Мне кажется, мы чего-то не до конца понимаем. Я опять попробую высказаться против ветра. Повторюсь, сейчас очень много говорят на тему «мир не будет прежним». Хорошо! Согласимся. Мир не будет прежним. А каким он будет? И будет ли? Меня всё-таки не оставляет ощущение, что на наших глазах является миру уже случившийся какое-то время назад прежний непрежний мир. Но я не берусь что-либо утверждать. Я самому себе задаю вопросы, или коллекционирую наблюдения, которые требуют объяснения.
Начнём с самого простого. В каком словаре будет описываться этот новый непрежний мир? Если убрать за скобки всю событийную мишуру, то что из осуществляемой над нами в последние четверть века глобальной социнженерии, что из действительно глубинных вещей, «поломал» коронакризис? Чему он обломал, что называется, мазу? Признаться, я пока не вижу таких. Даже больше. Коронакризис как-то ювелирно, очень точно ускорил развитие всего того, что многим наблюдателям не хотелось бы видеть в чаемом непрежнем мире. Судите сами.
1. Нерв, соль коронакризиса – имеет эйджистскую социальную природу. Эпидемия ссорит поколения и возрасты. Она делает это эффективнее Джастина Бибера, Доты и Марвела. В Италии и других странах мы увидели примеры самого настоящего эйдже-фашизма. Солью социальной напряжённости в ХХI веке будет не противостояние классов, а в противостояние эйджей. И проблема эйджизма не просто не получила должной моральной оценки, а как-то молчаливо санкционирована. Во всяком случае, складывается именно такое впечатление.
2. Современного человека последовательно избавляют от всего надёжного, всего того, на что можно опереться. Человека вынимают из мира обладания и помещают в текучий мир возможности. Умирают или трансформируются на наших глазах институты собственности (неприкосновенность которой обнуляется в нескончаемой чрезвычайной ситуации), лавки (ритейла), сокровища (наличных денег) и др. Новый человек должен крутить педали постоянной актуализации возможного. Кризис ещё более ускорил появление атомизированного человечка, лишенного связей. Ему, разумеется, скажут, его убедят в том, что он – эдакий частный сверхчеловечек, вооруженный смартфоном. А на самом деле, это будет бритое, бесполое, дезориентированное существо из киношных и литературных антиутопий. Абсолютно асоциальное существо, лишённое связей.
3. Сегодняшние работодатели, как говорят, оценили полезность удаленной работы. Вообще бизнес довольно глуп по своей природе. Легче всего управлять бизнесменами, вбив в их головы матрицу эффективности, уверенность в неоспоримости тех или иных критериев оценки эффективности. Бизнес сам угробит собственные основания, принеся свою голову в качестве жертвы на алтарь божества оптимизации. Кризис поставил под вопрос и под удар важнейший институт – Работу. Работу, как то, что наделяет смыслом существование обычного человека. Работу как быт. Работу, которая сегодня крайне значима для человека, уже лишенного этического стержня, уже потерявшего Бога. Работа – едва ли не последний бастион человечности сегодня. Обозначается тренд на ускорение фрилансизации рабочей силы, обращения ее в тот самый пресловутый прекариат. Человек после кризиса окажется еще более беспомощным перед лицом институтов. Сейчас человеку даже вбивают в голову максиму недоверия к громоздким, тяжеловесным институтам. Человек будет ускоренно отучаться от способности к институционному опыту, к институционному быту. Человек ещё более разоружится и упростится. Ничего хорошего в этом нет.
4. Под ударом оказались многочисленные старые, очень привычные социальности – улично-праздничная, ресторанная, кино- и просто-театральная и др. Старые социальности украсила трещина. Они оказались под большим вопросом. Ведь самое удивительное и невероятное в случившемся – нам показали возможную невозможность таких видов социальности. Нам уже предложили даже не представить себе, а какое-то время посуществовать в ситуации отмены, невозможности старых социальностей. Мы уже попробовали пожить без них, без агрегирования в театральную публику, ресторанную публику и прочие. Мы уже поиграли в существование в новых социальных реалиях.
5. Коронакризис добивает последние старые, традиционные медиа. Но эти традиционные медиа – последние кустарные мастерские по производству суверенного символического, медийного продукта. В них ещё оставался институт редактора, редактуры. Кризис обозначил торжество социальных медиа, в которых редактура отдана на аутсорс, куда-то вовне. Медийная глобализация в дни коронавируса только ускорилась. Ведь по-настоящему актуальных медийных площадок, на самом деле, очень немного. А они весьма жестко цензурируются и модерируются из пары-тройки мест. Почти во всем мире верхушка пирамиды Маслоу отдана безраздельно 2-3 наднациональным центрам. Это, мягко говоря, очень небезобидные вещи.
6. Торжествуют и новые, уводящие человека из реальности контентные жанры – компьютерные игры, онлайновые кинотеатры, самое разнообразное порно и прочее. Благодаря и через эти жанры придёт «дивный новый мир». Более того ускорилось погружение в эти жанры. В ситуации вынужденной изоляции люди потащили свое свободное время и одиночество далеко не в книги. И не признавать этого факта нельзя.
7. Сам кризис описывается в старом словаре. Наличный словарь прекрасно его описывает. Многое случающееся так и просится быть описанным в старых, привычных и уже обжитых терминах. Здесь и «ВВП», и «чёрные лебеди» и прочее. И выход из кризиса тоже будет описываться в этом словаре, которого вполне достаточно и для описания посткризисного катарсиса. И тут ничего не меняется. Именно в описании, синтаксисе описания экономической картины мира ничего пока не изменилось и не изменится в ближайшее время.
8. Даже хуже. Нельзя не исключать любопытного парадокса. Вроде бы всем очевиден тот факт, что наиболее эффективными в дни коронакризиса оказались те институты и виды деятельности, которые вообще не поражены или поражены не полностью вирусом монетарных отношений. Хорошо выживает то, что не введено в монетарные отношения. Но именно эти институты и отрасли скорее всего падут жертвами уже случающегося или грядущего экономического кризиса. Играя в ВВП-игру в ситуации вынужденной операционной автаркии, странам остаётся изображать рост ВВП, последовательно расширяя сферу монетарных отношений. Именно так ведет себя в ситуации коронакризиса постмайданная Украина.
9. Может с некоторыми исключениями, но под огромным ударом во многих странах оказался сам институт государственности. Кризис только усиливает те тенденции, которые обозначились в период докризисной социнженерии. Государство во многих странах оказалось не на высоте. И это предвестье большой эры расщепления, распада многих больших институциональных множеств. Даже ускорится столь чаемая многими всемирная аналитика. Институциональных слонов в мире будет всё меньше. Останутся только те слоны, которые умеют танцевать. Зато будет очень много леммингов.
10. Обострились этические проблемы. Даже больше. Уже точно можно констатировать следующее – человек окончательно стал хомо экономикус. Он смотрит на мир через призму экономики. Форпостами защиты всеобщего или общего стали внешние институты - государство прежде всего. Человек же рассуждает иначе. Причем не стоит заблуждаться. Хомо экономикус – это отнюдь не рациональное существо. Самое главное – это очень управляемое, играемое существо. Его легко играть, т.к. современная экономика и есть игра. По большому счету, кризис продемонстрировал, что человек уже готов, человек уже созрел. С ним можно делать что угодно. Всё остальное – детали. Я очень хотел бы ошибиться. Первым с радостью признаю свою правоту.
11. Лично у меня исчезли последние иллюзии на предмет каких-то объективных исторических законов. В социальном мире абсолютно всё конструктивно и проектно. Это нужно признать. Всех верующих в объективное откровенно поимели и сделали в дни коронавируса.
Мой самый главный вывод из наблюдения происходящего – история с коронавирусом обогнала наше коллективное воображение. Расширился каталог возможного, того, что теперь способно случиться с нами. Довольно скучные и зашоренные современные гуманитарии, как всегда остались у разбитого корыта. Они как всегда опоздали и опять начнут напяливать на настоящее пост-объяснения. Наши современные гуманитарии не могут драматургически воспринять случающееся на их глазах. Сегодняшняя событийная накипь управляется законами драмы.
В чем же уникальность, особость и даже невиданность происходящего сегодня? Лично меня приводит в изумление это состояние «мир на паузе». Меня не покидает ощущение, что сегодняшний мир, весь мир играет в детскую игру «замри». Огромные структуры, супер-структуры вольно или невольно вовлечены в очень простую и почти невозможную во взрослом, материальном и глобальном мире детскую игру.
Не меньше меня изумляет то, как на моих глазах, впервые в истории происходит экспансия диджитальных реалий в мир оффлайна. Уже реальная реальность, которую можно потрогать и о которую можно споткнуться стала организовываться по диджитальным законам. Сама эпидемия до невозможности напоминает DDOS-атаку, компьютерный вирус. У сегодняшнего коронакризиса вообще сугубо медийная природа. Весь коронакризис – это одна большая, огромная коммуникация. В глобальных масштабах, в статистических величинах происходящее сегодня почти не порождает смерть. Корона-эпидемия порождает избыточную коммуникацию. Это совершенно новая какая-то новая история. Или нет?
Илл. Владимир Любаров
