“ПЛЮС КАРАБИН!..”

“ПЛЮС КАРАБИН!..”
21(234)
Date: 26-05-98
Василий ПОПОК,
собственный корреспондент “Завтра”
в Кузбассе
“Будем стоять до конца. У нас на шахте — четыреста стволов. У меня лично три плюс карабин...”
Из разговора с восставшими шахтерами Анжеро-Судженска
ЗДЕСЬ ПУТЕПРОВОД — железнодорожные рельсы идут над автодорогой. Шоссе внизу, как бы в речном русле, и лагерь бастующих отчасти напоминает бивак на берегу — защитного цвета полотняные палатки, тенты из тепличной пленки и костры. Лагерь большой.
Над путепроводом, на длинной березовой жерди, развевается мокрое малиновое знамя. На одной стороне надпись — “Победителю социалистического соревнования”, а на другой — “Союз Советских Социалистических Республик” и советские же гербы теперешних суверенных государств — с колосьями и восходящими солнцами. И на штабной палатке тоже вымпел и тоже предназначенный победителю в соцсоревновании (даже время той победы обозначено — 1977 год, ох, как давно!) — этим она и отличается от соседних, так же провисших под выпавшим с утра снегом.
Лагерь изрыт автомобильными колеями, истоптан тяжелыми сапогами. Грязно. Там и сям палки с плакатами и просто “адресами” — написано “ТЭЦ”, и это значит, что тут мужики-энергетики. А если “Физкультурник”, то горняки из одноименного шахтоуправления (это предприятие в конце 70-х было реконструировано, угля там лет на двести, но “Физкультурник” все ж назначен к закрытию).
А другие плакаты, по-видимому, принесены еще со старых митингов: “Верните бесплатную медицину!” — написано на одном. “Президента в отставку!”, “Кто не работает, тот не ест!”. Тут же картонные и матерчатые прямоугольники со словами солидарности — от учителей, медиков, от других — не шахтеров: “Мы с вами!” Иные плакаты уже и не прочесть — ветер и дождь, перемежающийся мокрым снегом, делают свое дело.
Здесь стоят с 13 мая. Два дня грозились перекрыть дорогу и ждали ответа из Москвы. 15-го перестали грозиться и остановили движение.
Поезда идут в обход — Большим западно-сибирским железнодорожным кольцом, от Красноярска, через Хакасию в Новокузнецк и дальше на Новосибирск, с новым выходом на Транссиб. Товарные маршруты железнодорожное начальство останавливает на соседних станциях, загоняет в тупики или тоже пускает в обход. В Анжерке застрял, было, один пассажирский поезд — “Абакан — Москва”. Депутат областного Законодательного собрания от Анжеро-Судженска Владимир Федоров уговаривал мужиков: мол, пусть едут, там же бабы, дети. Хоть не главной дорогой, пускай пройдут одноколейкой на Кемерово. Не пустили. Исключений не будет, так было сказано. Мы и для себя исключений не просим. И для детей наших. И поезд утащили обратно в Абакан.
* * *
Жизнь в лагере идет своим, уже установившимся чередом. Быт русские мужики умеют наладить в самых невероятных условиях, как во фронтовом окопе.
Этот копает ямки — хочет установить столбы и поставить навес из рубероида, как у соседей. Тот приплясывает у костра, накинув прозрачный полиэтиленовый плащик, — на ухе поролоновая “блямбочка” магнитофона. Там хлопочут с готовкой — большинство участников акции не уходит отсюда уже неделю — люди спят “на свежем воздухе” и питаются из артельного котла. Дня два, правда, как рабочий комитет стал гнать людей домой — отдохни, мол, худшее впереди. Продукты подвозят из дома. Или местные коммерсанты расщедрятся — мол, все мы в одной лодке, если у вас денег нет, значит, и нам жить не на что — вот, выгружают из пикапчика тушенку, макароны, сигаретные коробки. Кстати, курить предпочитают “дешевое и сердитое” — “Приму” прокопьевской фабрики, а не экзотические “Кэмэл” или “Мальборо”.
* * *
Вовсю идет общение. Иные собираются в группки вокруг оратора — видно, принес важные новости. Кто-то посиживает в автомашинах и автобусах и подремывают под радио. Кто-то притулился у костра с куревом и тоже разговором:
— Слышь, из Греции и Италии их коммунисты телеграммы прислали.
— О чем?
— Ну — солидарность.
— Я хорошо при коммунистах жил — дом построил, машину купил.
— Если бы платили, я б и при демократах жил. Все в магазинах есть! А эти партии мне лично по хрену — то он коммунист, то наоборот, то опять коммунист.
— Да все они козлы, каждый под себя гребет. Наобещают — и нету их...
— Может, к Лебедю надо подсоединиться и делать Сибирскую республику?..
— А что? Генерал все ж таки. А у нас в Юрге танковый полигон — шестьдесят километров.
— Остолоп ты! Не навоевался, что ли?
* * *
Вдруг обнаруживается знакомый — закорешились еще на “той” забастовке, в 1989 году, в рабочем комитете. Не сразу я его узнал — по шраму на подбородке и с напоминания, все ж почти десять лет прошло:
— Неуж я так изменился?
Знакомый залазит в машину. Ну, рассказывай. А рассказывать что? Стоим, дескать, и стоим. Телеграммы всем разослали с требованиями. И всем до фени наши телеграммы. Чего ждем — трудно сказать. Приезжал Тулеев — тоже мало чего сказал.
— А ты думал, он вас на Москву поведет?
— Нет, он как-то по-деловому себя поставил. Про рабочие комитеты сказал: с них, дескать, все началось. А у нас теперь хоть и комитеты, но совсем другие — тут Славе Голикову, демократу дорогому, не светит — помним, как на нашем горбу он Ельцина во власть вывез... А вообще я, конечно, понимаю — не от Тулеева зависит. Но нам-то надо жить — не то что шахту, целый город закрывают! И значит, надо стоять до конца, какой он там ни будет. Какой? Конечно, хреновый. Президент насчет вас даже с губернатором не стал говорить. Скорее всего, дубинками отлупят и вывезут насильно отсюда. Слышал про ОМОН. И про войска. Но лично я так просто не дамся. И многие другие — тоже. У нас на шахте четыреста стволов — это только зарегистрированные охотники. А у меня лично три плюс карабин.
* * *
В лагере и вокруг него идут постоянные разговоры про три пассажирских вагона с “омоновцами”, вроде бы стоящих на соседней станции. Про запрет появляться на путях детям — в школах почти что официально наказали учителям проявлять солидарность с демонстрантами как угодно, но только не детскими митингами.
Время от времени, рассказывают мне, промежду кострами можно увидеть людей полувоенной наружности с проницательными глазами и фото- видеокамерами — это работают правоохранительные органы, отслеживают “зачинщиков”. Полицейских агентов из лагеря пока не гонят. Их особо не стесняются и громко ведут “крамольные” разговоры. Но совершенно очевидно, что их визиты раздражают.
Сами “зачинщики” ведут себя подчеркнуто скромно — дело поставлено так, чтоб ни одному “правоохранителю” в голову бы не пришло уличить: ты, мол, орал “Перекроем Транссиб!” — все помнят первое перекрытие (когда ж это было, в 94-м или 95-м — сам Володя Федоров путается в воспоминаниях), когда городской прокурор возбудил сразу несколько уголовных дел, и вожаков той еще, самой первой демонстрации, милиция увозила в наручниках “устанавливать личность”.
* * *
Сегодня митингов нет. А было уже много. Заверить насчет солидарности приезжали из Юрги, Ленинска-Кузнецка, Кемерова, Новокузнецка, Березовского, Топок, Мысков и Прокопьевска. Выступали делегаты от КПРФ. Особенно горячо говорил депутат Госдумы Юрий Чуньков.
Послушали, повыступали сами, и всех делегатов от кузбасских городов отправили по домам с наказом: вы лучше там, у себя дома, шевелитесь, расширяйте акцию (прокопчане послушались и пошли перекрывать внутриобластную железнодорожную магистраль). А Чунькова отослали в Москву — пусть в Госдуме воюет за отставку президента! С учетом уже события в Анжеро-Судженске. А нам, мол, объяснять, что мы живем худо, не надо — и так видно.
Ждали политиков без особого интереса и охоты познакомиться. Только слух о том, что Жириновский едет, привнес кое-какое оживление — забавными всем кажутся его выпады в парламенте, может, и тут что-то учудит, развеселит. Но не приехал ни Жириновский, ни его посланцы. А когда-то, было дело, приезжали.
Немного тут и местных. Больше, сидя в Кемерове, выражают поддержку. Из областного Законодательного собрания прибыли — лично посочувствовать. Красиво приехали — на “мерседесе”. Но особого благорасположения не получили. Иномарок забастовщики не имеют, и шикарный “мерс” въехал в ряд пролетарских “москвичей” и “жигулей” первых моделей, как жук в муравейник. По многим признакам видно — разлюбили анжерцы “народных избранников”. Не считая, конечно, Володю Федорова. Но это свой. Днюет тут и ночует вместе с Фокиным — главой городского рабочего комитета. Кстати, Фокина зовут Владимиром Ильичом...
В целом же политиков и саму политику не жалуют. И профсоюзных вожаков держат за чужаков и слушают мало. Да они тут, надо сказать, гости редкие — глава областной профсоюзной федерации Анатолий Чекис ни разу не появился, из “Северокузбассугля” профлидер Бунин изредка мелькает, а городские носа не кажут — что-то решают у себя в кабинетах.
* * *
В Анжеро-Судженске еще два-три года тому назад было смехотворно мало официально зарегистрированных безработных — в пределах десяти человек. За это время город потерял три шахты, добывавшие коксующийся уголь. Вслед за их закрытием “потерялась” обогатительная фабрика, когда-то считавшаяся источником основных денежных, в том числе валютных, поступлений, потому что концентрат с нее продавали металлургам и даже гнали за границу. Общий сбыт продукции, производимой в Анжеро-Судженске, упал наполовину. А безработных теперь около семи тысяч — практически каждый десятый, включая стариков и младенцев. Между тем, после первых выходов на Транссиб была принята правительственная “Программа стабилизации”. Я видел ее в кабинете главы города Виктора Макаркина — большой том в красивом переплете.
Содержание тома утрясалось, согласовывалось и пересогласовывалось. И теперь готовый, он обречен на почетное хранение. Не более. Программой предусмотрено только на первом этапе “стабилизации” вложить в Анжеро-Судженск 126 миллионов рублей “новыми”. Федеральный бюджет выделил 13,4 миллиона (эту цифру подтвердил Борис Немцов в телеграмме, направленной в город — вроде как правительство заботится, днями и ночами думает). А реально получено было 3,4 миллиона. Между тем, вложения требуются не только для создания новых рабочих мест, но и для сохранения старых — буквально еле дышат все негорняцкие предприятия, где еще можно найти работу,— машиностроительный завод, стекольный, фармацевтический.
Правда, на недавно разведанных, оконтуренных и отрабатывавшихся полях бывших шахт сегодня суетятся частные предприниматели. Вроде бы так и надо — закрыть шахту, а потом близ нее сделать “закопушку” или начать карьерную добычу угля. Априорно — дешевле, выгоднее и так далее.
А потом все равно придется лезть ни нижние горизонты и, значит, снова бить стволы, проводить основные горные выработки. Еще капиталисту Михельсону, основавшему Судженские копи, это было ясно. Не дурак был капиталист, и устроил при тех угольных копях первую на территории Сибири электростанцию — чтоб водоотлив и продув шахт осуществлялись “цивилизованным” способом.
Кстати, Михельсон — в Судженске, а тогдашний царский кабинет министров — в Анжерке устроили копи: одни — частные, другие — государственные, чтоб обеспечивать паровозы, ходившие по Транссибирской магистрали, доброкачественным углем. И позже Анжеро- Судженску было ясно, куда и зачем развиваться — под минеральную базу Восточной и Западной Сибири, под металлургию кузбасского юга, под единую энергетическую систему Сибири...
Сегодня шахтеры и потомки шахтеров, которых исторически вырастил Транссиб, жгут костры на перекрытой ими магистрали.
* * *
В Кемерове едем примелькавшейся таежной дорогой. По обочинам отцветает сибирский первоцвет — кандык. Дальше в лесу — народ бродит внаклонку. Это сборщики колбы. Лука победного — по-ученому. В европейской России его называют черемшой. Хорошая витаминная закуска. Сборщики — бывшие “зэки” и “бомжи”, переключились на колбу с добычи пустой винно-водочной тары, и они неплохо зарабатывают за сезон. Есть теперь среди них и бывшие горняки — в недавнем прошлом трудовая элита Кузбасса...