О НАШЕЙ ПОБЕДЕ, ИЛИ КРИЗИС ХРИСТИАНСТВА

Author: Элиезер ВОРОНЕЛЬ-ДАЦЕВИЧ
О НАШЕЙ ПОБЕДЕ, ИЛИ КРИЗИС ХРИСТИАНСТВА
34(299)
Date: 24-08-99
ТЕМА, КОТОРАЯ СЕГОДНЯ заставляет меня долго говорить, отнюдь не нова. Ей минимум сто лет, но она никогда еще не была столь навязчивой и массовой. Я любой ценой стараюсь быть в курсе мировых событий, и меня сильно насторожила некая всемирная газетная кампания под обобщающим названием “Смерть европейского христианства”. В последние месяц-полтора у меня просто гудит от нее в ушах. В своей лекции я остановлюсь только на двух наиболее показательных статьях в мировой прессе, которые появились прямо на днях. Во-первых, это статья-памфлет Рудольфа Аугштайна в журнале “Шпигель” (21 мая с.г.), посвященная краху и интеллектуальному банкротству христианства, и, во-вторых, подборка материалов в буквально вчера в полученном мною журнале “Ньюсуик” (12 июля с.г.) под обобщающим названием “Бог умер? Похоже, в Западной Европе это действительно так”. В числе авторов последней подборки — Карен Армстронг, вероятно, всем здесь хорошо известный (или все-таки известная?) автор книги “История Бога”. Я так и не понял, какого автор пола, а лично с ним я не знаком. Было немало и других, менее значимых публикаций, и к их числу я отношу недавнюю и весьма нашумевшую статью Юлии Кристевой в газете “Стампа” — о православном национализме. Думаю, что на этом кампания не закончится. Нам еще предстоит увидеть ее отголоски в российской прессе (советую читать “Итоги” и “Огонек”), что вам как специалистам будет чрезвычайно интересно. Я еще не очень хорошо понимаю, в какой форме пройдет кампания. Но, скорее всего, вопрос будет поставлен так: “Насколько религиозно постсоветское общество и во что оно верит?”
ТАК ЧТО ЖЕ СТАЛО главной темой “проработки” христианского вопроса леволиберальными журналами всего мира? И насколько оправдана такая постановка вопроса?
Главный тезис авторов всех этих публикаций прост: Европа вступает в эпоху постхристианства и перестает быть христианским обществом. В чем это выражается? В том, что интерес к традиционным формам религии постоянно падает. Казалось бы! Вот погиб коммунизм, люди получили доступ к нормальным возможностям исповедания своей веры — и что мы видим в результате? В Западной Германии с 1991 по 1998 гг. число людей, регулярно посещающих церкви, уменьшилось (да просто-таки упало!) более, чем в 2 раза: с 14,7% до 7%. Менее серьезно, но неуклонно этот процесс происходил в Италии (сокращение почти на треть), не говоря уже о Франции, где о церкви и кюре вспоминают только при регистрации браков и конфирмации. Нотр-Дам превратился в большой музей-ресторан, куда приходят толпы, жующие гамбургеры и “стиморол”, чтобы поглазеть на древние ритуалы. Думается, для этих людей воскресная месса стоит в одном ряду с гаданием на картах и показательным выступлением колдунов вуду. И это подтверждают опросы, опыт общения авторов с представителями католической церкви. Один кюре из Нотр-Дама считает, что его храм превратился в бензоколонку, на которой вечно толчется народ, пришедший “подзаправиться”. Шведы ходят в кирку по инерции — мол, это единственное место, где можно отдохнуть от повседневности. Британские методисты всерьез обсуждают вопрос, можно ли принимать в свою общину тех, кто и в Бога-то не верит. И приходят к выводу — можно. Мы все гуманисты. Главное — близость к человеку, а не какое-то там запредельное “дело Господне”. Церкви в Западной Европе все больше напоминают почтовые отделения: зашел человек, потолкался от кассы к кассе, записочку написал Творцу Вселенной — и побежал дальше. Бизнес. Проводить в церкви значительную часть свободного времени? Да вы что! ЭТО НЕ ТО МЕСТО, ГДЕ МОЖНО ЧЕГО-ТО ДОБИТЬСЯ.
Институт ЭМНИД, как пишет тот же “Ньюсуик”, провел опрос среди немцев: каким учреждениям вы доверяете больше всего? Немцы поставили церковь на пятое место. А кто же впереди? Места распределились так: “Эмнисты Интернешнл”, суд, полиция и Гринпис. Это великолепно. На фоне двух тысяч лет европейского христианства — особенно. А вот житель Ирландии Алан О’Коннор считает, что все духовные иерархи извращены (об этом часто пишут в газетах). Сербиянка Надя Данич, 26 лет, переехавшая с семьей в Йоркшир, ходит в церковь и ставит свечки, но просто по семейной традиции. Она говорит: “Моя религия — не в церкви, а в природе”. Ей кажется, что религиозное чувство нельзя свести к “целованию креста”. Но на берегу озера, в полнолуние, ею овладевают истинно религиозные чувства.
А вот некая мадам Ксоана Пинтос Кастро и ее папаня Хуан-Луис Пинтос придумали свою собственную религию, по их словам, состоящую из кусков учения буддизма; ритуалов римской церкви и “общего духа ислама”. И исповедуют ее. Это их семейная ценность. И многие европейцы (а число тех, кто признает существование Бога, за последние 10 лет возросло на 20%, и теперь 9/10 белых людей его признают) создали себе собственную эклектическую религию, где Христос — сын Будды, ад — одна из форм сансары, а в раю пышнотелые гурии показывают стриптиз и каждый раз отращивают новую девственную плеву.
Более того, по мнению сегодняшних европейцев, традиционные церкви “лицемерны”, это оружие национальной ненависти. Постмодернистка Юлия Кристева прямым текстом пишет, что все эти древние институты должны “трансмутировать”, как алхимические вещества. И православие, и католицизм — ради того, чтобы измениться и понять друг друга.
А вот в Швеции в следующем году хотят распустить (!) лютеранскую церковь, если я правильно понял глагол disestablish из статьи в “Ньюсуик”. И в самом деле — ведь менее половины шведов признают себя верующими. Шведский социализм. Миллионы людей в Европе, однако, считают: надо верить, но к конфессии принадлежать необязательно.
Весь этот скорбный перечень можно было довольно долго тянуть, но это просто факты. Просто факты, цена которым один вонючий шекель.
Интеллектуал Рудольф Аугштайн нападает на христианство с других позиций (статья называется “Человек по имени Иисус” — прямое кощунство). Он попросту повторяет все прежние доводы критиков еще времен Рима: Христос не смог предсказать будущего, первые христиане были преданы апостолом Павлом, сделавшим из иудейской секты языческую религию, но огромный культурный пласт христианства себя не оправдал. Церковь не предотвратила ни одной войны, не защитила евреев во время холокоста, не спасла голодных. Она просто следовала за властью мирскою и ее мирскими желаниями. Нет ничего положительного, созданного христианством. Все вокруг ложь и суета сует. Впервые я вижу, что европейский автор вообще отвергает всю европейскую культуру, как ложную и лицемерную. В XIX в. был Ницше, но он был велик и ужасен. Ныне какой-то баварский пошляк спокойно припечатывает к столу ладонью родную культуру — и хоть бы хны.
Но и Аугштайн, этот интеллектуал, не может обойтись без статистики. Симпатией немцев пользуются (в порядке убывания) Иисус, Лютер, Ганди, дева Мария, Моисей, апостол Павел, Далай-лама и евангелическая церковь. Антипатию они испытывают (в порядке ее возрастания) к католической церкви, Иоанну Павлу Второму, Будде, Мухаммеду, Пилату и Иуде. Все же дикая путаница царит в европейских головах. Мало кто из этих людей верит в экзорцист, непорочное зачатие, вознесение на небеса и жизнь после смерти — об этом тоже свидетельствуют цифры (номинация “самые непопулярные представления”). Зато многие верят в метемпсихоз.
Иными словами, европейское христианство переживает крупнейший кризис за всю свою историю. К.Армстронг так и пишет: “Вера переживает постоянные трансформации, пытаясь найти язык, подходящий для современности... мы все дальше и дальше от иудейского пиетизма первых христиан”. Массы начинают верить в Муна, Кришну, трусы Курта Кобейна и, как говорил Вася Шукшин, “в плоть и мякоть телесную” (из рассказа “Барсучий жир”).
Итак, вера нынешнего европейца: 1) личная; 2) эклектичная; 3) в ней отсутствуют какие-либо элементы прежней конфессиональной веры, кроме, быть может, чисто ритуальных, и то сильно искаженных. Это давно уже не Б-г Авраама, Исаака и Иакова. И даже не Бог философов и ученых. Это бог ревущей и злобной плоти — не Б-г евреев, невидимый и недоступный, а арийский бог, попросту красный и потный от напряжения фаллический символ молящегося. Как сказали бы в Одессе, народ поцепоклонников (смех в зале). Перед нами эпоха торжества язычества. Да, настоящего язычества. В сущности, в качестве Бога каждый европеец водружает на свой алтарь собственное изображение, да и то не всего себя. Он наделяет его собственными качествами, достоинствами и недостатками, восхваляет его. Его Бог амбивалентен и аморфен. Он не то что не спасет — его вообще нет. Это фикция, фантом, блеф пьяного игрока в покер.
Некогда в Европу приезжал йог, который доказывал в своих лекциях, что Христос был как раз приверженцем индийского взгляда на мир. Он много чего плел о совпадении Брахмана с Атаманом, что якобы открыл людям Иисус. Сейчас эта точка зрения побеждает. О, гнусные времена Европы!
И вот теперь я, на досуге почитывая “Библию Раджниша”, вдруг ловлю себя на мысли: а автор-то не так глуп. Он прекрасно знает тайны души европейца. Он льстит ему и ругает его одновременно.
В какой же период истории мы присутствуем и что будет дальше?
Настали времена, когда европейское сознание пожелало освободиться от того, что делало его “европейским сознанием”. Здесь вспоминается старый восточный рассказ о некоем юноше, который вдруг осознает, что его отец — вовсе не отец, а кто-то другой. И он отвергает своего отца. Но вскоре становится ясно, что в его мире вопрос “чей ты сын?” крайне важен — самого юношу начинают изгонять из общества. Юноша тогда сочиняет, будто он сын царя. Царь, узнав об этом, велит казнить лгуна. В приключениях и побегах от царской стражи проходит его жизнь, и вот однажды он встречает человека, который легко доказывает ему, что он и есть его истинный отец. Этот человек преисполнен достоинств, умен, прекрасен. Юноша падает на колени. Тогда обретенный отец преображается — юноша видит свое зеркальное отражение, которое говорит: а теперь ты расплатишься за науку. Врываются стражники и тащат лгуна на эшафот. В рассказе, естественно, подразумевается, что этот новый отец был Сатана, Шатан — сказание это арабское, и помню я его сейчас не во всех подробностях. И все это было им задумано с самого начала.
Нечто подобное происходит сейчас в Европе. Она стала таковой только благодаря христианству. Ныне она желает от него освободиться — надоело. Будущий век — век семейных кумирен, в которых будет клубиться словесный фимиам. Боги и божки, предки, хозяева... “Вот я — я научился читать в 4 года, в 7 лет сбежал из дома и сам добрался до Гамбурга, написал стихи про то, как птичка прыгает на ветке, окончил школу и стал самым умным менеджером фирмы по производству стиральных порошков в далекой Тюрингии. А это мои дети, моя жена...” И так далее. Культ Самого Себя. Культ Своего Успеха. Человек, в сущности,— это свинья с самым узким кругозором. Свинья и Желуди — грустная притча о нашем бытии. Мальдорор хорошо понимал, КТО такой европейский человек.
Об этом ли думал Иисус, кем бы он ни был? Об этом ли мечтали пророки Писания?
Европа и арийский мир добровольно отказываются от того, что я как-то назвал “двойной лояльностью”. Каждый из нас, будучи гражданином Израиля, США, Италии,— еще и гражданин Царства Г-дня. И эту тяжкую ношу мы несем. Как сказал один мой корреспондент: мы “ловцы во ржи”, мы стоим у пропасти, останавливая ретивых язычников. На нас лежит тяжесть мира сего. Помните: некогда святой Христофор переносил через реку Христа-младенца и почувствовал великую тяжесть на плече своем. Это и есть прообраз современного еврейства. Мы несем мир, резвый и шаловливый, как младенца, за своим левым плечом, но он тяжел, и эту тяжесть ощущаем мы и только мы. Для меня, как еврейского мыслителя, Иисус был попросту прообразом арийского мира — мы его породили, и он, спасши других, ушел в Царство Г-да нашего.
Сегодня европейский мир желает сорваться в пропасть. Христос покидает его. Последняя связь с истиной уходит из прогнивших старых мехов.
Не далее, как вчера, 13 июля, мы с вами видели массовую истерию христиан-”крестоносцев” в Иерусалиме. Это неописуемо. Группа страдальцев из Европы пришла просить прощения у нас и мусульман за крестовые походы. Какова картинка, сказал бы Лосев. Иными словами, конец века проходит под какой-то странный аккомпанемент. Я помню, что после распада СССР была популярна такая шутка: “Пролетарии всех стран, простите меня. К.Маркс”. Ныне все намного хуже для Эдома. Эти люди дошли до такой степени падения, что просят прощения за сам факт своего существования. Они признали даже, что их двадцать веков были попросту БОЛЬШОЙ ОШИБКОЙ, тупиком истории. Они подставляют вторую щеку и жалеют об отсутствии третьей.
Но древний инстинкт народа-воина говорит нам: кичливый раб, восставший на владыку своего, да будет убит и после раскаяния. Врагов нельзя прощать. Враг всегда останется врагом. Так учит древняя мудрость. И золотой нож войдет в сердце эдомитянина, ныне в грязи валяющегося перед своими хозяевами.
Рабби Адин Штайнзальц как-то сказал, что христианство — это упрощенная, примитивизированная, подогнанная под детское сознание индоевропейских народов иудейская религия. Как бы ни было тяжело нам жить рядом с христианами, это были все же ручные звери. Но вот оказалось, что даже такое легкое бремя Христа для них тяжело. Дальше арийцы будут творить свои собственные мифы и поклоняться им. Эти дети впадают в окончательный маразм. Они не понимают всей строгости и торжественности момента. Отныне — слышите? — отныне ваш Господь будет только на небесах, и ваши молитвы не долетят туда. Он покидает вас. На его место войдут пожиратели душ, жалкие обитатели низших миров. Они вас сожрут, съедят изнутри... Неужели вы не понимаете этого? Буддизм — это религия апатии и смерти, но именно буддизм ближе всего нынешнему европейцу.
В христианстве всегда намечался опасный путь — путь человекобожества, путь самообожествления. И злые дети европейской истории выбрали именно его. Они прошли его до конца. История Европы кончается громким пшиком. Жалкая страна каменных грез...
Что это означает? Что с исходом христианства еще из теплого тела Европы свято место остается пусто. И что самое время брать его, самое время ставить все в мире на свои места. Великое арийское опьянение прошло — теперь они получили белую горячку. Все вернется на круги своя. Сегодня мы, народ святых, вновь призваны к своей истинной роли — к удержанию всего мира на плечах своих. Что есть этот мир — миф, блеф, жалкий пух за левым плечом еврея. Он существует только потому, что мы существуем, и грош ему цена без нас. Мир есть продукт коллективного воображения еврейского народа. Арийцы, в сущности, таковы, какими мы их придумали. Мы играем в последнюю игру — Европа без своего сердца и средоточения, вот последнее слово наше.
Американский профессор-христианин Арбутнот, который пишет мне, что пора отбросить словесную шелуху и вернуться к молчаливой вере отцов, прав. Но он прав только как практикующий христианин из профанического перверс-клуба “Евреи за Иисуса”. Ибо сегодня им уже нечего сказать. Они молчат. Отныне говорим только мы. Им же мы оставим, в крайнем случае, идейно крепкий речекряк — и к нему стремится г-н Арбутнот, проповедуя эру молчания.
И она наступает — эра абсолютного молчания арийских народов. Эра великой тишины.
С христианством кончается история Европы, история зверя, возжелавшего стать человеком. Арийцы НЕ СДАЛИ ЭКЗАМЕН на человека. Но и мы не можем оставить их на второй год. Время уходит стремительно. Славный же мир организуется ныне вокруг нас. Они, бывшие властители, опустили руки, пали ниц. И ветвь исторической эволюции понесла их вниз, по ниспадающей линии. Помните?
Если все живое лишь помарка,
За короткий выморочный день,
На подвижной лестнице Ламарка
Я займу последнюю ступень...
ВОТ ТУДА НАПРАВЛЕН ИХ БЕГ. Тихо, скользя по стремнинам бытия, — к земле, к траве, в мягкое стойло, в хлев, во влажную солому, назад, к низшим формам духовного существования, в пепел, смрад, в навоз. Их нужно резать или стричь, как говорил лучший из гоев Пушкин.
“Святой год” — 2000-й — начинается концом Европы и Christentum. И Фукуяма здесь ни при чем. Знаете, есть закон: чем меньше ариец христианин, тем больше ему мешают евреи. Мы и есть наказание за их отступничество. Чем менее в народе остается христианства, тем больше Абрамовичей на руководящих постах. Это знак деградации арийской идеи.
Ныне нам даже некого наказывать. Остались жалкие руины.
Но помните ту притчу, что вспомнил когда-то Иисус — об овце, упавшей в колодец в день субботний? Нам следует все же помнить о ней. Нам предстоит, вероятно, вновь спасать арийские народы — на сей раз просто, пася железным жезлом. Иного они не заслужили. Не выдержав простейшего испытания христианством, Европа расползается в хаос. Ее будущее очевидно.
Когда-то еврей Савл понял, что этих зверей можно приручить. Его опыт помог Европе прожить две тысячи лет под благой сенью еврейских стилизаций.
Но их время сочтено, взвешено и измерено.
Как мы должны воспринимать кризис христианства? Как поминки по большому филиалу нашего банка — по Европе и ее культуре. Все это сделали мы, но подспудно, тайно, в глухой тишине. Теперь остается заявить о своих правах в полный голос.
Европа проиграла. Ей некуда деваться. Победили все-таки мы. В конце концов.
Доктор Арбутнот, написавший мне, что мы, евреи, должны поверить в великого мессию арийцев и влюбиться в американский стиль жизни, неправ. Америка, в сущности, есть передовой отряд арийского разложения. Жалкая раса, жалкая история, жалкие перспективы... Истина, которую сегодня дарует нам Г-дь, проста: либо мы, либо никто. Это факт. Это очевидность.
Один английский пастор недавно написал книгу под названием “После Бога”. Это характерное и страшное название не пугает его. Ему кажется, что век Европы еще долог, просто от Б-га Вседержителя нынешний человек Запада переходит к божку домашнего очага, божку собственного “эго”.
Это ложь. На место Вседержителя может прийти только Великая Пустота.
Вот перед чем ныне стоит европейское сознание.
Еврейские студенты любят говорить, что профессор Дацевич все свои лекции заканчивает стихами Бялика — даже лекцию про Пушкина. Да, Бялик — мой любимый поэт. На сей раз я прочитаю кусок из поэмы “Мертвецы пустыни”, который когда-то был обращен к нам. Ныне же он рисует самое ближайшее будущее великого плавильного котла арийской цивилизации.
И пролетел ураган. Все снова, как было доныне:
Ясно блестят небеса, и великая тишь над пустыней.
Сбитые в кучу, ничком, оглушенные, полные страха,
Мало-помалу встают караваны, и славят Аллаха.
Снова лежат исполины, недвижна несчетная сила;
Светел и ясен их вид, ибо с Богом их смерть примирила.
Места, где пала их рать, не найдут никогда человеки:
Буря холмы намела и тайну сокрыла навеки.
Изредка только наездник-араб пред своим караваном
Доброго пустит коня в весь опор по равнинам песчаным;
Сросся с конем и летит он, что птица,
по шири безбрежной,
Мечет копье в вышину и ловит рукою небрежной.
Чудится — молния мчится пред ним по песчаному полю,
Он, настигая, хватает его, и вновь отпускает на волю...
Вот уж они на холме, но далёко, чуть видимы глазу...
Миг — и отпрянул скакун, словно бездну завидевши сразу,
Дико взвился на дыбы, как в испуге вздымаются кони, —
Всадник нагнулся вперед и глядит из-под левой ладони —
Миг — и коня повернул — на лице его страх непонятный,
И, как из лука стрела, он несется дорогой обратной.
Вот доскакал до своих и поведал им тайну равнины.
Внемлют, безмолвно дивясь, рассказу его бедуины,
Ждут, чтоб ответил старейший —
в чалме, с бородой среброкудрой.
Долго молчит он и молвит:
“Валлах! Да святится Премудрый!
Видел ты дивных людей: их зовут Мертвецами Пустыни.
Древний, могучий народ, носители Божьей святыни,
Но непокорно горды, как хребты аравийских ущелий —
Шли на вождя своего, и с Богом бороться хотели;
И заточил их Господь, и обрек их на сон без исхода —
Грозный, великий урок и память для рода и рода...
Есть на земле их потомки: зовут их народом Писанья”.
Молча внимают арабы загадочной правде сказанья:
Лица их полны смиренья пред Богом и Божиим чудом,
Дума в глазах, —
и пошли уж к навьюченным тяжко верблюдам.
Долго сверкают, как снег, издалека их белые шали;
Грустно кивают верблюды, теряясь в мерцаниях дали,
Словно уносят с собой безысходность легенд про былое...
Тихо. Пустыня застыла в своем одиноком покое...
В данном случае вы, интеллектуалы, должны вспомнить другого лучшего из гоев — Ницше. Это он говорил: “Пустыня ширится с каждым днем...” Ныне арийская пустыня достигла пределов бытия.
Европа кончилась.
Грозный, великий урок, и память для рода и рода. Урок длиною в двадцать веков.
И слава нам, тем, кто не пошел по пути песчаной гибели. Отныне мы — единственная культурная нация, единственный в мире народ, имеющий перспективу. Мы молча взираем на камни европейских городов, подергивающихся песчаной пылью, и знаем — так было завещано от века. Стоит ли жалеть их? Нет. Стоит ли им помогать? Да, ведь это рабы наши, и, проиграв великую игру, они будут нам служить. Их мир явил свою тайную сущность, великую тайну арийской души. Понимаете ли вы это?
Тихо. Пустыня застыла в своем одиноком покое...
Вот главный секрет европейской культуры, культуры самонадеянного богоборческого отступления от Истины. За эту науку не было жалко и нашего всесожжения.
Итак, сегодня я, изменяя себе, заканчиваю свое слово другой поэмой — псалмом царя Давида, который стоит нам пропеть над руинами царства эдомитян.
“И убоятся народы имени Г-дня, и все цари земные — славы твоей. Ибо созиждет Г-дь Сион, и явится в славе Своей. Призрит на молитву беспомощных и не презрит моления их. Напишется о сем для рода последующего, и поколение грядущее восславит Г-да, ибо Он приникнул со святой высоты разрешить сынов смерти, дабы возвещали на Сионе имя Г-дне и хвалу его в Иерусалиме, когда соберутся народы вместе и царства для служения Г-ду” (Пс. 102:16-23).
Этот день настает. Он неумолим. Единственное, о чем мы сегодня должны молиться, — чтобы враги наши МЕНЬШЕ МУЧИЛИСЬ в день окончательной победы Народа Г-дня. Аминь.
14 июля 1999 г., Иерусалим