ДАНИЭЛЛА
Author: Александр Водолагин
43
Date: 22-10-96
_____
_____«Господи, наложи печать благоразумия на уста мои, чтобы мне не пасть через них и чтобы язык мой не погубил меня!» Прошло более двадцати лет после тех событий, которые перевернули мою жизнь. Но и теперь я не могу рассказать все даже из того, что я помню и знаю. Осенью 1973 года отец, работавший тогда в Восточном Берлине, прослышал о моем участии в студенческих оргиях и перевел меня на учебу в Боннский университет на юридический факультет. О самой «стажировке» я узнал только в Шереметьеве, куда меня доставили два молодца в серых плащах на черной «Волге».
_____— Папе привет, — ухмыльнулся один из них, пропихивая меня через таможенный контроль. Другой, молчун, просто махнул мне рукой. Я был в бешенстве. Опять отец решил за меня. «Ничего, я еще покажу ему, что такое моя свободная воля!» Неожиданно открывшаяся возможность увидеть своими глазами Запад совсем меня не прельщала. Мне не нужны были новые ощущения. Меня вполне устраивала жизнь в Москве без родительского контроля. Я наслаждался «абсолютной свободой». И вот этой беспечной жизни настал конец, а я ведь только-только вошел во вкус. Отец снова экспериментирует, бросая меня в неизвестность. Теперь наверняка придется что-то учить — хотя бы немецкий. Так я размышлял в ожидании взлета, прикидывая, как бы в наиболее доступной для отца форме излить ему мое возмущение при встрече.
_____— Ах, извините! — услышал я над собой милый голос. И тут же мне на колени упала книга: смуглая брюнетка пыталась запихнуть свою огромную сумку на полку над моей головой. — Я очень виновата...
_____Я онемел на секунду, парализованный царственной красотой ее лица, близостью ее молодого, гибкого тела.
_____— Да что у вас тут, камни? — спросил я, привстав, поддерживая нависавшую надо мной сумку.
_____— Здесь все о Достоевском, — объяснила она, усаживаясь рядом со мной. — Я купила все о Достоевском, все, что нашла в Москве и Петербурге. А вы любите Достоевского?
_____Она говорила нараспев, с легким акцентом, выдававшим в ней иностранку. Ей было не более двадцати пяти. Она была помешана на Достоевском, как и вся университетская публика на Западе. Звали ее Даниэлла. В имени этом мне сразу же почудилось что-то темное, магически-притягательное.
_____— Вот посмотрите: это мой доклад о Достоевском в Ленинградском университете. Боже, какие у вас тупые профессора!
_____— «Преступление и наказание» — криминологический роман-расследование», — прочитал я.
_____— Я доказываю, что у Достоевского очень глубокое понимание личности преступника и его криминальной мотивации.
_____— Сразу видно, что вы филолог, а не юрист. Весь этот психологизм в «Преступлении и наказании» ничего не стоит. В жизни все по-другому: и убивают, и любят иначе.
_____— О, у вас большой опыт! — засмеялась она.
_____— Между прочим, я сам юрист, — немного рассердился я.
_____— Как мне повезло! Ведь это так называется у русских: «везение»?
_____— А знаете вы, что ваш любимый Достоевский брал свои типы не из жизни, а из литературы? Отсюда — искусственность его персонажей. Скажем, старуха-процентщица — это проклятая ведьма из пушкинской «Пиковой дамы», Раскольников — Германн — оттуда же. Все наши так называемые классики сдували у Пушкина.
_____— Как это — «сдували»?
_____— То есть заимствовали.
_____— И Лев Толстой «сдул»?
_____— Конечно. Помните князя Николая Андреевича Болконского?. Это же копия Андрея Петровича Гринева из «Капитанской дочки», а вы говорите: «гений». У него княжна Марья, прощаясь с братом, «навешивает» на него серебряный образок Спасителя, а на Аустерлицком поле этот образок вдруг оказывается золотым. Что это за алхимия? Куда только смотрела Софья Андреевна?
_____— О, как вы не любите русскую литературу! — смеялась Даниэлла. — Вы страшный критик. Хуже Писарева...
_____Она была в восторге от Санкт-Петербурга. Слушая ее, я представлял, как она, затаив дыхание, пробиралась через мрачные подворотни и проходные дворы к Кузнечному переулку, к дому, в котором Достоевский писал «Братьев Карамазовых», как она искала ту лестницу, по которой спускался Раскольников и тот перекресток, где он случайно услышал, что завтра вечером, в семь, старуха-процентщица останется в своей квартире одна. Даниэлла жила в мире фантомов. Все это было похоже на легкое помешательство. «Мы — филологи», — успокаивала она меня, видя мое изумление.
_____В аэропорту Дюссельдорфа меня встречал доктор Штольц, высокий, рыжебородый марксист, большой любитель русской водки. Он несколько раз бывал у нас на даче в Успенском. Отец просил его опекать меня в Бонне в течение семестра.
_____— Хорошо летел? — поинтересовался он, обняв меня и похлопав по спине.
_____— Не то слово.
_____— А какое слово?
_____— Отлично!
_____— Отлично! — подмигнул мне Штольц, заметив, как я помахал Даниэлле, стоявшей посредине зала в окружении чемоданов и сумок, набитых книгами о Достоевском. — Кто она?
_____— Поклонница Достоевского из Кельна.
_____— Достоевский — гениальный писатель, — заметил Штольц, усаживаясь за руль своего белого «мерседеса». И мы погнали через слепивший многоцветьем своих огней вечерний город.
_____Я поселился в пригороде Бонна, в отеле, который стоял на вершине горы над Рейном. Само место моего обитания располагало к созерцательной жизни. Я полюбил гулять в окрестностях Нидербахема, наслаждаясь прозрачным воздухом и волнующими красками бабьего лета. Я думал о Даниэлле. Она не оставила мне ни адреса, ни номера своего телефона. Только свой автограф на докладе о Достоевском с надписью: «Господину Ватагину — милому Саше — с благодарностью за мыслительный полет!» Я думал о ней.Дело дошло до того, что я начал перечитывать «Преступление и наказание». Ну не глупость ли читать в Германии Достоевского? Не для этого же я сюда приехал! Я взялся за Библию в лютеровском переводе. Я читал о царице Эсфири, и в ее легкой, плывущей поступи узнавал походку своей Даниэллы: «Она была прекрасна во цвете красоты своей, и лицо ее радостно, как бы исполненное любви, но сердце ее было стеснено от страха». В субботу, не дождавшись Штольца, который намеревался потащить меня в дом-музей Бетховена, я отправился в Кельн.
_____«Если и она думает обо мне, — рассуждал я, — мы непременно где-нибудь встретимся». Весь день я провел в Кельне, а вечером вернулся в отель, где меня ждал расстроенный Штольц.
_____— Ты поступил нехорошо, — сказал он. — Поехали ужинать.
_____Мы зашли в итальянский ресторан. Заказали форель. Я предложил выпить за единую Германию.
_____— Это прекрасный тост, но невозможный, — сказал Штольц и посмотрел на меня внимательно. — Если Брежнев узнает про этот тост, твой папа потеряет работу. Понимаешь? С какой целью ты поехал в Кельн?
_____— Я искал женщину, Штольц.
_____— Извини. Об этом я не подумал. У нас в Бонне есть женщины. Хочешь, поедем туда сейчас?
_____— Нет. Я искал не женщину вообще. Я искал прекраснейшую из женщин.
_____— Это романтизм. Ты романтик.
_____— Подожди, Штольц, вот же она!
_____Штольц оглянулся на пару, вошедшую в зал.
_____— А, это та, из самолета. Хочешь остаться с ней вдвоем?
_____Я кивнул. Штольц подошел к Даниэлле и сопровождавшему ее молодому человеку с длинными до плеч черными волосами и что-то сказал им. Те рассмеялись и направились к нашему столу. Волна лютой ревности захлестнула меня. Красавчик-нарцисс оказался давним приятелем Даниэллы из Неаполя. Он развалился в кресле напротив Штольца и тут же стал объяснять ему суть «актуального идеализма» Джованни Джентиле, плавно разводя при этом руками и закатывая глаза, как только упоминал об Абсолюте. Даниэлла только подзадоривала его своими возражениями.
_____— А теперь мы можем потанцевать, — шепнула она мне, — Чезаре очень взволнован. Он будет говорить до утра о своем Джентиле.
_____Мы оказались единственной танцующей парой.
_____— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! — бормотал я, целуя ее смуглую шею.
_____— О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! — отвечала она мне с тихим смехом, охотно включаясь в известную ей игру.
_____— Уйдем отсюда? — предложил я, чувствуя, что пьянею от ощущения близости невозможного блаженства.
_____— Это будет не очень хорошо.
_____— Как раз наоборот, — возразил я, уводя ее из ресторана.
_____Через полчаса мы были в Брюле — старинном городке под Бонном. В парке перед замком Аугустусбург не было огней. Накрапывал теплый дождь. Мы укрылись под королевской подстриженной липой. Даниэлла вдруг стала кроткой и послушной. Она осыпала мое лицо коротенькими детскими поцелуями. А потом были долгие, сладостные поцелуи у стен дворца, под аркой, посреди пустынной площади перед ратушей. Я вернулся в отель на рассвете. Открыл библию и прочитал: «и даже плоть моя успокоится в уповании...» Именно так: я чувствовал себя «МИЛЫМ АНГЕЛОМ» — как она звала меня в ту сказочную ночь в Брюле. Я не хотел власти над Даниэллой. В одной мысли о том, что она существует, заключалось все мое счастье. Ее не было рядом, а я ощущал ее трепетные губы, округление бедер ее и вместе с тем не верил в то, что она телесна, что она — женщина, как и все другие. Одержимый неведомым мне раньше чувством космического восторга, я вдруг перестал различать в женщине тело и душу, и она предстала передо мной в загадочном сиянии своей божественно-эротической природы. Мог ли я после этого заниматься юриспруденцией?
_____Утром ко мне заехал встревоженный Чезаре.
_____— Александр! — воскликнул он, громко захлопывая над моим ухом Библию, с которой я заснул в кресле. — Где моя Даниэлла?
_____— С чего ты взял, что она твоя? Пойми, Чезаре, она свободная женщина.
_____— Ты прав, конечно. Кстати, о свободе...
_____И тут Чезаре понес такое, что даже Гегель не разобрался бы. Я предложил ему покататься верхом. Лошади — мое мифическое прошлое, рисунки моего детства, сны моей юности. Об одном из таких снов я, еще не знакомый тогда с психоанализом, рассказал во время прогулки своему новому приятелю-джентилианцу.
_____— Представляешь, еду верхом на гнедой кобылице по лугу, залитому вечерним солнцем. Упоение при этом испытываю едва выносимое. Высокая трава вокруг, зеленые холмы вдали, движение послушного и мощного тела лошади — все радует и веселит. И вдруг она поворачивает ко мне свою мохнатую голову, и вместо лошадиной морды я вижу ласковое женское лицо. Можешь объяснить мне этот сон и значение его?
_____— С удовольствием. Все очень просто: тебе нужна не прекрасная и благородная дама, о какой мечтал, скажем, Петрарка или Данте. Тебе нужна женщина-кобылица. В Европе таких давно нет. Отправляйся куда-нибудь... в Калмыкию!
_____— Сам туда проваливай.
_____— Не сердись. Не веришь мне — спроси у Даниэллы.
_____В тот же день я попросил Даниэллу растолковать мне значение моего сна. Она раскрыла Библию и прочитала: «Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя».
_____— Что-то в этом роде уже было с тобой в твоей прошлой жизни. И вот сновидение напоминает тебе об этом.
_____
_____Через несколько дней мы посетили «мыслителя века» — господина Форстварта. Как Даниэлла уговорила «коричневого философа» найти для нас время — не знаю. Может быть, пообещала показать «русского мальчика», выскочившего из романа Достоевского, и заодно — «актуального идеалиста» из Неаполя, специалиста по «мыслеволению».
_____Мне сразу понравилось умиротворенное лицо доктора Форстварта и поразил пронизывающий взгляд его лисьих глаз — взгляд сквозь человека. Он был с нами как-то отстраненно любезен. Чувствовалось, что все «человеческое, слишком человеческое» его уже не волновало. Он говорил о том, что наивно искать истоки происходящих с человечеством катастроф в области решений человеческой воли.
_____— Между прочим, — решил я порадовать философа, — в глухой русской деревне с чудесным названием Муравьище живет женщина, которая чуть ли не наизусть знает вашу книгу «Свет бытия».
_____— О! — изумился Форстварт. — Что значит Муравьище? Большой муравей? Место обитания людей-муравьев?
_____— Нет, название деревни означает буйно растущие травы.
_____— Прекрасно! — обрадовался Форстварт. — Такое возможно. Русская деревня растет из земли, разрастается, как трава. Это живой мир, укорененный в почве, незыблемый в своей основе и вечно обновляющийся через рождение и смерть... Но то, что в русской деревне читают мою книгу — это невероятно! Кто эта женщина?
_____— Участница Нюрнбергского процесса. Интересно, что она переводила письмо Геринга, написанное им перед самоубийством. Она рассказывала мне, как развязно вели себя во время процесса американцы — с присущим им природным хамством. Нацисты же держались спокойно, были задумчивы и мрачны. Никто не признал себя виновным.
_____— Да, да, — кивал Форстварт, словно вспоминая что-то. — Думаю, что ни юридическое, ни моральное осуждение нацизма не задевает его бытийной сути. Ваш Джентиле (обратился он к встрепенувшемуся Чезаре) приблизился к пониманию этой сути. Именно так можно объяснить его разочарование в Муссолини. Мне пытаются приписать идеализацию Гитлера. Тот, кто делает это не злонамеренно, просто не знаком с моими лекциями о Ницше. Мне хватило десяти месяцев в 1933 году, чтобы избавиться от иллюзий относительно Гитлера. Лейбниц говорил, что и у дьявола есть свои мученики. Нацисты, как и большевики, — мученики дьявола.
_____— Вы верите в существование дьявола? — заинтересовался Чезаре.
_____— Есть сила Ничто, уничтожающая то, что не может устоять в бытии, что поражено немощью в самом своем корне. Этические оценки здесь неуместны. Но горе тому, кому выпадает миссия испытать бытийное достоинство сущего — миссия очищающего уничтожения.
_____— Вы готовы оправдать мировое зло? — не унимался Чезаре.
_____— Бытие в целом, включая и присущую ему силу негации, не нуждается в оправдании.
_____Узнав о моем визите к профессору Форстварту, Штольц рассердился. Возможно, он к тому времени уже разнюхал что-то о Даниэлле и Чезаре.
_____— Не забивай свою голову чепухой, — сказал он мне, забирая у меня томик из собрания сочинений Джованни Джентиле и подсовывая первый том «Капитала» и гегелевскую «Философию права». На следующий день я вернул ему эти книги.
_____— Прочитал? — изумился Штольц.
_____— Прочитал.
_____— Не может быть!
_____— Ну извини, не могу...
_____— Почему?
_____— Не по душе мне это.
_____— Ты попал под плохое влияние.
_____Как истинный марксист, Штольц судил обо мне не по тому, что я рассказывал ему о своих успехах в изучении юриспруденции, а по моим делам.
_____— Куда собираешься? — спрашивал он меня.
_____— Да так, по делам.
_____— Знаю я о твоих делах... Чем тебе нравится Даниэлла?
_____— Всем, Штольц, всем.
_____— Послушай, если ты не порвешь с ней, у нас будут очень крупные неприятности.
_____— О чем ты говоришь? Я люблю ее.
_____— Ты очень наивный мальчик. Откуда тебе знать, что такое любовь?
_____И Штольц решил заняться моим воспитанием. В конце недели мы приехали с ним в Брюссель. Он потащил меня к ратуше — показывать квартиру, где жил Карл Маркс.
_____— Ты видишь, видишь? Вон то окно!
_____Я не разделял его идеологического восторга. Полюбовавшись фонтаном с вечно писающим ангелочком, мы отправились обедать в кафе «Фальстаф». Завершилась «культурная программа» Штольца в квартале Норд знакомством с брюссельскими путанами. Он проболтал в баре с какими-то мрачными типами о мировом революционном процессе, пока огнедышащая метиска в белом кружевном белье, выскочившая за мной на улицу со светившейся витрины, приобщала меня к таинствам любви. Я вернулся в бар к Штольцу совершенно опустошенным во всех смыслах этого слова.
_____— Пей, — он протянул мне бокал светлого холодного пива. — Ну, как женщина?
_____— Это была не женщина, а кусок мяса.
_____
_____Опека Штольца начинала надоедать мне. Я позвонил Даниэлле. Боже, каким сладостно-нежным был ее голос. Она заехала за мной в отель ранним утром на своем сером «опеле». Штольцу я оставил записку: «Увидимся через три дня в Бонне. Не сердись». Конечно, я поступил импульсивно. Представляю, как Штольц распсиховался. Зато я увидел город-сказку Брюгге, и Даниэлла была со мной.
_____Утром я выглянул в окно и увидел напротив отеля белый «мерседес» Штольца. Как он вычислил нас — до сих пор не могу понять.
_____— Похоже, он хочет испортить нам медовый месяц, — сказал я.
_____— Давай сделаем так: заедем к моему брату, займем у него денег и поедем на неделю куда-нибудь в Альпы, — предложила Даниэлла.
_____— А где сейчас твой брат?
_____— В Валлорисе. Это на юге Франции. Он сопровождает федерального канцлера.
_____Я согласился. Нам удалось оторваться от Штольца. На следующий день мы уже были в Валлорисе. Когда мы поднялись в номер гостиницы «Ротонда», где остановился брат Даниэллы господин А-х, пьянка там была в самом разгаре.
_____— Евнухи! Импотенты! — рычал на пытавшихся успокоить его толстяк в очках с затемненными стеклами. — Свиньи, вы меня все равно не застукаете!..
_____Господин А-х вышел к нам. В его серых водянистых глазах застыло холодное изумление. Денежный вопрос был решен моментально. Он предложил нам увидеться через день и вернулся к своему разбуянившемуся собутыльнику. Я хотел уехать немедленно. Но Даниэлла боялась обидеть брата. Мы остались. От нечего делать пошли в музей Пикассо. У одной из картин я заметил двух беседующих джентльменов. В одном из них я с удивлением узнал давнего приятеля своего отца — журналиста из АПН. Другой тоже показался мне знакомым: возможно, именно он орал громче всех минувшей ночью в отеле «Ротонда», когда мы беседовали с братом Даниэллы. Не желая быть замеченным, я поспешил выйти на улицу.
_____— Что тебя так напугало? — спросила Даниэлла.
_____— Там крутится один из друзей моего отца. Если он узнал меня, моя стажировка может очень скоро закончиться. Понимаешь?
_____— Нет.
_____Мне пришлось объяснить ей более подробно. И сделал я это напрасно. Даниэлла, видимо, сказала что-то лишнее брату. Тот насторожился и стал отговаривать ее от поездки в Альпы. Дело дошло до того, что он запер ее у себя в номере, а мне посоветовал вернуться в Бонн и продолжить учебу в университете. Не буду описывать подробности нашего бегства. В начале ноября мы оказались в Мюнхене — «тайной столице Гемании», где еще чувствовалось дыхание третьего рейха. Я был уверен, что ни Штольц, ни господин А-х не знали, где искать нас. Я с наслаждением изучал жизнь ночного Мюнхена, сверкавшего предрождественскими огнями. Даниэлла не покидала меня даже в моих похождениях по лабиринтам «мира секса», хотя мой обостренный интерес к проблемам спиритуально-сексуальной революции на Западе вызывал у нее отвращение.
_____— Что-то в тебе есть грубое, — говорила она строго и с сожалением.
_____— А как же, я ведь варвар.
_____Набожность ее поражала меня. Помню, как светилось ее прекрасное лицо, когда мы сидели с ней на концерте в евангелической церкви, слушая музыку Генделя и Глюка. Казалось, она была в забытьи. Ее душа, все еще остававшаяся для меня загадкой, витала в неведомых мне наднебесных сферах, в сокровищницах Бога своего. И тем более сладостно было сознавать, что нет у нее «никакого телесного недостатка». Я испытывал чувство ликования оттого, что Даниэлла позволила мне стать ее любовником и в сдержанной страсти своей готова со мной идти на любую авантюру.
_____Однажды мы побывали с ней в гостях у известной мюнхенской гадалки. Я с недоверием смотрел в черные, остекленевшие глаза пожилой женщины, когда она вещала нам что-то жуткое о нашей судьбе.
_____— Вы не искали друг друга, — говорила она, — но встреча ваша не случайна. Многие завидуют вашей любви, вашему царскому союзу. Вдвоем вы можете все, друг без друга погибнете. Пока вы вместе — ничего плохого не случится. Бойтесь тех, кто хочет разлучить вас. Они — от Дьявола. Любовь ваша очень раздражает Его...
_____— Ты понял? — шепнула мне Даниэлла. — Я умру, если ты бросишь меня.
_____Во мне прорицательница увидела личность страстную, мятежную, склонную к экстремизму, захваченную стремлением к свободе и жаждавшую духовного обновления. Больше всего меня удивило то, что, говоря о предопределенной мне расположением светил успешной жизни, она почему-то упомянула о Достоевском и Муссолини. «Значит, и Чезаре возник не случайно, — подумал я. — Как это все странно».
_____Перед отъездом из Мюнхена мы ужинали в пивной, где любил в двадцатые годы бывать Гитлер. Мы пили светлое пиво из высоких, тяжелых кружек и под звуки баварского оркестра слушали рассуждения старика-бельгийца, чем-то походившего на иезуита. Изучая нас сухими, бесцветными глазами, он рассказывал о своей фантастической жизни. В молодости коммунисты внедрили его в войска СС для нелегальной работы, но ему так там понравилось, что он стал выкладываться на все сто процентов на благо третьего рейха. За это после окончания войны его засадили в тюрьму, откуда он вышел через несколько лет несгибаемым сталинистом. Он допытывался у меня, как обстоят дела у его единомышленников в верхних этажах партийной иерархии в СССР. Я не смог сообщить ему ничего определенного.
_____— Поворот к реабилитации Сталина, начавшийся недавно в России, вызывает надежду, — сказал он. Западная Европа оккупирована американцами. Россия сможет отстоять свою независимость только в рамках сталинской империи, если противопоставит американскому космополитизму евразийский интернационализм. Я знал умных русских, которые понимали это. Время, когда национальные эгоизмы определяли облик планеты, проходит. Есть ценности более высокого ранга. Мы идем к созданию планетарного государства. Его принцип сформулировали русские, это жертвенность, коллективное самоотвержение ради выживания...
_____Тут Даниэлла обратила мое внимание на человека за соседним столом. — Он не спускает с тебя глаз. Ты знаешь его?
_____— Нет.
_____— Нам лучше уйти.
_____Мы встали. Незнакомец, чем-то напоминавший филина, подошел ко мне и обратился по-русски:
_____— Можно тебя на пару минут? Нужно поговорить.
_____Даниэлла вышла из зала. Я остался.
_____— Твой отец очень недоволен тобой. Какого хрена тебя принесло в Мюнхен? Собирай вещи. Летим в Берлин.
_____— Хорошо. Я приеду в аэропорт, — попытался я схитрить.
_____— Поедем вместе, — сказал ласково «филин» и, широко улыбнувшись, взял меня под руку.
_____
_____Мы вышли на улицу. Даниэллы нигде не было. «Филин» запихнул меня в белый «мерседес». За рулем сидел мой воспитатель — Штольц. Он был страшно счастлив оттого, что нашел меня. На Максимильянплатц он притормозил перед светофором, и я выскочил из машины. Более всего я боялся потерять Даниэллу. В отеле ее не было. Она исчезла, не дождавшись меня. Я был в полном недоумении. Позвонил в Кельн. Узнав, кто интересуется Даниэллой, ее брат просто повесил трубку. Я понял, что в моей жизни начались какие-то сбои. Всю ночь я провел без сна, а утром отправился на электричке в Гармиш-Партнкирхен — туда, где мы хотели побывать с ней вместе. Через два часа я уже стоял на пустынной платформе приграничного немецкого городка, вдыхая прохладный воздух предгорья Альп. Я решил провести здесь день, чтобы в совершенном одиночестве осмыслить то, что произошло со мной. Похоже, я вляпался в какую-то нехорошую историю, связанную с отдыхом федерального канцлера в Валлорисе. Наше появление там очень не понравилось господину А-ху. Почему?
_____Я не спеша поднимался в гору по тропе, усыпанной сухой хвоей. Черная кошка прошмыгнула передо мной, и я вспомнил наш недавний визит к мюнхенской гадалке. Я замер, вслушиваясь в забытую, непривычную тишину своего одиночества. Над елями роились мушки. Гармиш со своими красно-коричневыми и зелеными крышами остался внизу — в так и не истаявшем утреннем тумане. Кое-где струился дым из труб. Я продолжил свое бесцельное восхождение. Меня притягивали к себе белые вершины Альп. Они напоминали мне о русском снеге, и мне впервые за все последнее время захотелось оказаться дома, в Москве. Вскоре я остановился перед дверями обители Святого Антония — паломнической церкви, о которой слышал от Даниэллы. Слева — круглая клумба алых роз. Передо мной — закрытые зеленые ставни на белой стене. Над серой крышей — луковица с золотым крестом. Где-то внизу три раза ударил колокол. Я взглянул на часы. Было три четверти после полудня.
_____— Вы ко мне? — услышал я вкрадчивый голос.
_____В дверях появился священник с седой, коротко подстриженной головой. Узнав, что я из России, он повел меня в галерею с портретами солдат вермахта, погибших под Сталинградом.
_____— Это были отличные парни, — сказал он. — Посмотрите, какие жизнерадостные лица. Нас сталкивали с русскими дважды. Нужно сделать так, чтобы это не повторилось. Я надеюсь, что федеральный канцлер договорится с вашим Брежневым. Что вы думаете об этом?
_____Я успокоил его тем, что думаю то же самое, хотя политика тогда совсем меня не интересовала. Старик разговорился. От него я узнал о том, что несколько лет назад фройлен Даниэлла впервые посетила обитель Святого Антония и так полюбила это место, что возвращается сюда вновь и вновь. Отец ее — прибалтийский немец. Мать — итальянка, живет в Неаполе. Сама же она с недавнего времени поселилась у своего двоюродного брата, который служит в ведомстве господина Ноллау. Я был просто раздавлен тем, что поведал мне добродушный старик. Конечно, я понимал, что немецкие спецслужбы не оставили без внимания мое появление в Боннском университете. Но чтобы настолько контролировать мои телодвижения и мысли с помощью бесподобной обольстительницы — это казалось мне совершенной фантастикой. Попрощавшись со священником, я спустился в город. Пообедал в ресторане «Барбаросса» на Людвигштрассе и поспешил на вокзал, с ужасом перебирая в памяти ту гибельную для моего отца информацию, которую получила от меня Даниэлла. Истинно сказанно: «Обуздывающий язык будет жить мирно, и ненавидящий болтливость уменьшит зло».
_____Вернувшись в Бонн, я позвонил Штольцу. На следующий день мы с ним были уже в Восточном Берлине. Мы приехали в Панкофпарк, в общежитие для партийный работников, где нас ждал мой разъяренный отец.
_____— Идеологическая борьба обостряется! — орал он. — А ты подружился с фашистами! Какого черта ты ездил к этому мракобесу Форстварту? Ты знаешь, что Чезаре связан с «красными бригадами»? Где ты подцепил эту проститутку? Отвечай, бестолочь! Не хочешь учиться, скотина, пойдешь в армию. Я из тебя сделаю «нового человека»!..
_____Господи, спаси и помилуй! Отец еще не знал о моих похождениях в Валлорисе, последствия которых обнаружились весной 1974 года, когда федеральный канцлер вынужден был оставить свой пост после ареста известного мне господина из отеля «Ротонда», поклонника Пикассо. Одно обстоятельство этой темной истории долгое время не давало мне покоя: как Даниэлла сочетала в себе любовь к Достоевскому, ко мне и к великой Германии. Мне очень хотелось думать, что ее использовали вслепую. Дополнительную неясность в этот пункт внесло ее письмо, которое привез мне в Москву перед новым годом Штольц.
_____«...Я виновата перед тобой, — писала она. — Я ушла тогда, не сказав тебе об опасности. А когда, поборов страх, я вернулась, тебя уже не было. Я искала тебя и не находила. В ту ноябрьскую ночь я впервые напилась до бесчувствия. Боже, как мне плохо без тебя!..»
_____Я так и не ответил тогда на ее признание и страстный зов. Что стало с тобой, Даниэлла — чистая моя, единственная?
_____
