РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ИРАН в XXI веке

Author: Гейдар Джемаль
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ИРАН в XXI веке
10(327)
Date: 6-03-2000
Иранскому революционному государству исполнился 21 год. Когда-то, в первые дни национально-освободительной революции, Запад отводил на ликвидацию режима Хомейни дни и недели. Посылал экспедиционный корпус, объявлял блокаду, натравливал соседей. Все усилия оказались тщетными: созданный Имамом Хомейни политический строй перешагнул рубеж XXI века, несмотря на то, что построенное им государство было самым решительным и радикальным вызовом новому мировому порядку.
Отношения Ирана и России складывались не просто: в начале 90-х годов козыревская пропаганда отводила нашему южному соседу роль главного врага "всего передового и прогрессивного". Однако уже тогда в обеих странах активно действовали силы, ратовавшие за сближение, за стратегическое партнерство, за совместное противостояние глобализму. Недавно Иран посетил председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль — человек, который лично много сделал для российско-иранского сближения, снявший в 1993-1994 годах первый правдивый фильм об Иране, ставший настоящим информационным тараном, пробившим пелену лжи и клеветы о стране Имама Хомейни. Сегодня мы публикуем его рассказ о последнем посещении Ирана, состоявшемся в феврале 2000 года.
Корр. Каковы ваши личные впечатления о поездке в Иран?
Г.Д. Когда человек попадает в Иран, оказывается как бы на другой планете — планете политического чуда, где люди пытаются воплотить в политическую конкретику самые возвышенные и святые социальные идеалы. Сегодняшний Иран — "страна-миссия", это остров духовного здоровья, духовного противостояния. Это страна, уже сейчас ощущающая себя одним из будущих мировых центров. Столица Ирана Тегеран — уникальный для Южной Евразии город, абсолютно не похожий на крупный азиатский мегаполис с постоянной толчеей, узкими кривыми улочками, с восточными базарами и морем всевозможной экзотики. Это — совершенно функциональный город, выстроенный по очень современной квадратной модели, с пересекающимися под прямым углом улицами. Сегодня он создает ощущение гигантской духовной машины, предназначенной для управления религиозно-политическими, социальными макропроцессами, ощущение глобального штаба мирового сопротивления. Возможно, по своей функциональности Тегеран можно было бы сравнить с имперским Берлином, только без привкуса давящей монументальности. В городе преобладают серо-бежевые, земляные тона, создающие впечатление почвенной органики, где человек не теряется, но, напротив, ощущает себя мерой вещей. В иранской столице нет ощущения азиатской тесноты и скученности; Тегеран имеет 60 километров в поперечнике — это вдвое больше, чем Москва, при почти одинаковой численности населения. Город окружен горами и находится в котловине, которая с севера обрамляется заснеженным хребтом Дамаванд. На склоне гор, на севере Тегерана, есть очень уютный парк, из которого можно увидеть огни на противоположной стороне города.
И если от городов, подобных Каиру, Тегеран отличают упорядоченность и строгая функциональность, то в отличие от мегаполисов, подобных Сингапуру, давящих бетонными громадами небоскребов, иранская столица — по преимуществу двух, трех и четырехэтажный город. Каждый участок города, каждая улица, каждый дом имеет ощутимое человеческое измерение.
Нет в городе и проблем с дорожным движением, несмотря на то, что по улицам Тегерана ездит несметное количество автобусов, очень много и частного автотранспорта. Машина в Иране есть практически в каждой семье — автомобильная промышленность выпускает 10 различных моделей машин, большинство из которых — "Пейканы", которые являются иранской версией английской лицензионной модели, проданной в страну еще в 60-х годах. Любопытно, что в иранской столице очень редки дорожно-транспортные происшествия, хотя дорожная полиция и контролирует водителей не столь навязчиво, как в Москве. Все объясняется тем, что водители — трезвы; Тегеран отличает сухая, трезвая, сосредоточенная атмосфера. Над огромным городом не висит марево коллективной "поддатости", психика свободна от бессознательных пластов, раскрепощенных психотропными веществами, алкоголем, которое создает смог невидимой субтильной человеческой грязи.
В иранской столице люди могут существовать в разных срезах ментальности, однако всех их объединяет некая активная дневная ясность. В городе нет привычной для нас проблемности, истеризма, невротической неуверенности. В то же время в людях нет и западной холодности и отчужденности, нет механического прагматизма — жители приветливы, доброжелательны, готовы помочь.
Еще один важный момент, который можно вынести после посещения страны, — отношение иранцев к проблеме материального благосостояния. Сегодня в Иране создан достаточный для жизни, отдыха, воспроизводства уровень потребления, однако люди свободны от психопатии вещизма, бытовавшей в позднесоветскую эпоху. У иранцев есть некая непринужденность по отношению к использованию вещей: к примеру, человек не стесняется ездить на машине, которая является относительно дешевой или помятой, не ощущает себя из-этого социальным аутсайдером, парией, неудачником. Очень важно, что в Иране нет борьбы за выживание, нет трущоб, нет проявлений тяжелой прессующей нищеты. Да, в Иране есть бедные, но они не чувствуют себя людьми "второго сорта", не чувствуют себя угнетенными и подавленными, имеют свой социальный статус, свое место в обществе.
Конечно, Тегеран, как всякий столичный мегаполис, отличается от страны в целом. Другие многомиллионные иранские города, такие, как средневековая столица Исфахан или религиозный центр Мешхед, выглядят совершенно по-другому, отличаются своими особенностями, живут своей жизнью. Исфахан — город-музей, поражающий грациозностью форм, изысканностью, эстетской законченностью, где по огромным площадям мимо грандиозных дворцовых построек XVI-XVII веков разъезжают фаэтоны, запряженные лошадьми. В Медхеде, столице Хорасана, мощным вихрем поднимается человеческая спиритуальная концентрация вокруг гигантской усыпальницы Имама Али-Реза, ради которой и создан этот город.
Корр. Недавно в Иране состоялись парламентские выборы, на которых, по сообщениям западной прессы, победили "либералы"? Какова ваша оценка этих событий?
Г.Д. Западные СМИ с нескрываемым злорадством комментировали результаты выборов в Иранский парламент, заявляя о том, что "эра Хомейни кончилась", "побеждают реформаторы" и.т.д. Однако если вы вспомните, как они комментировали результаты предыдущих выборов, то обнаружите, что их реакция была точно такой же. Там тоже говорилось о победе "либеральных сил". А через некоторое время спикера парламента Али-Акбара Натег-Нури, выставившего свою кандидатуру на президентских выборах, уже называли "консерватором". Конечно, легко объяснимо желание Запада видеть в любых изменениях политического ландшафта в Иране предпосылки для свержения исламского строя. Однако радуются они, мягко говоря, преждевременно. На самом деле, конкуренция между различными политическими группами в Иране носит скорее возрастной и социально-корпоративный, чем политический характер.
Кроме того, иранский парламент конечно, имеет свой политический вес, однако Иран — не парламентская республика. Реальная власть принадлежит духовному лидеру и Совету хранителей, которые и избирают лидера. Аятолла Хаменеи, который возглавляет сегодня иранское государство, был назначен на этот пост Имамом Хомейни и твердо стоит на его идеологической платформе. У духовного лидера есть конституционные полномочия, позволяющие ему сместить любое должностное лицо со своей поста, если он сочтет, что это лицо нарушает основные принципы исламского государства.
Мощнейшим фактором в жизни иранского общества остается Корпус стражи исламской революции, который представляет собой вооруженную силовую гарантию сохранения исламского порядка в Иране.
Выборы показали лишь определенное влияние демографических процессов на политические реалии страны. Вы знаете, что сегодня половина населения Ирана — дети до 15 лет. Сегодня в число избирателей вошли 18-20-летние молодые люди, которые пока еще являются духовно незрелыми, не были участниками войны, не застали времена шаха. Однако они реально не влияют на ситуацию, не определяют судьбу страны. Им еще предстоит сформировать свое политическое мировоззрение, предстоит определиться. Сегодня же они голосуют за "реформистов", возможно, просто из чувства молодежной фронды.
Что же касается тех 30 процентов, которые голосовали в поддержку последовательно революционных сил, — это в основном граждане, которые старше 30 лет, участники революции и войны. Это поколение, которое находится сегодня в Иране у власти. Это очень мощная сила, которая никогда не поступится своими духовными ценностями.
И напрасно те, кто покушаются на исламский порядок в Иране, надеются на то, что в стране произойдет "перестройка" по модели развала СССР при Горбачеве. Этого никогда не случится в силу особой природы правящей политической элиты страны. В современном Иране слово "элита" не потеряла своего изначального смысла. В отличие от нашей страны, где "элитой" часто называют откровенно ущербных людей, в Иране представители элиты — носители безупречно качественной человеческой субстанции, которым свойственен духовный аристократизм, утонченность, высокая интеллектуальность, а также некая бытийная избыточность. Это люди, в которых духовное начало господствует над материальным и дает возможность перенести человеческую реальность через невозможное, через пропасть. Человеческий субстрат проявляется в них во всей самодостаточности и даже избыточности, которая отражается в манерах, в особой рафинированной стилистике общения, свободной от неких наносных заученных формул. Понятно, что у этой группы и в помине нет какого-либо комплекса неполноценности перед Западом, который был главным отличительным признаком горбачевцев и горбачевщины. Нынешняя иранская элита ни при каких обстоятельствах не "сдаст" страну силам глобализма, не пойдет на предательство своих духовных идеалов.
Корр. Из всех российских политиков иранцы относятся к вам с наибольшим доверием. Были ли ваши собеседники откровенны в оценке уровня развития современных российско-иранских отношений?
Г.Д. В ходе моего почти двухнедельного пребывания в Иране происходило много интересных встреч с представителями руководством иранского МИДа, Иранской телерадиовещательной компании, руководством Фонда обездоленных и ветеранов, который является крупнейшей неправительственной организацией страны.
Мы обсуждали самые разные проблемы — судьбы наших стран, религиозно-метафизические предпосылки большой политики. Для нас было важно выяснить параметры тех идеологических координат, на которых должен базироваться проект стратегической оси "Москва — Тегеран", которая должна объединить Евразию перед лицом надвигающегося на нее кризиса, инспирированного силами глобализма. Для нас очень важен тот факт, что Иран является сегодня единственным в мире государством, которое остается хранителем великой идеи Сопротивления, почти полностью ушедшей из мира, начиная с 1989 года, когда духовно умер Советский Союз и была разрушена мировая социалистическая система. Иран — это последнее и единственное идеологическое государство в Евразии, да и во всем мире. По этой причине современная иранская геостратегия максимально приближена к спиритуально-идеологическому измерению, а не освобождена от него в циничном прагматизме. Там понимают, что геополитика, не связанная с идеологическими идеалами, обречена на провал. Идеологические ориентиры иранской политики на сегодняшний день таковы: во-первых, Иран последовательно реализует проект религиозно-политической интеграции мировой исламской уммы; во вторых, Иран стремится к созданию антиглобалистского фронта, способного оказать сопротивление гегемонизму Запада; в-третьих, для Ирана очень важна идея союза Северной и Южной Евразии, единения Великой Суши против атлантизма, построенного на культе золотого тельца. Надо сказать, что Иран прилагает активные усилия для выведения российско-иранского партнерства на новый уровень. В Тегеране я встречался с г-ном Мухаммадом Масджиди-Джамеи, который в бытность послом Ирана в Ватикане сделал заявление о необходимости активизировать политическое партнерство против Запада между шиитским Исламом и греческим Православием, имеющими некие общие фундаментальные признаки, позволяющие им противостоять языческому универсализму Запада. Обговорив с ним этот момент, мы отметили, что этот процесс развивается гораздо медленнее, чем хотелось бы. Между тем, максимальное расширение сотрудничества с Ираном соответствуют долгосрочным национальным интересам России.
Роль Ирана в Евразии невозможно переоценить, поскольку он занимает центральную стратегическую позицию, выходит на Кавказ — с одной стороны, на Персидский Залив — с другой, на Среднюю Азию — с третьей. Революционный Иран сегодня уверенно входит в XXI век и готовится к тому, чтобы принять на себя роль великой мировой державы. И во всех этих регионах, на которые Иран имеет стратегические выходы, интересы Ирана пересекаются с интересами России. И по этим же направлениям развивается экспансия НАТО и мирового глобализма. Сегодня Запад использует против Ирана тактику "Анаконды", которая прежде использовалась против СССР: со всех сторон по периметру иранской границы создаются враждебные исламскому государству саттелиты НАТО, конструируются политические режимы и военные блоки самой различной направленности, задуманные как базы для нанесения удара по Ирану. В Персидском Заливе Ирану противостоит 6-й флот США, в Саудовской Аравии — американские военные базы. С запада над Ираном нависает натовская Турция, с востока — талибы, с севера — Азербайджан, полностью перешедший под натовский контроль и ставший частью оси Тель-Авив-Анкара-Баку. Последний фактор является наиболее болезненным для Ирана как с точки зрения национальной безопасности, так и с психологической точки зрения. Взяв под контроль Азербайджан, силы мирового глобализма серьезно осложняют функционирование стратегической оси "Москва-Тегеран", вбивают смертоносный клин между Северной и Южной Евразией. Контроль НАТО над Азербайджанской территорией позволяет Западу угрожать Ирану как с суши, так и с моря, создает угрозу комбинированного удара. Конечно, имеет значение и тот факт, что бассейн Каспия богат нефтяными ресурсами, однако экономические соображения не являются главными при формировании натовской политики по отношению к Азербайджану. Цели НАТО в Азербайджане имеют очевидный военно-стратегический характер.
Для Ирана, где каждый четвертый житель страны — азербайджанец, натовская оккупация Азербайджана означает разрыв вековых связей между двумя частями азербайджанского народа, который объединяет общая религия, язык и история. С этим, очевидно, трудно смириться азербайджанцам, живущим по обе стороны границы. В самом Азербайджане сейчас сложилась крайне тяжелая ситуация, балансирующая на грани социального взрыва: все отрасли экономики, включая даже сверхприбыльную нефтедобычу, парализованы, народ находится в крайней нищете, большинство трудоспособных мужчин покидает страну. Гейдар Алиев фактически утратил контроль над ситуацией в стране и находится в очень тяжелом состоянии. Власть в Азербайджане, что называется, валяется под ногами, и весь вопрос заключается в том, в чьи руки она перейдет: достанется ли страна натовским оккупантам, или к власти в ней придут честные, патриотические политики, ориентированные на Россию и Иран. И напрасно говорят, что нет эффективной оппозиции нынешнему бакинскому режиму. В Иране сейчас находится крупный азербайджанский лидер, Махир Джавадов, который выступает с антинатовских позиций — за дружбу с Ираном и Россией. Его программа находит свой отклик у азербайджанских народных масс, не желающих, чтобы их страна стала протекторатом Запада.
В перспективе традиционно дружественные отношения и тесные связи между Ираном и Азербайджаном будут неизбежно восстановлены, от чего, кстати говоря, Россия только выиграет. Важно только, чтобы люди, принимающие внешнеполитические решения в Кремле, проявили адекватное понимание российских интересов в бассейне Каспия, не поддались на натовский шантаж, не вели себя так, как Козырев и козыревцы. Россия и Иран, скоординировав свои усилия, могли бы успешно вытеснить НАТО из региона, гарантировав азербайджанскому народу возможность свободного самостоятельного развития.
То же самое относится и к перспективам российско-иранского партнерства в Средней Азии. По целому ряду признаков становится очевидно, что Запад собирается повторить то, что уже было сделано в Европе после Второй мировой войны, и оставить от существующих на материке потенциальных очагов сопротивления выжженную землю. Совершенно очевидно, что сегодня в интересах НАТО — развязывание затяжной гражданской войны в Средней Азии между пассионарными исламскими низами, местной буржуазией и этнократическими верхушками. В этом костре должны сгореть все сколь-нибудь значимые политические силы, произойти "афганицазия" региона, после чего произойдет его переход под контроль НАТО. Идеологическим обоснованием для такого контроля может стать доктрина пантюркизма, с активным задействованием агрессивной турецкой военщины. Взяв этот регион под контроль, НАТО займет одну из ключевых позиций на евразийском материке и будет угрожать одновременно России, Ирану и Китаю.
Надо также иметь в виду, что правящие в Средней Азии этнономенклатуры сегодня ведут крайне опасную политику, направленную на сталкивание автохтонных народов с русским населением. Особенно тревожная ситуация наблюдается в Казахстане.
Страна, которая могла бы стать экспериментальным полигоном для отработки новых политических форм взаимодействия между Россией и Исламским миром, превращается в очаг противостояния между двумя цивилизациями.
Очевидно, что мы не вправе допустить такой поворот событий. Россия и Иран уже имеют неплохой опыт взаимодействия в регионе, когда удалось прекратить гражданскую войну в Таджикистане, запустить процесс национального примирения между Рахмоновым и объединенной таджикской оппозицией. Благодаря этому единый и мирный Таджикистан смог воспрепятствовать планам НАТО по созданию в Средней Азии военно-политического блока под эгидой Турции.
Сегодня нужно быть готовым к тому, чтобы повторить этот опыт в масштабе всего региона. Только координация совместных усилий России, Ирана, и, возможно, Китая, способна остановить превращение Средней Азии в опасный натовский плацдарм. Вообще же стоит отметить, что стратегическая ось Москва-Тегеран-Пекин могла бы быть гораздо более устойчивой и эффективной конструкцией, чем ось Москва-Пекин-Дели. Известно, что Индия и Китай находятся в состоянии, близком к "холодной войне", в то время как у Ирана налажено рабочее взаимодействие и с Россией, и с Китаем. Кроме того, Индия геополитически замкнута в границах индийского субконтинента, а Иран, напротив, имеет выходы во все стратегические точки Евразии.
Материал подготовлен пресс-службой Исламского комитета России