Author: Елена Антонова
18(231)Date: 05-05-98
Вагнер — не только крупнейший композитор и один из лучших дирижеров своего времени, но и публицист, литератор, музыкальный критик, все в жизни делал с полной отдачей и страстью. Не принимая буржуазную цивилизацию, по его словам, - «пустоцвет гнилого общественного строя, бездушного и противоестественного», он и в искусстве, и в жизни последовательно проводил эту линию. После поражения Дрезденского восстания в 1849 году, в котором Вагнер принимал активное участие, он, объявленный госпреступником, вынужден был под страхом смертной казни бежать из Германии и скитаться по Европе (полную амнистию он получил только в 1862 г.). И свое художественное творчество Вагнер всегда сопрягал с жизнью общества. Недаром его публицистические выступления как литератора и критика носят такие названия: «Искусство и революция» (1849 г.), «Художественное произведение будущего» (1850 г.), «Опера и драма» (1851 г.).
Антибуржуазная направленность прослеживается во всех операх зрелого Вагнера. На противопоставлениях альтруизма и власти золота, подвига во имя человечества и себялюбия, самопожертвования и эгоизма, любви и ненависти построены написанные композитором либретто его опер. И вся музыка, весь усложненный симфонизм опер Вагнера (он впервые ввел тройной, а затем и четверной состав оркестра!) подчинены одному – воспеть величие человека, то, что вечно и истинно в нем, что возвышает его и делает сильнее языческих богов. Поэтому сейчас, как никогда, своевременны в России постановки опер Вагнера. Поэтому с чувством глубокой благодарности мы произносим имя человека, гражданина, музыканта Вильгельма Рихарда Вагнера – со дня рождения которого, 22 мая 1813 года – исполнится нынче 185 лет.
Хорошо это или плохо, когда рецензии на события культурной жизни появляются на страницах еженедельной газеты с запозданием? Недостаток очевиден: утрачиваются острота, сиюминутность критики, следующей непосредственно за восприятием. Зато впечатления успевают отстояться: мелкое, наносное выпадает в осадок, оставляя незамутненным то главное, ради которого творят и работают деятели искусств.
Около трех недель прошло со времени окончания гастролей оперы Мариинского театра в Москве, проходивших под управлением главного дирижера театра Валерия Гергиева. Чем порадовали они нас и каковы их итоги? Из девяти гастрольных дней в течение восьми — звучала музыка великих композиторов, и все восемь раз маэстро Гергиев под аплодисменты зрителей и слушателей вставал за дирижерский пульт. Подобная самоотверженность вкупе с огромной работоспособностью, пристрастием музыке и преданностью родному театру — то, чем так полно наделен Гергиев, встречаются нечасто, и можно по-хорошему позавидовать Мариинскому театру, имеющему такого главного дирижера.
На сцене Большого театра были представлены две оперы Вагнера – премьера «Летучий голландец» и лучший оперный спектакль 1997 года «Парсифаль», знаменующие собой начало и конец творчества зрелого Вагнера; «Хованщина» Мусоргского в оркестровке Шостаковича, «Катерина Измайлова» Шостаковича, поставленная совместно с Новой оперой Израиля, «Огненный ангел» Прокофьева, также совместная постановка с театром Королевской оперы Ковент-гарден, и превосходящий все мыслимые размеры гала-концерт из трех отделений солистов Мариинской оперы. В Большом зале консерватории в предпоследний день гастролей прозвучал концерт симфонического оркестра Мариинского театра, в котором Гергиев вынес на суд слушателей сюиту из балета «Чудесный мандарин» Бартока, музыку балета «Жар-птица» Стравинского, симфонию № 2 Брамса и на «бис» – «Бабу Ягу» Лядова. Как видим, в гастролях был представлен весьма широкий спектр русской и западноевропейской оперной и симфонической музыки — от тесно связанных с русскими традициями и творчеством сочинений Мусоргского, Лядова, Стравинского до остросовременной, беспокойно-страстной музыки Прокофьева и Шостаковича, от произведений немецких романтиков XIX века Вагнера и Брамса до новатора и традиционалиста в одном лице, большого знатока венгерского народного мелоса Белы Бартока, писавшего уже в нашем веке.
Везде, и в оперных, и в симфонических произведениях, в исполнении оркестра Гергиева заметен примат формы: тщательная, филигранная отделка деталей, виртуозная техника, тончайшая нюансировка звука. В лучших работах, где эти свойства сочетались с конструкцией всего здания музыкального сочинения и при этом органически соединялись с глубинным постижением его сути, возникало сильное притяжение между слушателями и исполнителями. Там же, где духовная основа произведения отодвигалась на второй план, и все заслоняли формальные приемы, мастерство исполнения, — взаимная искра не высекалась.
Последнее особенно было заметно при исполнении оркестром симфонии № 2 Иоганнеса Брамса, где замысел композитора – зодчего, строителя соразмерно прекрасного здания симфонии, главный смысл которой возвысить человека, показать, что жизнь прекрасна, несмотря ни на что, — был утерян среди множества деталей, нюансов, штрихов. И сейчас же на память пришли незабываемые впечатления от исполнения симфоний Брамса оркестром Ленинградской филармонии под управлением Евгения Александровича Мравинского. Его оркестр, мгновенно откликавшийся на малейшие жесты, мимику, взгляд дирижера, так же, как и оркестр Гергиева, тонко прорисовывал каждую деталь, каждый эпизод структурно совершенных симфоний Брамса, но, главное, позволял окунуться в мир композитора, ощутить его мысли, его философию. Именно это давало слушателям ощущение цельности, глубины и красоты исполняемых оркестром Мравинского произведений, а самому дирижеру – славу мудрого и чуткого музыканта.
Но, может быть, сейчас – другое время, и основной интерес вновь, как и в начале века, сосредоточен на форме? Безусловно, формотворчество, весьма занимательное и само по себе, способно рождать свободные ассоциации, мысли, идеи. В этом случае поиски новых выражений и функций искусства имеют первостепенное значение для развития самого искусства. Однако это справедливо только для сочинителей, творцов новых форм, а не для интерпретаторов уже созданных произведений. Поэтому исполнители музыки, будь то инструменталисты, певцы или дирижеры, обязаны в первую очередь стремится передать замысел автора, а уж потом, поверх этого, дав волю воображению, выражать и свои чувства, и свое отношение к исполняемому, подчеркивать в сочинении те черты, которые особенно близки им сегодня. И тут одними только формальными приемами, хотя бы и очень совершенными и изощренными, ничего не добьешься. Такие вот мысли порой появлялись во время слушания великолепного оркестра Мариинского театра под руководством Гергиева.
Но вернемся к гастролям оперы. Отрадно, что москвичи вновь, как и на предыдущих полных гастролях театра, получили возможность познакомиться с операми Вагнера. По-видимому, музыка Вагнера, романтика и бунтаря, близка Валерию Гергиеву, так как именно эти оперы и явились наибольшей удачей гастрольного показа.
В опере «Летучий голландец», определенной автором как драматическая баллада, романтическая «драма рока», двадцатисемилетний композитор впервые применил те новые формы – непрерывное развитие сценического действия, перенос в оркестр тем-лейтмотивов, характеризующих драматические коллизии, внутренний мир героев и их взаимодействие, которые впоследствии принесут ему славу реформатора оперы. Однако не этим в первую очередь привлекателен «Летучий голландец». Его драматургия и музыка покоряют своей цельностью, непосредственностью, мелодичностью, незаданностью от теоретических воззрений автора. Именно в таком ключе опера поставлена, оформлена, сыграна, спета. Ансамблевое единство спектакля поразительно! Опера идет без перерывов, на одном дыхании, в порыве единого вдохновения всей труппы, как когда-то была написана ликующим от сознания своей творческой силы композитором. Мятущийся, страстно тоскующий по недостижимому идеалу Голландец – герой байроновского типа, таким его характеризует оркестр и таким поет н.а. России Владимир Ванеев. Сента, совсем юная девушка, чье сердце полно сострадания к отверженному, готовая ради него стать искупительной жертвой. Ее роль великолепно исполняет молодая актриса Млада Худолей. Все – и чудесный голос, и тонкий чистый облик, и впечатляющий драматизм – создает подкупающий образ непреклонной и самоотверженной героини, по которой мы так стосковались в современных постановках. Достойно и мягко ведет свою партию оркестр, как хор в древнегреческих трагедиях, комментирующий действие и поступки героев. Превосходно изобразительно решены и исполнены сцены поющих за прялкой девушек, хорового диалога матросов реального корабля и команды призрачного «Воздушного голландца». Вообще, работа художников-постановщиков Георгия Цыпина и Евгения Монахова, так же, как режиссера-постановщика Тимура Чхеидзе, заслуживает самой высокой похвалы. Спектакль настолько покорил зрителей, что некоторые из них вслух выражали сожаление о невозможности еще раз в конце гастролей насладиться им.
«Парсифаль» – «торжественная сценическая мистерия», грандиозная опера Вагнера, продолжающаяся в редакции Мариинского театра 5 часов 20 минут! Это самая последняя опера, задуманная и сочиненная композитором вследствие желания уйти от окружающей действительности в мир возвышающего человека мифа и законченная менее чем за год до смерти, в возрасте 69 лет. Опера представляет собой живые картины в сопровождении текста и музыки, где определяющую роль играют монологи-речитативы, диалоги, ансамбли, и где царит симфонический оркестр. Под музыку полифонически широко разработанной увертюры на сцене развертывается пантомима предыстории грандиозной мистерии о чудотворной святыне – чаше Иисуса, Святом Граале и о братстве чистых душей и телом рыцарей, собравшихся вокруг Грааля и посвятивших себя борьбе со злом. Далее идет само действие спектакля об искушениях, поджидающих рыцарей, о возмездии за проявленную нестойкость и о просветленном страданиями, «простом» юноше Парсифале, выбранном судьбою побороть порок и исцелить недуги братства. Организовать постановку такой оперы и продирижировать ею может только самозабвенно любящий Вагнера, выносливый и не старый еще музыкант. При этом необходимо, чтобы эти качества сочетались с постом главного дирижера театра и с умением привлечь к спектаклю попечителей. Это говорится к тому, чтобы понять, насколько сложна и трудоемка задача реализации «Парсифаля» на оперной сцене, и как редко она может быть осуществлена. Поэтому особую благодарность заслуживает Валерий Гергиев, сделавший все для того, чтобы спектакль состоялся, и зрители не только Петербурга, но и Москвы получили редкое удовольствие. И снова, как и в случае с «Летучим голландцем», следует отметить великолепный ансамбль постановщика, сценографа, дирижера, солистов, хора и оркестра. Спектакль идет по нарастающей и после более чем пятичасового бдения окончание последней сцены священного обряда открытия Грааля публика заключает долгими благодарными аплодисментами.
В последний день гастролей Мариинская опера представляла «Огненный ангел» Прокофьева. Этот с триумфом прошедший на Западе спектакль, осуществленный режиссером Дэвидом Фрименом и художником Дэвидом Роджером из театра Королевской оперы Ковент-гарден, оказался, на наш взгляд, существенно ниже и музыки Сергея Прокофьева, и романа Валерия Брюсова, по которому создано либретто. Здесь те самые формалистические приемы потеснили содержание, и более того — почти свели на нет психологизм произведений русских художников. Эта крупномасштабная экспрессивная опера, занимавшая мысли, чувства и время Прокофьева в продолжение многих лет (1919-1927 гг.) и воскрешающая Германию XVI века, эпоху борьбы с дьяволом и процессов ведьм, решена поверхностно, в духе модных западных фильмов об одержимости человека демонами. Сама по себе интересная идея сделать видимыми завладевших внутренним миром человека духов зла, поведение которых служило бы иллюстрацией душевного разлада личности, обернулась тем, что ее воплощение заслонило собой динамику действия и психологическую обоснованность поступков героев. Некоторые же сцены, решенные в современно-натуралистической манере (например, массовый сексуальный психоз монахинь в монастыре), вообще невозможно себе вообразить не только в XVI веке, но и в начале нашего XX века, когда создавались творения Брюсова и Прокофьева. При этом все замыслы постановщиков осуществлены безукоризненно, но чужды нашему мировосприятию. Вот и выходит, что даже и сейчас в общей ситуации кризиса Россия продолжает сохранять существенно более высокие культуру и духовность, чем хваленые цивилизации Запада.
Нынешние гастроли Главной Петербургской оперы в Москве, прошедшие следом за гастролями неподражаемой балетной труппы Мариинского театра, подтвердили мнение, что Театр во главе с Гергиевым может претендовать на одно из первых мест среди музыкальных театров мира.
