СВЕТ ВО ТЬМE

Author: Александр Проханов
СВЕТ ВО ТЬМE (Беседа с Владимиром БОНДАРЕНКО)
32(349)
Date: 08-08-2000
Владимир БОНДАРЕНКО.Патриотическая оппозиция России прежде всего известна своими политическими действиями, экономическими программами развития, защитой государственных и национальных интересов. Меньше говорят, и меньше знают об отношении патриотической оппозиции к культуре, о миссии культуры в пространстве русской патриотики. На мой взгляд, миссия культуры не менее важна, чем политическая или экономическая программа. Без культуры нет нации, без нации не будет существовать и государство. Может рухнуть экономика страны, что и произошло на наших глазах за последнее десятилетие, может развалиться армия, может уменьшится в размерах само государство, но, пока жива культура русская, будет жить и Россия. Не будет культуры — и на наших просторах вполне может возникнуть совсем иное государство.
Думаю, именно поэтому национальную русскую культуру просто смели в одночасье куда-то в дальний грязный угол либеральные разрушители России. Ее нет на экранах телевизоров, ее нет на страницах всех ведущих либеральных газет. Все, что угодно, пропагандируется под видом культуры, но только не то, что называлось национальной русской культурой. К сожалению, и политические лидеры патриотической оппозиции тоже крайне мало уделяли внимания культуре, по существу, бросив ее на произвол судьбы, на самовыживание. Нынешний ее пласт мало известен даже искренним патриотам. Кроме двух-трех имен — Распутина, Дорониной, Глазунова, никто ничего не знает. Не отсюда ли грозит гибель нации, ее моральное вырождение? Какова должна быть миссия культуры в современной России?
Александр ПРОХАНОВ. Наша национальная культура сегодня не видна, потому что на нее надели огромный черный чехол. Мы сегодня живем в информационном обществе. И любое событие становится событием только тогда, когда включается в информационный поток.
Если, например, разбомбить Москву, но об этом никому не сообщить, то мир не узнает о ее исчезновении. Если уничтожить русский народ и русскую идею, уничтожить нашу великую культуру, от "Голубиной книги" и "Слова о полку Игореве" до "Тихого Дона" и никому не сообщить об этом, то мир никогда и не узнает... Вот таким образом исключили из информационного потока русскую культуру.
А почему наши патриотические политические лидеры так мало уделяют внимания русской культуре? Вот мое мнение. В нашей патриотической оппозиции сохранилось очень мало рафинированных политиков. Очень мало интеллектуалов. Очень мало кадровых политиков. Увы, в основном кадровые политики ушли из КПСС к либералам, к демократам, ушли в стан врага. Совершено было огромнейшее интеллектуальное предательство. Сегодня люди, возглавляющие политическую оппозицию, часто не обладают должной культурой, не понимают миссию культуры. Они не прошли многолетней выучки в партийных университетах, в Академии общественных наук. Это политики-самоучки, пришедшие в политику, движимые инстинктами самосохранения, чувством поруганной родины. Зюганов, Мельников, Губенко, глубоко и точно выступающие по вопросам культуры, не могут заполнить пробел. Для того, чтобы оппозиция приобрела свое духовное свечение, необходимы глубокие, наделенные мистическим даром творчества пассионарные художники, излучающие свет, определяющие наши дальнейшие духовные пути.
Насколько ограничен и невелик политический ресурс наших политиков, настолько поразительно необъятен ресурс наших духовидцев. Это и люди старой гвардии, которым Бог дал долголетие, именно для того и дал, чтобы продлилось их мессианство. Наши замечательные старики, которые не умирают, и на фоне всеобщего мора стареющих либералов это выглядит неслучайным. Им еще есть что сказать. Они прошли войну, они восстанавливали державу, они творцы советского величия, и сейчас они несут нам отсвет этого столь необходимого нам в будущем величия. И Юрий Бондарев, и Михаил Алексеев, и Петр Проскурин, и Михаил Лобанов, и Сергей Семанов... Когорта наших патриархов в постоянной работе. Они пишут новые книги, они поддерживают наших политиков, они сами участвуют в политике. Каждый на своем месте создает свой духовный храм, и к нему стекаются прихожане. Их присутствие очень важно в нашей жизни. Второе, более позднее поколение национальных русских художников, они тоже в непрестанной напряженной духовной работе: Владимир Личутин, Валентин Распутин, Станислав Куняев, Владимир Крупин, покойный Дмитрий Балашов, Вадим Кожинов. А как блестяще работают Анатолий Афанасьев, Юрий Козлов и Александр Сегень! А сколько таких провидцев в провинции! В каждой провинции есть свое ядро национальных художников, и как много они делают. Все эти годы они создавали оплоты сопротивления развалу и разрухе. Виталий Маслов в Мурманске, Петр Краснов в Оренбурге, Валентин Курбатов во Пскове, Виктор Лихоносов в Краснодаре, Глеб Горбовский в Питере, Виктор Потанин в Сибири — целое созвездие по всей России. Важен сам факт их жизни. Они живут по заповедям русского искусства. Они — настоящие подвижники.
В.Б. Но чем опасна властям национальная русская культура? Почему ее уже десятилетие с лишним как бы загнали в концлагерь без права переписки? Почему так боятся этих нищих художников? Ладно, исключим газету "Завтра" с нашей идеологичностью и непримиримостью, исключим даже "Наш современник", но ведь основная-то масса художников, писателей, поэтов патриотического национального направления, истинных наших мастеров — таких, как Владимир Личутин, Юрий Кузнецов, Валентин Устинов, Евгений Носов, Тимур Зульфикаров, Сергей Есин — они же не агитаторы, они просто пишут хорошую прозу и поэзию, почему же их либеральные власти так боятся? Почему патриотическую культуру и при Горбачеве, и при Ельцине, и сейчас, при Путине, держат в концлагере, категорически не подпуская к информационным потокам? Почему даже на канале "Культура" не слышно русского писательского слова? Чем наша нынешняя национальная русская культура до сих пор так опасна для прозападнического либерального мира?

А.П. Вся русская культура издревле до наших дней, до нынешних секунд живет с одной сверхзадачей. Эта сверхзадача и рождает великие произведения, перетекает из литературы в музыку, из музыки в живопись и скульптуру, замирает в больших жанрах и возрождается в песнях народных. Эта сверхзадача, это ее состояние — альтернатива грешному миру. Как Иисус Христос был альтернативой ветхому миру, погрязшему в грехах, так и вся русская культура — она чаяла, чает и будет чаять другого мира, другого, лучшего человечества. По существу, она чает грядущий русский Рай. Стремится к райской красоте. Все, что делал русский художник на протяжении тысячи лет,— он пел Рай. Не столько вспоминал об утерянном Рае, сколько утверждал новый, будущий Рай. Европейская культура — это песня об утерянном Рае. Плач об утерянном Рае и впадение в приближающуюся тьму. Самые великие из европейцев, впадая в окружающую их тьму, вспоминают былой Рай.
А русская культура — это постоянное ожидание Рая. Это выкликание Рая из грядущего. Русская духовная альтернатива, христианская альтернатива изначально противоречит либерализму, она несовместима с либерализмом. Она несовместима с той суперорганизацией, которая старается контролировать все человечество, которая не хочет видеть никакой альтернативы нынешнему западному развитию, которая старается подавить во всем мире, от Ирака до Югославии, любые точки сопротивления, любую духовную альтернативу, православную или мусульманскую, и потому эта нынешняя либеральная система, временно восторжествовавшая у нас в стране, видит опаснейшего врага в русском слове, в русской музыке, в русской архитектуре, в русских песнях. Она хочет уничтожить носителей этой, сопротивляющейся вторжению, культуры, ее певцов. Она боится носителей культуры даже больше, чем политиков. Политики наши, повторяю, часто необразованны. Они очень плохо ориентируются в глубинных духовных проблемах добра и зла. Бог и дьявол, красота и уродство, Рай и творимый на земле ад. А сегодняшние наши духовидцы, творцы культуры эту альтернативу несут в себе, они сами и есть альтернатива прагматичной мировой системе. Каждый из них несет в себе свой Рай. Идет тихое бесшумное истребление этих носителей русской национальной культуры, идет выскабливание Рая из футурологического сознания народа. Мир готовят к антиутопии, к приходу антихриста. Но дело не заканчивается тихим истреблением этих ангелов культуры. Даже если, представим на минуту, удастся уничтожить всю русскую духовную элиту, Рай не уничтожить в душах простых людей. Русский народ пропитан этим ожиданием Рая. Русский народ призван в мир с такой задачей, у него ее никогда не отнять, никаким властям. Это народ, созданный Богом для другой жизни. Для постоянной альтернативы этому погибшему, падшему миру. Вся изощренная атака на русскую духовную культуру и на русский народ в целом — она связана с этой метафизикой борьбы зла и добра. Все, что сейчас уничтожает русскую культуру, блокирует ее, демонизирует ее, все эти мучители на каналах телевидения, во всех ведущих либеральных газетах, все их проекты распада, смены русского сознания, страшный дизайн смерти — это все адские козни... Этим я и объясняю ту страшную, пожалуй, в чем-то самую страшную, борьбу с русской культурой, которая ведется нынешним либеральным режимом.
В.Б. Но почему равнодушно молчит народ? Почему сдалась без борьбы значительная часть нашей интеллигенции? На их глазах совершается грандиозная подмена. Мена всех вместо смены вех, о чем когда-то писали конструктивисты. Все государственные премии, без исключения, за последние пятнадцать лет перестройки присуждаются только разрушительным, нигилистическим мастерам искусства, для которых Россия, в лучшем случае, "эта страна". Все старые издательства и киностудии раздавлены, а из новых субсидируются и соросами, и букерами, и отечественными смердяковыми только те, кто далек от русских национальных традиций, кто отказывается от литературоцентричной роли в развитии общества, кто смотрит на искусство, как на шалость и развлечение, не больше. Мы с трудом уже третий год выпускаем единственную на сегодня в нашей стране полностью литературную газету "День литературы", достаточно широко представляем все талантливые имена России, и ни одна государственная или правительственная или думская культурная программа не пожелала хотя бы частично спонсировать нас. Вот и получается, что наши крутые патриоты осуждают меня за чрезмерную широту, но для всех властных структур сама литературоцентричность "Дня литературы" является ретроградным шовинистическим понятием. Сколько продержимся — один Бог знает... Поддерживается или элитарная культура для круга избранных, или оголтелая попса, дешевая масс-культура. И многие талантливые художники, благополучно существовавшие при социализме и стремящиеся продлить свое благополучие любой ценой, послушно пошли за новыми пастырями. Какой-то пир во время чумы. Народ по всей стране живет ниже уровня бедности, да просто вымирает на глазах, по миллиону в год. Лишен работы, образования, качественной медицины, а почитайте либеральные культурные журналы, посмотрите канал "Культура" — вы увидите каких-то пресыщенных дельцов от искусства, размышляющих о проблемах постмодернизма и метаметафоризма. Я не против любых экспериментов, и сам немало экспериментировал в молодости, но какой же ватой надо заткнуть свои уши, чтобы не слышать крики простых людей? Они же, художники эти, предают тот дар Божий, который им дан был отнюдь не для услад. Но есть опасность, что такое отношение, элитарно-развлекательное, навяжут всей молодой поросли культуры, тогда и рухнет один из столбов, на которых держится национальное сознание народа. Велика ли эта опасность отторжения от своего же народа?

А.П. В советском обществе эти две культуры тоже существовали, сосуществовали. Назовем очень условно — народно-патриотической культурой и либерально-западной культурой. Все всегда понимали, о чем идет речь в наших постоянных дискуссиях в тогда еще живой и интересной "Литературке", в "Новом мире" и "Молодой гвардии". Но тогда эти две культуры существовали вместе,. Хотя они и враждовали, но на их стыке, как на стыке между соленой и пресной водой при впадении рек в океаны, возникали какие-то неожиданные кристаллические соединения, невиданные рыбы, перепады температур. Рождался планктон. Там, в этих стыках, проплывают подводные лодки, не замеченные радарами, меняется цвет моря, возникают коралловые острова. То же самое при перепаде наших культур. Большая общенациональная культура с тысячелетней традицией, которая в каждое новое время приобретает свои оттенки, и вторая, возникшая на отчуждении от национальной, на притяжении к иному, чужому западному миру, всегда элитарная по отношению к народу. Но они были, может быть, и вынужденно, но вместе. Либеральная и тогда, в советские времена, занимала несвойственное ей по значимости место, претендуя и на массовые тиражи, и на общенациональные премии. Демонстративно отворачиваясь от народа, посмеиваясь над ним, она же требовала от этого народа и любви, и тиражей, и гонораров. При этом либеральная культура еще и постоянно воевала с национальной культурой, не могла жить без атмосферы вражды. Большая общенациональная культура гораздо в меньшей степени принимала во внимание существование либеральных течений. Она апеллировала к самосознанию народа, к крестьянству, занималась проблемой человека и Бога, человека и машины, эстетики и этики. Малая либеральная культура постоянно выгрызала из большого гиганта общенациональной культуры, такого травоядного спокойного гиганта, так вот, она выгрызала из него печень. К счастью, безуспешно. Она, эта малая культура, не чувствовала своей зависимости от общенациональной культуры. Поэтому ее же гигантскими усилиями эти две культуры после перестройки оказались разделенными. Одна, большая культура, была загнана в катакомбу. А эта малая культура заняла место большой культуры, стала доминировать на всем общенациональном поле культуры, при этом не беря на себя никаких обязательств перед народом и государством. Она наполнила кремлевские дворцы, стала рядом с властью. Помню, Андрей Битов своими вялыми губами утомленного вампира радостно провозглашал в 1992 году, когда ельцинский режим показал себя уже во всей красе, что наконец-то русская культура встала вместе с властью... На дворе уже был Ельцин, завтра должны были расстрелять Дом Советов, страна должна была превратиться в страну слепого, оскопленного травоядного гиганта, а либералы вопили "Раздавите гадину", а гадина — это мы с тобой, это Свиридов и Шафаревич, это Бондарев и Распутин, это загнанная в катакомбы общенациональная культура... Но они, оставшись одни, без нас, получили страшную кару.
За время пребывания у власти в культуре либералы выродились до бесконечности. Они исчахли без подпитывающих соков. Сорос, который питает их грантами и премиями, неспособен компенсировать отсутствие того, что во всем мире называется национальной культурой,— корней и традиций, идущих в глубь веков. Они вытоптали и съели тот тонкий слой почвы, на котором они паразитировали. Исчахли и стали немощными. В их среде за десять лет не появилось ни одного крупного нового имени. Они даже не зафиксировали в своей литературе эти десять фантастических лет. Архитектура, которая напрямую питается деньгами, потому что новые буржуа должны жить комфортно, продемонстрировала весь кризис обслуживающей либеральной культуры. Где новые Мельниковы и Щусевы, где Корбюзье, новый либеральный Баухауз? Архитектура наглядно продемонстрировала всю пошлость и безвкусицу господствующей либеральной культуры, культуры, якобы дорвавшейся до свободы. Все эти особняки "новых русских", брынцаловых и гусинских, потаниных и березовских. Они же чудовищно искалечили, изгадили подмосковный ландшафт, продемонстрировали торжество буржуазной пошлости и беспомощность обслуживающей их культуры. Этот ложноготический стиль, эта подделка под мавританский стиль, эта чудовищная смесь теремов и пагод. Эта живая сегодняшняя архитектура продемонстрировала в высшей степени омерзительную буржуазность. Ту самую буржуазность, с которой воюют все серьезные художники западного мира. На Западе только тот художник, кто воюет с буржуазностью. Правда, в итоге буржуазность оказывается сильнее художника и побеждает его, но видна борьба. Скажем, Версаче решил революционно открыть женщинам лобки, эпатируя буржуазность, мгновенно буржуазность приспособила и такие откровения под свой вкус, и вчерашние святоши стали смело красить свои лобки в зеленый цвет. Буржуазность в мире доллара сжирает контрбуржуазную культуру. Но западный художник хотя бы борется с буржуазностью. А наша либеральная культура легла под буржуа бесстыже и у всех на виду. Она продалась заказчику. Новый свинский молодой буржуазный класс. Эти теневики, это полублатное свинство, азербайджанцы, чеченцы, пришедшие из кишлаков, из горных ущелий, из бараков. Они, имея большие деньги, отнятые у народа и государства, деньги, раньше направляемые на строительство ледоколов и электростанций, КамАЗов и тяжелых ракет, эти деньги частично пустили на развлекающую и обслуживающую их культуру. И эта культура показала, на что она способна. Новая литература — буржуазна, фильмы — буржуазны, музыка — буржуазна. Не случайно никаких премий на Западе, а в советские-то годы без премий с фестивалей не возвращались. Малость целей, малость желаний, что может быть пошлее буржуазного андеграунда, который по определению должен быть антибуржуазен? Можно только позлорадствовать в отношении тех либеральных высоколобых, что так жаждали избавиться от пут державных задач, которые возлагались на художника в советский период. Они оказались без читателя, без реальных денег, преуспевают из них только единицы. У них нет способов безбедного существования, только подлаживаясь под вкусы заказчика или владетеля грантов.
Кстати, сегодня даже создать рафинированный шедевр на фоне горящей и гибнущей родины — это пошлость, безвкусица. Твою мать насилуют, а ты в это время под ее стоны занимаешься утонченной резьбой по слоновой кости. Они выпили из своей пиалы яд, убивший их талант. Все, кто интуитивно понимает, что в России либеральная свобода заканчивается гениталиями Ханги, они в ужасе бегут. Они не знают, что им делать.
Мы должны со всей жестокостью сказать, что либеральная интеллигенция несет вину за крушение Родины. Этот грех ее несмываем. По своим катастрофическим последствиям этот грех делает либеральную интеллигенцию исторически обреченной в нашей стране. Она, добровольно обслуживая эту кровавую антирусскую власть, стоя у ноги олигархов, запустив в Россию страшную опухоль русофобии, этим приговорила себя к вечному позорному столбу. Когда общество разделилось на немногочисленную, но властную часть национальных предателей и на безвольно стенающий народ, интеллигенция не позвала на борьбу, не вдохновила народ. Не зарядила своей пассионарной волей, а выбрала это предательское меньшинство, это богопротивное меньшинство. Пропасть между этим меньшинством, включая либеральную интеллигенцию, и народом разрастается стремительно. Ей уже эту пропасть не преодолеть. Вспомним, как русский гений Александр Блок пророчил заслуженное истребление той дореволюционной интеллигенции, которая еще в петровскую эпоху удалилась от народа, жила отдельной жизнью, он предчувствовал кровавую бурю, видя, что народ искренне ненавидит эту обособленную часть общества и вобьет в нее осиновый кол за все свои страдания, за столетнюю свою поротость на конюшне у благородных дворян. В каком-то глубинном смысле народ был прав, когда жег библиотеки, громил усадьбы, вешал на яблонях этих изящных тургенев- ских барышень, — это было историческое возмездие за порабощение своего же народа. Казнь нынешней либеральной интеллигенции будет не менее ужасной. Они сейчас наивно занимаются постмодернизмом, вместо того, чтобы шить себе огромный белый саван. Она может еще покаяться, но я не вижу ни одного покаяния. И в историю России они войдут не своими вымороченными романами, а предательством народа в страшную его пору, так разбитые очки Курчаткина навсегда уже перевесят все им написанное, и он останется лишь мелким бесом в пятнах крови Осташвили.
В.Б. Ты, Александр, так красочно обрисовал их положение, что мне даже стало их жалко. Им даже нечем подводить итоги. Все фиги в кармане советских времен не прочитываются, и соцарт неотличим от самого соцреализма. Историки будут гадать, где заканчивается Герасимов и начинается Комар и Меламед. Они будут интересны лишь как тявкающие моськи рядом с советским неуклюжим слоном. Как вычленить некую оппозиционную линию из "Братской ГЭС" или из "Лонжюмо"? По сути, Иосиф Бродский был прав, говоря о фальшивости шестидесятни- ков, и прежде всего Вознесенского. Если он не советский поэт, и весь советский пласт перечеркивается, что же остается в итоге? Нынешняя буржуазность? Черный кайф от катастрофы, постигшей его родину? Где и в чем их новая идея? На чем основано их лакейское стремление к подражанию Западу, если еще со времен Артюра Рембо европейская культура в лучших своих образцах сама же отрицала буржуазную цивилизацию?
Но хватит о либеральной культуре, повисшей в воздухе "этастранства", не имеющей под ногами никакой почвы, ни русской национальной, ни советской... Что же происходит с художниками в нашем стане? В нашей национальной галактике? Хватит ли наших сил для работы спасения? Есть ли у нас поэты, способные говорить от имени общества, а не только от своего собственного имени? Способны ли мы внушить новым правителям России культ искусства? Способны ли мы пробудить в людях страсть той силы, которой обладал, к примеру, Федор Достоевский? Или общенациональная русская культура уже обречена на забвение?

А.П. Ее положение ужасно. Но оно не ужасней положения ракетчиков, которые создавали новейшие технологии, и ныне остались без работы, а их труды уничтожены или проданы за гроши на Запад, так что нынче их разработками занимаются где-то в лабораториях Балтимора или Калифорнии. Конечно же, за эти годы делалось все, чтобы национальная русская культура не существовала, вплоть до закрытия журналов и газет, вплоть до уголовного преследования... Все мы через это прошли. Но я хочу говорить и о прекрасных аспектах нашего существования. Прежде всего о гонимости художника. Гонимость — это залог жизни творца. Это залог жизни вообще. Когда наступило оледенение, эта гонимость заставила создать новые формы выживания природы. В условиях гонимости она — жизнь — вышла на берег... Для нашей русской культуры гонимость является огромным достижением. Христианство обрело свое величие в период гонений. Мученичество породило святых. Породило подвиги, взлеты самосознания. Породило стремление к Богу. То, что во многом, может быть, излишне сытую благополучную культуру последних советских лет опять выбросили на мороз, выбросили из домов творчества и поликлиник, из собраний сочинений и огромных гонораров, выбросили в жизнь как таковую,— стало достижением нашей национальной культуры. Каждое политическое поражение становилось нашей художественной победой. То, что мы находимся в состоянии гонения, и означает, что мы находимся в состоянии альтернативы. Нам дали возможность проявить контрсилу. Дали возможность проявить свою русскую альтернативу. Я уверен, именно в сегодняшней гонимой русской культуре создаются важнейшие национальные ценности. Наша культура не боится взглянуть в лицо времени. Мы описываем живой трагический кровоточащий процесс, новые типы людей, новые конфликты. Продолжается осмысление нашего национального прошлого. "Раскол" Владимира Личутина, "Государи московские" Дмитрия Балашова — эти знания нам нужны сегодня. Катакомбность нашей культуры — на самом деле, не катакомбность. Мы опять поставлены лицом к лицу с нашим грядущим Раем. Враги наши решили, что загнали нас в подполье, в катакомбы, а мы находим светоносный выход. Наши мученики — на небе. Как старообрядцы, когда их сжигали, они на небе находились. Так и мы в нашей борьбе — находимся на небе. И потом, какое счастье, что нас не отсекли от народа. Наши книги продаются на уличных митингах. Мы находимся в нашей темнице не одни, а с народом. Представь, если бы тебя или меня посадили бы в тюрьму, в одиночку, это было бы ужасно. А если бы посадили вместе с братом и сестрами, с матерью и отцом, нам всем это единение давало бы силы. Я бы спасал своих близких, не давал бы им упасть духом, поддерживал бы их как мог...
В.Б. У русской национальной культуры всегда была еще одна важнейшая функция. Охранительная, сберегающая национальные ценности, даже если народ на миг и отказался, забыл о них. В свое время русская культура сама подпитывалась духовными, фольклорными, нравственными родниками, бьющими из народных глубин. А сегодня она сама уже является хранительницей этих национальных традиций, хранительницей сокровенных знаний. Подвижники существуют везде: в науке, в оборонке, в образовании. Нет денег, нет никаких льгот, все гибнет, а они — эти подвижники — несут в себе драгоценнейшие знания, в нищете, но держат на запоре двери от национальных кладовых. Подвижники в культуре, в литературе, в музыке, в живописи тоже берегут все наше великое наследие, чтобы передать наши великие традиции новым поколениям, чтобы возродить великую культуру, а с ней и великий народ. Как велика роль охранителей в нашей культуре?

А.П. Мы хорошо знаем наших подвижников. Они ходят в заплатанных штанах. Давно забыли про зарплату. Но они не желают продавать свои знания западным фирмам. Берегут его для народа. Они понимают свою великую сверхзадачу. Они поставлены охранять эти брошенные бастионы, откуда ушли армии. Они вытаскивают из огня сражений обгоревшие знамена и берегут их в своих укрывищах. Знамена красоты, религии, нравственности, духовности, народной мудрости. Они несут представления о русской природе, о русском человеке, о русской жизни, о русской смерти, о русской задаче, о русском Рае. Как во времена татарских нашествий, когда страна горела, посады пылали, и монастыри собирали и копили русские силы, русские тайны и заповеди. Эта охранительная роль упоительна для художника. Раньше вокруг этих ценностей, вокруг этих национальных святынь была целая паства, многочисленная братия. Многие кормились вокруг них. А сейчас висит в соборе икона Владимирской Богоматери, и ты один поставлен на стражу. Ты и хранишь, и молишься одновременно. Это хранение дает художнику такие творческие взрывы, о каких он раньше, в сытое время, и не помышлял. Просыпается художническое мессианство. Таких хранителей мы найдем в любой русской провинции. Тот же Виталий Маслов на русском Севере. Тот же покойный Дмитрий Балашов в Великом Новгороде, тот же Борис Екимов на Дону, Иван Евсеенко в Воронеже... По всей России можно составить карту таких горящих подвижнических хранительных огней.
В.Б. Для меня удивительно, почему такая охранительная, сберегающая, созидательная, государствообразующая культура оказалась до сих пор невостребованной новой властной командой, казалось бы, сделавшей ставку на патриотизм и державность? На сегодняшний день это для меня загадка номер один. Я уже писал об этом в своей газете "День литературы" ("С кем вы, господин Путин?"). Даже ненавистный мне Ельцин в последний период начинал заигрывать с национальными художниками и писателями, очутившись в полной пустоте. Даже эта пародия на Хлестакова, этот позорный символ всего шестидесятничества, Горбачев,— лицемерно включал в свой президентский совет того же Валентина Распутина. И вот к власти приходит молодой президент Владимир Путин, делающий откровенную ставку на восстановление величия державы, делающий в политике смелые шаги, не боящийся пригласить и вас с Чикиным, но именно как политиков, к себе на встречу. Мне импонируют многие его политические шаги. Я вижу осторожное лавирование в экономике. И меня поражает его ставка в культуре на самые оголтело либеральные, прозападнические круги. Он отринул наш самый многочисленный Союз писателей России, поддерживающий все национальные и державные тенденции в государстве, прошел мимо умеренного, достаточно плюралистического Союза российских писателей и предпочел встретиться лишь с ПЕН-клубом, немногочисленной и абсолютно невлиятельной в нашей культуре организацией, откровенно ориентирующейся на американскую поддержку, подписавшей позорную русофобскую декларацию по Чечне. А разве не позор, что в год своего 175-летия Малый театр не получил ни одной государственной премии? Юбилею Ильи Глазунова Путин предпочел юбилей Константина Райкина. Это что, государственный подход к культуре? Ни одной государственной или президентской премии национально ориентированным писателям и поэтам, актерам и режиссерам. Само назначение министром культуры послеельцинской России Михаила Швыдкого, оголтелого прозападника, борца за возврат всех трофейных ценностей Германии, оскандалившегося показом по государственному телеканалу порнофильма о генеральном прокуроре,— вызвало шок у всех талантливых мастеров самых разных направлений. Что это — отказ от общенациональной русской культуры? Или же тотальное непонимание миссии культуры в нашем обществе? Мол, буду бороться за армию и экономику, а культуру, как кость собакам, брошу этим крикунам за права человека. Он проигнорировал юбилей великого Михаила Шолохова, лишь бы угодить либералам. Власть никак не прореагировала на находку в архиве русского гения Георгия Свиридова проекта нового общенационального гимна. Хотя, казалось бы, прямо Путину в руки с неба падает такая возможность. Музыка Георгия Свиридова, слова Александра Твардовского — такой гимн, может, и призван объединить всю Россию. До каких пор мы будем чуть ли не единственной в мире страной без гимна? Как без общенациональной русской культуры он собирается возрождать нашу страну? Можно ли и в другом верить ему? Да и на последнюю встречу с мастерами культуры он собрал все ту же придворно-либеральную тусовку. Там не было ни Распутина, ни Дорониной, ни Бурляева, ни Куняева, ни Шафаревича, ни Глушковой, ни Бондарева, ни Личутина...

А.П. Владимир Путин у власти еще без году неделя. Он пришел в политику, которая вся контролировалась либерализмом — от крыши здания до подвальных помещений. И вдруг в его обращениях зазвучали слова, взятые из нашего сундука. Ты говоришь, русская культура не востребована. Одной из миссий нашей катакомбной национальной культуры было сбережение государственных ценностей. Мастера заплечных дел приходили в нашу темницу, вешали на дыбу очередного нашего духовидца и выпытывали у него эти тайны, эти коды державности. А потом присваивали себе. После кровавого расстрела 1993 года Ельцин провозгласил примат родины, государства, армии. Диффузия продолжалась. Обмен странным образом продолжался. Они к нам в подвал кидают гранату, а мы им в ответ посылаем молитвы о сбережении народа. Это и есть наше христианство. Высшая коллективная соборная этика нашей культуры. И то, что Владимир Путин наполнил свои речи нашей риторикой патриотической, — это наша победа. Родина, народ, патриотизм — еще недавно самые бранные слова. Он заговорил языком наших ценностей. Он не мог эти ценности обрести на представлении Райкина "Контрабас" или на концерте Жванецкого, или на этой встрече в ПЕН-клубе. Эти ценности не мог нашептать ему Швыдкой. Эти ценности мы сохранили, и они были взяты от нас. Сказав это все, он должен все время обновлять, прописывать им созданную картину. За слова с неизбежностью должны пойти и равнозначные дела, иначе народ разуверится. Он должен будет искать и новые убедительные слова. И опять эти слова и краски он будет искать в нашей национальной культуре. Их нет в центре Грефа. Рублевский голубой свет, свой лазурит он будет искать не там. И ему будет мало одного Никиты Михалкова для своих национальных воззваний. И даже мало будет Ильи Глазунова. Ему понадобится вся живая вода сегодняшнего национального русского искусства. Живая вода, которая должна литься в каждой области, в каждой республике, в каждом городе. В каждом издании, в каждой газете, в каждом оркестре. Я думаю, все еще будет впереди... Владимир Путин пока еще железно-деревянный, что в нем победит: темная половина извечной Луны или же освещенная половина? Это важнейшая драма ближайшего времени. Если его не сломают, он с неизбежностью будет черпать из нашего колодца живую воду. Во всех нынешних футурологических программах силен технологический аспект, грядущее связано с самыми разными технологиями. Военными, информационными, геополитическими. Этими технологиями наполнен современный мир. Путин как опытный глобалист успешно их может брать на западе, но захочет ли он встраиваться в иерархию технотронного фашизма, где все технологии служат единой пирамиде, увенчанной злом, в картину мира, где все подчинено абсолютному богатству пяти семей, или же он пойдет по пути русской альтернативы? И тогда все эти новейшие технологии, взятые на вооружение у Запада или Востока, должны быть окрашены другим сиянием. И этого сияния Путин не найдет в книгах Андрея Битова или Владимира Сорокина, не возьмет эти краски у Пригова или Пелевина. Он может эти краски, это сияние найти лишь в той половине мира, где стоят Ясная Поляна, Тригорское, Вешенское. Русская культура снабдит его всем необходимым для патриотической концепции. Разве нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что властитель поневоле обязан быть патриотом своей страны. Путин сказал обычные для президента слова: Родина, патриотизм, народ, держава, а мы как завороженные смотрим — надо же, такие запретные слова говорит... Для него это самые нормальные слова. Но как превратить эти нормальные слова в такие же нормальные дела, в созидание державы, в наращивание ее могущества, в нарастающую духовную пророческую футурологию — здесь поможет только русская культура, только русские духовидцы. Только в недрах русской культуры родились все крупномасштабные государственные проекты: и теория Третьего Рима, и никонианство, претендующее на вселенскость Православной Церкви с Новым Иерусалимом под Москвой. Именно в наших недрах окрепнет и теория русской Победы, которую мы обнародовали в нашей газете. Это не сиюминутный лозунг. К сожалению, наши политические товарищи решили, что это лишь тактический сиюминутный лозунг. А это то учение, которое объясняет, почему русский народ наполнен альтернативой миру, почему он наполнен мессианством. Это не мессианство мировых завоеваний Александра Македонского или Наполеона, это мессианство света и добра, мессианство русской справедливости. Иная жизнь по законам Христа. Мир зла наносит нам поражения, низвергая каждый раз почти до земли. И каждый раз, обретая невиданные космические ресурсы, русский народ опять поднимается с земли и одерживает свою Победу. Мы — народ Победы. Так было в XVII веке, так было в ХХ веке. Так будет и в ХХI веке. Мессианская философия русской Победы была рождена здесь, в нашей среде, мы ее предлагаем народу в целом. Власти, если она патриотическая, в целом. В этом огромная миссия нашей катакомбной культуры.
В.Б.Долгие годы наша культура несла в себе еще одну важнейшую миссию — миссию сопротивления. Идея сопротивления развалу страны, несомненно, исходит от нас, наших духовных центров, от патриотических газет и изданий. Миссия сопротивления злу никогда не будет нами забыта. Когда-то мы писали в "Дне", что "нас остановит только пуля". Свистели и пули, но и они не остановили. Не случайно и в августе 1991 года, и в октябре 1993 года нас с тобой, нашу газету "День" называли "идеологами путча". Как ты оцениваешь эту миссию русской культуры — миссию сопротивления?

А.П. Сама по себе русская культура является элементом сопротивления. Она не дает распространяться энтропии. Она изначально существует как культура сопротивления. А при сопротивлении выделяется огромное количество самой разной энергии, благотворной для культуры. Энергия сопротивления определяет и поведение русских писателей. Я не забуду, как шла огромная демонстрация по Тверской улице 23 февраля 1993 года — милиция пыталась разогнать, устраивала заслоны, дорогу перегородили грузовиками и бэтээрами, была страшная битва, омоновцы лупили нас дубинами. И поэт Станислав Куняев над всей этой толпой, как ловкая и цепкая белка, по строительным лесам, по деревьям прорывался сквозь омоновские преграды. Помню, как большая группа писателей-фронтовиков во главе с Юрием Бондаревым пришла к Останкино и как их сметали лужковские цепные псы, выдирая палатки протестующих вместе со всеми пожитками, вырывая знамена, как красные, так и имперские, из рук демонстрантов... Московские милиционеры били дубинками самых уважаемых, всемирно известных писателей, не считаясь ни с чем. Лауреатов Государственных и Ленинских премий, Героев Советского Союза и Социалистического Труда, пожилых инвалидов, увешанных фронтовыми орденами, били нещадно. Мы никогда не забудем либералам их отношения к тем бойням. Русские писатели не опозорили честь России в эти тяжелые годы, не купились на подачки... Мы гордимся нашим сопротивлением. Это золотая страница в нашей культурной летописи. Главная миссия нашего отпора не только в том, что культура несет духовный свет народу, не давая ему окончательно сломаться, давая надежду на выживание, но мы из наших формул сопротивления собираем модель будущего общества, несем его новым поколениям. За годы сопротивления мы наработали определенный ресурс, мы сплотили значительную часть народа. У нас есть несколько крупных патриотических газет и в Москве, и в Красноярске, и в Омске, и во многих других городах.
Есть журналы — от "Нашего современника" до "Кубани" и "Севера", недавно отпраздновавшего свой юбилей. У нас есть патриотические театры, прежде всего губенковский и доронинский театры. У нас появились свои радиопрограммы — "Резонанс" и "Народное радио", есть книгоиздательство Александра Титова, которое находит возможность издавать настоящие высокохудожественные русские книги, к примеру, "Раскол" Личутина. Альянс политической и культурной части оппозиции должен усиливаться. Культура должна все сильнее пронизывать политическое сознание.
В.Б. Есть и еще одна миссия у русской культуры — объединяющая. Поэзия Александра Пушкина находит отклик в сердцах у всех. Это не случайные слова Аполлона Григорьева "Пушкин — наше все". Но и в наши дни, кроме оголтелых безумствующих либералов, все еще мечтающих раздавить гадину русской культуры, именно культура старается объединить все здоровые силы для возрождения России. А разве не объединялись самые разные художники именно в тот кровавый октябрь 1993 года? Он примирил в Париже Андрея Синявского и Владимира Максимова, совместно подписавших свое знаменитое воззвание. Он объединил на миг Леонида Бородина и Эдуарда Лимонова, и белый Бородин подвозил на своей машине грузы бунтующим анпиловцам. Культура всегда поверх сектантских барьеров, чисто по-христиански ненавидя врагов Божьих, а следовательно, врагов России и русского народа. Она стремится внушить любовь и сострадание к близким своим. Культура совместно создает единую икону нашего времени. Но способна ли национальная культура объединить народ? Могут ли сблизиться художники, защищающие идеи социальной справедливости, идеи всегда, безусловно, левые, и художники, защищающие национальные интересы русского народа и государства в целом? Настолько ли противостоят мировоззренчески красное и белое? Я понимаю, что сейчас пока еще живы личные обиды. А новый будущий художник? Неужели и он будет вынужден или становится на защиту своего народа, его традиций, его веры, или быть государственником и печься только о благе государства, или же тревожиться лишь об обездоленных? Эта триада — народ, государство, справедливость — неужели она не может быть собрана воедино?

А.П. В 1917 году произошел страшный мировоззренческий конфликт. Так просто этот конфликт не может быть завершен. Даже когда в Кремль пришли оголтелые либералы и разрушители державы во главе с Ельциным, вокруг общего врага не удалось тесно сплотить все силы оппозиции. Было лишь хрупкое взаимодействие. Это онтологический разрыв. И пока живы носители красной идеологии: такие, как Бушин,— и носители белой идеологии: такие, как Бородин, Михаил Назаров,— этот конфликт на личностном уровне, а значит, и на онтологическом, будет сохраняться. Но красное поколение уходит, и то белое — старомодно оппозиционное, монархо-православное — тоже уходит. Я думаю, следующее поколение все расставит на свои места — Федор Михайлович Достоевский является православным русским националистом. И он является откровенным социалистом, даже коммунистом в защите маленького человека. ("Униженные и оскорбленные"). Сейчас весь русский народ унижен — и вся Россия, и каждый человек в частности. Защита униженного и оскорбленного — это чисто социалистическая задача. Что может быть сейчас насущнее — спасать умирающее население? А поскольку у народа, кроме задачи хорошо жить и рожать молодое здоровое поколение, есть всегда и духовное, мистическое, православное начало, то будет востребовано в культуре и оно. В следующем поколении, надеюсь, эти все образующие культуру идеи сольются. Он, этот новый художник, будет и красным в той мере, каким был Достоевский, он будет и белым в той степени, в какой Достоевский был хранителем государства и был наполнен христианским пафосом.
В.Б. Значит, для того, чтобы двинуться дальше, нам нужен новый национальный гений, никак не ниже Пушкина или Достоевского? Который бы объединил все животворные тенденции в одно национальное русло...

А.П. А может быть, это будет коллективный национальный русский гений. Новая могучая кучка в музыке, поэзии, живописи, ваянии, архитектуре, кино. Он будет возможен только тогда, когда будет изжит этот страшный змий либерализма, который прополз в Кремль. Русская культура тогда и выйдет из своей катакомбы, израненная, оскверненная, изрезанная, с худыми ребрами и с горящими глазами. Она и создаст новую национальную идею. Новую культуру третьего тысячелетия!
В.Б. Но в фундаменте ее будут и работы твоего поколения: стихи Юрия Кузнецова, проза твоя и Личутина, драматургия Вампилова. Тебе уже за шестьдесят. Ты в постоянной работе. Только за последнее время ты написал "Чеченский блюз", "Красно-коричневый" и самый последний роман, который только что завершен, "Идущие в ночи". Ты считаешь, что ты был востребован как художник? Сумел ли ты отразить свое время?
А.П. Я доживаю свой век. Последнее время иногда останавливаюсь на мгновение на огороде, на подмосковной дачке, где люблю ковыряться в земле, посреди капусты, цветущей картошки, огурцов, стою один без газеты, без телеэкрана. Стою среди трав и чувствую, что жизнь моя завершается. Думаю, "недаром долгих лет свидетелем Господь меня поставил". Мне Господь дал уже долгую жизнь, дал относительно крепкое здоровье, не сделал меня безумцем, не наделил меня какой-нибудь распутной страстью, которая затмила бы все остальные интересы, он не сделал меня стяжателем или развратником, или фанатиком-коллекционером, хотя я и коллекционирую бабочек. Он дал мне возможность видеть... Моя судьба была такая, что я совершил несколько гигантских поездок по миру, оказывался в самых горячих, кровавых точках планеты в самые радикальные моменты истории, кончая "Белым домом" 1993 года или чеченской войной и начиная с острова Даманский и Чернобыля. Я хотел бы, прежде чем закрыть очи, завершить и систематизировать уже написанное под названием "Мой век". Я сумел этот век, данный мне Господом, и всему моему поколению, зафиксировать в книгах, которые я написал. Как я строю эту свою надгробную часовню? Считаю, что мне удалось написать большую книгу, состоящую из нескольких романов и рассказов, которая вскоре выйдет, книгу, посвященную афганской войне. Я эту афганскую войну прошел, как Верещагин прошел туркестанскую войну со Скобелевым вместе. Я знаю эту войну. Там будет роман "Дворец", о начале этой войны, вылетевшей, как из ящика Пандоры, на белый свет. Там будет "Сон о Кабуле", где эта война разворачивается, словно спираль, заполняя весь Афганистан. И там будет "Третий тост", где я расскажу о своем опыте работы со спецназом в горах, с вертолетчиками в пустыне. Эту книгу я назвал "Война с востока". Есть книга нашего сопротивления "Последний солдат империи" — это 1991 год, крах СССР, и "Красно-коричневый", 1993 год, картина всей оппозиции, расстрел Дома Советов. Два этих московских романа, две попытки сопротивления развалу державы. Я их зафиксировал, я участвовал и в том и в другом действии. Третья книга — это книга о чеченской войне. Тоже два романа. Первая чеченская война "Чеченский блюз", и вторая чеченская война — "Идущие в ночи". Сейчас я завершаю четвертую книгу, "Красный генерал", о последнем периоде нашей красной империи. Африка, Азия, Латинская Америка. Кампучийский роман, африканский роман и никарагуанский роман. Это тоже мой опыт. Я видел всю советскую глобалистику, я видел ее драматизм, видел ее красоту и ее ущербность. Я был свидетелем заключительного периода красной цивилизации.
Очевидно, через год я закончу полностью оформление и систематизацию, доработку всего замысла "Мой век". Потом, если будут силы, я бы взял с пыльных полок свои старые слежавшиеся листы рукописи романа о брежневском времени. О времени моей молодости, когда начинали разбухать все те явления, проявившиеся в годы перестройки. Татарский национализм, русский православный ренессанс, кружки диссидентов, еврейские отказники, тот кружок, где затевалась горбачевская реформа, где молодыми были Примаков, Арбатов, вся эта андроповская когорта, откуда вылезли все микробы перестройки. Дальше два романа о перестройке "Шестьсот лет после битвы" и "Ангел пролетел". Там весь драматизм горбачевского времени.
Я как был, так и остаюсь писателем. И вот, стоя среди огородных грядок, среди огурцов и капусты, я повторяю: "Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил, И книжному ученью вразумил..."