Авторский блог Пётр Алёшкин 03:00 6 июля 1998

Убийство генерала

рассказ

НЕТ-НЕТ, убивать его нельзя! — быстро проговорил шеф, тряхнув головой, и полные, чуть отвисшие щеки его затряслись, а затемненные очки сползли на нос. — Каждый ребенок на нас укажет, все поймут, что по указке Хозяина... — поправил он очки. — Если бы не случай в Калмыкии с Юдиной... Вся страна на уши встанет, скажут, убивают несогласных... Нет... Надо думать, думать, — глядел шеф сквозь очки на своего помощника Зубова. — Хозяин считает, что опаснее этого генерала нет. Всех недовольных он к себе притягивает. Надо заставить замолчать его задолго до выборов... Потом будет сложнее...
— Разве генерал в президенты метит. Это же смешно! — осторожно вставил Зубов. Он неделю изучал жизнь знаменитого генерала, по нескольку раз перечитывал, перелистывал три папки с выписками из досье генерала, размышлял, прикидывал, как можно убрать его. Вчера затребовал и получил дополнительные сведения о его семье, и у Зубова возник, утвердился в голове план. Но сейчас он не спешил высказать его своему шефу.
— Нет, о президентстве он не думает. Не в этом дело... Вся армия считает его единственным мужиком среди генералов. Остальные лакеи... Хозяин опасается, что армия не поддержит на выборах на третий срок... И он прав! — вздохнул шеф и опустил глаза на свои белые пухлые пальцы, вяло переплетенные перед ним на столе.
— Хозяин отказался от выдвижения на третий срок, — то ли утверждая, то ли спрашивая, сказал Зубов.
— Куда он денется! Не пойдет, не изберут, и сам, и семья, и все мы, кто был рядом эти годы, все окажемся в местах очень отдаленных... Кого бы ни избрали... Это всем ясно! И он это хорошо понимает, слишком много мы натворили. Нам не о нем, о себе думать надо... Ты-то, надеюсь, тоже понимаешь, что на печке не отсидишься, — усмехнулся шеф. — Многое всплывет...
— Ну да, — притворно вздохнул Зубов. Он верил, что нужен будет любому режиму, не потонет. И заговорил: — Я на досуге поразмышлял об этой проблеме и кое-какие мыслишки появились, посоветоваться надо...
— Давай, советуйся, — немного оживился шеф.
— Как известно, чеченцам в недавней бойне он здорово насолил, и будто бы они его приговорили... — начал издалека Зубов.
— Хочешь убедить народ, что чеченцы его убрали? — перебил шеф. — Ерунда! Прикрыться чеченцами — первое, что в голову приходит. Кто поверит? Как ты докажешь, убедишь всех, что это они убрали? Паспорт чеченца оставишь? — усмехнулся недоверчиво шеф.
— Я только начал, — вставил Зубов.
— Ну, давай, давай, я больше не перебиваю...
Зубов рассказал, как, по его мнению, без большого шума можно навсегда освободиться от беспокойного генерала. Шум, конечно, будет. Совсем без шума убрать столь известного человека нельзя, но все телевидение охотно будет повторять официальную версию. Ведь хорошо прикормленные журналисты боятся генерала, опасаются, как бы он их похлебку пожиже не сделал: мол, народ голодает и вам пора пояса подтянуть. Все телевизионщики нервно вздрагивают при слове оппозиция. Поддержат, не засомневаются, всем растрезвонят, что так и было.
Лицо шефа оставалось бесстрастным, но глаза под очками по мере рассказа оживлялись, грусть уходила из них, и он снова опустил взгляд на стол, на свои руки, расцепил их, стал медленно потирать пальцы. Верный признак, что мысль Зубова казалась ему перспективной. Выслушал, спросил коротко, стараясь говорить равнодушно:
— Исполнители есть?
— Не раз проверены в деле.
— План ничего, ничего, — одобрил шеф. — Особенно хорошо в нем: если сорвется, мы в стороне. Это мне нравится, действуйте! Подключим все, что нужно... Выгорит, буду ходатайствовать перед Хозяином о Звезде Героя...
НИКИТИН был необычно весел, возбужден, особенно говорлив. Наблюдая за ним, я понял, что нас ожидает веселенькое дельце. И точно! Когда мы остались одни в сквере, он быстро оглянулся через свое плечо, нет ли кого поблизости, не подслушает ли кто нас, хлопнул меня по плечу, хохотнул:
— Не закис без дела?
— С тобой закиснешь! — засмеялся я ему в тон. — Я забыл, когда ночью спал!
— Разве это дела были? Делишки! Вот теперь настоящим займемся. На весь мир прогремим! — воскликнул он и еще раз кинул взгляд через плечо на молодую мамашу в другом конце сквера, сидевшую на скамейке возле детской коляски. Ветер шумел листьями, заглушал наши голоса. — Нам с тобой поручили грохнуть генерала! — быстро, вполголоса закончил Никитин, глядя, как я отреагирую на его слова.
— Шутка? — коротко хохотнул я, понимая, что это не шутка. Смешком я пытался скрыть напряжение, на мгновение сковавшее меня от его слов. Действительно, шум будет на весь мир. Генерал познаменитее тележурналиста Листьева. — Ох, и искать нас будут после, землю рыть... Не захотят ли избавиться от нас наши... — Я запнулся.
— Заказчики, хочешь сказать?.. Это не заказ, а приказ! А приказы выполнять надо! Не дрейфь! Это будет игра, как тогда в Ростове с вертолетом... Тот же человек разрабатывал. У него рука легкая. Проскочим... Мы ему еще долго будем нужны!
Я догадался, что Никитин говорит о генерале Зубове, но не стал уточнять. Зубов теперь нами непосредственно не командовал, был помощником шефа.
— Когда надо?
— Скоро свистнут, надо готовиться... Ты по-чеченски ни слова не знаешь?
— Нет.
— А с кавказским акцентом говорить можешь?
— Магу, дарагой, магу, — засмеялся я.
— Тренируйся перед зеркалом, — приобнял меня Никитин. — Скоро понадобится. Операцию назовем: мамаша!
— Почему — мамаша? — удивился, не понял я.
— А чем тебе мамаша не нравится?..
Ждать пришлось недолго. Дня через четыре Никитин весело сказал мне:
— Мамаша говорит: пора! — и развернул листок с планом дачи генерала, ткнул пальцем. — Это первый этаж! Запоминай: вход, коридор, здесь комната охраны — там два человека, — отхлебнул пива из стакана и глянул на меня Никитин. Мы сидели за столом на кухне в моей квартире. — Тут столовая, лестница на второй этаж. Наверху спальня генерала, комната четырнадцатилетнего сына...
— Пять человек... И всех убирать? — спросил я.
— Какой ты, Серега, кровожадный! Кого нам приказали убрать? Генерала... Его и уберем.
— А охрана? Стрельба начнется...
— Стрельбы не будет. Охрана ничего не услышит... Я тебе стрелять категорически запрещаю! Приказал бы не брать с собой пушку, да знаю, без нее ты спать не ложишься... Смотри дальше! Это комната гостевая... Сегодня у сынишки генерала день рождения... Ты выпил бы в день рождения сына?
— А как же? — приложился я к стакану с пивом.
— И генерал такой же человек, хоть и генерал. Значит, пьян будет!
— Я бы гостей пригласил, — сказал я, вытирая полотенцем усы.
— И он пригласит.
— Ну вот... Ночевать останутся...
— А никто не приедет.
— Почему?
— У всех будет своя причина... И еще тебе вопрос на засыпку, — ерничал Никитин. — Представь, сегодня день рождения твоего сына, а гости не приехали, выпить надо, пригласил бы ты охранников дернуть за здоровье сына, а?
— Конечно.
— Капитан, слушай приказ! Когда станешь генералом, никогда не приглашай за стол охранника, — строгим тоном сказал Никитин, потом хохотнул: — Если не хочешь, чтоб тебе капнули в рюмку клофелинчику. Понял?
— Есть, майор! — шутливо выпятил я грудь, не вставая с табуретки.
— Вольно, вольно, — засмеялся Никитин. — Теперь слушай дальше. Меня зовут Руслан, а ты Казбек. Так и зови меня там. И говори с кавказским акцентом. Или лучше молчи, говорить буду я!
Ночь выдалась дождливая, темная. Недели две в Москве стояла азиатская жара, а теперь резко похолодало, небо затянуло тучами. Дождь то начинал лить, то быстро прекращал, затихал. Машину мы оставили у дороги, в кустах. Пошли пешком к даче. Шли молча, ежились под дождем. С одной стороны, хорошо, что дождь, никто не встретится, а с другой, мокнуть не особенно-то приятно, хоть и не так холодно, как осенью. Был первый час ночи, и у редких дач тускло светились окна. Кое-где горели уличные фонари, выхватывая из тьмы добротные, в основном кирпичные дома. Мы присели под кустом неподалеку от светившегося двумя окнами двухэтажного, из белого кирпича дома. Замерли, стали ждать. Подробностей операции я, как обычно, не знал и, как всегда, не интересовался. Никитин знает, прикажет что делать на месте. Сидели под кустом, мокли не менее часа. В доме ничего не менялось, одиноко горели два окна. Во всех дачах огни давно уж погасли.
Никитин вдруг шевельнулся, выдохнул:
— Ага, есть!
На втором этаже в одной из комнат дома загорелся свет, потом еще одна комната засветилась внизу, а в прежних двух окнах свет погас. Минут через десять все окна потухли. Внизу сначала погасло, потом вновь вспыхнуло. Мигнуло два раза.
— Пошли! — быстро сказал Никитин. — Маску!
Я, чувствуя легкое волнение, как всегда перед сложным делом, двинулся следом, натягивая на ходу на мокрые волосы черную маску. Никитин шел уверенно, легко, почти не таясь взбежал по каменным ступеням ко входу в дом. Дверь оказалась незапертой. Мы осторожно нырнули внутрь, замерли на мгновение, ориентируясь в полутьме, и потихоньку стали подниматься по лестнице на второй этаж, стараясь, чтобы шагов наших не было слышно. Там неожиданно для меня Никитин перестал таиться, даже кашлянул тихонько возле двери, за которой, как я помнил, была спальня генерала.
— Вася, это ты? Ты чего? — раздался в тишине довольно громкий женский голос.
Я невольно схватился за рукоятку пистолета. Васей, вероятно, звали одного из охранников.
Никитин ответил шепотом:
— Я... На минутку...
— Ты чего? — снова спросила жена генерала. Заскрипела кровать, мягкие шаги. Дверь приоткрылась. Из комнаты в полутьме высунулась женская голова. Никитин тут же схватил одной рукой ее за волосы, другой зажал рот, рванул на себя, выдернул в коридор.
— Тыхо, тыхо! Умрошь! — громко зажал рот, рванул в комнату для гостей и включил свет.
Он крепко сжимал женщине рот левой рукой, придавив ее голову затылком к своему плечу, а правой выхватил пистолет с глушителем и поднес к лицу жены генерала, говоря громким шепотом:
— Тыхо! Пикнешь — умрошь! Сын умрот, охрана умрот, все умрут. Ти этого хочишь?
Женщина замотала головой, замычала. Никитин подтащил ее к креслу, стоявшему возле журнального столика, толкнул в него, не отводя пистолета от ее лица. Она быстро хватала открытым ртом воздух. Лицо у нее было белое. Видимо, она была в шоке.
— Успокойся, тыхо! — шептал ей Никитин. — Казбэк, — глянул он на меня, — к двери! Следи за коридором! — И снова жене генерала: — Жыть хочешь, а? Хочешь, чтоб сын жыл, дочка, внук, а? Говоры!
Женщина смотрела на него побелевшими глазами. Она была в полуобморочном состоянии. Слова вымолвить не могла, безмолвно шевелила губами и хватала воздух ртом.
— Казбэк, иды перережь малчику горло!.. Нет, тащи его сюда! Здэс виколи глаза, отрэжь язык, перерэжь горло. Пусть она смотрыт! Раз хочет...
Я решительно шагнул к двери, сделал вид, что иду за сыном, хотя понимал, что не нужен он Никитину, что он пугает мать. И это сработало. Актерами мы были хорошими.
— Нет! — опомнилась наконец, вскрикнула женщина, рванулась ко мне, но Никитин снова швырнул ее в кресло, зажал рот ладонью и ткнул глушителем пистолета ей в нос.
— Тыхо!.. Казбэк, не ходы! Она хочет, чтоб сын жыл. Ми тоже не хочэм его убывать! Зачэм? Пусть жывет... Слуши, женщина! Ты понымаешь мэня? — Никитин отнял руку от ее рта.
Жена генерала испуганно закивала.
— Харашо, слушай тогда... Выбырай: или убьем сын, дочь, внук, зять, генерал, охрана и ты тоже, или одын генерал умрет. Выбырай! Не торопысь. Нам спэшыт нэкуда. Ночь длинна! Думай... Успокойся... — Никитин замолчал, сел в кресло с противоположной стороны журнального столика, не опуская пистолета с глушителем.
НАСТУПИЛА тишина. Слышно было только быстрое испуганное дыхание женщины. Я стоял у двери, прислушиваясь к тишине в коридоре, и наблюдал за женой генерала. Она постепенно приходила в себя. Медленно повернула голову к Никитину, взглянула на его страшную черную маску. Он быстро прищурил глаза, заговорил:
— Успокоилась? Харашо! Понымаешь, генерал все равно умрот, а малчик маладой, зачэм ему умырать? И дочь, и внук пусть жывут. Как решишь, так и будэт...
— Где охрана? — хрипло прошептала жена генерала.
— Спыт... пока спыт... Если решышь, оны умрут...
— Что я должна... — еле выдавила из себя женщина.
— Пистолет генерала где?
— У меня... в сумочке...
— А сумочка где?
— В спальне...
— Харашо. Идем в спальню, ты стрэлнешь в генерала. И все! Мы уйдем... А ты скажешь охране, что поссорилась с мужем и в ярости застрэлила его. Суд тэбя оправдает. Скажэшь — нэ помню, невмэняема была...
— Нет-нет! — вскрикнула женщина.
— Тыхо, тыхо! А деты, а внук? Хочэшь, чтоб ми и генерала, и их, да?
— Нет, нет! — слезы текли по щекам жены генерала.
— Ну вот, харашо! — Никитин поднялся, потихоньку, спокойно взял ее за руку и поднял с кресла. — Пошли!
Жена генерала еле передвигала ноги. Лицо у нее было искажено, в слезах. Я боялся, что с ней случится истерика или она упадет в обморок. Мы вошли в спальню. Никитин осторожно, старательно прикрыл дверь, нашарил рукой выключатель на стене и щелкнул им. Небольшая люстра розоватого цвета мягко осветила комнату, спящего генерала, лежавшего в постели на боку лицом к стене. Волосатая рука его лежала поверх одеяла. Он даже не шевельнулся, когда вспыхнул свет. Дышал спокойно, тихо.
— Эта сумочка? — указал Никитин на коричневую дамскую сумку на комоде. Говорил он шепотом. — Бэры пистолэт! — подвел он за руку жену генерала к комоду. — Бэры, бэры! Сама! Деты будут жывы, внук жыв! Бэры!
Женщина сунула дрожащую руку в сумочку и вытянула оттуда небольшой пистолет.
— Вот так! Маладэц, — ласково, как ребенку, говорил ей Никитин. — Пошлы! — потянул он ее к кровати, к спящему мужу. — Снымай с предохранытэла! Стрэлай в голову! Жмы!
— Нет, — с ужасом в голосе прошептала жена генерала и обмякла, стала валиться на пол, уронив пистолет. Он упал на коврик у кровати, глухо стукнув.
Никитин успел подхватить женщину, не дал ей упасть.
— Нэхарашо, — шептал он, помогая жене генерала устоять на ногах. — Смотры, это просто! — быстро нагнулся он за пистолетом, подхватил его с коврика рукой в тонкой кожаной перчатке и сразу выстрелил в висок генерала. Выстрел хлопнул в тишине, показалось мне, оглушительно, хотя я знал, что хлопок из этого пистолета звучит не громче упавшей со стола книги.
Генерал дернулся один раз, как под током, и замер. Маленькая дырочка, возникшая на его виске, мгновенно потемнела, набухла. Темная кровь тонкой струйкой побежала по лбу на подушку. Жена генерала тонко вскрикнула и безвольно опустилась на пол, на коврик, в то место, где только что лежал пистолет.
— Всо! — наклонился над ней Никитин, но тут же, будто вспомнив еще что-то, проговорил. — Нэт, ещо чуть-чуть! — подхватил он жену генерала под мышки, поднял с пола. — Дэржи пистолэт, брось его в окно! Зачэм он тэпэр...
Вероятно, Никитин опасался, что вдова генерала в шоке может застрелиться. По-моему, это было бы неплохо: убила мужа и застрелилась сама. Но, видимо, в замысел Никитина это не входило. Он всунул в руку женщины пистолет и заставил выбросить его в открытое окно.
— Тэпэр всо! — сказал Никитин, отпуская женщину. Она снова опустилась на пол возле окна. — Запомны, жэнщына: скажешь, что были мы, умрут дэты! Скажи, что рэвновала генерала, ссорилась, невмэнаема была, нэ помнышь, как стрэлала... Поняла, да?.. Казбэк, пошлы!
МЫ, КАК ЗМЕИ, бесшумно соскользнули по лестнице вниз, тихонько прикрыли входную дверь, промелькнули по освещенному участку дачи и растаяли во тьме.
— Ох, и шум будет завтра! — весело и возбужденно сказал Никитин приглушенным голосом, когда мы торопливо подходили к лесопосадке, где была спрятана машина.
— Представляю, — отозвался я. — Как думаешь, возьмет она на себя, не расскажет?
— У нее выхода нет... Она ведь прежде всего мать, страх за жизнь детей сильнее всего. На себя ей теперь наплевать... А заговорит, на чеченцев спишут, мол, отомстили генералу. Ты же видел, она все время в шоке была. Уверена, что чеченцы были...
Весь следующий день я не отходил от телевизора, слушал репортажи телелакеев с дачи знаменитого генерала, которого спящим застрелила в постели собственная жена.
Кто-то подкинул версию, что она состояла на учете в психушке, и журналисты радостно подхватили ее. А сын генерала, подросток, оказывается, был эпилептиком. Генерал был несчастлив в семейной жизни.
Я посмеивался, слушая это, вспоминал действия Никитина на даче. Я там был лишь статистом, теперь только вспомнил, что на даче я ни слова не произнес. Говорил и действовал один Никитин, гений злодейства.
Сам Хозяин высказался по поводу смерти оппозиционного генерала, потребовал от шефа провести расследование убийства оперативно, гласно, объективно.

27(240)
Date: 07-07-98

1.0x