Авторский блог Дмитрий Аграновский 03:00 10 февраля 1997

Солнцеворот

<p>Россией будет двигать Идея, Дух. В одном я глубоко убежден — не должно быть рыночного, “денежного” мировоззрения. Иерархия должна быть основана не на том, кто получает больше денег, а на заслугах и духовных подвигах. </p>

Дмитрий Ревякин родился в 1964 году в Новосибирске, потом родители получили распределение в Забайкалье, где Ревякин и жил с 1967 года. Закончил там 10 классов в поселке Первомайском. Затем поступил в Новосибирский электротехнический институт. В 1986 году “…сделал шаг на Калинов Мост”. Первый раз название “Калинов Мост” прозвучало на концерте “Музыкальная весна”, организаторами которого были сами музыканты группы. В настоящее время изданы компакт-диски “Выворотень”, “Узарень”, “Дарза”, “Пояс Ульчи”, “Ливень”, “Травень” и пиратский диск “Никак 406”. Скоро, 28 февраля, в ДК имени Горбунова состоится выступление группы “Калинов Мост” в полном составе, посвященное выходу в свет альбома “Надо было”

“Завтра”. Хотелось бы начать разговор с обсуждения самого феномена Русского Рока. Жив ли он сейчас? Такое впечатление, что сегодня в Центральной России Русский Рок сошел на нет, и только благодаря анклавам в Сибири, либо людям, приехавшим из Сибири, в рок-культуре теплится жизнь, идут какие-то процессы. По сути дела, ты и Летов — две фигуры, на которые можно ориентироваться русскому рокеру.

Дмитрий Ревякин. Это — две фигуры, которые ангажированы в той или иной степени, которые известны, поэтому, наверно, можно в некоторой степени на них ориентироваться. А если говорить о Роке вообще, то только как о Судьбе. Сам же я, о чем уже не раз говорил, занимаюсь песней. Песней как квинтэссенцией музыки. А подача этой песни может быть совершенно различной, что называется, в духе времени. Говоря “в духе времени”, я имею в виду обрамление песни теми или иными ритмами, которые близки тебе и тем музыкантам, с которыми ты работаешь.

“З”. Песня — это тоже символ Судьбы. Насколько вообще песня связана с судьбой?

Д. Р. Хороший вопрос. Ведь песня — это и детство, это и юность, это и будущее. Я не раз себя ловил на мысли, что все, о чем я пел когда-то, — то и случилось.

“З”. Сам стиль, который можно назвать если не фольклорным, то, скажем, с элементами фольклора, — как он появился? Что это: влияние родителей или особое образование? Откуда в твоем творчестве появился такой “народнический”, может быть, даже немного языческий элемент? Откуда взялся “Калинов Мост” как идея?

Д. Р. Название и идею предложила жена. Мы идею приняли и стали за нее бороться, стали ее отстаивать. К этому времени, ко времени появления названия, у меня уже было написано немало песен — юношеских, студенческих: “Кроха”, например, “Надоест суета”, “Девочка летом”. Но когда появилось ИМЯ, то пришлось резко собираться. Я выслушал немало пожеланий от музыкантов, с которыми я работал в группе “Калинов Мост”, от звукорежиссера Кириллова — они говорили, что все, сделанное мной раньше, не соответствует ИМЕНИ. Именно тогда появились песни-манифесты, такие, как “Ранним утром”, “С боевыми глазами”, “Надо было” и весь тот цикл…

“З”. В чисто музыкальном плане, у “Калинова Моста” аналогов нет, мы, например, таких не знаем. Откуда взялся такой стиль, из чего он сформировался, что влияло на тебя?

Д. Р. Если говорить о влияниях, то это, конечно, те песни, которые звучали по радио в 70-е годы, когда я рос: вся “официальная” эстрада. Я жил на окраине, в глубочайшей провинции, и какое-то западное влияние полностью исключалось. С творчеством западных музыкантов я познакомился где-то в девятом-десятом классах школы. Что-то можно было выписать по посылторгу, и некоторые ребята занимались этим, выписывали. А позже, в институте в Новосибирске, я с головой окунулся в этот мир. Занимался дискотекой, много всего слушал.

“З”. А была ли какая-то среда, то есть круг людей, которые показали тебе твой путь?

Д. Р. Я учился на радиотехническом факультете в НЭТИ, а это институт огромный, около 15–17 тысяч студентов. Радиотехнический факультет мне представляется как абсолютно самодостаточная единица. У нашего факультета было свое общежитие в пять этажей и своя жизнь, ни на кого не похожая. Там были — и кино, и дискотеки, акции протеста, такие мелкооппортунистические… Своя рок-группа, абсолютно потрясающая — “Ломбард”, свой студенческий театр, студенческий клуб. И все это так шумело, и такой был заворот, что только успевай. Я, конечно, в этом участвовал — в студклубе колонки таскал на концерты, и выводили меня с тех концертов дружинники… На четвертом курсе, во времена Черненко, когда “Ломбард” закрыли “по идеологическим причинам”, мне пришлось занять их базу и создавать на этой базе группу.

“З”. В те времена практически во всех крупных городах образовался особый климат. Свердловск, Новосибирск, Омск, Питер дали нашему року столько ярких имен. Сейчас как будто эта атмосфера не чувствуется, воспроизводства талантов не происходит.

Д. Р. Я не согласен относительно талантов. В Чите, например, все только-только начинается. Там масса молодых групп.

“З”. Кстати, здесь интересный момент — все говорят, что центральный, российский рок деградирует — запал исчез. А вот в Сибири вспыхивают, генерируются новые формы жизни в культуре, новые идеи осваиваются. Жизнь сдвигается к центру континента — к Сибири и Уралу.

Д. Р. Я не знаю, что происходит на Урале. Знаю, в Томске много молодых групп, в Новосибирске тоже — это наверное. Просто я там давно не был, но могу за Читу ответить с точностью — я там прожил все лето.

“З”. А что это за группы, если описать их с точки зрения стиля, устремлений, идеологии, если угодно? Или какого-то одного интеграла тут нет?

Д. Р. Все это некоммерческие предприятия, то есть ребята работают где-то, зарабатывают деньги на хлеб, а в свободное от работы время занимаются музыкой.

“З”. Испытывают ли они на себе твое влияние как музыканта?

Д. Р. Кто-то, конечно, задет моим творчеством, и я отдаю себе отчет, что для Читы, для Забайкалья я стал неким знаменем, маяком кто-то идет своим путем. Я там слышу такие гармонии, которые можно назвать, например, чистым фолком. И стихи у них прекрасные, ломовые, я бы так даже сказал. Ведь все появляется из примитивного, все появляется из подражания, главное — чтобы была идея. А идея, несомненно, там присутствует.

“З”. А какое у них отношение к центральным, так называемым “продвинутым” группам, к масскультуре, которая насаждается телевидением?

Д. Р. Отношение в некоторых случаях благоговейное, но, уверен, это прекратится в скором времени. Разберутся, поймут. В первую очередь, надо самим себе сказать: “Кроме нас никого нет! ” — тогда что-то получится.

“З”. Вернемся еще раз к названию. Философия этого имени — “Калинов Мост” — искусство, связанное с пашней, с солнцем — в общем, с вещами внегородскими. Как это искусство сопрягается с сегодняшней суперурбанистической, циничной и суетливой цивилизацией, цивилизацией моторов, “мерседесов”, ночных клубов, то есть с миром разнообразного урчания и мельтешения?

Д. Р. Если говорить о противостоянии “Калинова Моста” и урбанизма, то это противостояние мы проиграли. “Калинов Мост” ассоциируется с зимним солнцестоянием, с нижней точкой годового цикла, когда сильнее всего мрак, холод, — с именем индийской богини Кали — богини растворения, уничтожения…

“З”. Здесь важно отметить, что эта точка — 22 декабря — самая низкая в годовом цикле — она заведомо проигрышная. Это время самой длинной ночи и самого короткого дня. Проигрыш здесь закономерен. А смысл был ли извлечен из поражения? Ведь Александр Матросов бросился на амбразуру, был разорван пулями, но в результате как миф он победил. Проиграл ли “Калинов Мост” как миф?

Д. Р. Мифы не проигрывают. Я говорю о воинах, которые вышли на Калинов Мост сражаться с многоголовым Змеем, то есть о конкретных людях, музыкантах. Если бы мы знали, что обречены на поражение, то было бы веселей, конечно. И многих вопросов друг к другу не возникало бы. Но это понимание пришло только сейчас, когда прошел шок от расставания с товарищами и можно все проанализировать.

“З”. Не тяжело ощущать себя самостоятельной фигурой?

Д. Р. Я считаю, что все это заслуженно. Карма. Что посеял, то и собираю сейчас.

“З”. В одной из твоих песен есть такие слова: “Думали, рать выйдет следом”… Рать пока так и не вышла.

Д. Р. Выйдет еще, я думаю. Солома сохнет.

“З”. А почему ты так редко эту песню исполняешь?

Д. Р. Это был определенный цикл — агрессия, гнев и война сплетались в единое целое. Ужас от своего существования выливался в такие песни. 1988 год — золотой век “Калинова Моста”. Потом эта агрессия ушла внутрь. Надо было осознать, для чего мы, что мы делаем.

“З”. У тебя есть ряд песен, как сейчас говорят, заведомых “хитов”, которые, тем не менее, на концертах звучат очень редко.

Д. Р. Нельзя. Наш слушатель, наши люди очень ценят слова, и чтобы слова не обесценились, процессом надо управлять. Мы, я думаю, справляемся. Вообще, где присутствует символ, там настоящая поэзия. Но я еще только работаю над тем, чтобы стать поэтом. Тем не менее, последние песни — цикл, который был написан летом — получился боевым. Краткий смысл — ты приходишь сюда, чтобы оставить песню — одна мысль. Вторая — сны сбываются. И третья — путь. Путь и войны. Войны уходят, уходят в бессмертие. Ну и лирика, несомненно, тоже там есть.

“З”. А в новой программе есть эти песни?

Д. Р. Нет еще. В новой программе песни 89-го, 90-го годов, невошедшие в альбомы. Новая программа называется “Обряд”, если я ее с соратниками запишу, то альбом тоже будет называться “Обряд”.

“З”. А “Калинова Моста” больше не будет?

Д. Р. Я думаю, тоже будет. Всему свое время.

“З”. Никто, кроме “Завтра” и “Советской России”, на твой концерт не прореагировал? Сейчас такой дефицит музыкальных новостей, про всякую ерунду пишут, а тут все-таки новая программа Ревякина — и ничего… Почему?

Д. Р. Мне абсолютно по фигу, кто там как реагирует. Кто они такие, чтобы к их мнению прислушиваться? На концерт пришли люди, полный зал. Мы сыграли, спели: хорошо ли, плохо ли — тем не менее желаемый эффект был. А мне этот концерт по настрою напомнил первые выступления “Калинова Моста”.

“З”. Скажи как метафизик, как жрец некоей религии, что, по-твоему, сейчас происходит в России, что творится, куда повернуло русское солнце? Ведь именно это основной вопрос — что случилось? Катастрофа, конец, последние завихрения нашей истории, конвульсии некогда великого народа, или нет — или перелом, который Россия переживет и, как солнце, пойдет вверх?

Д. Р. Я уверен в последнем. Тут ОНИ точно споткнутся. Мне приходится много ездить, и я знаю людей из разных мест, но если ориентироваться по моему родному Забайкалью — а там очень интересный и показательный архетип — он собран со всех краев — уголовники, трудяги, много с Кавказа приезжают, с Украины… Общаясь с ними, я вижу, что с ними ЭТИ нечего не сделают.

“З”. А кто они “ЭТИ”? Каков, если в двух словах, образ врага?

Д. Р. Может, это американцы? Их образ жизни навязывают нам всеми способами, особенно при помощи телевидения. Но в России такое не пройдет. Рано или поздно все нахлебаются американизма, нахватают, чего им не хватало, а потом все равно выпадут в осадок.

“З”. Здесь, в Москве, много людей, которые ни о чем таком и не задумывались.

Д. Р. Москва — это далеко не континент. Я имею в виду прежде всего ту Москву, которая в телевизоре. И она — далеко не показатель, чем дышит и живет Россия.

“З”. А ты, “агент Сибири”, как чувствуешь себя в Москве?

Д. Р. Как в лесу. В смысле, как в пустыне.

“З”. Но “грибников”-то встречаешь?

Д. Р. Да, встречаю. Такие люди везде есть, и они будут все определять, а не эта серость, которая все заполонила, и думает, что так и должно быть. Все определяют единицы. Такие личности, которые уже из своей жизни сделали миф.

“З”. Назови фамилии.

Д. Р. К таким, пожалуй, можно отнести и Лимонова, и Дугина, и других…

“З”. А Лукашенко?

Д. Р. Тоже, наверное, в этом ряду. Но меня больше интересуют люди, которые занимаются не политикой, а идеологией, которые готовят идеологию будущего.

“З”. А ты встречался с Лимоновым или с Дугиным, общался лично?

Д. Р. Близко — нет. Но для меня важны те, кто дают мне определенную парадигму, с которой легче ориентироваться. У Пикуля в каком-то произведении, в “Крейсерах”, кажется, есть такая строчка: “Россия проглотит всех”, а останется что-то такое огненное. Наверное, и с Лимоновым такое произойдет, и с Дугиным…

“З”. Зиновьев писал, что Москва — это не столица России, а столица истории. Русская история тебе представляется непрерывной? Как ты относишься к советскому периоду?

Д. Р. Русская история, конечно, непрерывна, и к советскому периоду отношение у меня такое же, как и ко всей русской истории.

“З”. А эпоха после 1985 года? Ты не считаешь ее периодом оккупации?

Д. Р. Считаю, но это тоже часть нашей истории. Такое ведь бывало, и не раз. Стоит же ведь у Кремля памятник Минину и Пожарскому.

“З”. А какие у тебя ощущения от этого мира, кроме музыки? Работал ли ты на земле, например?

Д. Р. Я воспринимаю то, что вокруг меня происходит, и то, чем я занимаюсь, как единое целое. И музыка, и поэзия, и книги, которые я читаю, и землю, которую копаю, и лес, который я рубил, и стройотряды, которые я прошел. Я не разделяю свою жизнь на сегменты и отдельные сферы.

“З”. А на Западе тебе бывать приходилось?

Д. Р. Да, я был в Финляндии в прошлом году с концертами.

“З”. И как впечатление?

Д. Р. Впечатление удручающее. Просто болото какое-то.

“З”. Очень трудно, честно говоря, представить твой концерт в той же Финляндии. Хотя это тоже форма экспансии, форма противостояния западной энтропии. Как не дать Западу поглотить нас?

Д. Р. Рано или поздно должна произойти самоидентификация.

“З”. “Жаль только, жить в эту пору прекрасную // Уж не придется ни мне, ни тебе”.

Д. Р. (Улыбается) : Ну, наверное, это раньше все-таки произойдет.

“З”. А как, на твой взгляд: произойдет это мирно, или через некие катаклизмы и трагедии?

Д. Р. Лучше бы повоевать, конечно.

“З”. Мы от многих людей слышим: “Пора браться за оружие! Даешь винтовки! ”, — но в реальной жизни что-то не видно их с винтовками. Это твое желание повоевать — желание на уровне мускулов, физиологии, или, скажем, такое философское, художественное обобщение?

Д. Р. Художественное вначале, потому что во все исторические периоды певцы для того и существовали, чтобы вдохновлять мужчин, воинов на подвиг.

“З”. А певец тоже может взяться за оружие?

Д. Р. Конечно. Лучше такая вот почетная смерть, чем глупая “муниципальная”.

“З”. То есть в какой-то момент Ревякин тоже может попасть в ополчение?

Д. Р. Да, я-то давно готов. А потом, это мое убеждение, что люди чувствуют себя братьями по-настоящему только в бою. Бой — это и стройотряд, и еще что-то, и, несомненно, настоящие боевые действия.

“З”. На днях режиссер Эльдар Рязанов опять вылез с какими-то французскими легионами, как там все великолепно, стерильно и прекрасно. А мы видим, как небритые, обозленные полупартизанские отряды наши выходят из Чечни.

Д. Р. Я уверен, что наша армия — самая лучшая армия в мире, я вижу это по лицам ребят. Они ведь без идеалов, без моральной поддержки, без командования, преданные всеми и вся, раздетые, разутые — и все равно воевали.

“З”. Возможно, ребята в окопах больше Таню Буланову слушают, но все равно ты являешься кумиром молодежи. И твоя поддержка для них очень важна.

Д. Р. Что касается солдат, то мне неважно, кого они слушают. Однажды я в программе “Взгляд” видел сюжет о чеченской войне. И в этом же “Взгляде” вслед шел репортаж об американской армии. И такой контраст бросился мне в глаза между ними и нами! Если дойдет до настоящих дел, то тут никто не устоит против нашей армии. Мне однажды посчастливилось спеть перед десантниками в Рязани, которые на следующий день уезжали в Югославию. Просто глядя в их лица, можно сказать, что лучших десантников, лучшей армии в мире не бывает. Только дайте им возможность. Не предавайте их!

“З”. В летние бурные месяцы, когда, казалось, что-то решается, и мы все ждали, что Ельцин свалится где-то на подтанцовке на Васильевском спуске, а то — уйдет с политической арены обычным путем, с помощью выборов, ты пришел к нам в газету и сказал слово в поддержку Зюганова. Это тогда было для нас очень важно. Все патриоты, кто бы они ни были, пытались свалить демократического идола и уповали здесь на Зюганова. Не получилось. Нет ли сейчас у тебя от политической жизни ощущения скуки, безнадежности?

Д. Р. От кабинетной политики — да, безусловно. Ту позицию, которую заняли коммунисты в Думе, я не могу принять. Это политика с оглядкой на либеральный строй, на Запад, политика в русле западных стандартов. Так ничего не получится. Тут надо без оглядки: либо идти, либо не идти совсем.

“З”. А ты следишь за стихийными акциями протеста? Почему народ в целом молчит. Почему он, даже когда его загоняют в безвыходные ситуации, просто печалится и ждет своей доли. То ли это особая мудрость, то ли, наоборот, особая фатальная безнадега?

Д. Р. Сопротивление происходит везде, в том числе и у меня на родине, в Забайкалье. Я это вижу. Пока все проходит мирно. Но процесс идет. Все еще впереди. Иран тоже не сразу проснулся.

“З”. Тебе не страшно за свою семью, за своих близких?

Д. Р. Конечно, страшно. Но лучше вообще не жить, чем стать Микки-Маусом.

“З”. Какой бы ты хотел видеть Россию?

Д. Р. Россией будет двигать Идея, Дух. А конкретизировать на уровне каких-то социальных, политических формул — это, несомненно, не моя задача. В одном я глубоко убежден — не должно быть рыночного, “денежного” мировоззрения. Иерархия должна быть основана не на том, кто получает больше денег, а на заслугах и духовных подвигах. А в конечном счете —развитие должно привести в идеале к полной отмене денег.

“З”. Можно ли сейчас говорить о том, что у нас есть своя патриотическая культура? Скажем, в телевизоре появляются одни и те же люди, а газета “Завтра” печатает других людей, которые “в ящике” не появляются, т. е. существуют две культуры. В Русском Роке — ты и Летов, писатели — Личутин, Белов, Проханов. Есть ощущение общности — или тот же Личутин и Белов где-то далеко?

Д. Р. Далеко. Единой общности пока не существует. Наши противники объединены — у них один общий интерес — финансовый, денежный, они объединены бездуховностью, а люди, которые пытаются заниматься духовной практикой, разделены.

“З”. Может, важно, что у них в реках эти пресловутые средства массовой информации? Культура ведь заявляет о себе, когда о ней знают, когда ее видно. У тебя, музыканта, человека, знающего профессионально шоу-бизнес, есть ли какие-нибудь мысли о том, как действительно создать эту духовную общность. Создать некое поле, на котором бы все это размещалось. Может, это будет газета, может, клуб, может, система клубов, еще что-то?

Д. Р. Этого я не знаю, потому что присутствует некий процесс отчуждения людей друг от друга. Единого поля пока не возникает, к сожалению. Потому что присутствуют моменты недоверия… Говорят же: чем духовно сложнее люди, тем сложнее им объединиться…

“З”. Как ты работаешь, как строится твой день, насколько ты любишь жизнь, какие ощущения от творческого процесса на уровне физическом, бытовом, механическом? То есть каков твой быт, связанный с творчеством. Как рождаются произведения?

Д. Р. Что касается песен, то от мелодии. Иногда она, мелодия, рождается в голове, иногда непосредственно при общении с инструментом. А относительно быта — тут происходит постоянная борьба.

“З”. И кто побеждает?

Д. Р. Я побеждаю. Я для себя некоторые моменты уяснил, что мне нужно для того, чтобы быть в форме. Я отказался от алкоголя, от табака, обливаюсь утром и вечером ледяной водой, мясо ем редко. Мне близок аскетизм. Я всегда задавался вопросом, как же люди уходили в пустыни? Кое-чего в этой области я достиг, пусть чего-то незначительного, на уровне психических остатков, на уровне бессознательного. И в этом плане я благодарен Москве, что она подарила мне книги людей, которые занимались и занимаются всем этим очень серьезно

“З”. Ты мог бы назвать этих людей в других областях, кроме философии? Людей, близких тебе духовно, духовных учителей и духовных братьев в искусстве?

Д. Р. Несомненно, Хлебников. Очень импонирует мне Маяковский, хотя темперамент здесь не мой. Чаадаев…

“З”. А Константин Васильев? Д. Р. Васильев — это художник, а художники, скульпторы, реставраторы, резчики по дереву, и т. п. — это искусство оседлого человека. А поэзия и музыка — искусство кочевников. Я могу говорить только о поэтах.

“З”. Тебе самому близок образ жизни кочевника?

Д. Р. Я не задумывался над этим. Мне близок образ жизни, когда удается общаться с людьми, которые верят мне, а я им. Это самое главное. Общаться с людьми, которые готовы у меня учиться и которые меня могут научить, вдохновить на подвиг.

“З”. А есть ли такое место, с которым ты себя бы идентифицировал? Как бы твой прообраз на земле?

Д. Р. Есть, конечно. Это поселок в Читинской области, в котором прошло мое детство.

“З”. Ты много ездил по стране… Встречал ли ты еще такие места, в которых ощущал себя так же удобно и тепло?

Д. Р. Да, в Вильнюсе, как ни странно…

“З”. Среди работ “Калинова Моста” есть альбом “Травень” — звуковая дорожка передачи “Живьем с Максом”. Как получилось, что вы попали в передачу одной из самых гадких компаний на телевидении, телекомпании “Свежий ветер”… Какими были ощущения? Далеко не каждому человеку доводилось бывать в “Останкино”, в этом чувствилище демократии?

Д. Р. Нас пригласили прямо с эфира. Сам ведущий нас пригласил. Воспользовавшись удобным случаем, мы неприменули туда заглянуть. Мы туда заявились и, думаю, украсили эту программу. А если говорить отдельно о телевидении, то в очень многих деятелях масс-медиа, в их глазах, движениях, я интуитивно вижу надлом. Несомненно, почва, по которой они ходят, шатается, резонирует. Вроде все у них в порядке, суетятся они, лоснятся, материальные условия поправлены неплохо, но, видно, чувствуют — что-то не то.

“З”. Это видно не только по ним, а и по тем талантливым в прошлом людям, которые попали в систему. Особенно это заметно по двум группам — “Чай-Ф” и “ДДТ”. Слушаешь их последние песни и жалеешь, что они поют не по-английски, потому что их русские тексты просто неловко слушать. А ведь Шевчук всегда был силен именно словом.

Д. Р. У Шевчука, мне кажется, самоидентификация не завершена. Он долго тешил себя иллюзиями — такими, как “либерализм”, “демократия”. Его очень здорово использовали. И сейчас используют. В какие-то моменты, как мне кажется, он думает, что работает на “будущее”, которого на самом деле не будет.

“З”. Похоже, что Шевчук находится в состоянии надлома. Последние два года он просто рыщет по горячим точкам. Он ездит с камерой и что-то ловит там. Он ездил в Таджикистан, в Чечню — т. е. у него тяга к нервным местам. Дмитрий, а как ты относишься к чеченской войне? Ты принял чью-то сторону?

Д. Р. Нет. Я не принял ни чью сторону, потому что, по большому счету, эта война была управляема из Москвы. Хотя душой и телом я на стороне наших, русских…

“З”. С одной стороны, наших ребят толкали то в горы, то тянули назад в равнину, посылали их на смерть, так и не объяснив, за что они умирают… А с другой стороны —чеченцы, которые воспринимали войну как защиту своей родины. Может быть, в известном смысле, чеченцы подали пример русским? Даже если посмотреть шире, то они показали нам, что национальная идея — это то, что может сплотить народ?

Д. Р. Да, несомненно…

“З”. Говорят, что, как “белые” научили Красную армию воевать, так чеченские боевики создали слой русских людей, ветеранов чеченской войны, которые впоследствии, возможно, сыграют важную роль в судьбе Родины. Ты общался с ними, с ветеранами?

Д. Р. Я общался с читинским ОМОНом. И если вначале они летели в Чечню с настроением “Врагов уничтожить, раздолбать”, то потом они недоумевали. Говорили, что против них чеченцы воюют семьями, умирают вместе с женами, детьми и стариками…

“З”. Как тебе кажется, удастся ли все это забыть? Не покаяться, как сейчас модно выражаться, а забыть и составить некую общность, которой мы были еще недавно, каких-то десять лет назад. Удастся ли залечить эти раны?

Д. Р. Любые раны залечиваются. Особенно, если порассуждать о широте души у русских, то нет у них обиды. Речь не о всепрощении, а том, что нет обиды, и все тут.

“З”. Время все заглаживает. Начали общаться, торговать, и все, забыли обо всем. Философ Шубарт сказал, что нации узнают друг друга только в момент войн. Возвращаясь к американцам. Это страна, обладающая огромным потенциалом, и они реально могут завоевать весь мир. Конечно, они потом сами, как раковая опухоль, убьют весь организм. Но есть ли альтернатива этому потенциалу?

Д. Р. Конечно, есть. Все уже давно придумано. Наша Империя. Наш континент.

“З”. Муаммар Каддафи сказал, что американцы уже разбили красных и им предстоит сражаться с зелеными.

Д. Р. Да с кем там сражаться, там нет никого. У зеленых позиция не наступательная. А тут должна быть наступательная. Со стороны Америки как раз такая и есть. Решается все у нас, здесь и сейчас.

“З”. Что бы ты пожелал нашим читателям?Д. Р. Тем, кто читает “Завтра” уже давно, желаю победы, а тем, кто впервые взял в руки эту газету, желаю читать ее и дальше, — и начинать думать.

22 декабря 1996 года. Москва, Сокольники.Беседу провели Дмитрий Аграновский и Андрей ФефеловФото В. Александрова

1.0x