Николай Бердяев
Одним из самых ярких и влиятельных русских мыслителей первой половины XX века был Н. А. Бердяев (1874 - 1948), написавший сотни работ, посвященных различным проблемам философским, социологическим, политическим, проблемам искусства, морали.
В течение длительной эволюции философских взглядов Н. А. Бердяева, смены объектов философствования, неизменной оставалась главная установка философа: сделать свою философию сознательно антропологической. Он осуществил попытку создать «свободную христианскую философию», чуждую научности. Философия, в представлении Бердяева, есть учение о духе, т. е. о человеческом существовании, в котором раскрывается смысл бытия. Философия должна быть основана на духовном опыте; она субъективна, а не объективна. Поскольку наука изучает внешний мир, феномены, она не имеет никакого отношения к внутреннему духовному миру человека, который и является подлинным предметом философии (7, с. 235).
Центральная идея всей философии Бердяева - проблемы творчества. В отличие от ортодоксальной религии, он полагал, что смысл и цель человеческой жизни не исчерпываются личным спасением. Человек призван к творчеству, к продолжению творения мира. Творчество требует свободы. В отличие от Бога, человек, по Бердяеву, нуждается в материале, продукт человеческого творения — книги, статуи, картины, социальные институты, машины, культурные ценности. Поэтому, полагал, он, созданный Богом мир не завершен, он продолжает твориться, но уже человеком, который должен быть свободным от насилия, подавления, от превращения в часть машины, винтик, подчиняющийся только внешнему давлению и приказу. Поэтому он считал внешнее освобождение человека от политического гнета и экономической эксплуатации недостаточным.
Начав свою теоретическую деятельность как марксист, Бердяев разрывает с этим учением, хотя и сохраняет на всю жизнь понимание его места в истории мысли и полемизирует с марксизмом практически во всех своих работах.
В работах «Христианство и классовая борьба» (Париж, 1931), «Новое средневековье. Размышления о судьбе России и Европы» (Берлин, 1924), «Истоки и смысл русского коммунизма» (Париж, 1933) философ обвинял марксистов в недопустимой редукции, в сведении общественной жизни исключительно к материальной основе, в разрыве рациональных схем марксизма с действительностью.
Н. Бердяев, посвятивший проблеме свободы многие книги и статьи, в 1917 году, в период революционных потрясений, пишет поистине пророческую статью «Свободный народ», где выделяет на первый план соотношение свободы и дисциплины, практическую реализацию достигнутой политической свободы. Настало время жизненной проверки теоретических конструкций, самой философии свободы (7, с. 241).
Народовластие и народничество, достигнутые русским народом, показывает он, выдвигают новую, еще невиданную в России, задачу «научиться управлять собой и другими». Свобода, говорит Бердяев, это не анархия, она предполагает уважение ко всякой человеческой личности, признание ее неотъемлемых прав. Поэтому свобода невозможна без дисциплины, самообладания и самоограничения. Отрицание этих условий неизбежно ведет народ к превращению в стадо. Тот, кто совершает насилие, тот сам еще раб. И если в народе преобладает этот дух рабства, то следует признать, что народ до демократии еще не дорос.
Первоочередной задачей Бердяев полагал воспитание русского народа, рост его сознания и культуры, духовное возрождение человеческих душ. Иначе, подчеркивал он, насилия, совершаемые незрелой революционной демократией, подготовят новую тиранию. Н. А. Бердяев посвятил проблемам истории русской философии значительное число работ. Это не только написанный в 1946 году - незадолго до смерти философа - обстоятельный очерк истории русской мысли XIX века и начала XX века «Русская идея». Итоги тридцатилетней деятельности Н. А. Бердяева в области изучения русской мысли обобщены им в книге «Типы религиозной мысли в России». Работы философа отличаются сочетанием богатейшего эмпирического материала, точной характеристикой живой истории мысли в ее конкретных проявлениях с теоретическим анализом глубинной сущности развития русской мысли.
Большое место в философии Бердяева заняла проблема культуры. Культура, по Бердяеву, не осуществление нового бытия, а осуществление новых ценностей, живой процесс, реальная судьба народа. Культура характеризуется естественной слаженностью, многообразием, богатством связей и оттенков. Цивилизация же - это переход от творчества ценностей к самой жизни. Цивилизация механична, она обезличивает жизнь, коллективный труд вытесняет индивидуальное творчество.
Таким образом, в философском наследии Н. А. Бердяева были поставлены самые животрепещущие вопросы российской мысли и жизни. Именно поэтому творчество этого видного русского мыслителя, чьи сочинения замалчивались на его родине более семидесяти лет, вызывают такой живой и растущий интерес.
2. Революция и ее влияние на судьбу России.
Анализируя события 1917 г., ученый неизменно употребляет понятие «русская революция», рассматривая эти события как единый революционный процесс. «И нет ничего более жалкого и смешного, - писал он, - как до сих пор поддерживаемый «левой» интеллигенцией миф о святости февральской революции в отличие от мерзости революции октябрьской. В действительности есть одна революция в разных ее стадиях, и революция октябрьская и есть настоящая народная революция в ее полном прояснении». Главное его внимание привлекают события Октября, точнее, их причины и исторические последствия (5, с. 56).
Свое отношение к революции Бердяев предельно ясно высказал в написанной на склоне лет философской автобиографии. «Я пережил русскую революцию, - писал он, - как момент моей собственной судьбы, а не как что-то извне мне навязанное. Эта революция произошла со мной, хотя бы я относился к ней очень критически и негодовал против ее злых проявлений. Мне глубоко антипатична точка зрения многих эмигрантов, согласно которой большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников, сами же они неизменно пребывают в правде и свете. Ответственны за революцию все, и более всего ответственны реакционные силы старого режима. Я давно считал революцию в России неизбежной и справедливой».
Рассматривая русскую революцию как тяжелую расплату за грехи и болезни прошлого, в которых повинны и господствующие классы, и русское православие, и в особенности интеллигенция, он заявлял: «Близоруко и несправедливо во всем винить большевиков». Они лишь сделали последний вывод из долгого пути русской радикальной интеллигенции, наглядно продемонстрировав, к чему ведут все ее идеи.
К проблеме специфики национального мышления как фактора русской революции Бердяев обращается в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937 г.), где в наиболее развернутом виде представлена его концепция революции как органического продукта всей российской истории. Воплощением этой специфики, отразившейся на предпосылках, ходе и последствиях революции, для ученого был В. И. Ленин. Характерно, что бердяевская концепция революции предваряется развернутой социально-психологической характеристикой ее вождя. Она начинается с утверждения, что «Ленин был типически русский человек», воплотивший в своем миросозерцании характерные черты русского мышления.
Итак, для Бердяева истоки ленинской революционности лежат в особенностях его мышления, которые в свою очередь вытекают из специфики исторического развития России. Более того, в этой специфике ученый пытался отыскать объяснение причин победы большевистской революции. Ленин достиг своей цели потому, утверждал Бердяев, что «он соединял в себе две традиции — традицию русской революционной интеллигенции в се наиболее максималистских течениях и традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях ... Соединив в себе две традиции, которые находились в XIX в. в смертельной вражде и борьбе, Ленин мог начертать план организации коммунистического государства и осуществить его» (5, с. 58).
Революция для Бердяева - рок истории, неотвратимая судьба исторического существования. В этом и состоит ее религиозное (христианское) оправдание. «Именно для христиан, - подчеркивал он, - революция имеет смысл, и им более всего нужно его постигнуть, она есть вызов и напоминание христианам о неосуществленной ими правде. Принятие истории есть принятие и революции, принятие ее смысла, как катастрофической прерывности в судьбах греховного мира».
Таким образом, в концепции Бердяева революция выступает неотъемлемым звеном исторического процесса, будучи проклятием нашего греховного мира, но в то же время неотъемлемой предпосылкой самого его существования, его исторического движения. Поэтому революция в своей сущности иррациональна, являясь симптомом нарастания в обществе иррациональных сил. «И это нужно принять в двойном смысле, - разъяснял ученый, - это значит, что старый режим стал совершенно иррациональным и не оправдан более никаким смыслом и что сама революция осуществляется через расковывание иррациональной народной стихии» (3).
Согласно Бердяеву, своеобразие русского исторического процесса не только породило революцию, но и обусловило ее характер. «В России, - писал он, подводя итоги многолетним раздумьям об исторических судьбах страны, - революция могла быть только социалистической».
Присмотримся повнимательней к аргументации автора, особенно поучительной в свете современных дискуссий об альтернативах Октябрю. Центральным при этом является вопрос: насколько реальной была либеральная альтернатива, представленная на российской политической сцене 1917 г. весьма влиятельными силами? Аргументация Бердяева предполагает однозначно отрицательный ответ, ибо либеральное движение, связанное с Государственной думой и кадетской партией, писал он, не имело опоры в народных массах и было лишено вдохновляющих идей. Более того, оно не имело глубоких корней в духовной жизни народа, будучи в отношении к ней чем-то чужеродным. Поэтому, утверждал ученый, «в России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям».
В этом проявляется своеобразие революции 1917 г. как следствие своеобразия российского исторического процесса: утопизм и реализм парадоксальным образом поменялись местами. «Самый большой парадокс в судьбе России и русской революции в том, - считал Бердяев, - что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим всей ситуации, как она сложилась в России в 1917 г. и наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием» (7, с. 241).
Из исторического прошлого русского народа, а именно - из глубины его национального самосознания, вытекает, согласно Бердяеву, и другая отличительная особенность русской революции - ее мессианство. Идея русского мессианства являлась одной из основополагающих во всей историософии Бердяева. Его «русская идея» есть идея мессианского призвания русского народа, получившая свое оригинальное преломление в русской революции в виде коммунистической идеи, коммунистического мессианства. Бердяев характеризовал русский коммунизм как трансформацию и реформацию старой русской мессианской идеи, ее искажение революционной интеллигенцией.
В концепции революции Бердяева несомненный акцент делается на преемственности в российской истории. Это, конечно, не означает, что Бердяев не видел или недооценивал гигантский разрыв, совершенный революцией, прежде всего в сфере социально-экономических отношений. Именно в этой сфере, указывал ученый, «она глубоко взрыла почву и совершила почти геологический переворот». Тем большее методологическое значение приобретает стремление Бердяева проследить и объяснить в российской до- и послереволюционной истории черты преемственности, ибо в последнем счете речь идет о вопросе, является ли советский период органической частью всей российской истории или он из нее выпадает как нечто чуждое и даже глубоко враждебное ей. Для Бердяева несомненен положительный ответ на этот вопрос. И не только вследствие очевидной для него преемственности в духовной жизни народа. Ученый видит момент преемственности в сфере политической организации общества. Такова, например, его трактовка природы советского государства. Характеризуя его как деспотическое и бюрократическое, единственное в мире до конца последовательное тоталитарное государство, пытающееся поработить не только тело, но и душу народа, Бердяев усматривал в нем лишь новую форму старой гипертрофии государства в российской истории, созданную в согласии с традициями Ивана Грозного и царской власти (5, с. 59).
В своей концепции революции 1917 г. Бердяев сосредоточился на освещении ее места в истории России. Международные аспекты революции не являлись предметом его специального рассмотрения. Тем не менее в свете общих исторических представлений мыслителя можно заключить, что он вполне осознавал всемирно-историческую масштабность этого события. В соответствии с этими представлениями русская революция стала важным шагом на пути движения человечества к Граду Грядущему, к Новому Иерусалиму, который и является концом всей его истории.
3. Национальный характер и судьба России.
Под национальным характером Бердяев понимал устойчивые качества, присущие представителям данной нации и возникшие под влиянием природных и исторических факторов. Некоторые из этих качеств не поддаются рациональному объяснению, уходя своими корнями в «хаотические стихии» первичного природного и общественного бытия. Национальный характер проявляется не только в нравах, поведении, образе жизни, культуре, но и в судьбе наций, государств. Подобно тому как человек своим поведением во многом предопределяет личную судьбу, так и между национальным характером и исторической судьбой государств существует внутреннее «сращение» (9, с. 58).
Это не означает, что судьба государства фатально зависит от особенностей национального характера. Бердяев считал, что национальный характер можно «перевоспитать». «Огромной силе, силе национальной стихии противостоит светоносный и твердый дух, который призван "овладеть стихиями"». Понятие «национальный дух» наряду с понятием «национальный характер» является одним из важных во взглядах Бердяева на судьбы общества. Национальный характер сам по себе не является «просветленным». Он формируется стихийно. «Первичное бытие», куда уходят корни нации, «темное» и иррациональное в своей основе, национальный же дух - это просветленное духовное начало в жизни нации, это свет Божьего замысла о ней.
Бердяев отмечал влияние русского национального характера на судьбы России, история которой подчас приобретала фантастический оттенок, не всегда объяснимый. В его работах названы некоторые антиномии, проявлявшиеся в русской истории вплоть до XX в. «Русский народ - самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю». И в то же время: «Россия - самая государственная и самая бюрократическая страна в мире, все в России превращается в орудие политики». Далее: «Россия - самая не шовинистическая страна в мире. ...В русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность...» И одновременно: «Россия... страна невиданных эксцессов, национализма, угнетения подвластных национальностей, русификации... Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение». С одной стороны, «русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды... Она вечно печалится о горе и страдании народа и всего мира...». С другой стороны, «Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива... так покорно мирится с своей жизнью». Двойственность русской души ведет к тому, что Россия живет «неорганической жизнью»; в ней отсутствует целостность и единство (9, с. 61).
Важное значение Бердяев придавал коллективно-родовому началу в развитии национального характера и в судьбе России. В отечественной истории традиционные формы коллективной жизни, начиная с древности и вплоть до XX в., играли решающую роль в становлении многих качеств личности. По мысли Бердяева, «коллективизм духовный», «духовная соборность» - это «высокий тип братства людей». За таким коллективизмом будущее. Но есть и другого типа коллективизм. Это так называемый «родовой, природный коллективизм», который диктует человеку необходимость «быть как все». Это «безответственный» коллективизм. Русский человек, считал Бердяев, утопает в безответственном коллективизме, он чувствует себя погруженным в коллектив. Отсюда недостаток личного достоинства.
«Русскому человеку труднее всего почувствовать, что он сам - кузнец своей судьбы». Первостепенное значение для него приобретают проблема «распределения и равенства» вместо «духа творческого труда», стремление к разделу того, что есть, вместо созидательных усилий. В условиях коллективной стихии обнаруживается нетерпимость к тем, кто не такой, как остальные, кто благодаря своему труду и способностям имеет право на большее. Остаются и сегодня актуальными слова Бердяева, что количественное уравнение труда и оплаты обидно для лучших, приводит к отрицанию способностей и дарований, опыта, образования и призвания. Бердяев не отрицал и привлекательных сторон в русском традиционном коллективизме. «Русские более социабельны... более склонны и более способны к общению, чем люди западной цивилизации. У русских нет условности в общении. У них есть потребность видеть не только друзей, но и хороших знакомых, делиться с ними мыслями и переживаниями, спорить».
В развитии национального характера большое значение имеет и традиционно-бытовое начало. В России, по мнению Бердяева, нет «телесного и духовного благоустройства», среднего и крепкого общественного слоя, который организовывал бы народную жизнь, и соответствующей «срединной культуры». В отношениях между людьми не проявляется «духа рыцарства», а в поведении людей много «хаотического», «дикого, пьяного». Стремление к «ангельской святости», к доброму парадоксальным образом сочетается на Руси со «звериной низостью» и мошенничеством.
Как же представлял Бердяев дальнейший путь России? Верно ли, что смысл его «национальной программы» состоял «в глубокой и всесторонней европеизации»? Верно ли, что Россия являлась «подсознанием Запада»? Можно ли говорить, что «русская культурная традиция... понимает саму Россию как подсознание»?.
Думается, на вопрос об «европеизации» лучше всего ответил сам Бердяев. На закате своих дней он писал: «Я не националист, но русский патриот. Я также противник самомнения и самоутверждения европеизма и защищаю русский Восток». Значит ли это, что Бердяев отрицал роль европейской культуры и призывал к обособлению России? Никоим образом. Путь мирового развития он видел во взаимной встрече Востока и Запада, во взаимообогащении культур, в сближении всех наций. Не только Запад влияет на Россию, но и «духовные силы России могут определять и преображать духовную жизнь Запада». Между тем «духовные силы России не стали еще имманентны культурной жизни европейского человечества».
Для Бердяева перевод антиномичности России в позитивный план не означает слепого «послушания» культуре в форме западноевропейской «буржуазной цивилизации», потому что у него было резко негативное отношение к прагматизму этой цивилизации, к «духу буржуазности», которым она пропитана. Бердяев не считал западную цивилизацию с ее «основополагающими принципами» вершиной общественного развития, полагая, что последует другая эпоха, связанная с духовным преображением. Соответственно понимал Бердяев и значение личностного, связующего «центра» национального бытия. Личность, как она раскрывается в условиях современной ему цивилизации, не может служить образцом для подражания. «Цивилизация обезличивает». Будущее национального бытия России немыслимо без духовного развития личности, без ее нравственного «просветления». На этом пути, конечно, придется преодолеть «русскую докультурность». Однако, «дисциплинируя» себя для культуры, Россия должна сохранить всю независимость своего духа. «На почве буржуазной культуры Россия никогда не будет талантлива» (9, с. 68).
Бердяев размышлял о призвании России быть примером для других народов в духовном преображении жизни, в утверждении «положительного бытия всего человечества». Он высказал интересные положения о мессианском предназначении России, русского народа и русского человека. Мессианство, по Бердяеву, бывает истинным и ложным. Ложное мессианство проявляется в разных формах, например в форме представления о превосходстве одного народа, одной нации над другими. Оно может носить и иной характер. Так, марксистское учение о неизбежной победе коммунистических начал во всем мире приобретает характер ложного мессианства. «В коммунизме есть... верная идея, что человек призван в соединении с другими людьми регулировать и организовывать социальную и космическую жизнь. Но в русском коммунизме эта идея... превращает человека в орудие и средство революции». И далее Бердяев продолжает: «В коммунизме есть здоровое, верное и вполне согласное с христианством понимание жизни каждого человека, как служения сверхличной цели, как служения не себе, а великому целому. Но эта верная идея искажается отрицанием самостоятельной ценности и достоинства каждой человеческой личности, ее духовной свободы».
Таким образом, анализ русского национального характера и раскрытие его роли в судьбах России явились несомненной заслугой Бердяева. На наш взгляд, Бердяев своим творчеством восполняет существенный пробел в теоретическом осмыслении жизни нации, поскольку во многих исследованиях и ныне не уделяется должного внимания проблемам национального характера, национального духа, национальной идеи. Принципиальное значение имеют его взгляды на вопросы перевоспитания национального характера, пути достижения его зрелости. Бердяев стремился показать роль каждой отдельной личности в духовном созревании нации. Без утверждения суверенитета личности, без ее неустанной работы над собой не может совершенствоваться национальный характер, возродиться великая Россия.
Список литературы
1. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989.
2. Введение в философию. Ч.I. – М.: Политиздат, 1989.
3. Замалеев А. Ф. Лекции по истории русской философии. СПб.: Издательство СПбГУ, 1995.
4. Лосский Н.О. История русской философии. М.: “Высшая школа”, 1991.
5. Могильницкий Б.Г. Н.А.Бердяев о русской революции // Новая и Новейшая история. – 1995. - №6. – С. 54 – 67.
6. Муромов А.А. Русская идея: проблема, суждения // Вестник МГУ. Социология и политология. – 1998. - №3. – С. 104 – 111.
7. Новиков А.И. История русской философии. – СПб.: Лань, 1998.
8. Русская философия. Словарь. Под ред. Маслина М.А. М.: “Республика”, 1995.
9. Сикорский Б.Ф. Н.А.Бердяев о роли национального характера в судьбах России // СПЖ. – 1993. - №9-10. – С. 58 – 71.
http://magref.ru/nikolay-berdyaev-o-sudbe-rossii/
