«Вся Россия там, и я должен идти» (ɔ).

«По всей Болгарии сейчас
Одно лишь слово есть у нас, И
стон один, и клич — Россия!»
(ɔ) Иван Вазов

Одним из проявлений развития национального самосознания является формирование общественного мнения. Зачастую оно формируется в унисон с государственной политикой, что свидетельствует о том, что государство было лишь одним из факторов в процессе пробуждения нации и далеко не решающим. История показывает нам подобные примеры. Здесь можно вспомнить тот накал «паблисити» в Англии в конце XIX века в период Второй англо-бурской войны.

В России же здесь можно назвать в качестве примера тот натиск общественного мнения, что заставил императора Александра II начать освободительную войну для помощи балканским славянам в деле освобождения от чужеродного организма «Больного человека Европы», коим с конца XVIII века являлась Османская империя. В свете текущих событий это выглядит весьма актуальным, отсюда и интерес в освещени событий Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.

А все начиналось весьма и весьма неприятно. После поражения в Крымской войне Российская империя, как сказал великий русский дипломат Горчаков, «Россия не сердится, Россия сосредотачивается в себе». С точки зрения геополитики Крымская война и Парижский мир отодвинул российскую внешнюю политику на позиции начала XIX века. Влияние России на Балканах ослабло, туда стали проникать другие игроки: английский капитал, немецкий капитала, подобно тому, как случилось после развала СССР, когда РФ в рамках ельцинской внешней политики, особенно при Козыреве, сдавала позицию за позицией, не заступившись за сербов в ходе кровавого процесса «развода Югославии».

И русский царь Александр не собирался тогда ввязываться в войну: проведение преобразований истощило казну, только-только началась программа преобразований в армии военным министром Милютиным. Как сам царь выразился в разговоре с военным министром: «Постоянно слышу я упреки, зачем мы остаемся в пассивном положении, зачем не подаем деятельной помощи славянам турецким? Спрашиваю тебя, благоразумно ли было бы нам, открыто вмешавшись в дело, подвергнуть Россию всем последствиям европейской войны? Я не менее других сочувствую несчастным христианам Турции, но я ставлю выше всего интересы самой России». Военная реформа еще не завершилась, не вся армия имела новейшие ружья, не был обновлен до конца флот (напомню, что в Крымской войне мы располагали парусным, тогда как коалиция во всю использовала паровой двигатель). По факту, в результате Парижского мирного договора Россия потеряла право защиты христианского населения Османской империи (т.е. право влиять на политику Великой Порты).

Турция, которая по сути то же проиграла Крымскую войну (особенно на кавказском фронте), продолжала политику реформирования, начатую еще в период первого Танзимата (европеизация политической системы Османской империи). Реформы вызвали страх у балканских славян, у арабов и курдов. Народы ощущали страх того, что они будут поглощены империей и интегрированы в ее структуру, что влекло бы за собой в т.ч. и потерю своей идентичности, к тому же турки планировали использовать федерализацию, как метод для того, чтобы иностранные державы потеряли право на вмешательство. Это все подогревалось ростом национализма в Европе, что может быть прекрасно выражено словами итальянского революционера Джузепе Мадзини о том, что Европа должна состоять из государств-наций. Осознание того, что Турция может превратиться в систему нация-государство было у национальных элит сербов, болгар, арабов.

Другим аспектом, подогревающим национализм, являлось то, что Турция не могла проводить политику экономической модернизации: еще с XVII века в экономике присутствовали подрывные механизмы, с которыми Высокая порта не могла справиться. Из-за этого империи пришлось заимствовать опыт передовых европейских держав, что и приводило к парадигме: модернизация, нация-государство, интеграция и особая культурная политика (это описано в работах Фихте, где рассматривалась важность системы образования).

На фоне кризиса в Османской империи стала происходить самоорганизация славян, вылившаяся в три балканских союза. Их целью было общебалканское восстание, как призыв к какой-то внешней силе, а этой силой была Россия, которая не собиралась вмешиваться в эту войну по указанным выше причинам. Россия была готова пойти на диалог с другими державами для решения балканского кризиса: шли переговоры, был совместный нажим на Турцию, что привело к тому, что Турция стала предпоследней европейской державой (в смысле, что у нее владения были в Европе), которая приняла конституцию. В середине 70-х началась серия восстаний славян, усиливших кризис.

Правительство Российской империи медлило. Когда в 1875 году восстала Босния - МИД Российской империи настаивал на мирном решении конфликта путем переговоров (!). Но восстало само русское общество, возмущенное тем, как турки с жестокостью подавляли выступления боснийцев, болгар, сербов. Как об этом писал славянофил Мещерский: «И вот к концу лета все в России было отставлено на второй план, и только один славянский вопрос завладел всем. Как вчера, помню этих старушек и старичков, на вид убогих, приносивших свои лепты для славянских братий в каком-то почти религиозном настроении». Отправлялись добровольцы, среди которых был немолодой генерал Черняев, чей приезд в Белград и назначение кого на пост главнокомандующего сербской армии стали сигналом для русских добровольцев. Подобным сигналом сегодня стала успешная оборона города с громким названием офицером с не менее громкой фамилией.

Чувство славянской солидарности охватило все русское общество. Даже уже немолодой русский писатель Иван Тургенев сказал: «Будь я моложе, я сам бы туда поехал», ему вторил Лев Толстой, сказавший: «Вся Россия там, и я должен идти!». Как мы видим, официальная правительственная линия расходилась с настроениями общества, именно с общественным мнением. Это не было пресловутым «ватничеством», но это было пробуждением национального самосознания, что говорило о том, что русский народ сложился как нация.

В этот период славянофилы и революционеры-народники пытались играть роль альтернативного правительства. Организовывались т.н. славянские комитеты, целью которых являлся сбор средств на помощь единокровцам, народники отправлялись на фронт, о чем писал русский анархист Петр Кропоткин: «Волна энтузиазма прокатилась в то время над Россией в пользу славян, восставших против векового турецкого гнета. Мои лучшие друзья — Сергей Степняк, Дмитрий Клеменц и многие другие — отправились на Балканский полуостров, чтобы присоединиться к инсургентам. Друзья писали мне: "Мы читаем корреспонденции "Daily News" о турецких зверствах в Болгарии, мы плачем при чтении и идем записываться в отряды инсургентов как добровольцы или как сестры милосердия"». Как мне кажется, вряд ли можно назвать Кропоткина агентом царизма или империалистом, цель была другой, но в тот момент интересы всего русского общества совпали. Я не думаю, что были те русские, которые высказывался за потопление восстаний в крови по причине, что боснийцы-де не православные или что сербы будут грузом на шее. Сегодня подобную пораженческую логику занимают сторонники Правого сектора в России, которые, окажись они в 1877 году, стали бы активно поддерживать Турцию (на стороне либералов-реформаторов из Молодой Турции и воевать против славян).

Цель народников была: втянутая в войну Россия будет ослаблена — что создаст поле для маневров, а также даст возможность использовать факт участия волонтерами в кампании, как часть своей визитной карточки и заявки на популярность среди народа (это все помимо боевого опыта). Вряд ли кто-то назовет народников продажными, служителями режиму, поскольку, буквально через три года после победы они убили Александра II. Что касается славянофилов- Аксаков (один из видных деятелей, организатор славянских комитетов) был искренним человеком и желал помочь братьям не на словах, а на деле.

Как мы видим, славянофилы и народники в связке направляли общественные настроения в нужное русло, что, в конце концов, и привело к последней победной войне Российской империи. Такие слова, как Шипка, Плевна до сих пор являются славными страницами военной истории России, а имена генералов Скобелева, Тотлебена, Столетова и Черняева, Радецкого помнят потомки.

Война пробудила национальное самосознание и позволила тем или иным политическим силам воспользоваться моментом в нужном для них русле. Именно они заставили царя и его окружение пойти на войну в целях защиты и помощи своим братьям. Окружение очень не хотело, тот же Милютин выказывался против, однако, давление общественного мнения привело к обратному и славная война 1877-1878 гг. случилась. Примечательно, что позиция нежелания вести войну всплыла только во время Берлинской конференции во главе с честным маклером Бисмарком: на ней Горчаков допустил несколько ошибок и в сообщении Александру II сказал, что это был худший день в его карьере. Однако война пробудила русское общество, усилило оппозиционные организации (примечательно, что народникам удалось даже в это время продвинуть своих людей в правительственные структуры), а славянофилам расширить сеть своих кружков и влияние на русское общество, что в начале XX века было продолжено их эпигонами на основе созданной платформы. Каков же вывод из данной статьи? Моментом нужно пользоваться грамотно, именно наше общество может помочь нашим братьям, которые сегодня защищаются в Новороссии.