ДЕЛО МАТЮШИНА

ДЕЛО МАТЮШИНА (фрагмент романа)
Author: Олег Павлов
8 (169)
Date: 25–02–97
_____
_____Какая-то животина потеснила его на нарах… Видать, солдатик этот нахрапистый был из тех, что от ранних сумерек до полуночи простояли на вышках и порядком выстудились на степном безудержном ветру. Они возвратились в караулку с последним разводом и ждали, когда начальник поднимет с теплых належанных нар другой наряд, а им настанет черёд отогреть чужим теплом бока и заспать часок-другой, покуда не поднимут в свою смену на службу. А этот не вытерпел, видать. Этот, видать, умаялся. Впотьмах Матюшин не мог разглядеть его лица. С солдатиком они лежали бок о бок — и тот спал уж крепко, а Матюшин оказался его стараниями разбужен. Заснуть духа не было, хоть и хотелось спать…
_____А Матюшин с прошлой ночи чуть живой. В прошлую ночь зэки перепились и активиста зарезали. И хоть теперешней ночью между сменами выспаться. А лежит Матюшин на нарах с открытыми глазами. И крепится что есть мочи, чтобы перед самой побудкой не заснуть. Иначе и вовсе сдохнешь, да еще водой обольют. С нар на службу подымут и трое часов надобно будет прожить, чтобы обратно улечься.
_____Когда в спальное помещение явился Помогалов и стал расталкивать отсыпавшийся наряд, матерясь впотьмах, то Матюшин ясно понимал, что настал его черед отправляться на зону, но долго не мог собраться с силами, чтобы оторваться от нар. Спали одетыми. Матюшин вытащил из-под матраса ремень с подсумком и опоясался. А потом присел на койку и перевел дыхание. Надо было портянки наматывать. А они холодные, как и были, от пота сырые. Вот поспал-то, что и портянки не успели высохнуть. Намотал их, как попало, сырые, а потом подтащил издохшие в гармошку сапоги, нагрузил на ноги и сам удивился их тяжести. Будто и ноги по колено в землю зарыл.
_____Солдаты кругом, кто молча, кто с гулом, поднимались с нар и злобкой, ничего спросонья не видя, расхватывали, делили портянки да сапоги. Помогалов же погонял:
_____— Вали на свет, потом разберетесь!
_____Матюшин собрался и хотел скоро идти, но помедлил, вспомнив вдруг про спящего на оставленных нарах солдата — видит, лег на живот. Руки под голову подложил. И растянулся на койке-то, облапал место, Матюшиным оставленное. У того и сердце бьется мерно, и глубже дышит грудь, а потому чего-то Матюшину в этой жизни наперед уж не достанется. Но вот только не знает, чего же не достанется. А еще приходит начальник и на службу гонит. А сучонок спать останется, он же и выспится лучше, быстрей. То есть как же? Вот крутанется Матюшин по зоне, отбудет на вышке свой срок, свои трое часов, а тогда уступай место, проваливай, сучонок, с нар. Будто он вдогонку за спящим-то хочет броситься. И не приметил, как пришел ему черед догонять — это он теперь понял и с какой уж ненавистью выглядывает впотьмах задушевного своего врага. Тот догнал, оказывается. А теперь и Матюшин успеть должен.
_____Вот также, чтоб перед самой побудкой дверь спального помещения распахнуть, да хоть и на карачках, но приползти к спящему, налечь животом, пихнуть сучонку, чтоб разом сон отнять и теплые належаные нары. Так и кинется Матюшин за солдатиком неизвестным, врагом своим сердешным в погоню, но странно ему одно: вот он, солдатик, виднеется тушей, посапывает, и почему же Матюшину надобно в ночь уходить, от него уходить, от верной своей добычи, чтобы его же и догонять. И сучонок этот — не ведает он, что с Матюшиным нынче будет тягаться, хоть стоит Матюшин рядышком и будто на морозе дышит горячо, клубами, да изнутри же и вымерзает. И друг у друга будут из рук вырывать, из ртов — только бы досталось. А у кого отнял, не узнаешь. Куда бьешь, не увидишь. Чего ради живешь и гонишься, не скажешь.
_____А тогда и стал Матюшин спящего расталкивать.
_____— Чего спишь, на службу давай! — пускай и тот разбудится, пускай на равных начинают, пускай и Матюшин отнимет для начала хоть щепоть сна.
_____— Да я… Да мне… — солдат на бок перевалился, заворочался; ногой туда, рукой сюда… хочет уползти.
_____— Вставай, начкар приказал подымать.
_____— Оставь меня, братуха, ведь только с вышки… Уйди, убью…
_____Матюшин нехотя руки от солдата отнял. Тот сразу и обмяк. Бормочет что-то. Одно слышно, что злое. И ворочается опять же, будто уползти хочет.
_____Чтобы ободриться перед заступлением на зону, пили чифир с черным хлебом, оставшимся от вечера. Приготовлял чифир, шестерил в караулке Ребров. Он же резал и буханку, посыпая ломти сахаром. В ночной наряд уходило по числу вышек и постов восемь человек. Матюшин запоздал и сел за стол последним.
_____— Хавку давай! — затребовал он.
_____Похлебывая чифир, вышкари хитровато поглядывали то на Матюшина, то на холуя. Стоял Ребров, пристыженный и растерянный.
_____— Так это, Васенька, хлебец-то вышел весь… Не углядел. Маловато было хлеба.
_____Матюшин понять не может, как же это он остался без хлеба? И вдруг перекосило всего… Он, сука… Вот же и разбудил раньше времени, и хлеба не досталось из-за него. А кругом жуют и чаек попивают. И один Матюшин за столом дураком сидит, бедным родственником. Эти морды вроде и не торопились, а всего вдоволь им досталось — будут сыты. Почудилось ему, что и с койкой, и с хлебом не иначе, как подстроили, — начинают, исподтишка начинают топить. Реброва подсунули, а этот урод радешенек услужить.
_____— Ну, потолкую с тобой… Давай чифир!
_____Ребров ожил и опрометью кинулся наливать. И до того он спешил угодить, что налил Матюшину в голубую кружку. Все стихли, когда поднес Матюшину голубую. Тот в скамью вжался. Ребров же ничего не понимает, дурак, и виноватенько улыбается, силится угодить, докладывает:
_____— Кипяточком, кипяточком заваривал! Огонь!
_____Наружку вырвался вдруг чей-то смех.
_____— Это Помогалов чаи гоняет, тоже из голубой пить не желает!
_____Дожили, в карауле кружек нет человеческих.
_____— На-ка, смертник, хлебни…
_____— Чужого не надо, обойдусь.
_____Вышкари довольно да сыто ухмыляются, будто вмиг объелись, что и муторно, тяжко стало в животах, в головах. И он ухмыляется, какая ухмылка ему уже и легче давалась. Стали сонливо утекать в караульное помещение. Дожо со старшиной слушали радио. Китаец хотел спать и клевал головой.
_____— А что по радио передают, какая погода?
_____— Град со снегом и молнии! — ухмыльнулся устало Помогалов да крикнул петушком: — Ну, что, сынки, еще-то пошагаем? Живые есть? Вы терь, что на зоне, что в зоне, а я помиловки дать не могу. Никакой вам второй серии. Кино кончилось.
_____— А чего, чего? — задрался Дыбенко. — Чуть что сразу пугаете. Кормить нужно хорошо, вона ни хлеба не хватило, ни чая…
_____— Знаю я вас, сами обжираете, а потом жалуетесь.
_____Дожо украдкой сказал:
_____— Воорусаца, товариса насальник?
_____— Валяй, вооружай… И это, сержант, без фокусов!
_____Один за одним вышкари поплелись разбирать оружие. Отыскав в колодке свой автомат, и Матюшин потащился в караульный дворик.
_____Надолго опередив наряд, он уперся у тропы в железную первую калитку, пройти которую мог только со всеми — вход ее был заблокирован, и когда она распахивалась, то взвывала истошно сирена. У тропы его и догнал китаец:
_____— Эхха… Так не хоросо. Наса всех, блядь, обогнала.
_____— Тащатся, как бабы… Слышь, крикни им позлей, а то растащились! Продавай скорей, надо, продавай. Твоя мосет не продавать, а моя надо домой. Деньга хоросо. Домой много деньга надо.
_____— Заладил одно, а я говорю — хватит, пускай время пройдет.
_____Дожо улыбнулся и покачнул согласно головой:
_____— Тогда, блядь, давай деньга. Давай сто рублей — и хоросо.
_____— Нету у меня.
_____— Эээ… Не хоросо. Продавай, будет деньга. Думай, блядь, нет денег — пойдес на зону. Моя насальнику будет докладывать, насальник узнает.
_____— Сука китайкая, сам же себя и заложишь, я молчать не стану!
_____— Моя не продавал, Матюса, а твоя продавал. Эх, твоя одна, Матюса.
_____Китаец вынул из-за пазухи флягу и ткнул ее Матюшину. Тот, было, хотел ее отпихнуть сержанту, но заслышал топоток и поневоле вцепился, молча и зло уместив сбоку от подсумка на отяжелевшем ремне.
_____Потянулись из черноты все отставшие: инструктор с овчаркой, двое хабаровских и Дыбенко, что весело погонял сонливых да понурых зверей, сбившихся в стайку.
_____— Куда рванули, мужики, отор-р-р-валися!
_____— Тебя ждать, что ли, блатоватого.
_____— Ночь-то какая, не нагляди-и-и-шься!
_____— Да заглохни ты!
_____— Что, тюха-матюха, жизни не хочешь радоваться?
_____Матюшин матернулся — и сквозь зубы стерпел. Дыбенко его матерков не боялся, но и не стало у него настроения, чтобы посмеиваться или затеять драку. Они оба никого рядом не замечали, оттесняя собой других. Матюшин, когда китаец открыл вход, шагнул твердо первым на тропу, а Дыбенко разжился у зверей куревом и отстал, попыхивая и никуда не спеша.
_____Над зоной высилась в ночи труба котельной, из беззвучного раструба которой лился белесыми повитками и растаивал холодно дым. Из прожекторов, прикрепившихся паучатами к трубе, били два накаленных добела луча, чей дальний свет заволакивал тропу, так что солдаты по ней двигались, будто в тумане. А за стеной лагеря стояла и не дышала тьма, такая же дощатая, в два метра высотой — и сразу начиналось, выше заборов, небо.
_____Когда тропа как бы укорачивалась и просветлялся её туман, и начинались чередой постовые вышки, у идущих в наряде будоражились нервы. В тот миг все трезвели ото сна, чувствуя легкость ничего не весящих тел, нагруженных только железом автоматов, и ознобистый холод.
_____Наряд остановился у ближней первой вышки. Заговорили — и громче, громче. Повеселели, а за каждой заминкой становилась короче и служба. С вышки высунулся и заорал оглушительно солдат:
_____— Отморозился я смены ждать — окопались в карауле, падлы?
_____А кто-то тащился уже на вышку и оглядывался через силу за спину, на тропу, но никто его не окликал. На землю скатился вместо него орущий, будто оглохший, детина, который плюхнулся на грудь Дыбенке и дыхнул ему сходу в рожу:
_____— Васек, дай курнуть! Подыхаю, братаны, хоть затяжку!
_____Инструктор увел овчарку дальше по тропе. У четвертой вышки местечко было похоже на тупик, глухое и темное, сдвигались в угол заборы, сдавливалась в их тисках тропа — инструктор таился и взмахом руки подал знак остановиться. Никто не разобрал, чего он боялся, но все утихли и одолели тяжело остаток тропы, будто гору. У вышки отдышались и ослабели, поняв, что происходило.
_____— Спит, — доложил шепотком инструктор и смолк, выжидая, что будет.
_____Вышку окутывало поволокой постовых фонарей. Глазу она выворачивалась боком, так что в просвете ее квадратуры, чернея, виднелся по пояс караульный. Солдат спал стоймя, свесив головушку, похожий в плащ-палатке на пугало.
_____— Кто такой? — вызнал тихо китаец.
_____— Зверь… — прошептал у него за спиной Дыбенко. — Хорошо спит, молодой, сладко — эх, надо бы раскумарить! Пойду-ка, может, возьму его с ходу, тепленьким…
_____Инструктор остался с овчаркой — присел, обнял рукой, придушивая, чтобы не трепыхалась. Дыбенко с китайцем подбирались к вышке. В эти мгновения Матюшину, как и всем подневольным, которые обжидались на тропе, стало зябко, настигал холод. Сержант отчего-то остановился у самых сходней, и Дыбенко один поднимался на вышку, пропадая в сумраке. Глядя, каким охотником заходил Дыбенко по шаткой лесенке на вышку и как он с усладой медлил, Матюшин задрожал от такой же проснувшейся страсти — заорать во всю глотку. Да чего там! Вот скинет автомат с плеча — догола всех этих разденет и плясать заставит!
_____Зверь же ничего не чуял. Кумарил. Матюшину его жалко не было, только мараться не хотел и ждать. Одна задержка выходит Матюшину от кумарного. Вдруг послышалось, что вскрикнул кумарной, и вышка, как было видно, тяжело дрогнула. Китаец что-то прокричал, все ослабились и тронулись с пересмешками по тропе. Смеясь, Дыбенко пинал кумарного вперед головой с вышки по раскатистым крутым сходням. Когда он скатился, за него принялся китаец, не давая подняться, встать. На земле его пинали, катали, будто мячишко. Веселилися Дыбенко с хабаровскими. Зверь оживал и содрогался радостью, что попал в лапы к своим, а соображая, что над ним потешаются, стал и сам угождать. Инструктор сторонился, сдерживая урчавшую овчарку, и ухмылялся. Он ведь серьезное дело хотел затеять с кумарным, а подоспел и видит, что потеху устроили. Катается, похрюкивает — умрешь со смеху, а и корчится, будто подыхает, так что и жалко его делается топтать.
_____Матюшин так и стоял. Дожидался. Но весело было, и с потехой не спешили расстаться. Тогда он не выдержал. Растолкал одеревеневших зверей, шагнув из-за их спин, глядя с болью и силой, и тупым ударом приклада, будто давил, настиг елозившего под ногами кумарного — тот визгливо вскрикнул, схватился за голову и, поскуливая, слег.
_____Дыбенко отшатнулся и подивился:
_____— За кой свалил-то его, весело ж было… — сказал Дыбенко и взялся подымать кумарного с земли.
_____Зверь крепился, как мог, чтобы устоять на ногах. Из башки выжимается кровь, гуще коротко стриженых волос, так что и не стекает, а застывает повыше лба бурой, с пятак, отметиной; но улыбка, как и была, виноватая разве что. Не верит, что бить перестанут. До той минуты устранявшийся, вспыхнул, метнулся наводить порядок Дожо — и беззвучно шагали все дальше, обходя лагерь, задернутый наглухо заборами, точно в издевку, так что ничего кругом себя не поймешь. Утрамбованный в могилки бараков, сдохший в них, лагерь заживо восставал этой вот долготой и пустотой, сомкнутой заборами да проволокой в безысходный круг, по которому только вперед, от вышки к вышке, ползущей гусеничной массой двигался наряд, а в ней — и он, Матюшин.
_____Ему теперь чудилось, что он ползет, а не шагает. Он с отвращением и с болью обнаружил, что, добив кумарного, ничего-то не совершил, а тащится со всеми еще нестерпимей — бездвижно — с той тягостью, будто его это прикладом оглоушило, сшибло. Задыхаясь, не шагая, а выталкивая себя вперед, он потихоньку отставал, выбиваясь из сил, уставая. Быстрей бы на водочную, на вышку, быстрей бы отстоять — и дадут спать, спать, спать… От одного этого бормотанья Матюшин помягчел, но испытал, как во сне, уплывая, что его давят, теснят, куда-то толкают — и налился свинцовыми дробинками дрожи. Это же другой спит, он, сука! Вот оно что, спит! Дрожь пронзила, будто дробинки впились в тело, и Матюшин, коченея от смертного нутряного холодка, испугался, как если бы и начинал тонуть, погибать.