которые с виду нехитрые такие и, может быть, простоватые, изобрели прекрасное средство борьбы с этой черной дырой и научились, чтоб не утекать в нее, просто в ней застревать. И довольно большое количество наших людей застряли в этой черной дыре, и тем самым препятствуют основной массе утечек.
ЛАЭРТСКИЙ. То есть попросту говоря, мы можем назвать их своего рода…
ПРОХАНОВ. Козлами, которые не пролезают в огород, потому что у них ярмо на шее.
ЛАЭРТСКИЙ. Ярмо в виде треугольника…
ПРОХАНОВ. В виде треугольника или в виде звезды, и даже в виде свастики.
ЛАЭРТСКИЙ. Или в виде любого другого символа, который им самим иногда непонятен, но при этом мешает им свалиться в черную дыру. Причем сами себя они называют "матросовыми" и "спасителями энзима". И многие, которые остаются тут, верят в то, что "матросовы" своими телами закрыли "Бизонью дыру", не понимая, что те на самом деле очень хотели протиснуться, но им помешали геометрические фигуры. Стоит ли развеять это заблуждение оставшихся, или пусть они так и верят в героев?
ПРОХАНОВ. Я полагаю, что все-таки те, кто закрыл дыру, являются героями. Если понятие "герой" существует, то именно они и являются героями. Если понятие "герой" выдумано, если это не больше, чем звукосочетание, то, конечно, они не герои. Причем большинство этих героев являются русскими героями. Это большая странность, которую я замечал. Скажем, 300 спартанцев — это русские герои, не говоря уже о 26 бакинских комиссарах. Если вы думаете, что финикийцы, открывшие Геркулесовы Столбы, не являются русскими героями, то вы глубоко заблуждаетесь. Это все русские герои.
ЛАЭРТСКИЙ. Более того, я совершенно уверен, что практически все великие литературные образы, даже такие, как Квазимодо, списаны с русского, поскольку такое стоическое поведение, такая великая любовь присущи одному только русскому характеру. Ну откуда может какой-то горбатый французишка, прости Господи, вместить в себя такое вселенское чувство?! То есть практически весь мир подпитывается от аккумулятора, который установлен здесь, у нас, но при этом никто не хочет его подзаряжать, и нам приходится делать это самим.
ПРОХАНОВ. Но ведь это достаточно просто. У нас очень близко Северный полюс; как известно, мировое электричество — это соединение солнечного ветра и земного магнетизма, и все магнитные линии проходят через Уральский хребет, и поэтому, когда вы говорите, что журналистам надо выходить куда-то на сопки и кричать оттуда, это все не очень актуально, потому что Россия всю свою историю кричит через Уральский хребет и обратно.
ЛАЭРТСКИЙ. Здесь есть еще один момент. Если мы вспомним истории всех войн и попытки врагов заполонить своими бесчисленными толпами территорию России, то, по-моему, никто толком до Урала не доходил. Но если даже они дойдут до Урала и перевалят через него, они не будут знать, что с ним делать, — вот в чем их беда. То есть когда наш великий полководец перешел через Альпы, он там сделал все, что положено, как в уставе записано. А у них подобное даже в мозгах не укладывается. Исходя из этого, это мое личное мнение, физическое завоевание России невозможно. Мы можем даже провести эксперимент и впустить их сюда. Так они будут ходить как потерянные, как ходят в больницах люди — бледные, тронутые.
ПРОХАНОВ. Вы рассказываете об НТВ. Их пустили сюда, и они, действительно, некоторое время чувствовали себя завоевателями. А теперь они имеют бледный вид. Они не учли, во-первых, существование Урала. Все "НТВ-плюс" да "НТВ-плюс", а про Урал не было произнесено ни слова за всю историю НТВ. Разные Голанские высоты или высотки их занимают, а Урал — нет. И вот их судьба, вот их итог. Покажите мне, где сейчас это НТВ?
ЛАЭРТСКИЙ. Я хочу сказать, что это их первая ошибка, что они не были подготовлены к тем действиям, которые начали вести. Они же глупые, на самом деле. И вторая ошибка: придя сюда, они потеряли свое национальное лицо. То есть стали, попросту говоря, ЛБНами, то есть лицами без национальности. А это значит — человек без фундамента. По-другому, я их, например, называю "телепузиками". Я недавно был по-настоящему испуган, когда увидел это существо в магазине. Я был в шоке, мало того, я позавчера с утра включил телевизор и увидел в нем этих чертей. И что самое главное, те люди, которые вкладывают огромные средства в создание таких монстров, не понимают, что благодаря Уралу все их средства обращаются в пшик. Ну не нужны русским детям эти телепузики. А вот взрослые дяди в телепузиков играются, и ведь у них у всех давно есть растительность под носом, что, кстати, говорит о комплексе, поскольку, я например, считаю, что волосы у человека — это рудимент, волосы не нужны, и настоящий человек должен быть абсолютно лысым. Если мы видим на улице абсолютно лысого человека, то надо понимать: он посланец будущего.
ПРОХАНОВ. Но это не значит, что у него волосы не растут внутрь головы, кстати.
ЛАЭРТСКИЙ. Это бывает, это мы можем проверить. Попросить его раскрыть рот и заглянуть туда.
ПРОХАНОВ. Зачем так глубоко смотреть? На что ж тогда томагавки?
ЛАЭРТСКИЙ. Можно провести, конечно, какие-то исследования в этой области. Волосы и правда могут внутрь расти.
ПРОХАНОВ. Вот у Венедиктова волосы с какого-то момента начнут расти внутрь, и весь колоссальный массив волос уйдет в мозги. Мне кажется, что в этом смысле он уже сейчас начал лысеть, превращать свой мозг в копну волос. Я думаю, что, изгнав вас из своей программы, он себя увековечил этим поступком, как Герострат, спаливший храм Артемиды. Ведь кто такой Венедиктов? О нем же никто и не знал до недавнего времени. И вдруг он посмел закрыть "Монморанси", изгнать Лаэртского. Конечно, о нем заговорил мир. Конечно, я сегодня слушаю эфир, и на английском, и на шумерском все говорят: "Венедиктов, Венедиктов!" Сначала они неправильно произносили это слово, они говорили "Беня-диктор". Он, я думаю, вписал свое имя в скрижали этим поступком.
ЛАЭРТСКИЙ. Вся его деятельность изначально диктовалась тайным планом, и сейчас план доведен до конца, а я всего лишь был пешкой в большой игре…
ПРОХАНОВ. Не говорите о себе так, вы не пешка, вы ферзь, и на этой клетчатой доске, на которую поставил нас Господь Бог, вы играете ферзем, а он тщится, будучи пешкой, стать офицером…
ЛАЭРТСКИЙ. Конём, я думаю…
ПРОХАНОВ. Никогда ему не стать этим благородным животным, Буцефалом! Он антропологически не выдерживает сравнения с конем. Как Заболоцкий сказал: "Лицо коня прекрасней и умней". Этого не скажешь о Венедиктове. Я специально перед этой встречей перелистал Брэма. Я хотел узнать, откуда, из какого генеалогического древа берет начало Венедиктов. Может быть, конь? Не нашел. Может быть, овен? Нет. Рыба? Лягушка? Может, микроорганизм? Я не нашёл! По существу, Венедиктов — это существо, не имеющее предтечи. Может, он вообще был синтезирован, мне кажется, что его родила не природа; это результат сложного химического синтеза.
ЛАЭРТСКИЙ. Будь Венедиктов самостоятельным человеком, не стой за ним кто-то, он бы так дико не боялся за себя. Когда человек боится за себя дико, это называется ковард. Когда человек превращается в коварда, он совершенно теряет ум, перестает логически мыслить и делает нескоординированные движения. Его бросает в одну сторону, в другую. Но самое главное: что хотя человек всегда был жертвой, сейчас близится его кончина. Понимают ли они это?Ведь проигрывать надо достойно.
ПРОХАНОВ. Умирать надо достойно, это верно. Если ты вообще имеешь способность умирать. А они же бессмертны, вот в чем их и наша проблема. Мы как смертные люди готовимся к смерти. Не знаю, как вы, а я начал готовиться к смерти примерно после 4 месяцев жизни на земле. Я стал приготовляться, и вся моя жизнь, судьба — это непрерывный обряд приготовления к смерти. Сколько раз я менял сундуки, в которые складывал свои похоронные одежды: я просто из них вырастал…
ЛАЭРТСКИЙ. Я часто подушки менял, потому что я примерял, как будет смотреться мое лицо на той или другой подушке…
ПРОХАНОВ. А я их менял, потому что боялся, что меня задушат подушкой. Менял их, не мог выносить их вида… Действительно, это же великая задача — умереть достойно. Обратить свою смерть в радость для человечества.
ЛАЭРТСКИЙ. А для этого нужно полностью позаботиться о собственной утилизации и внести в социум такое понятие, как предсмертная гадость, то есть человек достойный должен перед своей кончиной сделать нечто такое, чтобы люди ужаснулись…
ПРОХАНОВ. А еще больше бы ужаснулись его обратному возвращению…
ЛАЭРТСКИЙ. Конечно. А глупые люди стараются, наоборот, до самой смерти нравиться. И кстати, они же не понимают, что люди плачут не потому, что ты умер, а потому, что они сами остались.
ПРОХАНОВ. Мы ушли от главного, что эти-то бессмертны. Тот, кто не рождался, не может умереть, — вот в чем проблема венедиктовых.
ЛАЭРТСКИЙ. Есть такая национальность — тат. Я в жизни был знаком с несколькими татами. Могу вас уверить — все они абсолютно одинаковы. Вплоть до повадок, до идентичных действий в какой-то ситуации. Ни одного из них нет в моей коллекции.
ПРОХАНОВ. Могу поделиться парой экземпляров. Либо могу подарить, либо давайте меняться…
ЛАЭРТСКИЙ. У меня мальчик, а у вас самочка?
ПРОХАНОВ. У меня ещё яичко, никто не вылупился пока. Вылупится обязательно, если будете дышать, греть, брать с собой в постель…
ЛАЭРТСКИЙ. Или просто достаточно носить с собой в руке, но очень бережно, чтобы не раздавить…
ПРОХАНОВ. Это можно, но после вы ведь не разожмете руку…
ЛАЭРТСКИЙ. Ну он сам, когда вылупится, разожмет…
ПРОХАНОВ. И уйдет к вам в жилу, и выйдет из какого-то другого места…
ЛАЭРТСКИЙ. Есть пример в лице появления на волнах "Эха Москвы" господина Шендеровича. С этими его репликами. Я, честно сказать, находил его весьма забавным в роли сценариста "Кукол", но вот его радиопрограмма — совершенно глупая. Когда такие вот люди стоят на трибуне, размахивают руками, и у них глаза, как у людей, которые долгое время питались продуктами без йода, то тогда становится стыдно за людей вообще. О чем я честно и сказал в эфире. Мало того, я хочу попросить через вашу газету родителей таких зарвавшихся дикторишек и журналистов: "Выпорите ваших детей, высеките их, пусть они на попку не смогут сесть хотя бы неделю, пусть обдумают свое поведение, пусть поймут, что это стыдно!"
ПРОХАНОВ. Они опоздали с тем, чтобы пороть своих детишек. Сейчас этих детишек порет один взрослый дядя. И их уже не исправишь таким простым способом. В таких случаях нужен какой-то иной подход.
Тогда, на Страстную Субботу, я понял, что произошло чудо. Ведь ничто не предвещало разорения НТВ! Это могли предвидеть только те люди, которые глубоко думали о сталинизме и которые исследовали феноменологию Сталина, уничтожившего весь огромный страшный завоевавший Россию кагал. Тот кагал победил все: и великую армию, и великую разведку, и великую империю, и великую воду, и великий свет, и лоно русских матерей, народивших 300 миллионов людей. Казалось, Россия захлопнулась раз и навсегда. И вдруг произошло чудо, когда в течение 10 лет все было очищено, когда были нанесены 10 сталинских ударов. Не по Гитлеру, о чем нам всегда преподавали в школах, а именно по той внутренней страшной опасности. И чудо 37-го года — венец этих сталинских ударов — повторяется вдруг теперь.
Конечно, если сказать, что Сталин в одиночку все совершил, то это будет культ личности в истории. Речь идет о какой-то загадочной, имманентной, присутствующей в народе силе, которая выдавила из себя страшный, иной мир, чуждую ему тварную и духовную сущность. Выдавливание это происходило ужасным образом. Прежде чем прозреть к 37-му году, огромное количество русских офицеров были расстреляны в гаражах, в дыму выхлопных газов. Колоссальное количество русских батюшек, протоиереев, архимандритов были свезены на Север и там утоплены подо льдами. Огромное количество гимназисток и курсисток бестужевских были изнасилованы в подвалах.
Но каждая смерть, каждый предсмертный вопль был связан с выделением великой энергии отторжения. И эта энергия, которая летела навстречу убивающей тебя пуле или истязающему тебя палачу, сливалась в какой-то огромный субстрат, который в конце концов уничтожил этот чуждый мир, это палачество. И Сталин в ту пору был не более, чем инструментом чуда. Пальцем, ногтем, рукой, персонификацией иррационального чуда.
Путин — очень странный человек. Может, даже вообще не человек. Посмотрите ему на переносицу. У него все время между глаз летает какое-то облачко, как будто туда направлен зайчик. И через это облачко в Путина не заглянуть. И то, что он сейчас сделал с НТВ, а перед этим с Березовским и Гусинским, это непредсказуемо, это не предвиделось, не предвещалось. В России все было кончено, второй раз за этот век. "Голубиная книга", "Откуда есть пошла…", "Слово о полку Игореве" — все эти книги разом захлопнулись, и в конце их была поставлена жирная клякса. Началась другая книга — "Книга Царств", если угодно. И пошел-пошел по России огромный шестиногий Иисус Навин. И вдруг — удар Путина…
То, что случилось с НТВ, с газетой "Сегодня" и с "Итогами", — то же самое обязательно случится с "Эхом Москвы". И вы должны возносить хвалу Господу, который увел вас с этого тонущего корабля, и вы, хлюпая по воде, дошли до берега, сидите, высыхаете, и рыбки еще у вас в штанах хлюпают. То же самое произойдет и с ТВ-6.
ЛАЭРТСКИЙ. Это, кстати, отдельная тема, насколько человек не понимает ситуации, насколько не может достойно уйти. Его просто впустили на ТВ-6, как впускают в квартиру посидеть. Ему сказали: тебе сейчас негде жить, так иди к нам, поживешь, только не трогай кнопку…
ПРОХАНОВ. Так обычно чума распространяется. И ящур, и бешенство коров. Пришла корова в гости к соседке, ей говорят: посиди, а она и поела, и плюху навалила. То же самое и здесь. ТНТ будет уничтожено, ТВ-6 тоже. Так мы и до CNN доберемся…
Тот человек — с усами и грузинским акцентом, не был хозяином ситуации, через него просто все реализовалось. Он был рукой или автоматом Калашникова, или атомной бомбой, или, быть может, он был даже Берией. Сталин был Берией. А Берия был Ежовым. А Ежов был Ягодой. А кончилось всё тем, что Россия выиграла Вторую мировую войну. Это все связано с энергией, о которой мы говорили, эта энергия — сгусток смертей. Этот сгусток и выделяют при своей гибели герои. Русские герои, потому что мы условились, что все герои Земли — русские.
ЛАЭРТСКИЙ. Меня всегда в детстве интересовало — и до сих пор интересует, потому что детство никогда не кончается, — были ли свои герои в немецкой армии?..
ПРОХАНОВ. Свои немецкие русские?..
ЛАЭРТСКИЙ. Да, но я не могу себе представить, что какая-то немецкая рота солдат защищала бы до последнего какой-то рубеж…Но вот это облако энергии… Не появится ли у людей соблазн искусственно пополнять его и увеличивать количество мертвых героев?
ПРОХАНОВ. Ничего нового не произойдет, потому что героев всегда планомерно уничтожают. Чтобы стать героем, необходимо сначала ощутить себя таковым. И, ощущая себя таковым, человек, по сути, умирает. Героический поступок совершается после духовной смерти героя. А духовная смерть героя есть его духовное бессмертие. Вспомните пример Аники-воина. Что произошло с ним? Он много городов воевал. И Иерусалим-град воевал, и Царь-град воевал, и Москву-град завоевал, и Нови-град завоевал, и был он непобедимым. А однажды он шел по тропке — в Карелии было дело — и навстречу ему явилась смерть. И преградила она ему путь своей косою. Смерть говорит: «Ты, Аника-воин, — великий витязь. Всех ты завоевал, всех покорил, а меня, смерть, не победишь! Вот тебе коса — не перепрыгнешь!» Аника знал, что всё равно умрёт, и перепрыгнул. Тут-то ему конец и пришел.
Так вот пошёл на это Аника-воин не оттого, что ему все было по барабану или что он был под кайфом, или что фронтовых 100 грамм выпил. А потому, что он понимал: подвиг — только тогда подвиг, если ты умрешь. Только смертный подвиг является подвигом. Отсюда всякий человек, зная, что в конце жизни умрет, совершает подвиг. И все мы, живущие, — герои. Мы, разговаривающие здесь, — герои. Вы и выглядите, как герой.
Этого не скажешь о венедиктовах, потому что они — бессмертны.
ЛАЭРТСКИЙ. Они похожи на американскую синтетическую газонную траву… Так может, стоит спасти этих людей? Спасти Венедиктова, ведь когда-то же и он был человеком. Когда-то он ведь был ребенком. Было же время, когда он в первый раз поцеловал девочку…
ПРОХАНОВ. Было время, когда он и в последний раз поцеловал девочку — лет двадцать назад… И написал об этом в своем дневнике: "Сим даю понять потомкам…" Нет, Александр, у нас другая миссия.
Заглянувшая на чаепитие ЖЕНЩИНА. А в чем же наша миссия? В подготовке сталинских ударов? Возвращаясь к ним, — согласны ли вы с высказыванием Розанова: "Какое должно быть величие русского духа, чтобы оторвать народ гешефта от своих дел и заставить их сделать революцию"? Не кажется ли вам, что Россия всегда делала то, что ей нужно, но чужими руками. Что русские — это те же евреи, второй народ Книги? Недаром когда-то, до Петра I, уже строили новую столицу — только не Петербург, а Новый Иерусалим, который стоял бы на реке Иордан под Москвой… Разве это не говорит о том, что русские и евреи близки?
ПРОХАНОВ. Вовсе мы не близки, мы даже противоположны, мы даже никогда не встречались. Конец света, который якобы наступит и который соединит эти два народа в общей эсхатологии, — это все бред, потому что никакого конца света не будет. Он уже произошел, и мы все в нем живем. И распадение на евреев, на эскимосов, на русских, на млекопитающих произошло уже после конца света.
Русская история, которая является имперской историей, проходит иногда пустыннные, спокойные, равнинные зоны, где она, как льдина по большой реке, движется огромным единым монолитом. И эта льдина от Бреста до Владивостока или, может быть, даже до Сан-Франциско, плывет неспешно по акватории. Потом в истории появляется какая-то флюктуация, она начинает резко сужать свое русло, появляются страшные стремнины, мировые исторические воды начинают двигаться с колоссальной скоростью. И этой льдине уже не пройти сквозь узкие горловины. Льдина начинает колоться. И она проходит эти стремнины в раздробленном состоянии. Но как только этот узкий проход кончается и река вновь выходит на равнину — льдина опять соединяется, и мы вновь видим огромную Русскую империю. Льдина эта бесконечна, тиха, на ней сидят рыбаки, они тащат из лунок окуней, никто их не спасает… И вот сейчас мы проходим сквозь очередную историческую узкость, которая завершится где-то к 20-му году. И льдина вновь окажется белой, сияющей, чистой громадиной.
ЛАЭРТСКИЙ. Боюсь, сегодня организм льдины несколько подустал в контексте метаистории…
ПРОХАНОВ. Нет, Русская империя — это самодостаточная мыслящая льдина, которая в контексте истории действует так, как я описал. А в контексте метаистории наш разговор бессмысленен. Если же перейти к метакатегориям, то никакой льдины нет, как нет и никакого дробления. А есть абсолютная бесконечная неизменяемая великая русская неподвижность.
ЛАЭРТСКИЙ. Пожалуй, я соглашусь с вами. По этой самой причине я спокоен за будущее России. Я не переживаю за ее судьбу — это такое прекрасное состояние.
ПРОХАНОВ. Вы ведь не переживаете за судьбу божества, верно? Пусть божество за вас переживает! Пусть Россия обо мне печется — обо мне, малом, грешном, любящем ее, сражающемся за нее. Так и происходит на самом деле: Россия и вправду печется о каждом из нас.
ЛАЭРТСКИЙ. И все-таки, как же насчёт Нового Иерусалима?
ПРОХАНОВ. А насчет Нового Иерусалима вообще все прекрасно. Это еще Никон доказал, что Иерусалим — это такая машина на колесах. До чего додумался патриарх: он его сюда перетащил, под Москву. Патриарх послал в Палестину троих монахов — все механиками были с высшим техническим образованием — они обмерили весь Иерусалим, до миллиметра, очень тонкими инструментами. Там важен был микрон — недавно Лужков так же ползал по МКАДу, измерял 10 сантиметров… И после того, как Иерусалим был обмерян, Никон его сюда перенес и здесь всего его воспроизвел. Ветхий Иерусалим оказался под Москвой, Истра превратилась в Иордан, и Святые места человечества очутились у нас под Москвой. И Новый Иерусалим, как гигантский божественный космодром, примет Второе пришествие Господне. А в том Иерусалиме, что сейчас в Израиле, — танки стреляют.
Все изменяется, эволюционирует: и электричество, и льдины, и Иерусалимы, и даже человеческий мозг. Недавно я был страшно удивлен, узнав, что в древности, во времена Гомера, люди не различали голубой цвет. Они при этом знали бесконечное количество оттенков зеленого. Все это цвета средиземноморской волны, я был там, ходил на наших военных кораблях, видел это зеленое многообразие…
ЛАЭРТСКИЙ. Под парусами "Крузенштерна"?
ПРОХАНОВ. Нет, в основном под ракетами Топоркова… В средиземноморской волне, действительно, очень мало голубого, и, тем не менее, это не могло объяснить отсутствие в "Илиаде" голубого цвета…
ЛАЭРТСКИЙ. Это похоже на правду: я где-то читал, что в еще более глубокой древности люди видели в моно и слышали в моно. Но согласитесь: была бы у нас сегодня еще пара глаз…
ПРОХАНОВ. Да пожалуйста, будет вам пара, другая пара! Будет все у вас, поживите еще немного…
ЛАЭРТСКИЙ. То есть нет предела прогрессу и развитию?..
ПРОХАНОВ. Нет предела количеству глаз, вот что я хочу сказать.
ВЕДУЩИЙ. А может быть, даже сейчас есть люди, которые так и не знают голубого цвета, а лишь поверили на слово?
ПРОХАНОВ. Есть такие, они в обществе слепых собираются… Среди нас масса не видящих голубого цвета, но в древности не было человека, который бы его видел.
ЛАЭРТСКИЙ. А может быть, такие были, но они скрывали, боясь, что их сейчас же отлупит толпа.
ПРОХАНОВ. Это в Спарте отлупили бы, а в Афинах, наоборот, сочли бы за героя, за Перикла. У меня был собственный опыт, связанный с голубым цветом. В детстве я был античным человеком, я не различал множества цветов. Потом, когда я перешел в период мужества, я полюбил женщину, и в тот же момент увидел массу новых оттенков. Во мне произошел какой-то оптический взрыв. Впервые по-настоящему полюбив, я обнаружил в себе огромное количество ресурсов. Бесчисленные оттенки алого, золотого, зеленого, вечерняя трава, утренняя, ночная. Всё засветилось. Наверное, человечество в какой-то момент своей истории пережило потрясшее его чувство влюбленности. В кого оно влюбилось — в ангела, в Бога, в кого-то другого — я не знаю. И эта любовь пробудила в человечестве колоссальные возможности и силы. Люди начали изучать цвета, открывать законы природы, они изобрели невероятное количество новшеств, пыточных инструментов, гильотину, электричество, НТВ. Также возникли противоядия: сталинизм, путинизм. Конечно, мозг человечества прогрессирует.
ЛАЭРТСКИЙ. А до какого предела, хотелось бы знать?
ПРОХАНОВ. До бесконечности, Александр. До полной трепанации мозга.
