В ПАЛЕСТИНЕ

В ПАЛЕСТИНЕ
Author: Валерий Ганичев
21(182)
Date: 27-05-97
_____
_____ГРАНИЦА ИОРДАНИИ. Дальше Палестина. Нет. Дальше Израиль, в котором Палестина лишь неустойчивая автономия сего государства. Чиновник израильского посольства, с которым Олег Бавыкин вел переговоры о въезде в Палестину, со злостью сказал: “Такой страны нет”. Нас сразу поставили на место, указав на второстепенность пригласивших нас палестинцев. А отсюда: нет визы через Тель-Авив, главные авиаворота Израиля. Существенную разницу во въезде через закоулок мы почувствовали сразу.
_____Никакого имиджа свободного, открытого, либерального государства нет. Объясняем, что писатели, едем на международную встречу. Неважно. Получасовое ощупывание, выворачивание карманов, выкладывание авторучек и очков — встречаем с пониманием. “Безопасность”. Отдал фотоаппарат — положил капсулу с валидолом. Требуют снять ремень. Держу брюки руками. Начинаю заводиться. Ну, может, на это и рассчитывают. Чемоданы с книгами и портфели с водкой просвечивали долго. Во втором зале выдают временные визы только на территорию палестинской автономии. “Моргнул многозначаще глаз носильщику”. Визы выдали, а вещички водворяют на стол, и начинается длинное перетряхивание трусов, рубах, плавок, просмотр, судя по всему, опасной “Роман-газеты”, по дешевой бумаге смахивающей на ленинскую “Искру”. (“Завтра” не провозил. Палестинцев, иорданцев давно уже пропустили, а русских писателей держат уже второй час. “Большая разрушительная сила”!) Всерьез спрашивает (почти все землячки — говорят по-русски): “Не везете ли оружие, взрывчатку? Дорогие, да вы уже три раза просветили чемодан рентгеном, неужели американская техника столь неэффективна? С самонадеянным вызовом буркаю: “Наше оружие — слово”. Переглядываются. Каменеют. Чувствую, что подтверждаю заключенную в нас опасность.
_____“Можете ли нести ответственность за то, что в вашем кофре?” — Сержусь: “Да, могу, если ничего не подложили”. Переглянулись. “Можете ли перечислить все, что там находится?” “В основном могу”. “Почему в основном?” — Злюсь: “Да потому что профессору Университета, академику необязательно помнить, куда положила ему носки жена”. С удовлетворением переглядываются. Приказываю: не заводиться. Шмон идет целый час. Был в 40 странах мира, оказывался там в опасных ситуациях, во время переворотов, убийства Кеннеди, ГКЧП, чрезвычайных обстоятельств и положений, но такого обшаривания и обнюхивания не встречал. Помню, какой гвалт подымали бывшие соотечественники, когда их задерживали на нашей границе с русскими иконами и антиквариатом: “Железный занавес! Где права человека? Попрание демократии!” Да уж, тут на реке Иордан демократией и не пахло. Для нас, по крайней мере. Удовлетворяюсь лишь тем, что читают, ибо демонстрируют знание того, что написал я и Юра Поляков. Но неужели это им кажется на уровне “Красных бригад”? Через три часа выпускают. Случайно (?) услышанная фраза: “Зря их так, как палестинских бандитов”. Контроль палестинских пограничников автономии проходим моментально. Выходим к автобусу, где уже давно сидят иорданские и палестинские писатели. Они встречают нас аплодисментами и виноградным соком, как узников. А нам бы хлопнуть по рюмашечке родненькой. Ладно, будем уважать местные обычаи. Уже три часа уважаем.
_____Едем. Каменистые холмы, низкие горы, небольшие стада овечек. Узкий Иордан, заросли и кущи. Все в первый раз и все знакомо. Оттуда, из тысячелетий. Так и кажется: вон там, над горой, пролетит архангел Гавриил, пройдет с посохом апостол и прозвучит: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога”. Или загремят трубы и рухнут стены недоверия и отчуждения. Трубы не загремели, но Иерихон — вот он. Заполненный машинами, велосипедами, громко взывающими к прохожим продавцами снеди, лепешек, кебабчичей. Город — типично восточный. Это город палестинской автономии. Тут палестинцы чувствуют себя не париями, а относительными хозяевами. А вот интересная надпись: “Государственная собственность России”. Да, это бывшая собственность еще той, далекой, поклонявшейся святым местам России. Отныне она наша. Большой участок в несколько гектаров и вековая смоковница. Конечно, надо бы здесь построить церковь и восстановить странноприимный дом для русских паломников. Русская православная церковь ведет эту работу, собирает средства. Это вызывает ненависть и озлобление у врагов православия. Несколько месяцев велась беспрецедентная кампания по дискредитации возродительных усилий, по экономическому собирательству церкви. Особенно усердствовали “Московский комсомолец” и некий Бычков, пытаясь убедить общественность в торговле сигаретами и водкой Отдела внешних церковных сношений РПЦ. Все оказалось клеветой, да еще и злонамеренной, говорят и о сумме, которую выплачивают за подобные кампании. Даже “Российские вести” возмутились и показали, сколь лживы настойчивые информаторы. Кампания провалилась. Ждите другую. Архиерейский Собор разбирался внимательно и вынес Отделу Внешних церковных сношений и его Главе митрополиту Кириллу благодарность за неустанную и плодотворную работу во благо русской православной церкви. И вот та благотворительность, которая приходит в церковь, как никогда, нужна и здесь, куда устремляются все больше и больше русских паломников.
_____В Иерихоне и состоялось открытие первой международной встречи палестинских писателей. Палестинские писатели съехались из мест своего изгнания — Туниса, Марокко, Египта, Иордании, Омана, Сирии, Франции, США, Греции, Англии, Норвегии на свою родину. Представители 27 стран приехали к ним на международную конференцию: “Новые темы. Новая эра”. Столь громогласно была заявлена повестка дня этой встречи. Действительно, хозяевам казалось: наступает новая эра. После многих лет борьбы (с 1948 года), после изгнания целого народа с его земель, после убийств, расстрелов, тюрем, взаимных обвинений они нашли силы, чтобы обсуждать свое будущее. Будущее созидания и возрождения.
_____Нет, палестинцы еще не выиграли до конца свою битву. Они еще в борьбе. Хотя все время возникает вопрос: ну а можно ли выиграть эту битву окончательно и бесповоротно?
_____В зале на пересечении палестинских знамен портреты Арафата. Свет то гаснет, то зажигается, но вот звучит гимн Палестины, на первый взгляд, скорее на слух, это — боевой марш. Академик Челышев написал статью о соответствии гимнов характеру народов, об их соответствии историческому периоду. Действительно, “Боже, царя храни”, “Интернационал”, “Союз нерушимый...” Как отражали они состояние страны. А “Марсельеза”, “Еще польска не згинела”, “Боже, храни королеву”... Традиция, вырастающая из вектора нации! У нас нынче всеобъединяющего вектора страны нет и гимна поэтому нет. А у палестинцев есть. Есть боевой непреклонный, неуступчивый гимн-марш. Такой он им нужен сегодня. А, может быть, нужен будет и всегда.
_____Все готовились на конференции к разговору о новой эре (у нас это называлось в 80-х годах “новое мышление”), о новых темах. Министр культуры сказал: “Из окопа борьбы мы переходили в окоп созидания. В окоп свободы, равенства, разума”. Но Натаньяху, выполняя свои обещания, утверждал израильские поселения на землях палестинских арабов. Бульдозеры срывали хевронские соглашения. Окоп созидания пока пуст.
_____
_____ПАЛЕСТИНЦЫ СУМЕЛИ донести миру свои боли и страдания, они показали жертвы и разрушения, возможно, они использовали приемы своих собратьев израильтян (те же семиты). Израильские лидеры недальновидны — они теряют ореол страдающей, терпящей насилие от других науки, они приобретают облик бесчеловечной агрессивной страны. Хотя первый отказ от такой политики (мирное соглашение) принес ощутимый результат. Налаживались связи, устанавливались контакты, приобретался созидательный облик. Но Натаньяху должен был демонстрировать “ястребиный образ” и бульдозеры вызвали взрывы “интифады”. Палестинцы заявляют: “Натаньяху и Хамаз действуют сообща, они нужны друг другу, так антисимиты нужны сионизму для сплочения и эмиграции. Так Хамаз нужен Натаньяху.”
_____Так под грохот выстрелов, в клубах слезоточивых газов, под лязг гусениц и прошла эта встреча “О новой эре”. Стало ясно, что с ней, как и с новым мышлением, придется подождать. Министр культуры, представитель Арафата, приветствовал делегации.
_____— На этой святой избранной Богом земле, в этом древнейшем городе мира увидите жертвы, взглянете на калек, на разрушенные дома. Здесь много горя. Здесь почти нету семьи, которая не имеет потерь. А ведь здесь зародилась любовь, здесь мужчина научился любить женщину. Вы, писатели, знаете основные ценности человечества. Вы знаете, что мир — это хрупкое дерево из надежды и страдания, и вы сможете изменить карту Мира и сделать ее картой справедливости. Писателям, где они честны и искренни, верят.
_____Постоянно звучало: спасибо вам, что вы с нами в дни горечи и в дни надежд. Вот это перемежение тем прошлого, тем войны, тем жизни “под дулом фашистского, расистского пистолета” и тем возрождения, включения в арабскую культуру, приобщения к мировым ценностям звучало все три дня. Исса Газзеви — председатель Союза писателей Палестины — говорил о возможном окончании понятного всем периода борьбы и неизведанного, столь же беспокойного этапа созидания. Еще вчера это была единая в борьбе нация. В Рамалахе возводятся сотни новых храмов, дорожает земля, но идет быстрое расслоение общества. Готовы ли новые палестинцы, в основном живущие в США, Европе, Египте, и, лишь наезжая на родину, к таким же жертвам, как старые? Есть тревожные симптомы, говорили нам наши друзья. Приезжие готовы получать прибыль, если таковая будет, но сами, проникнутые духом конформизма, преклонения перед американским образом жизни, изнежены. Те, кто самоотверженно боролся, порой устраняются с их постов (в частности, бывшие друзья Советского Союза, многие коммунисты). С долей горечи и цинизма один из них сказал: “А за что вас и нас любить? Россия предала арабов, ушла к Америке.”
_____К сожалению, это мнение повсеместное. В Иордании водитель-палестинец (а палестинцев там чуть ли не больше половины населения) с презрением заметил: “Вы когда там перестанете всех продавать? ГДР, Польшу, Румынию, Болгарию продали. Потом Среднюю Азию, Прибалтику, Украину, Кавказ. И нас предали. Кто вам верить будет?” Горько слышать это в странах, где слово “русский, советский” произносилось с уважением. Даже наш рассказ о том, что нынешний министр иностранных дел пытается повернуть курс МИДа в сторону российско-арабских связей, не вызывает доверия. Как всегда, все надо начинать сначала.
_____И все-таки друзей и нынче у нас немало. Растет и крепнет общество Палестина-Россия. Его возглавляет мощный, спокойный, уверенный в себе соратник Арафата доктор Морей Абдарахман. Он создает центр палестино-русской дружбы, собирается открывать курсы русского языка, проводит вечера соотечественников. Доктор аж подпрыгнул, когда мы выложили в подарок его Центру журналы “Роман-газеты”, книги “Русская цивилизация” и “Светлое воскресенье”. Наш батюшка (в Совет общества входит и православный священник) обрадуется до невероятности!
_____Да, у России все-таки там немало друзей, и мы должны соответствовать им. Об этом и русско-палестинских связях был наш доклад на конференции. Ибо новая тема и новая эра исходят всегда из старых тем и старых времен.
_____Россия всегда поддерживала борьбу многоликого народа Палестины за независимость, за свободу. Русские писатели поддерживали продвижение по этому пути с новой реальностью под руководством испытанного лидера Ясира Арафата.
_____Сегодня, когда Россия находится в тяжелом положении, задачи, стоящие перед литературой русской, созвучны задачам палестинских литераторов. Разрушилось ее производство, закрываются библиотеки, театры, журналы. 25 миллионов соотечественников оказались за рубежами России. Нам надо вдохнуть веру в возрождение, надо опереться на подлинные национальные святыни, надо извлечь исторические опоры, надо показать величие и красоту свободы и справедливости, надо утверждать подлинную иерархию культурно-духовных ценностей, надо укрепить семью, надо утвердить доброжелательство и дружбу между людьми, терпимость и любовь, утвердить понимание человеческой жизни.
_____Среди важных утрат нашей культурной и духовной жизни в последние годы — разрыв тесных связей писателей России с писателями многих стран мира. Русские писатели особо ощущают утрату плодотворных и сердечных связей с близкими нам по духу арабскими писателями. Мы — представители самобытных неповторимых культур.
_____
_____ПОИСТИНЕ ВЕЛИКОЕ событие для наших культур произошло в марте. В присутствии послов и дипломатов Палестины, Египта, Сирии, Туниса, Йемена, Марокко, Катара, Лиги арабских стран и других был создан при Союзе писателей России Совет по культурным и литературным связям с арабскими странами. Совет поставил перед собой задачи собрать переводческие силы, подготовить к изданию лучшие произведения современных арабских писателей, собрать средства для их издания. Совет предполагает проведение вечеров арабской литературы, выставок, “круглых столов”. Мы будем собирать средства для выпуска альманаха “Ветка Палестины”. Эти сообщения были встречены аплодисментами в кругу наших друзей.
_____Об Израиле и израильтянах лично я сказать (за исключением хамской проверки на границе) почти ничего не могу. Что-то удалось увидеть. Многое рассказывали палестинцы. Они считают, что Израиль находится в кризисном состоянии. Поток пассионарных иммигрантов, возбужденных Герцелем на создание еврейского государства, почти кончился. Новые приезжающие из республик бывшего Союза или Восточной Европы ищут более легкой и спокойной жизни. А какое тут спокойствие, если в знаменитых поселениях дома-доты с окнами-бойницами, обращенными в сторону арабов, как бы застыли опасность и тревога.
_____Мои коллеги позвонили Андрею Дементьеву, бывшему редактору “Юности”, поэту, а ныне корреспонденту НТВ в Израиле, с просьбой приехать на конференцию писателей Палестины. Андрей заболел. “Что вы, — сказал сотрудник посольства, — его же в Москве сразу разжалуют”. — “Почему?” — удивился я. — “Ну, вся палестина знает, что когда ваш комментатор НТВ Киселев вел беседу с Арафатом, то его интересовали лишь вопросы, связанные с Израилем. И Арафат, возмутившись, сказал, где же я нахожусь: на телевидении Израиля или России. Ведь у Палестины много взаимных вопросов. Но вас это почему-то не интересует...”
_____Да уж, вопросами России и русских писателей наше телевидение не заинтересуется, тем более съездом палестинских писателей.
_____Ну а как же Иерусалим? Как гроб Господень? Неужели же из-за высокомерия чиновника, не поставившего нам визу, мы не попадем в святые места? Быть рядом и не поклониться, не постоять, не вдохнуть воздух веков? Все в нас протестовало против этого. Но хозяева разводили руками: “Мы не можем рисковать вашей безопасностью. Видите по телевизору, что творится”. А творилось то, что называется в сегодняшнем мире “новый порядок”. Лязгали бульдозеры, срывая дома арабов, гремели взрывы, трещали автоматы. Снова началась палестинская “интифада”. Но как же Иерусалим?
_____Поэт и литературный критик князь Петр Андреевич Вяземский в своем “Путешествии на Восток” провиденциально писал: “Когда приближаешься к концу земного своего поприща и имеешь в виду неминуемое путешествие в страну отцов, всякое путешествие, если предпринимаешь его не с какой-нибудь социальной целью, в пользу науки, есть одно удовлетворение суетной прихоти, бесплодного любопытства. Одно только путешествие в Святые места может служить исключением из этого правила. Иерусалим — как бы станция на пути к великому ночлегу. Это приготовительный обряд к торжественному переселению. Тут запасаешься не пустыми сведениями, которые ни на что не пригодятся нам за гробом, но укрепляешь, растворяешь душу напутственными впечатлениями и чувствами, которые, если Бог благословит, пригодятся и там, и во всяком случае, несколько очистит нас здесь”. Но очистит ли нас взирание на Иерусалим с расстояния 20 километров?
_____И тут один знакомый палестинец, закончивший в свое время московский вуз, и чье ухарство замешено было на палестинском партизанском мужестве и русском удальстве, сказал нам: “Ну их, этих израильских чиновников, подальше, я вас довезу...”
_____На следующий день в машине с иерусалимскими номерами мы выехали в Иерусалим. Трудно все-таки передать те ощущения, которые охватывают вас при взоре на этот вечный и святой город. Сверху, от знаменитого Гефсиманского сада, мы взирали (другое слово трудно употребить) на панораму города, где возносились луковицы православных церквей, шпили католических храмов, овальные сферы и пики минаретов мусульманских мечетей. Крепостная стена, видевшая римлян, византийцев, крестоносцев, воинов Салладина, египетских мамлюков, английских колониальных солдат, израильских десантников, палестинских моджахедов, ограждала город только от ветров, ветры же истории разрушали ее не раз.
_____
_____ГОРОД ИМЕЕТ темноватый песочный оттенок. Сухо, жарко. А тут, в Гефсиманском саду, прохлада, зелено. В три-пять обхватов стоят оливковые деревья, их возраст — многие столетия, отсюда и название древнееврейское — Оливковый пресс — Гефсимания. Может быть, это те деревья, которые видел Иисус в последнюю ночь перед арестом. “Потом приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока я пойду и помолюсь там” (от Матфея 26, 36).
_____У оливков Церковь всех наций, возведенная в начале этого века, смешавшая как бы все стили и приемы архитектуры разных народов. Долго стоим перед обломком скалы, окруженным колючим венком из кованого железа. Здесь Христос молился в последнюю ночь перед казнью. Едем на ту сторону от Гефсимании, но по дороге спускаемся в церковь Гробницы Девы Марии и грот Гефсимании, место, где был арестован Иисус. Какая-то неестественность, необычность в этой реальности, в этих камнях, пещерах. Кто-то писал память и сохранилось в пещерах (вертепах), если бы она была в храмах, их бы разрушили до основания.
_____Вот и начало Скорбного пути от крепости Антония, где Христос стоял перед лицом Пилата, и до Лобного места. В путеводителях называют этот путь Виа Долоросса (улица Скорби), по ней с водруженным на него крестом во имя человеческого спасения шел сын Божий к месту своей мучительной смерти и Воскресения. Четырнадцать остановок сделал он. Первая — возле Монастыря Бичевания, где Иисус был осужден. “Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить его. И воины, сплетши венец из терна, возносили ему на голову и одели его в багряницу. И говорили: радуйся, царь Иудейский! И били его по ланитам” (от Иоанна, XIX, 1,3)...
_____Каждая христианская церковь пыталась отметить сей скорбный крестный путь. Тут, где Иисус первый раз упал под крестом на углу улицы Эль-Зад, польский скульптор Тадеуш Зелинский сотворил скорбный мраморный барельеф падшего под тяжестью креста, “ибо далеко от меня Утешитель, который оживил бы душу мою” (плач Иеремии, 1, 16).
_____А дальше трагическое место для всех матерей мира. Оно отмечено маленькой армянской часовней с головкой окровавленного сына, упавшего под тяжестью ноши, здесь его увидела устремившаяся по кратчайшей дороге из дворца Пилата Мария, чтобы еще раз встретить сына.
_____А вот и небольшая францисканская часовенка, где Виа Долоросса начинает подыматься на Голгофу. Тут проявилось милосердие и помощь, тут Симон Киренеянин подставил плечо под крест, несомый Христом. На минуту Спасителю стало легче, и это человеческое плечо необходимо для людей, исполняющих свой земной долг.
_____Идем дальше. Кипит базарной толкучкой улица, россыпью лежат яблоки, груши, мандарины, зазывают в лавочки арабские торговцы (эта часть города арабская). Торгуют всем: одеждой, майками, крестами, путеводителями, сладостями, деревянными фигурками зверей, эффектными блюдами, свечками, светильниками, утварью для всех вероисповеданий. Скажу откровенно, все время приходилось отгонять эту реальность, как наваждение. Хотелось в одиночестве постоять у церкви, где Вероника вытирала пот с лица Иисуса. “Да прозрит на тебя Господь светлым лицом твоим” (числа 6; 25). С VIII века этот плат в базилике Святого Петра в Риме. Помню, в своем прошлом, во многом чисто историческом восприятии, я, находясь в Европе, без духовного трепета воспринимал многие святые реликвии, утекшие после крестовых походов в костелы и музеи. Обращал внимание на них, скорее, как историк. Сейчас же малое напоминание о святых деяниях — сохранившиеся мощи, вещи подвижников христианства, старинная русская икона — для меня не предмет материальной оценки, а свидетельство святого деяния, духовная ценность, требующая бережного и нерасплескивающегося отношения. И поэтому досадна была торговая суета возле храма, обсчет греческого монаха при продаже иконок, постоянные вспышки фотоаппаратов при молитве.
_____Но вот и сама Голгофа. Вернее, ее-то и нет. Она внутри храма, вернее, Базилики Гроба Господня. Какие-то потертые господа предлагают провести внутрь Храма, отмахиваемся. Нам надо самим, самим пройти по его последним скорбным метрам пути. Девять раз падал, подходя к вершине Распятия, Христос. И вот десятая остановка, в часовне, уже внутри храма. Тут с него срывали одежды. “От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места, язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и несмягченные илеем” (Исайя, 1; 6). И неся крест свой, он вышел на Лобное место, по-еврейски Голгофа. И тут прозвучали удары молотков, пробивающие тело Христово. “Пронзили руки и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои” (Псалтырь 21; 17-18). Так безжалостно и торжествуя распинают все святое на земле. К тем, кто это совершал, приходит наказание, но это потом. В тот момент, забивая гвозди на глазах матери в тело сына, они торжествовали. А Иисус милосердно возгласил с креста: “Отче, прости им, ибо не ведают, что творят”. Это прощение постигается трудно, и только высота подвига духовного заставляет нас понимать, что тому надо следовать.
_____Здесь, на месте Голгофы, внутри храма двенадцатая остановка и две часовни. Одна католическая с Алтарем Гвоздей Святого Креста и двумя впечатляющими мозаиками “Христос, освобождаемый от одежд” и “Христос, прибиваемый гвоздями к кресту”. Не знаю почему, но потянуло сразу к другой часовне, с рассеянным светом, с трепетом огоньков свечей и тремя поражающими и скорбными иконами во весь рост — Христа, Девы Марии и Св. Иоанна. Это православная часовня. Коленопреклоненно стою несколько минут и вижу под безжизненно повисшим на кресте Христом часть скалы, где серебряным кольцом помечено место, где крепился крест.
_____Под фонарными плафонами с крестами длинный Камень Помазания, куда положили Христа после снятия с креста. Почему-то мне он показался одиноким, покинутым, паломники и туристы текли мимо него. А ведь это предпоследнее земное место, где лежал Иисус. Коленопреклоняюсь.
_____
_____И ВОТ САМОЕ СВЯТОЕ место для христиан. Рака Святой Гробницы. Входишь в полутемную ротонду “Воскресенье” и замираешь в конце очереди, выстраивающейся вдоль черно-серой плиточной дорожки в гробницу. Американцы и немцы переговариваются, фотографируют, подошедшие паломники из России благоговейны и робки. Греческий монах перед входом предупреждает: “Будьте недолго”. А как недолго? Может, это первый и последний раз. Вступаешь в первую комнату — часовню Ангелы. Кусок скалы отмечает, что он сидел здесь и известил женщин и мир о Воскресении Иисуса. А дальше — Погребальная комната, где под мраморной плитой хранится камень с могилы Иисуса. Тихий свет: со стены разливается печаль, там икона Божьей Матери — серебряные светильники православных, католиков и армян исполнены в их канонах. Да и вся комната в каком-то серебристо-золотом сиянии. Склоняюсь, целую плиту Святого места. Монах тихо поторапливает.
_____Не знаю, удается ли кому-нибудь побывать здесь одному? Наверное, только этим православным монахам — хранителям гробницы Христа. После четырнадцатой остановки крестного пути, честно говоря, уже ничего не хочется смотреть. Но нет, вот еще храм Святого Петра, напоминающего о трехкратном отречении Петра от Господа. Как иногда любят у нас напоминать об этой измене, говоря о собственных ошибках, и с надеждой исправить их в будущем. Да, все мы грешны, но и для исправления не следует ждать следующих грехов. Не буду вспоминать ни гробницы Давида, ни Базилику, где, по преданию, Дева Мария впала в “вечный сон”, ни Капеллу Вознесения. Везде надо было постоять и побыть в одиночестве. Но время пребывания кончалось. Мы покидали Иерусалим.