РУБЛЬ: ОТ ЛОУ ДО ЧУБАЙСА
1(214)
Date: 7-1-98
Давняя страсть отечественных чиновников к мудреному словечку, способному прикрыть нехитрую суть их дел, проявилась и на нынешнем витке так называемых “реформ”. В последние годы “перестройки” у обывателя усилиями телевидения, и особенно — газет, сформировалось мнение, что в прошлом нет и не было ничего интересного и полезного для нынешней жизни, что сейчас настала совершенно новая, ни на что не похожая эпоха, для которой “демократы” нашли неведомую ранее формулу процветания. Стоит ее только применить — и все чудесным образом сразу изменится: со ставшего дружественным Запада потекут многомиллиардные инвестиции, не придется содержать огромную армию, подкармливать политических союзников и отсталые окраины. “Либерализация цен”, “ваучерная приватизация”, “легитимность ветвей власти”, теперь вот “деноминация” — все эти мудреные слова как раз из тех крыловских “ларчиков”, что открываются на удивление просто.
Кремлевские экономисты под маской “деноминации” задумали осуществить банальную денежную реформу, третью за последние пять лет, но момент для нее выбран неудачно, а потому данная реформа окажется бессмысленной, и это скоро станет очевидным для всех, а не только для специалистов. Дело в том, что реформы стабилизационного типа, к которым, по всем признакам, должна относиться и нынешняя, всегда осуществлялись в условиях подъема экономики, когда издержки обращения сводились к нормально допустимым величинам. У нас же подъема нет и не предвидится в течение всего 1998 года. Фундаментальные законы функционирования экономики не вчера придуманы. Есть товарное производство и есть товарно-денежное обращение, где с конца XVIII века никаких сверхъестественных перемен не произошло.
Если брать историю, то российская денежная система была создана правительством малолетнего Ивана IV, а фактически — его матери Елены Глинской, в 1536 году, когда на всей территории Московского царства был введен серебряный рубль: из фунтовой заготовки рубили девять монет. А мелкая разменная монета стала чеканиться из меди. На ней был изображен Георгий Победоносец, но качество чекана было неважным, и народ воспринимал святого как солдата-копейщика — отсюда “копейка”. Сто копеек уже тогда приравняли к рублю.
Первая финансовая реформа современного типа была проведена у нас Екатериной II в 1768 году, которая впервые в Европе ввела государственные бумажные деньги. Их придумал шотландец Лоу, который ездил по Европе и всем правительствам предлагал свой проект, но от него все отмахивались. Тогда во всех государствах был недостаток золота и серебра для “нормального” денежного обеспечения, однако на памяти еще свежа была катастрофа французских кредитных билетов, и все монархи, кроме британского, предпочитали по старинке портить монету. А в Британии, еще не столь великой, существовали банкноты, т.е. долговые расписки, по которым выплачивались проценты, Английского банка — лишь отчасти государственного учреждения. Российская империя тогда вела очень накладные в финансовом отношении войны с Турцией. Попробовали ассигнации — получилось.
В 1834 году министр финансов Канкрин снова провел реформу, и вместе с серебряными были выпущены бумажные деньги, те самые ассигнации, которые гоголевский Чичиков и предлагал провинциальным помещикам за мертвые души. Но серебряный рубль стоил в полтора раза дороже, чем ассигнационный. Поэтому хитрый Чичиков и тут экономил.
В начале 1897 года исполнилось сто лет великой финансовой реформе С.Ю.Витте, но этот юбилей у нас фактически замолчали, потому что иначе пришлось бы волей-неволей сравнивать век нынешний и век минувший. А в начале 80-х годов прошлого века русская промышленность резко пошла на подъем, намного продуктивнее стало и сельское хозяйство. Вот на этой основе, поскольку в стране шло активное накопление золота, Витте и начал с 3 января 1897 года замену ассигнаций на золотые деньги.
Это дало дополнительный толчок развитию народного хозяйства. И никакие попытки Германии до Первой мировой войны уронить курс российского рубля ни к чему не привели. Между прочим, именно Витте создал проект земельной реформы, которую впоследствии проводил в жизнь Столыпин — проводил за исключением одного-единственного пункта, согласно которому помещики должны были пожертвовать часть своей земли крестьянам. У нас некоторое время кричали о Столыпине как великом реформаторе. Если бы Столыпин был великим реформатором, то в 1917 году не было бы никакой революции: ни февральской, ни октябрьской. Потому что вся Россия знала, от большевиков до царя: самый тяжелый вопрос — земельный. И Столыпину не удалось его решить. Расслоение в деревне произошло, но большая часть крестьян оказалась без земли. И когда они в ходе мировой войны получили оружие — дальнейшее было делом умения политических агитаторов.
После семи лет войн и революций в России была примерно такая же ситуация, которую мы наблюдаем и сегодня. Зверев Арсений Григорьевич, который проработал наркомом финансов с 1938 по 1961 год, рассказывает в своих воспоминаниях, что он, еще молодой парень, в 1921 году куда-то там ехал на поезде и сошел пообедать. Он пообедал, и обед этот состоял из стакана горячего чая, куска черного хлеба и шести изюминок, за которые пришлось заплатить шесть миллионов совзнаками.
И вот, приняв это ужасно расхристанное, раздолбанное, практически безденежное хозяйство, Григорий Сокольников, нарком финансов вначале РСФСР, а потом СССР,— провел с ноября 1922 по февраль 1924 года свою денежную реформу, и менее чем за полтора года сделал золотой червонец, причем десять советских золотых рублей равнялись одному золотому рублю “николаевскому”, или, вернее, виттевскому. То есть в стране восстановилось нормальное, эквивалентное золотое денежное обращение. И тогда те, кто ездил за границу, везли с собой наши червонцы, то есть червонцы котировались во всем мире и были, как это сегодня принято называть, свободно конвертируемой валютой. Потому что перед глазами был опыт реформы Витте, и Сокольников, будучи умным человеком, взял к себе на работу тех специалистов виттевского времени, которые, собственно, и готовили ту, 1897 года, реформу, которые делали ее своими руками, знали все ее тонкости, всю ее плоть, если можно так сказать. Кроме того, с 1921 года как раз хозяйство пошло на подъем, начался НЭП, крестьяне стали больше сеять, у них появился смысл производить больше продукции, возник платежеспособный спрос у основной массы населения, а на этом и промышленность начала подниматься.
К концу 20-х годов обстановка в мире начала серьезно изменяться, и отказ от НЭПа был обусловлен в первую очередь именно внешнеполитическими изменениями, требовавшими форсированного создания полного военно-промышленного комплекса. Правильный ли это был шаг или нет — судить не смею, но Победы без него достичь бы не удалось.
Следующая реформа, 1947 года, планировалась во время войны. Зверев вспоминает, что в самом конце 1943 года, поздно ночью у него дома раздался телефонный звонок. Снял трубку — звонил Сталин, который тогда только что вернулся с конференции в Тегеране, а там было ясно решено, что раньше или позже, но Германии — капут. Сталин, само собой, был в приподнятом настроении. Извинился за поздний звонок и спросил, не задумывался ли Зверев о послевоенной денежной реформе? У Зверева просто челюсть отвисла — он ожидал любого вопроса, но не этого. Только что Киев отбили у немцев, до бывшей границы еще идти и идти, а у него спрашивают о послевоенной денежной реформе! Но, конечно, ответил, что задумывался. Сталин дальше спрашивает: “А делились ли с кем-нибудь своими соображениями?” Надо сказать, что болтунов Сталин не любил, и Зверев поэтому ответил, что нет, ни с кем не делился. “А со мной можете поделиться?”— продолжает Сталин. И вот сорок минут пришлось Звереву экспромтом беседовать на эту тему по телефону, а через некоторое, очень короткое, время Сталин вызвал его к себе уже с конкретными предложениями и планом. Реформу эту планировали на 1946 год, но был страшный неурожай, засуха, голод во многих районах страны. Разве можно было реформу в таких условиях проводить? Нет, она оказалась бы совершенно бессмысленной, как нынешняя,— и ее отложили на следующий год, когда собрали нормальный урожай, промышленное производство пошло вверх. Вот тогда, с 16 декабря 1947 года, перешли на новые рубли. В чем там был смысл? Две проблемы решалось. Во-первых, за время войны больше выпустили денег, чем нужно было для товарооборота в нормальных, мирных условиях, а поскольку цены были фиксированными и большая часть продукции распреде- лялась по карточкам, то значительная часть денежных знаков осела у спекулянтов. А во-вторых, немцы на оккупированных территориях пустили в обращение много фальшивых советских рублей, которые печатали в Чехии, Польше, Франции. На эти фальшивые выпуски они кормили свою армию, местную полицию, платили зарплату и все такое, то есть советский рубль имел хождение на оккупированных территориях наряду с рейхсмарками, которых было мало. Эти гитлеровские фальшивки тоже необходимо было изъять из оборота. Благодаря реформе, все проблемы были решены: старые рубли менялись на новые в соотношении 10 к 1, рубли на сберкнижках — 2-3 к 1, зарплаты остались старыми, их не уменьшали, зато отменили карточную систему, ввели свободную торговлю, а цены изменили: какие-то снизили, особенно на продукты первой необходимости (хлеб, муку, масло, сахар), какие-то — повысили (на одежду, обувь, мебель), а большинство оставили без изменений. И каждый год начали проводить снижение цен, то есть издержки обращения уменьшались. Хрущев эту практику прекратил, последним годом снижения цен оказался 1954-й.
В результате при Сталине у нас не было ни одного года с дефицитным бюджетом, а золотой запас страны к 1953-му году составил более 2500 тонн в слитках, не считая других активов Гохрана. Входить в мировую валютную систему на долларовой основе Сталин отказался и правильно сделал — иначе бы не только мы, но и Европа с Японией до конца века работали на дядю Сэма. А так — американцы были вынуждены осуществлять свою экспансию в гораздо более мягкой форме и других масштабах. С ней до поры до времени мирились но, как только произошел распад СССР — сразу начались кризисы мировой финансовой системы, построенной на долларовой основе. Хрущевская же реформа, в целом, оказалась излишней, Зверев активно выступал против нее, что и стоило ему министерского поста. Однако при Сталине в экономике был создан такой запас прочности, что и прежние деньги могли ходить в обращении те же самые 30 лет, что ходили купюры образца 1961 года.
Но эксперименты Никиты Сергеевича в экономике стоили рублю очень дорого — прежде всего потому, что было потеряно время для технологического прорыва, и мы оказались вынужденными закупать не только зерно, но и технологические линии, технологические процессы у западных стран, т.е. включаться в мировой рынок на их условиях.
К концу 80-х годов эта технологическая зависимость вылилась в зависимость экономическую и политическую. Единственным реальным условием для эффективной денежной реформы в нашей стране может стать рост ее экономики, рост промышленного и сельскохозяйственного производства. Но наши горе-“реформаторы”, полностью следуя в фарватере политики МВФ и Всемирного Банка, не будут рассматриваться нынешними финансовыми магнатами как равноправные партнеры. Они не смогут настоять на изменении целей этой политики, которая, похоже, направлена на полный крах России.
Вилен ПЕРЛАМУТРОВ,
член-корреспондент
Российской Академии Наук
1.0x
