33(350)
Date: 15-08-2000
Владимир БОНДАРЕНКО. Дмитрий Михайлович, вам как историческому романисту тем более близок смысл изречения: "Люди уходят, остаются деяния". При жизни все мы имеем свои слабости, свои достоинства. Кто-то похуже, кто-то получше. Но проходит время, и от одного остается тлен, от другого — его дело. И остаются на века в памяти народной имена Александра Невского, Михаила Тверского, Ивана Калиты, Дмитрия Донского, Сергия Радонежского, Осляби и Пересвета, героев поля Куликова.
Дмитрий БАЛАШОВ. Да, при жизни нам так часто важны материальные заботы, и даже ту половинчатую мысль, что не единым хлебом жив человек, мы зачастую не приемлем или приемлем с трудом, но после смерти что же остаётся от нас? И чем помнятся нам минувшие столетия, ушедшие поколения? Лишь сокровища духа, деяния, созидающие народ, остаются единственной ценностью, способной избегнуть забвения. Но величие деяний в большой мере зависит от общего подъема народа, от нравственной способности понять эти деяния, пойти за ними. Еще задолго до Сергия Радонежского с пламенными речами во Владимире выступал талантливый проповедник Серапион. Но за Серапионом не было еще кому идти, а за Сергием Радонежским вставала вся нарождающаяся Московская Русь. Были и военачальники до Дмитрия Донского, не менее храбрые, умелые, не обделенные воинским даром. Не досталось схватиться с татарами Александру Невскому, не подошло время и Михаилу Тверскому. Весь XIV век можно назвать временем собирания нации, духовного взлета, пламенного натиска. И разрешился этот век в 1380 году полем Куликовым.
Владимир БОНДАРЕНКО. Можно вспомнить слова историка В.Ключевского: "Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения". Конечно, у ордынцев на Поле Куликовом боевой дух был исключительно высок, им не впервые побеждать русских, их знаменитая конница не видела для себя противника. Но нравственные силы, собранные воедино, дающие народу чувство истины и справедливости, были неизмеримо выше у войска Дмитрия Донского. Орде надо было одержать лишь военную победу, Московской Руси надо было ощутить себя нацией, государством. Первым признаком духовного пробуждения народа от векового порабощения стала битва на реке Непрядве... И хоть немало времени еще прошло до окончательного разгрома Орды, сто лет еще предстояло ждать великого стояния на Угре, но отсчет Московской Руси начался на столь славном в истории России поле Куликовом.
Дмитрий БАЛАШОВ. Куликовская битва о сю пору представляется многим в основном как выдающийся пример русского военного мужества и как сражение, с которого началось освобождение Руси от татарского ига. И первое и второе верно, но, если бы дело тем исчерпывалось, Куликово поле не имело бы того значения, которое оно имело и имеет для всего нашего многонационального государства.
Ибо на Куликовом поле не бой был выигран, и не Орда поражена, на Куликовом поле из шестисотлетнего "далека" начался тот процесс, который привел к созданию величайшего, на шестую часть населенной суши, государства, строй и склад которого, пожалуй, не имел аналогий в мировой истории.
Собственно, в военном отношении сражение на Куликовом поле не являлось чем-то из ряда выходящим по событиям того времени. В сражении у Синих Вод великий князь литовский и постоянный противник московского князя Ольгерд наголову разбил татар, очистив от них Подолию вплоть до Черного моря. В другом сражении Витовта с Темир-Кутлуком — наоборот, татары одержали победу над Литвой, причем армия Витовта по численности превышала русскую армию на Куликовом поле... Так что ни по размерам сразившихся армий, ни по итогам сражения Куликово поле не было исключительным явлением для конца XIV — начала XV веков. И вот тут-то мы скажем, что значение Куликова поля безмерно больше, чем самая славная ратная победа, что не зря и не суетно Сергий Радонежский благословлял рать, двинувшуюся к Дону, одобрял князя Дмитрия и его воевод. В муках и скорби XIII—XIV столетий на развалинах угасшей Киевской державы родилось новое государство, а по сути — новый народ. И люди, вышедшие на Куликово поле, мужеством своим, превысившим смертну муку, выстояв и победив, сказали миру — "да, родилось, явилось на свет новое государство, и подвиги и слава которого — впереди". Были поражения и смуты, не всегда побеждало на полях сражений русское воинство, но вот прошло уже немало веков со дня той Куликовской битвы, и видно, как, устояв на западных границах своих, через всю Сибирь к Тихому океану шагнула Московская Русь... Почему? И почему именно туда? И что за государство воздвигли на этой огромной территории московские русичи?
Владимир БОНДАРЕНКО. Эти вопросы вокруг поля Куликова можно продолжать и продолжать. Почему именно Москве, тихому, незаметному княжеству, суждено было стать центром нового государства, когда рядом были и Тверь, и Смоленск, и Рязань,— города, стоящие на пересечении важных торговых дорог, сыгравшие к XIV веку немалую роль в истории России, и к тому же не отказывающиеся от этой роли — быть объединителями земли Русской, а, наоборот, стремящиеся к ней? Эти княжества к тому времени достаточно осознали необходимость единой власти на Руси для противостояния татарам. Понимали, что путь европейского феодализма, когда король лишь первый среди равных, путь Новгорода и Пскова, как бы заманчив он ни был, не приведет к освобождению от ордынской зависимости. Сильной, единой, жестко управляемой Орде, но по-прежнему лишенной оседлости, а значит, крепких корней, а значит, неспособной ассимилировать в себе другие народы, значит, исторически обреченной на рассеивание, должна была противостоять такая же сильная, единая, централизованная и оседлая Русь. И такое противостояние неизбежно исторически предвещало победу Руси. Не случайно со времен Александра Невского, изнывая под тяжестью ордынской зависимости, наиболее талантливые государственные деятели нашей страны страшились более западных врагов, оттуда шла угроза растворения и гибели. Пример Даниила Галицкого, умного и сильного князя, сделавшего ставку в защите от ордынской угрозы на католический Запад и потерявшего для России на долгие годы Галицко-Волынскую Русь, был перед глазами. А его вотчина, Галицко-Волынская Русь — одно из самых сильных, богатых и могущественных русских княжеств, вплоть до ХХ века влачило жалкое существование зарубежного захолустья. Нет, не за спинами чуждых нам этнически западных стран можно было найти защиту от Орды. Надо было пройти период спокойствия, набирания сил, период дипломатии с татарами Александра Невского и Ивана Калиты, чтоб, окрепнув, собравшись с силами, выйти на поле Куликово. И для этого, видимо, исторически не годились ни Тверь, ни Смоленск, ни Ростов, ни Старица... Традиции старого государственного управления долго бы довлели над ними, будь они выбраны центром страны. Именно никому неизвестное, до поры до времени неопасное Орде Московское княжество, охотно принимающее людей и из постоянно зоримой татарами Рязани, и из уступающих все более Литве киевских земель, но организующее их по жесткому централизованному принципу единения, стало центром собирания сил. Не знающая вече Москва оказалась нужнее Руси, чем допускающий разъединение Господин Великий Новгород.
Дмитрий БАЛАШОВ. Интересно, что Москва стала символом этого единения и уже после Куликова поля, после собирания воедино древних русских княжеств. Далее единение пошло с малыми народами, ранее входившими в джучиев улус и как бы доставшимися Московской Руси в наследство от Золотой Орды. Уже ранее русскими и советскими историками неоднократно отмечалось, что Россия не была традиционно колониальной страной. Все народы, включавшиеся в орбиту русской государственности, уравнивались в правах с русскими. На всех без исключения распространялась единая система законов Российской империи. Наконец, все народы, населяющие русское государство, пользовались правом невозбранно отправлять свои религиозные обряды. В основном все формы неравноправия в этом государстве носили социальный, а не национальный характер.
Почему Русь завоевывала, не завоевывая? И тут мы вновь должны вернуться к Куликову полю и даже много далее, к теряющимся во мгле веков отношениям Руси с кочевыми народами. Нашими степными соседями были скифы, сарматы и гунны, загадочные обры, печенеги, берендеи, черные клобуки, половцы. До того, как на Русь пришли монголы, на территории европейской части нашей страны сложились многовековые традиции отношений славян со степью. Отношения торговые, культурные, военные и даже семейные. Были в истории отношений и взятия городов, и угоны в степь, и долгая пограничная война, родившая многие сюжеты русского эпоса. Однако выгодно было и торговать, а значит, находиться в мире хотя бы время от времени. Обе стороны боролись не на уничтожение друг друга, а на преобладание.
Эти давние традиции в какой-то мере помогли уцелеть нам и после нашествия монголов. Чингисхан, распределяя среди своих детей завоеванные страны, отдал старшему сыну Джучи Сибирь и еще не до конца завоеванную Русь. Джучи был убит, и "наследство" досталось его сыну Батыю. Разделенная на враждебные княжества Русь не сумела противостоять сплоченному натиску монголо-татарской конницы. Что было делать дальше? Гению Александра Невского мы обязаны тем, что Владимирская Русь, будущая Русь Московская, была избавлена от татарских сборщиков дани и вступила с ханами скорее в отношения зависимого союза, чем полного подчинения. Что помогло Александру Невскому добиться подобного результата? Кроме личного гения Александра, еще давние этнические традиции союзов со степью, без чего Александра не поняли бы даже его ближайшие союзники.
Владимир БОНДАРЕНКО. Междоусобицы киевских князей в чем-то сродни таким же мелким и по характеру и по идеям своим постоянным войнам враждующих графств в Европе. К чему бы привело такое дальнейшее развитие на Руси — сказать трудно. Может быть, как и в Европе, мы имели бы множество мелких государств, отдельно Киевское, отдельно Новгородское, отдельно Галицкое. Может быть, одно — небольших размеров — сильное федеральное государство от Дона до Невы. Сказать трудно, да и не нужно. А хотелось бы сказать о другом. Киевская Русь была понятна своим западным соседям. Не из какого-то захолустья незнакомого привезли Ярославну в Париж королевой Франции. Париж тех лет был не крупнее Киева, Смоленска или Новгорода...
Дмитрий БАЛАШОВ. Да. Города домонгольской Руси не уступали европейским. Взять Смоленск. Судя по сохранившимся памятникам, он простирался на оба берега Днепра и занимал едва ли не всю площадь современной застройки. При тогдашнем малолюдстве, да ежели учесть густоту средневековой застройки, это был огромный город, превосходящий многие и многие центры Европы и Киевской Руси, не исключая даже Новгорода и, пожалуй, уступая одному лишь золотому Киеву... Но вот от страшного удара Золотой Орды единая Киевская Русь разбилась на три куска, и еще ряд веков потребовался для собирания их воедино. Смоленск — ключ-город, город, стоявший в средостении позднейших Украины, Белоруссии и России, из центрального стал окраинным, порубежным городом, за овладение которым разгорелся многовековой спор между Литвой и Москвой, городом-щитом Руси Московской...
Владимир БОНДАРЕНКО. Долгое противостояние с Ордой, сложная зависимость от нее, изредка перерастающая в вооруженные столкновения, кончающиеся всегда печально для Руси. Медленный сбор сил, медленное освобождение от нравственного оцепенения, от хронической робости перед татарской конницей. Все духовное возрождение нации вошло через православную церковь, ставшую для русских людей символом непокоренности, возвестником будущей победы. Культура Московской Руси рождалась по самым объективным законам в рамках церкви. Но даже в самых строгих канонах религиозного искусства русские мастера творили великие произведения музыки, архитекту- ры, живописи. А сегодня, к сожалению, иной полуобразованный обыватель, еще хуже — чиновник, отмахивается от русской культуры средних веков как от чего-то чуждого, малозначимого. Смотреть на религиозные картины Рафаэля или слушать Бетховена — это можно, а где найдешь записи прекрасной древнерусской музыки, часто ли ее исполняют по радио, по телевидению? Это сознательное ущемление собственной культуры на руку сегодня нашим идеологическим врагам, охотно подхватывающим любую версию варваризации России. Московская Русь, непонятно почему возникшая, возвысившаяся, непонятная ни духом своим, ни целями, так и ходит по сей день под ярлыком "варварской страны" в писаниях сотен советологов. "Почему, скажем, у Джуля Козлова появилась жгучая потребность исказить всю историю русской государственности, начиная с эпохи Ивана Калиты и Дмитрия Донского?"— спрашивал историк Федор Нестеров. Разве плохо ответил подобным русофобам еще Герцен: "Мы выше зоологической щепетильности и совершенно безразличны к вопросу о расовой чистоте, что не мешает нам быть вполне славянами. Мы очень довольны, что в наших жилах есть и финская, и монгольская кровь; это ставит нас в родственные и братские отношения с теми расами-партиями, о которых гуманная демократия Европы не может говорить иначе, как тоном оскорбительного презрения..."
Дмитрий БАЛАШОВ. Нас нередко пытались представить захватчиками, поработителями, забывая о том, что все развитие, распространение русской государственности шло в пределах этих за многие века нашей истории ставших родственными и братскими нам народами, в пределах нашей "финской и монгольской крови". Русь, вобравшая в себя значительный контингент монголов-несториан, двинулась сперва по Волге, а потом в Сибирь, на земли древнего улуса Джучиева и, не затронув центральную степную Монголию, докатилась до Тихого океана. Движение это, ежели взглянуть на него с большой исторической выси, было вполне аналогично древним союзам со степью. Попросту ведущая роль в союзе перешла от степи к Руси. Завоевания не произошло, произошло присоединение близких нам по крови народов. Внутри огромного улуса Джучи победило славянское ядро. Да и сами эти народы, связанные в общую систему еще первыми монгольскими ханами, сами воспринимали вхождение в состав России как присоединение, а не как завоевание. Поэтому и происходило присоединение, союз вокруг Москвы самыми ничтожными силами, горсткой людей вроде дружины Ермака. Серьезное сопротивление, как и логично — неуспехи русского оружия, начинались только там, где начиналась иная территория с чуждым нам этносом. Итак, союз, а не рабство, присоединение, а не завоевание, победа славянского ядра в древнем союзе народов, в обозначенном исторически границами пространстве...
Владимир БОНДАРЕНКО. И все это на принципах построения, найденных еще в пору собирания сил вокруг Москвы, на принципах единения первых русских княжеств Московской Руси, на принципах собирания войска на поле Куликово...
Дмитрий БАЛАШОВ. Вот что такое Россия в ее нынешних пределах, вот чем вызван феномен, называемый Русью, Россией, являющийся сложной системой суперэтнического единства народов, исторические судьбы которых определили им — жить вместе в союзе, мире, дружбе, в составе одной страны...
Владимир БОНДАРЕНКО. И начался этот феномен все с той далекой, шесть веков назад свершившейся битвы на поле Куликовом, что на реке Непрядва у Дона. И потому победу эту должны с полным правом отмечать не только русский, а все народы нашей Великой страны, сбросившие тогда у Дона с плеч своих завоевателя, но позже, в единении своем, не вошедшие в его собственную вотчину — степную Монголию, ибо этот изначальный союз древних русских княжеств, а затем Московской Руси, был не столько с завоевателем, сколько со всеми народами, входившими в подчиненную ими, в образованную ими Орду. Вместо союза порабощенных народов под руководством завоевателей на славном поле Куликовом зарождался и в течение шести веков развивался братский Союз близких народов. Именно в этом союзе развиваясь, оказался русский народ столь открыто восприимчив к культурам других народов. Щедро столетиями отдавая сами, мы без лишнего чванства заимствуем полезные для себя культурные ценности. Да и как может быть непроницаем и замкнут народ, выросший в союзе с другими, в историческом союзе вокруг Москвы? Вспомним строки из "Задонщины": "О крылатый жаворонок, птица летняя, степная, красных лет и дней утеха, залети на сине небо, посмотри на город сильный, на Москву и Кремль державный, на замах сей богатырский, на зелёный свет дубрав..."
