МАДАМ ТИНУБУ

Author: Александр Водолагин
МАДАМ ТИНУБУ (рассказ)
27(292)
Date: 6-07-99
НЕ ТАК ДАВНО в Москве побывал Чень Мин Фу. Мы приехали в Отрадное. Чень уселся за кухонный стол и углубился в чтение "Книги перемен".
— Хочешь узнать, что ждет тебя вечером? — спросил он. — Кидай кубик. Погадаем.
Я бросил кубик шесть раз, как сказал Чень. Составилась гексаграмма под номером 57: "Благоприятное свидание с великим человеком..."
— С кем же это? — недоумевал я. — Ты уже здесь. А среди моих московских знакомых нет великих.
— Значит, появится незнакомец. Не будем спешить, Подождем развития ситуации.
Ждать нам пришлось совсем недолго. Позвонил Феликс.
— Съездим на Клязьму, — сказал он. — Швефельборн приглашает к себе на дачу. Что-то у него случилось. Нужно помочь.
— А кто этот Швефельборн? — спросил его Чень, когда мы уже мчались по Дмитровскому шоссе в служебной машине Феликса.
— Очень интересный старик. Его называют патриархом отечественной экстрасенсорики. Предки его по отцовской линии — из Скандинавии. А мать, если не врет, из древнего рода какого-то Константинопольского патриарха... Иоакима, что ли. Был такой патриарх, Сань?
— Патриарх-то был. Но вот то, что твой Швефельборн — его родственник, в этом я сомневаюсь.
— Кто его знает? Вообще-то он, как говорится, иногда любит подпустить Андрона.
— А кто такой Андрон? — поинтересовался Чень.
— Да никто. Так у нас говорят о человеке, который любит хвастать, может приврать, — объяснил я нашему китайскому другу.
Мы въехали в опустевший дачный поселок на берегу Клязьминского водохранилища. Был солнечный октябрьский день. Швефельборн — худощавый, высокий, как жердь, старик в красном жилете — копошился в саду над ульями.
— Проходите в дом, — сказал он, не отрываясь от своего занятия.
Феликс провел нас в гостиную. Включил старинную лампу с зеленым абажуром, стоявшую в центре черного квадратного стола. В левом темном углу комнаты я заметил часы с тяжелым медным маятником в высоком и узком деревянном футляре: казалось, время шло здесь в замедленном темпе, даже не шло, а неторопливо истекало — капля за каплей. Рядом с часами — черная деревянная этажерка с застывшими на полочках темными статуэтками египетских божков и священных животных. Особенно мне понравилась терракотовая свернувшаяся змея. Справа от окна на тумбочке — черная печатная машинка с латинским шрифтом, с невыдернутым листком бумаги.
— Трофейная, эсэсовская, — сказал Феликс, осторожно коснувшись пальцами клавиатуры. — Старик пишет книгу о "науке соответствий". Договорился со шведами об издании. Он у них — личность известная. Знаком с королевой.
— Ну-с, господа офицеры, присаживайтесь! — скомандовал Швефельборн, появившийся в комнате с желтым деревянным бочонком медовухи. Старик был в отличном расположении духа. Видимо, общение с пчелами действовало на него самым благоприятным образом. Я с интересом вглядывался в его лицо, но не находил в нем признаков "великого человека", обещанного мне на этот вечер Ченем. Высокий лоб, длинные, слегка оттопыренные уши, ястребиный нос, смеющиеся, прищуренные глаза вызывали ощущение, что перед вами человек-птица. Повернув деревянный квасной краник, он ловко наполнил четыре темных стеклянных бокала прохладным пенившимся напитком.
— Будем здоровы и вечно молоды!
— Очень вкусно! — просиял Чень.
Я почувствовал, будто волна солнечного света разлилась по всему телу.
ФЕЛИКС ПРЕДСТАВИЛ МЕНЯ как знатока эзотерических учений, а Ченя как сторонника здорового образа жизни и обладателя Мистической Потенции. Старик поглядывал на нас смеющимися глазами. Чень завел разговор о сверхчувственном восприятии.
— Феликс рассказывал нам, как вы помогли ему напасть на след пропавшего генерала. Можно узнать, как это у вас получается?
— Да я сам не знаю, голубчик, — Швефельборн хитро улыбнулся.— Как вам объяснить? Представьте себе стенник с запечатанными воском ячейками с медом. Нечто подобное — всеобъемлющее информационное поле. В каждой ячейке хранится знание об определенном месте и времени, о вещи или лице. Нужно только найти соответствующую ячейку и распечатать ее. А там — только вычерпывай нужную тебе информацию.
— Вопрос в том, можно ли научиться считывать такого рода информацию, — сказал я. — Существует ли вполне определенный способ раскупоривания запечатанных ячеек вселенской памяти? Или это — дар свыше: имеющему его дается искомое знание, а у не имеющего отнимется и то, что он имеет, как сказано в Евангелии?
— Ну вы же знаете: не может человек ничего делать от себя. Все довольно-таки просто: либо ты видишь и говоришь о том, что видишь, либо не видишь — тогда помалкивай. Тут какое-то наитие.
— Согласен. Как обстоит дело с прошлым, мне понятно, — рассуждал я. — То, что уже произошло, свершилось, действительно, не исчезает бесследно. И если след существует — хотя бы в виде смутного образа нашей памяти — он уже доступен для ясновидения, может быть прочитан и истолкован. Иное дело — знание будущего, которое ирреально. Возможно ли видение того, чего еще нет, что еще не наступило?
— А почему нет? — Швефельборн смотрел на меня веселыми хитрыми глазами. — Будущее возникает из прошлого, предсуществует в настоящем, значит, и его можно усмотреть умственным взором.
— Предсуществует?
— Да, в виде мысли.
— Тут что-то не так. Есть ведь и несбыточные идеи — идеи без будущего.
— Вам бы, молодой человек, только спорить! — возмутился старик. — Настоящая идея всегда заключает в себе волевой заряд, энергию самоосуществления. Это надо чувствовать. А вы говорите о фантазмах, галлюцинациях.
— Ладно, господа, хватит теоретизировать, — прервал наш диалог Феликс. — Не для этого мы сюда приехали. Что у вас случилось, Иван Иваныч?
Швефельборн бросил взгляд на часы с маятником.
— Не у меня. Скажите господину писателю, чтобы он проходил в дом. Что он там мнется за калиткой?
— Я посмотрю, — сорвался с места Чень.
Через пару минут китаец вернулся — и не один.
— Хоров, — представился гость.
— Детский психиатр, — добавил Швефельборн. — Забросил психиатрию. Пишет исторические романы. И настолько увлекся, что упустил собственного сына. Мальчишка загулял.
Хоров — загорелый толстяк с прекрасным цветом лица, с всклоченной копной темно-русых волос, действительно напоминал своим обликом какого-то известного писателя — то ли Оноре де Бальзака, то ли Александра Дюма-отца.
— Выпьете стаканчик? — предложил Швефельборн.
Хоров осторожно поставил на пол потертый коричневый портфель из крокодиловой кожи, из которого торчал металлический стержень — дротик или гарпун, и с жадностью осушил предложенный ему бокал медовухи. Сел к столу и уставился на маятник в углу комнаты. Похоже, он был не в себе.
— Ну что, сын так и не вернулся? — спросил Швефельборн.
— Нет. Третий день никаких сведений. — Он положил на стол фотографию подростка лет четырнадцати со свисающим на лоб золотистым локоном и пальцем у губ: мальчик словно просил кого-то не разглашать его детскую тайну.
— Живой-живой, не нужно паниковать, — сказал Швефельборн.
— Хороший мальчик, — заметил Чень. — В нем есть что-то необычное.
— Вы знаете, — ожил Хоров, — за несколько месяцев до его рождения он мне приснился: я видел мальчика, сияющего, как солнце. Он и был таким в младенчестве до трех лет, пока не начались наши злоключения: то его, играющего на песке у Оки, накрывает с головой речная волна, то соседка по даче, вообразившая, что именно он таскает морковь с ее огорода, обещает его заколдовать и через месяц его сбивает черная "чайка" в нескольких шагах от нашего дома, то бабка, моя мать, пугает нас тем, что он убежит из дома, и он убегает. Жена уверена, что тут не обошлось без сглаза. Я не принимал ее слова всерьез до самого последнего времени, когда в нашей жизни появилась действительно зловещая фигура со всеми признаками нечистой силы.
— Наверняка какая-нибудь девка, — решил Феликс. — Ничего. Нагуляется и вернется.
— Вы почти угадали, — ожил Хоров. — Только тут не просто девка: богатая тридцатисемилетняя женщина — вот в чем ужас! Хозяйка двух бензоколонок. Скупает и перепродает антиквариат. Познакомилась с моим балбесом в Серебряном бору, на пляже. Предложила работу. Катает его на "джипе", бывает с ним на дискотеках и в ночных клубах, водит по ресторанам, подпаивает и увозит неизвестно куда.
— Гадюка! — воскликнул Феликс. — Засадить ее года на три за вовлечение несовершеннолетнего.
— Пробовали. Приглашали ее в милицию. Она всех там очаровала. Говорят: нет состава преступления, отсутствуют факты. Ничего доказать невозможно, да и не хотят этим заниматься. А мальчишка гибнет. Словно бес в него вселился. Учебу в школе забросил. Мать третирует. На меня с кулаками наскакивает.
— Выпороть его как следует и под замок на полгода, — предложил Феликс. — А тварь эту поганую припугнуть. Возьмем ее сегодня же, вывезем в лесок, постреляем над ухом — у нее желание пропадет трахаться. Вот увидите!
— Нет, так нельзя, — возразил Хоров. — Она все-таки женщина.
— Ну вы, я вижу, великий гуманист! — заметил Феликс с нехорошей улыбкой.
— Феликс прав, — вмешался в разговор Швефельборн. — Пора предпринять что-нибудь серьезное. Сколько можно объяснять ей, что она поступает не совсем хорошо? Дайте хоть взглянуть на мадам?
ХОРОВ ПОЛОЖИЛ НА СТОЛ несколько фотографий. На одной из них маленькая смуглая женщина, закутанная в пеструю, желто-зеленую шаль, надвигалась на мальчика игриво-зловеще, а тот смотрел на нее наивно и растерянно.
— Это обычный сеанс гипноза, — сказал Швефельборн, вглядываясь в фотографию. — Она действует методом внушения. Нужно оторвать их друг от друга на некоторое время, и чары исчезнут. Она иностранка?
— Кажется, нет, — заколебался Хоров. — Хотя зовут ее Гитана.
— Имя испанское или латиноамериканское.
— Может быть, и не имя, а кличка, — предположил Феликс. — "Гитанос" по-испански — цыгане. Посмотрите, как она смугла. Ее можно принять и за египтянку, и за мулатку, и за арабку. Черт ее знает, что за баба! Я видел девицу такого типа в Ваг-аль-Бирке, в Египте, тоже, между прочим, с ниткой красных бус на шее. Обыкновенная проститутка.
— Такие воспаленные красные глаза могут быть только у колдуньи, — заметил Чень, забирая фотографию у Феликса.
— Верное наблюдение, — согласился Швефельборн. — О таких женщинах говорят, что они носят в себе ад.
— Да-да, я постоянно говорю, что она превратила нашу жизнь в ад, — промолвил в задумчивости Хоров. — Она эксцентрична и бесстрашна, не думает о будущем, не боится смерти. Я не удивлюсь, если выяснится, что она просто шизофреничка. Беда в том, что сейчас таких не госпитализируют.
— Зачем нам ее госпитализировать? — удивился Феликс. — Дадим ей по башке так, что она забудет маму родную. Мальчишку заберем и под замок.
— Местонахождение вашего сыночка мы установим, — сказал старик,— но ведь даже если мы его оттуда вытащим, это еще не решение проблемы.
— Тут следует действовать на более тонком уровне, — влез опять в разговор Чень. — Мы никому не должны причинять зла. Тем более, что Гитана пока что ничего плохого вам не сделала. Почему вы решили, что здесь какой-то разврат с ее стороны? В Китае любовь женщины к мальчику ассоциируется с "поздней осенью".
— Какая, к чертовой матери, любовь? — возмутился Хоров. — Она стала опекать моего сына с какой-то задней мыслью. Готовит его для себя. Проколола ему ухо, вставила серебряную серьгу. Синяя татуировка в виде трезубца у него на руке появилась, перстенек с бриллиантовым ромбом в "цыганской" оправе на мизинце. Мы с женой просто в ужасе! Нам кажется, она втягивает его в преступную группу. Формирует у него комплекс супермена, обещает сделать его своим телохранителем и подарить "джип".
— Что за чушь! — поморщился Феликс. — Какой телохранитель из четырнадцатилетнего мальчишки? А насчет преступной группировки — это, по-моему, ваши фантазии. Не все ли вам равно, в конце концов, с кем гуляет ваш сын? Оторвете от этой дряни, найдется другая. Иное дело, если она связана с наркобизнесом. Не крутятся ли наркотики у нее на бензоколонке?
— Полной уверенности у меня нет. Но мне известно, например, что она — собирательница трав. А где трава — там и зелье. Как бы там ни было, мне крайне неприятно, что она накапливает информацию о моей семье, настраивает сына против меня — короче, нагло лезет в частную жизнь.
— Может быть, она хочет с вами породниться? — ухмыльнулся Феликс.
— Не говорите! Она на двадцать три года старше моего поганца.
— Почему все-таки она привязалась именно к вашему сыну? Чем он ее заинтересовал? — спросил Чень. — Если Гитана просто богатая развратница, как вы говорите, она может купить себе другого мальчика. Зачем ей лишние хлопоты?
— Да, еще один очень важный момент, — встрепенулся Хоров. — Эта гадина опекает какой-то интернат. Помогает американцам оформлять усыновление и, видимо, хорошо на этом наживается — под видом благотворительности. Так что к мальчикам у нее действительно интерес повышенный. Но мой-то — не беспризорник, не сирота. На что она рассчитывает? В милиции говорят, что ж тут, мол, плохого: она дает возможность заработать вашему сыну, тем более родственники знают. Она ссылается на бабушку, мою мать, с которой успела подружиться. Теперь они, видите ли, вместе воспитывают моего сына! Были в театре "Ромэн". Чай распивали на кухне, сплетничали. Бабушка у нас общительная — обуздать ее совершенно невозможно.
— Да, тут надо бабушку арестовывать, а не Гитану! — воскликнул изумленный Феликс. — А то, что мадам набивается в родственницы — это, по-моему, факт. Почему бы вам не поговорить с ней напрямую? Пусть скажет, чего она добивается. Хотите, я устрою вам с ней встречу?
— О чем мне говорить с этой лживой, гадкой женщиной? Иногда мне кажется, что она борется именно со мной. Только не могу понять, ради чего. Жена говорит, что ею движет дух мести. Но мы ничего плохого ей не сделали, хотя в мысли я не раз желал ей смерти. Представьте себе: прочитала мой последний роман "Мадам Тинубу", извлекла для себя что-то интересное и теперь использует это в борьбе со мной. Собственно, все наши злоключения начались с того момента. как я приступил к работе над этой вещью.
Швефельборн встал, подошел к книжной полке и взял подаренный ему Хоровым роман.
— Посмотрите, — протянул он мне книгу. — Мне ясно одно: все ваше семейство чем-то очень заинтересовало Гитану. Давайте попытаемся понять чем. Вы что-то не договариваете.
— Что это за мадам Тинубу? — полюбопытствовал я, листая роман Хорова.
— Да, была такая стерва в средине прошлого века в африканском городе Абеокуты, занималась работорговлей, а в период войны с дагомейцами руководила обороной города. Ее называли — "главная женщина". Роман написан на архивных материалах, доставшихся мне от деда.
— Может быть, существует некая скрытая связь между Гитаной, этой Сарой Египетской, и мадам Тинубу, "главной женщиной", жившей где-то в Западной Африке? — предположил я.
— Возможно, — согласился Хоров. — Голова идет кругом. Есть одна деталь, которая меня насторожила и даже напугала.
— Ну-ну...
— Деталь эта косвенно связана с моим "нигерийским" романом. — Хоров пошарил в кармане плаща и извлек из него фигурку крокодила с разинутой пастью и обломанным хвостом. — Вот она. Самое поразительное заключается в том, что Гитана подарила моему сыну точно такого же крокодильчика, только с цельным хвостом.
— Что ж тут удивительного? — не понял Феликс.
— Сейчас объясню. Можете считать меня сумасшедшим, но здесь начинается настоящая мистика. Этого бесхвостого крокодильчика я помню с младенчества. Он лежал перед зеркалом на тумбочке рядом с моей кроватью и нередко вызывал у меня жуткие ощущения. То он преследовал меня под водой, а я ускользал от его пасти, чувствуя себя рыбой или змеей. То мне мерещилось в бреду или полусне, что я сам — огромный крокодил: я даже ощущал шевеление своего тяжелого хвоста, присыпанного горячим песком. Это наваждение мучило меня во время болезни. Помню, как я соскочил с кровати, схватил ненавистного крокодильчика и швырнул его на пол. Тогда и отлетел кусочек хвоста. Мама пришла в неописуемую ярость. Несмотря на такого рода неприятные воспоминания, я почему-то дорожил этой фигуркой и не расставался с ней. До сих пор держу этого хищника на своем письменном столе.
— А как он появился в вашем доме? — спросил Швефельборн.
— Моя бабушка — майор медицинской службы — была на Прибалтийском фронте. В сорок пятом она оказалась в Тильзите вместе со своей четырнадцатилетней дочерью, то есть моей матерью, помогавшей ей в военном госпитале. И вот в доме на берегу Немана, где они остановились, девочка нашла на полу этого крокодильчика. Зачем она привезла его с собой в Москву — не знаю. Чем-то понравился. Но это еще только завязка странной истории, продолжающейся на ваших глазах. Мой дед по отцовской линии — доктор исторических наук — преподавал в Институте стран Азии и Африки, увлекался ифалогией, исследовал символику священного города йорубы ИФЕ, связанную с богом судьбы и предсказаний. От него я и узнал, когда был еще школьником, о находках немецкого этнографа Фробениуса в святилище Иле Ифе осенью 1910 года. Среди поразивших европейцев терракотовых фигур оказалось и скульптурное изображение полуметрового крокодила из кварца — прототипа моего тильзитского крокодильчика, изготовленного, видимо, уже в Германии в память об археологических открытиях Фробениуса. Но и это еще не все. Один из учеников деда — Джим из западноафриканской республики Гана, входившей несколько столетий назад в состав империи йорубы, не раз бывал у нас в доме. Вернувшись на родину, он вскоре стал министром культуры. Незадолго до военного переворота 66-го года дед побывал у него в гостях, участвовал в охоте на крокодилов и привез в Москву кучу подарков: медный гарпун, портфель из крокодиловой кожи, бронзовую женскую голову, найденную в 1965 году на острове Джебба, еще какие-то мелочи. Жив ли Джим сейчас — мне неизвестно. У меня сохранилось несколько подаренных им нигерийских марок с портретами королевы Великобритании.
— А женская голова тоже у вас? — полюбопытствовал Чень.
— Да, вот она. — Хоров расстегнул портфель и извлек из него бронзовую скульптуру. — Видите это отверстие? Голова отлита по методу "потерянного воска".
— Странно: ведь это неафриканское лицо, — промолвил Чень. — Какая линия губ! А контуры лица! Можно подумать, эта голова отлита где-нибудь в Греции или в Египте.
— М-да! Узел для приключенческого романа имеется, — заметил Швефельборн. — Вы не находите, что она очень напоминает вашу Гитану?
Хоров онемел от неожиданности, покрутил в руках бронзовую голову. Потом взглянул на фотографию Гитаны.
— Вы правы: какое-то сходство, несомненно, проглядывает! — согласился он. — Что бы это значило?
— Друг мой, вы невольно влезли не в свою область. Ведь у вас в руках не просто произведение искусства. Это предмет культа. Я слышал, что в Бенинском царстве скульптурные изображения голов предков использовали для общения с душами умерших.
— Выходит, я сам вызвал эту тварь из страны смерти? — потрясенный писатель перешел на шепот.
— Что вы имеете в виду? — пробудился вдруг Чень, совершавший до этого "осуществление отсутствия".
— Хотя бы то, например, что в Нигерии и сегодня называют народ йоруба "ноли", то есть "выходец из царства смерти".
— Значит, мадам оттуда? — уточнил Феликс. — С того света, что ли? Господа, не сходите с ума.
— Это меня не пугает, — сказал Швефельборн. — Из всей этой бестолковщины можно сделать один вывод: в своей прошлой жизни Гитана обитала в Западной Африке. Искусство сродни черной магии. Кто знает, может быть, Гитана — тень одного из прототипов вашего романа?
— Кто ваш сын по гороскопу? — уточнил Чень, листая свою записную книжку.
— Он родился 16 января 1982 года. Козерог.
— В Египте крокодила, символизировавшего царство мертвых, связывали именно с зодиакальным знаком Козерога, — вспомнил я. — Очевидно, Гитана выбрала именно вашего сына не случайно. Либо она, действительно, очень хорошо изучила вас и вашу семью, либо она, как считает господин Швефельборн, пришла к вам, так сказать, из прошлой жизни.
— Что же делать? Как положить конец этому наваждению?
— Последуем мудрому совету Ченя: попробуем договориться с Гитаной по-хорошему, — предложил Швефельборн.
НА ЭТОМ МЫ И РАССТАЛИСЬ.Феликс забросил Ченя на Мичуринский проспект, к китайскому посольству. Затем мы заехали в его контору в Ясеневе. Я ждал его около получаса в машине, пока он наводил справки о Гитане.
— Ситуация осложняется тем, что эта тварь сотрудничает с МВД, — сказал он, сев за руль. — Съездим, посмотрим на нее. Тут рядом.
Мы выехали на Литовский бульвар и остановились у кинотеатра "Ханой". У входа в дискотеку торчало несколько африканцев и прохаживались задумчивые крашеные блондинки с пламенными губами.
— Гитану завербовали перед освобождением из Бутырки. Она отсидела там два года по 224-й статье: наркотики. Теперь работает с нигерийцами. Видимо, втянула в это дело и мальчишку. Зарабатывает отлично. Отстегивает какой-то "бригаде мальчиков", подкармливает "стражей порядка" и заодно информирует подполковника Б. из управления по борьбе с наркобизнесом. Все бы хорошо, да тут папаша-психиатр со своим крокодильчиком оказался несговорчивым. Мадам привыкла всех покупать — и просчиталась. Не знает теперь, что делать с психованным папанькой. Он ведь ее вот-вот засветит перед своими же. А она все-таки хочет жить и наслаждаться жизнью. А тут еще, как назло, застрелили в роще недалеко от университетского общежития ее помощника-нигерийца. Возможно, он подсунул клиенту не тот порошок. Подруга перепугалась и спряталась где-то вместе с мальчишкой. Больше всего она боится, что ее постоянные покупатели и компаньоны-нигерийцы узнают о ее сотрудничестве с МВД. Это для нее конец. Папаша Хоров загоняет ее в угол.
— Так почему бы ей не отступиться от мальчика?
— С какой же это стати? Он ей нравится, да и знает о ней слишком много.
— Думаешь, вся эта цыганско-африканская символика ничего в этой истории не значит? Зачем Гитана прислала второго крокодильчика и где она его вообще раздобыла?
— Сань, все это теперь уже несущественно. Ты же слышал: бабка растрепала какие-то семейные тайны, Гитана узнала о детских страхах Хорова — вот и давит теперь на него, запугивает: отстань, мол, от нас или попадешь в психушку. Понимаешь? Ладно, пошли в бар на разведку.
Мы вошли в зал, где грохотала музыка и мигали цветные огни. У стойки сидел с пуншем невозмутимый Швефельборн и мирно беседовал с африканцем огромного роста. Как он оказался здесь — одному Богу известно. Старик подмигнул нам.
— Это Жюль из Сьерра-Леоне, — представил он нам своего собеседника. — Славный парень. Учится на медицинском факультете в Университете дружбы народов. Говорит, у него на родине есть колдуны, умеющие превращаться в невидимок.
— И вы сами видели таких? — не поверил я.
— Да, сам видел, — подтвердил Жюль и просиял от приятного воспоминания. — Мой дядя Джиги был колдуном.
— Ну и что он тебе рассказывал о крокодилах? — не отставал от него Швефельборн. — Мои друзья — большие любители послушать такие истории.
— Давно-давно в местечке Диксков — это на Золотом берегу — жила старая знахарка. Она умела вызывать из реки крокодилов, — сообщил Жюльен. — И мой дядя видел женщину, которая плавала среди крокодилов и заставляла их следовать за собой. Ничего не боясь, она ныряла в реку обнаженной и появлялась из воды увешанная нитками бус.
— Что-то вроде дрессировщицы крокодилов? — уточнил Феликс.
— Нет, нет. О такой на западе Африки говорят: это — "главная женщина" или "самая страшная женщина"!
— Главная для крокодилов? — усмехнулся Феликс.
— Да, для крокодилов.
— У них верят в то, что особо одаренные люди могут превращаться в животных, — пояснил Швефельборн. — Так что тут речь идет, скорее всего, о людях-крокодилах, действующих по воле знахарки.
— Да ведь это же просто цирк какой-то! — воскликнул Феликс.
— Если и цирк, то очень мрачный и кровавый, — заметил Швефельборн. — Вы, как я вижу, не знакомы с признаниями европейцев, побывавших в лесах Западной Африки. Так вот, они в один голос утверждают, что там царит жуткий дух, соединяющий звериное и человеческое. Жюль рассказал мне, как в конце прошлого века администрация Сьерра-Леоне раскрыла деятельность тайного "Общества крокодила", совершавшего убийства, мотивы которых так и не удалось выяснить. Вполне возможно, банда занималась каннибализмом, связанным с какой-то неизвестной нам формой кровавой магии. У нас в подобном случае ,наверняка, говорили бы о маньяках. Интересно то, что власти Сьерра-Леоне запретили тогда населению держать в домах шкуры крокодилов. Теперь представьте себе нашего психиатра-романиста, разгуливающего по Москве с портфелем из крокодиловой кожи. Только одна эта вещь уже делает его потенциальной жертвой людей-крокодилов. И если это так, его страхи и предчувствия не лишены основания.
— Вы хотите сказать, что "Общество крокодила" объявилось в Москве? — спросил я. — Гитана у них — "главная женщина", а мальчик — очередная жертва или новый член банды?
Швефельборн заказал всем нам еще по бокалу джина с тоником.
— Жюль, ты ведь знаком с Гитаной? — спросил он неожиданно у своего нового друга.
— Многие здесь ее знают, — сказал тот, почесав свой приплюснутый нос. — Зачем она вам?
— У нашего друга пропал сынишка. Она может подсказать нам, где его искать.
— Гитана тут ни при чем, — заверил нас Жюль. — Это проделки "нгандо".
— Что за "нгандо"? — насторожился Феликс.
— Рыболовы, которые ночью превращаются в крокодилов и похищают детей. Если родители не обращаются за помощью к прорицателям, люди-крокодилы продают похищенных детей в рабство. То, что вы пытаетесь помочь вашему другу, — хорошо. Видите: вон там, в углу, сидят тету — охранники Гитаны. Поговорите с ними. Они знают, где она.
Между тем, два африканца, на которых указал нам Жюль, заметили, что на них обратили внимание, быстро расплатились и вышли из бара. Попрощавшись с добродушным Жюлем, мы устремились за чернокожими громилами. Они свернули за угол и сели в "джип" болотного цвета. Феликс побежал к своей "Волге". Дверцы машины заклинило. Он матерился вслед уходящему в сторону Новоясеневского проспекта "джипу". Неожиданно к нам подкатил Швефельборн на допотопном рычащем "москвичонке". Феликс плюхнулся в кресло рядом со стариком. Я запрыгнул на ходу на заднее сиденье. Машина взревела, как бомбардировщик, и рванулась в погоню за телохранителями Гитаны. Казалось, мы вот-вот оторвемся от земли и взлетим над городом. Через полчаса мы въехали с потушенными фарами в Серебряный бор.
Швефельборн отлично ориентировался в темноте. Бесшумно преодолевая препятствия в виде завалов мусора и перекошенных заборов, он продвигался к цели — к казавшемуся необитаемым дому без огней. Я следовал за ним, чувствуя себя охотником за крокодилами. Швефельборн, не оглядываясь, поднял руку. Мы приостановились. Сквозь ветви кустов можно было видеть, как две черные тени вышли на крыльцо.
— Ну что, будем брать африкантропов? — шепотом спросил подтянувшийся к нам Феликс, вытаскивая из куртки свой бельгийский браунинг.
— Ни в коем случае, — возразил Швефельборн. — К чему нам осложнять отношения с Нигерией? Пусть убираются отсюда. Мальчик в доме.
Здоровяки-тету заперли дверь на засов и укатили на своем "джипе". Мы с Феликсом проникли в помещение через чердачное окошко, включили свет. Старик оказался прав: в углу комнаты на крашеном деревянном полу сидел белокурый мальчик, пристегнутый наручниками за правую руку к батарее. В левой руке он держал банан, снимая кожуру с него зубами. Перед ним стояла раскрытая коробка с продуктами, привезенная, видимо, только что африканцами.
— Ну, подъем, узник совести! — сказал ему Феликс, перекусив маленькими кусачками цепочку наручников.
Мальчик смотрел на нас с испугом и недоверием.
К ХОРОВУ МЫ ПРИЕХАЛИ ЗА ПОЛНОЧЬ. Чень уже сидел у него в кабинете, читая роман "Мадам Тинубу". После небольшого счастливого переполоха, вызванного возвращением юного авантюриста, его отправили в ванную. А "группа захвата" в полном составе собралась на кухне, где милая жена Хорова угощала чаем с медом диких пчел и яблочным пирогом.
— Не знаю, как вы, — заявил Феликс, запихивая в рот огромный кусок, — а я не успокоюсь, пока не посмотрю в глаза этой так называемой "главной женщине"! Надо бы с ней увидеться и поговорить.
Хоров молча передал Феликсу конверт. Тот извлек из него синюю открытку и зачитал вслух:
" Господин Хоров! Общество защиты прав хищных животных приглашает Вас на праздничный вечер Согласия и Примирения , который состоится 7 ноября 1996 года в Дипломатическом охотничьем клубе". Адрес указан. Это где-то на Таганке...
— Я думаю, можно съездить, — обратился Швефельборн к Хорову. — Мы составим вам компанию. А мальчика Чень готов взять с собой в Данию на некоторое время.
Прошло две недели. В назначенное время мы — уже без нашего китайского друга — появились в Дипломатическом охотничьем клубе. В холле, у входа в ярко освещенный зал, нас встречала Гитана в своей нарядной желто-зеленой шали. Рядом с ней был один из ее охранников-тету с подносом, на котором сверкали бокалы с шампанским.
— Как я рада, что вы приехали! Ваш новый роман не дает мне покоя! Охота на крокодилов описана великолепно! Читая, ощущаешь гнилое дыхание нигерийских болот и зловещий шорох тростника, — сказала она Хорову, бросив тревожный взгляд на Швефельборна. Нас с Феликсом она, казалось, и вовсе не заметила. — Что это за люди с вами? Тоже охотники на крокодилов?
— Я слышал, вы любите экзотику. Позвольте преподнести вам подарок по случаю вашего праздника. — С этими словами писатель вытащил из портфеля завернутую в красную материю бронзовую голову колдуньи из племени йоруба.
Гитана изменилась в лице и рухнула на пол.
Швефельборн взял бокал с шампанским, сделал пару глотков, поморщился и сказал:
— Тьфу! Какая гадость! То ли дело — моя медовуха!
Между тем, защитники животных покинули накрытый в зале стол и высыпали в холл, обступив неподвижное тело Гитаны. На мгновение голоса стихли. Я с напряжением вглядывался в темное, ставшее вдруг безобразным лицо Гитаны. Из ее приоткрытого рта выползла неуклюжая, словно пришибленная, пчела. В установившейся мертвой тишине послышалось слабое жужжанье: пчела пыталась взлететь и не могла.
— Откуда здесь пчелы... в ноябре? — изумился Феликс.
Гости стали расходиться. Праздник не получился.
— А бронзовую голову я у вас конфискую — сказал Швефельборн Хорову уже в машине. — Она украсит мою коллекцию. Считайте это гонораром за мою работу. Я очень устал. А вам советую оставить африканскую тему, если не хотите новых злоключений. Ведь Африка — это цитадель колдовства.