Пушкин — XXI

Прежде всего Пушкин — символ русскости во всем. Даже в его непереводимости и неприятии западным миром — он русский. Так западный мир столетиями побаивается и не понимает саму Россию. Еще бы!
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
………………………………
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русской дух… там Русью пахнет!

Разве это “дела давно минувших дней, преданья старины глубокой”? Разве Кащей-Березовский над златом не чахнет? Разве не заколдованы еще наши богатыри? Разве королевичи не пленяют наших царей? Вот только где же наши тридцать витязей прекрасных? Ждем, не дождемся…
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его.

Разве можно эти пушкинские строки не отнести ко всем русоненавистникам, ко всем слепым поклонникам Запада, ко всем извратителям отечественной истории? Любая клевета на русскую историю — это клевета и на Пушкина. Любое обливание грязью героев — это обливание грязью и Пушкина. “Не было, дескать, подвига Гастелло, по пьянке погиб Матросов, никто не поднимал знамя над Рейхстагом”... — Это вы и на Пушкина клевещете, господа демократы! Впрочем,и по поводу нынешней демократии у Александра Сергеевича с нами нет разночтений:
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова,
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов,иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Иные, лучшие мне дороги права…
Во имя этих дорогих поэту, да и всем нам, русским людям, прав, совсем не требуется “для власти, для ливреи не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи…”. Разве это понятно Черномырдину или Чубайсу, Степашину или Кириенко и всем другим лукавым царедворцам? Пушкин народен не только в стихах, но и самим своим поведением, своим отвращением к рабству и лакейству, к наживе и сребролюбию.Он смолоду был государственником и патриотом, как бы сейчас ни старались об этом умолчать либеральствующие поэты. Еще в стихах 1814 года, в “Воспоминаниях в Царском Селе” пятнадцатилетним отроком он пишет:
Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный царскосельский сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Увы! Промчалися те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!
……………………………………
О громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали.
Их смелым подвигам страшась дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громкозвучных лир.
……………………………………………..
Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем возжены…
Это писал юный патриот России после победы над Наполеоном, в эпоху первой Отечественной войны. Писал о победе над надменным галлом, писал о торжестве русского оружия. Разве бы позволил себе написать такое Иосиф Бродский? Или Булат Окуджава, для кого патриотизм — низменное чувство, которое, мол, есть и у кошки? Говорят, идет борьба за Пушкина между литературными кланами… Да полноте! Будьте левыми или правыми, республиканцами или монархистами, но если вы так же, как и Пушкин, восхищаетесь победой русского оружия, ненавидите клеветников России, защищаете ее историю, то Пушкин — ваш поэт. А если вы цените у великого национального гения лишь прекрасные любовные стихи и более ничего, то и Пушкин в полном объеме своем вам неведом… В дни юбилея бесы кружат над русским поэтом, водят свой хоровод над ним, заманивают молодых в свои бесовские игры, но сила гения выше их суеты, она величавее, могущественнее всех бесовских потуг, и таким Пушкин предстает перед своим народом, защищая честь России.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! Куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине.
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…

Это бесы нынче пишут о “разврате” Пушкина, о его “сатанинских зигзагах”, выпускают его фальшивые интимные дневники, публикуют и сладострастно комментируют его подлинные интимные письма. Андрей Караулов прямо по телевидению вычитывает нечто скабрезное из писем Пушкина к друзьям, этим лишь выдавая свою собственную скабрезность. Кто дал право пушкинистам публиковать личные, не предназначенные к печати записи великого поэта? Сатанисты не хотят читать “Я помню чудное мгновенье…”, а наслаждаются лишь строчками об Анне Керн из записей Пушкина. Ибо чудная поэзия им недоступна. И демократическая “элита”, демократическая чернь лишь подчеркивают свое убожество, сводя все творчество русского гения к ранним любовным стихам и эпиграммам. Им не понять пушкинское:
Есть упоение в бою…
Им не понять пушкинское:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы.
Товарищ, верь: взойдет она
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Александр Сергеевич Пушкин, может быть, первым описал зло национального предательства, первым задумался о глубочайшем пороке нашей отечественной интеллигенции, борющейся всегда против интересов собственного народа, собственной державы. В противовес былому приятелю Печерину, отчетливо сформулировавшему концепцию национального предательства образованной русской элиты в своих стихах “Как сладостно отчизну ненавидеть, и жадно ждать ее уничтоженья”, Пушкин на века запечатлел свое отношение ко всем пораженцам. Это же он к Масюк и Киселеву обращается, к Борису Васильеву и Григорию Явлинскому, когда пишет по поводу польского восстания 1830 года:
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась
И ярым бунтом опьянела.
И смертная борьба меж нами началась
При клике: “Польска не згинела!” —
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда разбитые полки бежали вскачь
И гибло знамя нашей чести.
Когда ж Варшавы бунт раздавленный лежал
Во прахе, пламени и в дыме, -
Поникнул ты главой и горько возрыдал,
Как жид о Иерусалиме…
Да, с “лукавым смехом слушают “Вести” в “Зеркале” Сванидзе и в “Итогах” того же Киселева и “мудро ненавидят свой народ” все так называемые “новые русские”, все так называемые демократы. В своих телепрограммах они могут часами повествовать о русских поражениях в Афганистане и Чечне, потирая руки от наших неудач, взахлеб рассказывать о гибели нашего космоса, о ликвидации нашей оборонной промышленности. Кому нужны наши танковые заводы? — вопил впадающий в детство Виктор Астафьев. Кому нужны были наши победы в 1945 году? Не лучше ли было бы пить баварское пиво? И не лучше ли было сдать Ленинград и Москву? Сколько их, рыдающих от наших былых побед?.. Сколько их, стремящихся предотвратить наше национальное возрождение? Подпишется под этими стихами Андрей Битов? Согласится ли с ними Евгений Евтушенко? Напечатает ли их сегодня на своих страницах “Литературная газета”? И не обозначил ли наш гений понятие “враг народа” задолго до Иосифа Сталина? Это разве — не враги своего народа?
Но вы, мутители палат,
Легкоязычные витии;
Вы, черни бедственный набат,
Клеветники, враги России!
Что, взяли вы?.. Еще ли росс
Больной, расслабленный колосс?
Еще ли северная слава
Пустая притча, лживый сон?
Скажите: скоро ль нам Варшава
Предпишет гордый свой закон?..

Гениально прозрение Пушкина о возможном вреде наших внутренних врагов России, о возможном распаде единого славянского государства. Будто сегодня, в подтверждение импичмента президенту Ельцину, как одно из обвинений разрушителю России звучат пушкинские строки:
Куда отдвинем строй твердынь?
За Буг, до Ворсклы, до Лимана?
За кем останется Волынь?
За кем наследие Богдана?
Признав мятежные права,
От нас отторгнется ль Литва?
Наш Киев дряхлый, златоглавый,
Сей пращур русских городов,
Сроднит ли с буйною Варшавой
Святыню всех своих гробов?
…………………………………….
Сильна ли Русь? Война и мор,
И бунт, и внешних бурь напор
Ее, беснуясь, потрясали —
Смотрите ж: все стоит она!..
Александр Пушкин державным оком своим пророчески предвидит все слабые места на русском и славянском пространстве, все геополитические узлы, на которых завязаны наши национальные интересы, и которые вечно мечтают разрубить наши европейские враги, и в этом вечном противостоянии Пушкин отнюдь не чувствует себя европейцем, так же , как в нашем ХХ веке не чувствовал себя европейцем другой русский гений Александр Блок. Предвидит он и вечное стремление западного мира отсечь от нас Украину…
Украйна глухо волновалась.
Давно в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли войны,
Роптали, требуя кичливо,
Чтоб гетман узы их расторг,
И Карла ждал нетерпеливо
Их легкомысленный восторг…

Поразительно, как украинские националисты, уклоняясь от союза с братским, кровным ей русским народом, охотно идут под диктатуру шведов ли, немцев ли, американцев. Не хотят видеть единую Советскую Армию на украинской земле и одновременно мечтают о вводе войск НАТО. Какой-то комплекс национальной несостоятельности в этом есть. С братьями поссориться, а к заклятым врагам, ляхам или немцам, пойти в услужение — это и есть украинская “незалежность”...
Мазепа всюду взор кидает,
И письма шлет из края в край:
Угрозой хитрой подымает
Он на Москву Бахчисарай.
Король ему в Варшаве внемлет,
В стенах Очакова паша,
Во стане Карл и царь. Не дремлет
Его коварная душа…

Те, кто и сотни лет назад тянулись к ляхам и пашам, сегодня стремятся в НАТО и по-прежнему мечтают как о несбыточном:
Теперь бы грянуть нам войною
На ненавистную Москву…
И по-прежнему гибнут верные дружбе Кочубеи и Искры, и по-прежнему в московском стане так же, как во времена Петра Великого были сторонники и покровители Мазепы — выкрест Шафиров и граф Головкин, есть и сегодня тайные и явные покровители Кравчука и Кучмы. А те, кто ратифицировал договор с Украиной, отдав им навсегда Крым и Севастополь, разве не тайные сторонники Мазепы? Разве этой ратификацией они не подставили украинским властям еще уцелевших Кочубеев?
Последовательно, с юных лет до конца жизни, Александр Пушкин был не просто яростным государственником и патриотом (что, кстати, нисколько не мешало ни его песням о свободе и справедливости, ни его оде “Вольность”, ни его любовным посланиям, так же, как “Капитанская дочка” не противоречила его же “Истории Пугачева”), но и, говоря нынешним языком, он был — империалист, то есть человек имперского мышления. Он мог дружить с Мицкевичем, петь украинские песни, воспевать свободу цыган и сочинять дивные поэмы о Бахчисарае, но когда речь заходила об имперских интересах России, он всегда и безусловно был на стороне Кочубея ли, генерала Ермолова, полководца Суворова, за что какой-нибудь нынешний Боровой причислил бы Пушкина к партии войны. Да и как еще можно назвать поэта, который сегодня бы в газете “Завтра” или в журнале “Наш современник” (больше никакое издание не решилось бы) опубликовал подобные строки:
И воспою тот славный час,
Когда, почуя бой кровавый,
На негодующий Кавказ
Подъялся наш орел двуглавый;
Когда на Тереке седом
Впервые грянул битвы гром
И грохот русских барабанов,
И в сече, с дерзостным челом,
Явился пылкий Цицианов;
Тебя я воспою, герой,
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой —
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена…
……………………………………
Но се — восток подъемлет вой…
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!
И смолкнул ярый крик войны,
Все русскому мечу подвластно.
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас наша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь!
Подобно племени Батыя,
Изменит прадедам Кавказ,
Забудет алчной брани глас.
Оставит стрелы боевые…

Не кажется ли вам, что перед нами поэзия, близкая по духу, скажем, прозе Александра Проханова? А разве не сегодняшним пером написана пушкинская “Черкесская песня”? Разве не сегодня похищают чеченские бандиты до полутора тысяч в год русских и иностранных граждан не только на границе с Чечней, но и в самой Москве?
В реке бежит гремучий вал;
В горах безмолвие ночное;
Казак усталый задремал,
Склонясь на копие стальное.
Не спи, казак: во тьме ночной
Чеченец ходит за рекой.
………………………………….
На берегу заветных вод
Цветут богатые станицы;
Веселый пляшет хоровод.
Бегите, русские певицы;
Спешите, красные, домой:
Чеченец ходит за рекой.

Сколько уже накопилось кавказских пленников? Где же генерал Ермолов? Вместо него министром становится бутафорный генерал Рушайло, показывающий телевизионные спектакли о мнимом освобождении заложников. Чеченских боевиков демонстрировали по всем каналам отечественного телевидения, сам премьер-министр России по телефону вел переговоры с террористами. Кроме России, ни одна цивилизованная страна не позволяет себе соглашаться на условия террористов. На что Израиль бережет своих граждан, но в случае захвата заложников он предпочитает пойти на риск их гибели, но ни в коем случае не выкупает и не обменивает. Ельцинисты, дав добро Басаеву и Радуеву, сегодня получили уже целую индустрию чеченской торговли заложниками — и ни одного случая вооруженного отпора… Продажная власть, пассивная толпа, трусливые народные избранники — ни тебе импичмента сотворить, ни пойти на роспуск Думы во имя борьбы с ненавистным режимом, покорно голосуют и за Черномырдина, и за Чубайса, и за все бюджеты. И за пожарника Степашина… Что он, в Думе пожар тушить будет? Посожалеешь вместе с Пушкиным:
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич!
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич…
Вот так и мы — сперва в “Дне”, а потом в газете “Завтра” — бьемся будто головой об лед, пишем “Слово к народу” в 91-м, сражаемся в октябре 93-го, призываем к самым решительным действиям в интересах спасения нации все последующие годы, а ощущение такое, что теряем только время. Наверху — приближены к престолу льстецы и рабы, внизу — чрезмерное терпение, а страна тихо вымирает, и это не эмоции, а голые факты. Туберкулез и сифилис, голод, миллионы бездомных детей, разрушенная экономика, небывалая преступность и лихорадочный блеф ельцинского правления.
Я льстец! Нет,братья, льстец лукав:
Он горе на царя накличет,
Он из его державных прав
Одну лишь милость ограничит.
Он скажет: презирай народ,
Гнети природы голос нежный!
Он скажет: просвещенья плод —
Страстей и воли дух мятежный!
Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу…
Примером для Александра Пушкина была, так же, как для нас сегодня, маленькая, героическая, несломленная Сербия. Нет вопроса, с кем был бы Пушкин в наши дни? Естественно, не с НТВ и его проамериканской, пронатовской, антисербской политикой!
Радивой поднял желтое знамя:
Он идет войной на бусурмана.
…………………………………..
Перешли мы заповедную речку,
Стали жечь турецкие деревни,
А жидов на деревьях вешать.
Беглербей со своими бошняками
Против нас пришел из Банялуки;
……………………………………
Стали биться мы тогда жестоко,
Всяк из нас троих воинов стоил;
Кровью были покрыты наши сабли
С острия по самой рукояти.
……………………………………..
Всех-то нас оставалось двадцать,
Все друзья, родные Радивою,
Но и тут нас пало девятнадцать…
Тут враги на него наскочили,
Отрубили голову Радивою…

Так шла битва у Зеницы-Великой, так собирал свои дружины за свободу сербов великий воевода Милош.
Вот и сегодня все тот же воевода Милош, президент Югославии Милошевич, собирает свои дружины против натовских волков-янычар.
Там гроза готовится на турок,
Там дружину свою собирает
Старый сербин,
воевода Милош…

И лишь в России никак не могут собрать силы для отпора внешним и внутренним туркам.
Весь мир клевещет на Сербию, клевещет на Россию, а козыревы, гайдары и иже с ними лишь подобострастно улыбаются и требуют от Ельцина еще больших уступок Западу.
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? — волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
…………………………………………..
Вы грозны на словах — попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? От Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов…

Да, сегодня такого поэта назвали бы “красно-коричневым”, а мэр Москвы Юрий Лужков, пожалуй, обвинил бы его в “политическом экстремизме”. К тому же Александр Сергеевич Пушкин и Макашова бы в своем простодушии при выражении чувств за пояс заткнул. Вот у него бесовское племя игры свои заводит:
Гляжу: гора. На той горе
Кипят котлы; поют, играют,
Свистят и в мерзостной игре
Жида с лягушкою венчают…
Лягушки, жабы — у всех колдунов употребляются как ядовитые существа. И несут этот яд наши и инородные бесы всем нациям добрую тысячу лет.
Вот Стамати стал думать думу:
Как ему погубить бы Елену?
Он к жиду лиходею приходит,
От него он требует совета.
Жид сказал: “Ступай на кладбище,
Отыщи под каменьями жабу
И в горшке сюда принеси мне”.
На кладбище приходит Стамати,
Отыскал под каменьями жабу
И в горшке жиду ее приносит.
Жид на жабу проливает воду,
Нарекает жабу Иваном
(Грех велик христианское имя
Нарещи такой поганой твари!).
Они жабу всю потом искололи,
И ее — ее ж кровью напоили;
Напоивши, заставили жабу
Облизать поспелую сливу…
Вот так черной жабой опаивают и всю Россию по каким-то зловещим ритуальным обрядам. Так когда-то искололи и двенадцатилетнего мальчика Андрея Ющинского…
Кто ответит за это? В пушкинской песне хоть муж Елены Феодор того “...жида убил, как собаку, и отпел по жене панихиду”. Пушкинский вещий Олег все-таки отмстил неразумным хазарам. Когда же мы своим разорителям-хазарам мстить будем?
Что с нами будет дальше?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? — вот вопрос.

Александр Сергеевич Пушкин имел право и через столетия задавать нам подобные вопросы. Иссякнет ли русское море? Уже кругом независимые Молдовы и Украины, и забылось, что та же Молдова “священна для души поэта: Она Державиным воспета И славой русскою полна...”. Если и хочется вспомнить, то вслед за Пушкиным: “Проклятый город Кишинев! Тебя бранить язык устанет. Когда-нибудь на грешный кров Твоих запачканных домов Небесный гром, конечно, грянет…”. Хотя бы за то, что осквернили в Кишиневе памятник нашему гению, переименовали улицу его имени. Дождетесь небесного грома…
Сейчас на исходе время смирения. Россия ищет мучительно и трудно свой путь в третье тысячелетие.
Ищет новые слова.
Ищет новых своих национальных пророков.
Услышим же и не забудем пушкинское:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей…

Пророк — это и есть Пушкин. Поэт, видевший на века вперед.