«КАКОЙ Я ПРЕСТУПНИК… »

«КАКОЙ Я ПРЕСТУПНИК… »
Author: Юрий Петрухин:
21 (182)
Date: 27–05–97
_____
_____… Какой я преступник! Ну не способен я кого-нибудь пырнуть ножом или в глухую ночь взломать замок в магазине. Просто мы однажды выпили. К нам пристали. Нас двое, их человек десять. Ночь, листва парка и наше наглое пьяное скопище. Липы трясутся от мата. У нас в руке по булыжнику. Мне порвали рубашку, подбили глаз, и все равно неплохо было от мысли, что бились мы честно. Однако нас застукали и взяли на вокзале. Я просто несчастливый гастролер. Хлебнул долбаной свободы выше головы, помотался по стране достаточно, насытил органы обоняния и остро пахнущей болотной жижей севера, и полевой истомой выжженных степей, и пряным запахом богатых садов. И вот я за колючей проволокой. Передо мной этот пустырь, где вечно непролазная грязь, застроенный приземистыми бараками. Под окошком карликовые березки тянут к нам свои рахитичные ручки. И в серую хмарь неба трубы льют синие дымки. Все говорит о неполноценности окружающего мира. И мы, толпа серофуфаечников, не в силах что-нибудь изменить. Время тягуче, как патока. Оно облипает, вязнешь в нем. Чувствуешь необходимость перерождения.
_____Еще в двадцать лет я накропал: “Не жилец я на этой земле, и меня любопытством не мучь ты: я уже отлюбил, отомлел — даже петь не могу, потому что — не жилец я на этой земле”…
_____Сказать такое в двадцать лет! Неужели пророчество? Смерть — сначала духовная, а после… Да-да, качающийся на веревке труп. Бр-р. Не хочу!
_____“Ах, рохля, — слышу я какой-то внутренний голос, — даже хорошим преступником не можешь стать”. Да, я всего лишь опустившийся человек, способный стебать стишки на досуге на темы местной жизни: “Собака в зоне! Собака в зоне! По телу бродит горячий ток. Как жадно сжали мои мозоли видавший виды сырой батог.
_____Ряды бегущих змеятся цепью, а я в атаке совсем ослаб: легко ли гнаться за этой целью, у которой две пары лап. В любой охоте есть смысл высокий, не зря бегу я среди жары: чтоб в нашем теле бродили соки — нужны питательные жиры!
_____Гуманность — к черту! Да, мне удобно убить собаку… Давай, я сам… Я так тоскую по этой сдобной, оплывшей жиром хребтине пса. Вот я настиг его. Он — боится. По шерсти чувствую страха дрожь… Собачье сердце не стало биться — как в масло входит в хребтину нож.
_____Свежую тушу… И вот мы варим… И боль в желудке не так остра. Я ем как варвар, пляшу, как варвар, с шикарной костью вокруг костра… ”
_____Нас здесь более 800 человек. Люди, грубые, лишенные нравственной чистоты и естественного чувства юмора. И я сам понемногу превращаюсь в животное. Потому что мою тоску и боль душевную лечат здесь единственным лекарством — работой, работой и еще раз работой. Это основной метод воспитания, и в этом отношении воспитатели внимательны до отвращения.
_____Не знаю, куда мне двинуть после освобождения. Приезжает в июле мать, вместе подумаем и обсудим. Но, наверно, прежним я уже никогда не буду.
_____Я лез в поэты — экое проворство! Великим вдохновением сопя, в неряшливых потугах стихотворства силился я выразить себя. Публика — какие истуканы! — даровой закускою давясь, обычно после третьего стакана со мной теряла всяческую связь…
_____Вести дневник в моем положении сложно. Потому что, вверяя бумаге тайны сердца и откровенность чувства, я не могу гарантировать их надежной секретности. Обыск с перетряхиванием постелей мне уже привычен. Какие тут дневники!
_____Недавно я сменил профиль работы и сейчас в моих руках шуровка. Сие орудие труда никакой сложности не представляет — просто метровая палка с металлической пластиной.
_____Дневник веду “дома” в час покоя. Правда, тишина частенько нарушается: в секции нас более двадцати человек. Тот страдает недержанием дурного воздуха, у другого — грудная клетка, функционируя, шипит, как кузнечные мехи. Вот встал с нар мой сосед, первым делом полез за табаком и спичками. Моя койка у контрольной лампочки. Красный свет ее, растекаясь по стенам, делает наше обиталище таинственным и строгим. Сосед надсадно кашляет. Я вижу его заостреный нос, заросшие щетиной скулы. В позе его как бы присутствует злая обреченность — он сидит, уставившись в угол. Сколько раз говорил ему, чтобы достал себе плевательницу, но мужик продолжает катать во рту отвратительную жвачку. Увы, не о здоровье несчастного труженика пекусь я — оскорбляет слух эта музыка.
_____Осталось тридцать девять пятниц. Мне бы семь пятниц на неделе! Ох, как хочется окунуться в другую жизнь! Может, на свободе мне стоит пересмотреть отношение к миру и начать приспосабливаться к этой сволочной демократии, добиваться своего: где терпением, где прилежанием? Но боюсь, опять в душе будет откладываться порох, и когда-нибудь взорвется, как водится у русских.
_____Придет, придет время, я сяду в баре и под звон стакана расскажу друзьям о существовании животных, отдаленно напоминающих людей. Лагерь травмирует душу. Человеческая низменность беспредельна, в этом я убедился.
_____Работаю физически и лапы мои огрубели. На лбу появились какие-то отвратительные бугры. И глядя в зеркальце, я понимаю — исправиться по Их понятиям, значит в первую очередь мне отупеть, оживотниться.
_____Недавно была наблюдательная комиссия, и я просился на вольное поселение. Волновался, конечно. И вот захожу, предстаю пред уважаемым судом. Человек двенадцать сидят таких правильных, и я интуитивно понимаю — ждать нечего. Мне дали от ворот поворот, словно стремясь доказать невозможность моего исправления. Обидно, тем более, что на вольное поселение отпускаются натуральные волки…
_____Решено! Выйду — буду чертовски вежливым человеком. Привью себе точность педанта и еврейскую систему отношений: внимание и услужливость с расчетом — разве это плохо?
_____Мечты, мечты…
_____Нашу зону перетрясли, как старый половик. Все, кого можно назвать друзьями, уехали дальше на север, а я остался добивать свои сто сорок дней.
_____Помнится прощание с одним из них. Нас разделяла колючая проволока, и это обстоятельство делало расставание несколько сентиментальным. Я старался придать лицу тоскующее выражение, а на самом деле мне было все равно. Лагерной дружбе не придаю значения. Все это очень дешево стоит.
_____Я не потерял способности пить, ласкать женщин и писать стишки на уровне районного классика. Может, все-таки и в будущем ограничиться этими безделушками, не утруждая себя серьезным опытом по освоению “новых ценностей”? Или наоборот — забросить стихи и заняться устройством крепкого, надежного быта: пойти в услужение к какому-нибудь богатенькому, начать у него с дворника, мойщика посуды и лет через десять выслужиться…
_____Как преступника тянет на место преступления, так и подонка тянет на встречу с обманутым человеком. Хочется посмотреть на Ленку просто так, со стороны. Тем более, что у нас с ней много общего: она тоже поставила крест на своем прошлом.
_____… Я мечтал увидеть в ней лодку, грациозно плывущую вдаль. Совершенствовал я и походку, и манеры ее, и шаль. В эту шаль голубой окраски Ленка куталась по ночам. И, казалось, туман из сказки тихо плыл по ее плечам. А от плеч шелестяще и плавно пробирался к моей руке… Так я жил в полусне, в полуяви, в полувыдуманном мирке.
_____Только время — всех дней сумятица — ценит сильных, как океан. Говорила мне Ленка: “Пьяница! Что ты держишься за стакан? Делят люди деньги и должности. Ты же должен понять… Нам нужны… ” Презирая любую задолженность, я ушел от своей жены.
_____Встретил как-то с полнеющим дядей. (Новый муж у нее в плену). Познакомила: “Мой Аркадий”. После шепотом: “Я загляну”. И частенько, оставив мужа, заявляясь ко мне тайком. Зло шутила: “П… — не лужа”. Ну и дальше в смысле таком.
_____Голос Ленки с приятной слабью. Но манеры уже не те. Лезет что-то потное, бабье в откровенной ее полноте. В позе — лень какая-то, стылость. И грустит она, шаль теребя. Я вздохнул: “До чего же сытость изуродовала тебя!.. ” Льют глаза ее дым виноватый, но душою мне больше жаль голубую ее когда-то, а теперь полинявшую шаль…
_____Осталось дней семьдесят. После освобождения попытаюсь устроиться в Сыктывкаре. Мне бы хотелось жить в большом городе, где есть друзья, хорошие знакомые. Но стыдно показаться в неказистом виде. Первым делом надо приодеться. Потом приехать в Москву. Там есть знакомые адреса. Заглянуть в ЦДЛ. Поговорить с ребятами о всяком. Только не о жизни, проведенной здесь за высоким забором. Об этом я не стану распространяться. Здесь гадко. Мать обещает встретить свое непутевое дитя в Микуни. Честно говоря, не очень-то тянет меня к ней. Не верю я и в доброту солидных, благополучных родственников. Хочу быть сам по себе. Но — слабак. Все же не отказался от их помощи, принял дары из дому — свитер, брюки, кое-что по мелочи.
_____… Осталось полтора месяца. Я весь в ожидании счастливых перемен. Убиваю время, стараюсь больше спать и во всем валять дурака. Иногда становлюсь глупо-самоуверенным, и будущее представляется в розовых тонах. Но после серьезных раздумий вижу себя опять растрепой и растяпой. Хочется верить, надо, черт возьми, верить, что я смогу!..
_____На втором году заключения сделал приятное открытие — меня не тянет к спиртному. Хотя даже здесь можно надраться до рвоты. Я — отказываюсь. Но это, конечно, не значит, что нуждающихся в лечении непременно надо отправлять дышать свежим воздухом севера. Далеко не каждому полезен этот метод. Будем считать, что мне правильно установили диагноз, и лечение прошло успешно.