Впервые я увидел его в своем телевизоре году в 87-м, это был какой-то англоязычный клип Джоанны Стингрей, участвовали также Б. Г., Цой и прочие "питерские звезды". Даже в этом, весьма заурядном, "перестроечном" произведении Сергей умудрился выделиться — он единственный не был похож на "героя рок-подполья", не позволял себе идиотских ужимок, свидетельствующих о мнимой раскомплек- сованности кумиров. Он просто смотрел в экран своим неповторимым взглядом "спаниеля-гипнотизера" и пел. Насколько я помню, его куплет был единственным, спетым по-русски, и повествовал о том, что однажды советский человек просыпается и с недоумением видит американцев, гуляющих по крыше соседнего дома.
Проигнорировать такого человека было почти невозможно. Вскоре я узнал, что в высшей степени симптоматичная композиция "Товарищ Горбачев, до свидания!", которую мы давно слушали как политически программную, тоже его рук дело. Через десятые руки каких-то питерских знакомых записывались "Насекомая культура", "Народ гуляет", "Опера богатых" и другие "поп-механики". С тех пор многие "киношедевры" ("Господин Оформитель", "Лох — победитель воды", "Над Темной Водой") для меня и моих друзей оправданы только тем, что над музыкой к ним поработал Курехин. Постепенно именно он, а не какие-нибудь "митьки", стал для нас гением Питера, отражением его противоречивой, северной, революционной души.
Безусловно, Курехин был композитором-конспирологом в том смысле, что с самого начала осознавал культуру (да и не только культуру), окружавшую его, как заговор. Заговор материи против духа. Заговор цитаты против прямого высказывания. Заговор детерминизма против случайностей. Заговор формальной логики против аналогового мышления. Как и полагается конспирологу, Сергей отвечал на этот окружающий заговор своим собственным заговором с обратными целями.
Талант обрушивает тупость всегда, чем бы она ни была подкреплена и смазана, потому что талант парадоксальным образом копирует механику противостоящей ему бездарной и трусливой системы, но воспроизводит этот механизм на качественно более высоком, невозможном для системы уровне. Заговор идиотов и имитаторов, заговор однозначно смертных, ветхих людей отступает перед собственным архетипическим отражением, не может посмотреть в единственно правильное, черное, магическое зеркало и отворачивается, ухо- дит, дает место таланту, собирается со своими инертными силами вплоть до следующего столкновения. В новой физике пригожинской школы, которой Курехин всерьез интересовался, это называется законом фрактальных множеств.
Такова была терапия "Поп-механики": демонстрировать агентам энтропии их собственный лик, заклинать, изгонять демона. Если композитор не является экзорцистом, то его вообще незачем слушать. Проекты Сергея прививали нас от многого.
Если у кого-то мои слова вызывают сомнения, дайте себе труд заглянуть в сценарий "Порок и святость" — совместная с Сергеем Дебижевым художественная конспирология, имеющая целью разоблачение демонов современного мира. Слава Богу, этот культовый текст издан, с обложки Сергей смотрит сквозь читателя, одет в форму русского морского офицера (кадр из к/ф "Два капитана-2"). Предки Сергея действительно служили в нашем имперском, самом сильном в мире флоте. Жаль, из сценария до сих пор не получился фильм.
Мы продолжали следить за ним, почти бессознательно копируя некоторые поступки, фигуры речи, сюжеты. Люди никогда не копируют трусов. Личная и художественная смелость Курехина подтверждались легко. Ему было действительно плевать на карьеру. Входя в двадцатку лучших джазовых клавишников страны, он никак не удосужился устроиться на этом академическом поле. Ему было действительно плевать на власть. Чего стоило одно только его телевизионное: "Собчак совершил акт духовной педерастии, подкравшись сзади к питерской альтернативной культуре". Сказано по поводу попыток закрыть знаменитый арт-сквот на Пушкинской, 10. И Собчак тогда, надо напомнить, был не вынужденным эмигрантом, не нарицательным, как сейчас, а всесильным мэром второго города, соратником всех старовойтовых, станкевичей и ельцинов вместе взятых. В молодежном телешоу, не теряя спокойной интонации психотерапевта, осматривающего палату заторможенных, Сергей разъяснял тинейджерам, что "аналог СПИДа на социальном уровне это героизм", и любые проявления некорректности сегодня должны вызывать у имеющих власть столь же серьезное внимание, как и ВИЧ-эпидемия, вирус героизма в людях куда опаснее для будущего. Позже, в последнем предсмертном интервью, данном "Элементам", Сергей скажет: "Если вы романтик - вы фашист", имея в виду устрашающий ярлык, который выжигает сегодня система на теле и образе любого утописта, чем бы он ни занимался - музыкой, политикой, религией.
И вот тот, кем мы интересовались так долго, вдруг заинтересовался нами. В первый раз я увидел живого, нетелевизионного Курехина в редакции "Лимонки", куда он пришел получать партбилет. Потом был вечер "новых магов" (Дугин-Курехин), на котором оба мэтра обличали дегенеративное искусство последних времен, и Сергей говорил о магии как особой территории, не имеющей границ, предлагал всем собравшимся вступать в наш евразийский заговор новых магов. Мысль о том, что уже через полгода его не будет с нами, кому угодно тогда показалась бы дикостью.
Была удивительная избирательная кампания Дугина в Питере, превращенная Сергеем в цепь антимондиалистских информационных и художественных провокаций, отнюдь не безобидных в том смысле, что пресса, как только поняла, что это не игра, точнее, что игра идет всерьез, закрепила за Курехиным имидж "красно-коричневого", "национал-большевика" и вообще врага открытого общества. В этой "роли" он и перешел в другой мир.
Его действительно волновало все, что связано с традиционализмом, консервативной революцией, эсхатологией, герметизмом. Курехин вообще был предельно серьезным человеком, скорее деятельным пессимистом, стоиком, нежели циркачом, как пытаются (сейчас и тогда) представить некоторые глянцевые журналы. Курехин не кривлялся никогда. Все, что понималось либеральными унтерменшами, как дурашливость, капустничест-
во, цирк - при более внимательном взгляде оказывается особой, субтильной, легкой, развлекающей и воспитывающей одновременно, формой критики общества зрелища, критики, предназначенной для своих, т. е. для тех, кто в плотном, тяжелом, местном теле еще не утратил слуха, интуиции, способности откликаться на зов и видеть луч, для аристократов духа, которые всегда, наощупь, находят друг друга и составляют свой негласный заговор, какой бы хлам и шум ни путался вокруг.
Бог выбрал верующих, чтобы в День Суда они свидетельствовали против неверных, но аристократы духа нужны, чтобы в тот же день свидетельствовать и против верующих, т. е. против всех, включая самих себя. Такую ношу пожелает взять только настоящий телемит.
Все банальности по поводу трехлетия его похорон, полагающиеся в шоу-обществе, будут растиражированы и без нас. Поражает способность унтерменшей повторять выученные фигуры даже после смерти гения, как будто ничего не произошло. Тем, кого действительно интересует Курехин, можно рекомендовать только музыку. Реанимирующую, выпрямляющую, страдающую и побеждающую музыку, не требующую ничьих комментариев.
Мы же, если долго не видим вокруг ничего утешающего душу, просто ставим в видеомагнитофон кассету с его перфомансом, посвященном Алистеру Кроули, том самом, где вечно бежит в колесе человечек в костюме средневекового палача, Дугин читает "Книгу Законов", Курехин и Лимонов поют "нас ждет огонь смертельный", происходит много других волшебных вещей и непрерывно звучит прециозно белая музыка, нотная повесть о судьбе вот уже три года как замолчавшего героя.
9 июля 1999 года
