Авторский блог Евгений Фатеев 14:01 11 октября 2019

Украинский урок. О новых лицемерах и эйдже-фашизме

у нас воруют детей

Жили-были дядьки. Немолодые и нестарые, а скорее в животворном возрасте. Жили они в большой-пребольшой Стране. Руководили предприятиями и учреждениями. Держали нос по ветру, но Стране своей служили, по большей части, честно. Много работали. Страна их тоже не обижала, отсыпала им благ земных и житейских чуть больше, чем всем остальным. И вот в один незабываемый день случилась Ситуация. Большая-пребольшая Страна вдруг решила больше не быть, махнула на прощанье платочком и скрылась за горой.

А дядьки остались. В одном южнорусском закоулке большой-пребольшой Страны эту Ситуацию решили назвать «Украиной». В других местах у Ситуации появились другие имена.

Дядьки какое-то время жили, управляясь имперской инерцией. Честно или не очень честно, они продолжали делать дело, к которому привыкли. Потом они пообтесались и обнаружили, что в их ситуации собственно можно делать что угодно. Например, воровать. И собственно никто это самое воровство воровством и не назовет даже. Большой-пребольшой Страны ведь больше нет. Старшего больше нет. Того, кого уважаешь и боишься, больше нет. Вокруг такие же дядьки, вляпавшиеся в такую же Ситуацию, тоже оглядывающие окрестности и смотрящие по сторонам, и уже сначала потихоньку, а потом все более уверенно расправляющие плечи. А вдобавок ко всему все вокруг эту самую Ситуацию, эту странную событийную загогулину называют Страной. И вроде бы все это безобразие сложно и как-то странно называть Страной, но называют же. А может это и правда Страна? А может они не врут? И тогда они совсем решили и решились воровать. Только воровать. Раньше их все-таки посещала толика сомнения: а вдруг когда-нибудь большая-пребольшая страна вернется и спросит: а чем вы тут все занимались в мое отсутствие? А если не большая-пребольшая Страна, то все равно придет какой-нибудь старший и точно с тем же вопросом. Но уверовали они, что ничего такого не случится, а значит можно воровать и добрать все когда-то не доданное за их большие заслуги.

Но поскольку дядьки эти еще помнили, как это бывает, когда нормальная Страна, то воровали они, давая воровать другим. И начали в этой затянувшейся Ситуации по имени Украина» воровать все. Прямо совсем все. Кто, что мог, то и воровал. Возник даже общественный договор ненаказания за воровство. Чтобы по-настоящему получить по башке, нужно было оказаться или совсем отмороженным, или откровенным неудачником, или еще каким-то маргиналом.

Вокруг подрастали поднаторевшие в этом деле волки. Некоторые из них впоследствии стали олигархами. А тогда стали наши дядьки воровать, делясь с волками. Нужно признать, что дядьки не только воровали, но еще и что-то делали. В них жила память о том, какой должна быть настоящая страна. Это была даже скорее эдакая память тела, техника тела, автоматизм делания. Они кое-что и даже многое умели. У них было очень неплохое образование, а еще всё-таки какие-никакие ценности. Их деятельность, их воображение все-таки были скованы какими-то не самыми худшими условностями. Ну, например. Коммуналка, коммунальные платежи всё-таки должны быть небольшими, подъемными для даже совсем бедных, и льготными для пенсионеров и ветеранов. Или. Все-таки если ты – Страна, то у тебя обязательно должна быть химическая промышленность. Например. Всё-таки должна быть. Своя химическая промышленность – это как-то хорошо, это по-взрослому. И что-то полезное делает, что можно продать за валюту вовне, и вообще как-то бодрит она и держит в тонусе: требует каких-то инженеров, квалифицированных рабочих, а это опять же вузы, да и вечно недовольным экологам работа найдется. А для химической промышленности требуется хорошая энергетика, сырьевая база и недорогой газ. А газ в обозримой и достижимой близости есть только у России, а значит придётся вести хотя бы какую-то внешнюю политику, или изображать нечто, внешнюю политику напоминающее.

Бегущие рядом волки были позлее, стереотипами обременены меньше, но всё же отличались от дядек не сильно. Всё же происходили из одних и тех же дворов, школ, институтов, смотрели одни и те же фильмы, слушали одинаковые песни, читали примерно одни и те же книги. Ещё читали. Разве что эти волки были обделены в свое время любовью большой-пребольшой Страны. Но это дело поправимое. Так они жили. Все при деле. Все, или почти все, чем-то заняты. И воровали, и подобие страны изображали, и все-таки что-то делали, управляясь нормальными, житейскими стереотипами. Вообще все это делать одновременно не так уж и легко, хотя и приятно.

Нелегкость работы, они разбавляли сопутствующими приятностями вроде личного самолета, бездонного кэша и внушительных активов, дорогой недвижимости в разных точках земли и прочим подобным. Все это развило в них некоторую расслабленность, рассеянность и даже добродушие.

Некоторые страны, называя ситуацию «Украина» Страной, как-то в проброс намекали на то, что было бы неплохо отдать им на аутсорс дела гуманитарные. Ну всю эту гуманитарную муть, которая просит денег, но совершенно непонятно, зачем она. Наши дядьки как-то больше понимали про хозяйство, про заработать. Именно там все было понятно, осязаемо, ощутимо, чревато прибылью. Циферка к циферке. А вот это вот всё гуманитарное, всю эту культурку чем-то важным они не считали, а потому с легкостью соглашались на то, чтобы где-то сбоку присоседились люди, которые за всё хорошее и против всего плохого. Всё бы ничего, но эти люди начали делать людей. Методично, целеустремленно. Долгое время все это человекоделание было не очень заметным и погоды не делало. До той поры, когда…Заветное «когда» не замедлило наступить.

И все эти сделанные, еще молодые люди со светлыми лицами и очень банальными словами о хорошем наперевес смели скопом наших уже ставших старыми дядек. Со всеми их заводами, пароходами, трубопроводами, банками и прочими такими же с виду серьезными и убедительными штуковинами. Волки, зная о том, куда ветры дуют, частично и местами новых сделанных людей даже подкармливали. Но с нотками обречённости и загнанности во взгляде и орущим предчувствием большой охоты и погони.

А на пепелище того, что еще оставалось от большой-пребольшой Страны, в уже весьма затянувшейся ситуации по имени «Украина» возникла гурьба сделанных, умеренно молодых людей, которые начали стремительно занимать командные высоты – в парламенте, журналистике, бизнесе, образовании и др., что напоминало и напоминает шествие синеглазых зомби.

И уже кажется, что ничто их не остановит. Похоже, на сегодняшней Украине это так. И нам крайне полезно рассмотреть ситуацию, когда в деле начинают показывать себя все эти сделанные молодые люди со светлыми лицами, люди-авансы, люди-обещания. У нас они ещё, слава Богу, под лавкой, под спудом. На Украине же они уже вылезли из-под лавки и уже показывают, что стоит за их, пусть и банальными, но словами за все хорошее и против всего плохого. На Украине на них, как на гремлинов из фильма, уже капнула вода. Они уже явились самыми настоящими чудовищами. Чудовищами без малейшей совести, с совершенно пустыми мозгами, с готовностью оправдать любую мерзость, если она «правильно маркирована», с наипошлейшим пафосом, с невероятной, какой-то тупой и одноклеточной продажностью. Вот это вот все повылазило из наблюдаемых нами на Украине «новых лиц», новых лицемеров.

Я очень хорошо понимаю, что нам, здесь, сложно испугаться заранее, испугаться авансом, в кредит. Наши гремлины еще кажутся некоторым эдакими милыми пушистыми созданиями. Но это до того момента, как на них капнет. А потому нам необходимо всматриваться в украинский бардак и пошлость. А потому мне хотелось бы поделиться с читателями несколькими наблюдениями за их повадками, за реакцией на них. Надеюсь, для кого-то они окажутся полезными и попадут в банк наблюдений и гипотез на эту крайне актуальную тему:

1. У нас воруют детей. Необходимо признать, что наша культура, пост-советская модальность русской цивилизации, совершенно не способна производить людей. Мы фатально неспособны иметь дело с молодыми людьми. Молодых на определенном этапе теряют не только семьи (что отчасти нормально, по-житейски нормально), но и страна. Мы не умеем иметь дело с тинейджерским адом. Мы не способны обставить этот ад пошленькими мулечками, фенечками, обклеить аляповатыми постерами и прочей чепухой. Мы их теряем. И нам их начинают делать другие. Наша культура не способна занять их праздность, понять их дурацкую и нехитрую сложность и ломкость, повести как стадо баранов куда-то. У нас совершенно и абсолютно отсутствует культура ювенального менеджмента, управления молодыми. Наша иерархически устроенная культура не способна трафить, льстить молодому. У нас как таковая отсутствует суверенная популярная культура. У нас символически воруют детей. Факт. Их ценностную матрицу создаем не мы. Сегодня тинейджер в нашей стране буквально иностранец. Именно поэтому его очень легко интегрировать в любые западные управленческие матрицы.

2. Эйдже-фашизм уже наступает. Мы не до конца понимаем то, что происходит сегодня. Эйдж, возраст становятся важной разделительной чертой, важным поводом к какой-то новой социальной стратификации. Это уже не умильные тургеневские коллизии «Отцов и детей». Все гораздо серьезнее. Культ молодости может породить настоящий эйдже-фашизм. Взрослым сегодня просто нельзя допускать слюнявую умильность по отношению к молодым. Это жестоко и безответственно. Сегодня просто необходимо качественное и последовательное оппонирование молодым. Если они даже этого не понимают, то все равно это то, в чем они очень нуждаются. У нас должны появиться профессиональные взрослые, функционально взрослые, работающие взрослыми, не пускающие слюни инфантилы, расценивающие свою немолодость и взрослость как участь, а нормальные, ответственные, осознающие свою миссию взрослые. Джедаи эйджа. Люди, избавленные от ся-комплекса, осознающие то, что ничего не случает-ся само собой, само по себе.

3. Нельзя утрачивать способность к здравому смыслу. Это парадоксально, но у нас совершенно отсутствует осмысление странного парадокса. Буквально все институты признают сдвиг границ завершения социализации человека. Говорят уже о 30 и даже 35 годах. Одновременно с этим происходит снижение возрастных границ для получения паспорта, участия в выборах. Мне это непонятно. Где же здравый смысл? Какое ответственное электоральное решение можно ожидать от 18-летнего молодого человека? Он ещё не платит налоги, он просто жутко образован или недообразован вовсе (деградация современного образования заслуживает отдельного разговора), он скорее всего еще находится на иждивении родителей. Какого качества решения мы от него ждем? Тем более абсурдно ожидать добра от такого положения дел в ситуации стремительной архаизации, примитивизации общества, социальной деградации, де факто рождения новой сословности и даже кастовости. В мире со все более усложняющейся инфраструктурой, торжеством изощренных управленческих технологий просто необходимо повышать сроки электоральной и гражданской зрелости. Да и введение цензовой демократии не помешало бы. Пора рассматривать возраст, как необходимый ценз. Этого требует элементарный здравый смысл.

4. К чёрту вежливость! Кто-то должен это сказать. Сегодняшние молодые не лучше нас, взрослых и пожилых. Хватит забалтывать себя этой слюнявой формулой. Сегодняшние молодые, к сожалению, хуже нас. Они хуже образованы. Они легче манипулируемы. Они хуже питаются, а потому болезненнее. У большинства из них начисто отсутствует критическое мышление. Иногда мне кажется, что сегодня молодость – это имя такой секты, а обычное взросление – это выход из секты, вызывающий опустошение и требующий качественной реабилитации.

5. Либеральный комсомол – прикончить гадину «молодёжности». Особенно омерзителен тип «профессиональных молодых», людей, которые не столько являются, сколько работают «молодыми». Возникает эдакая разновидность молодости – «молодёжность». Это такой странный зверь, порождающий и соответствующий рынок «молодёжности». Появляются такие странные и уродливые явления, как «молодёжная политика», «молодёжная» всякая разная хрень вплоть до стрижки. Как показывает поздне-советский опыт комсомола, именно такие люди, именно такие персонажи, превращающие при нашем попустительстве молодость в актив, являются самыми беспринципными, самыми текучими, самыми…стервятниками.

6. Экспансия молодости. Не нами сделанные сегодняшние молодые – это, пожалуй, самый опасный вызов для нашей государственности. Более опасный, чем даже терроризм. Сегодня множество техник и матриц самоосуществления молодости построено по законам террористического акта. На наших глазах эйдж становится эдакой разновидностью террористической коммуникации, а терроризм – это прежде всего коммуникационный феномен. Сегодняшняя «молодость» превращается в то, чему фатально и непоправимо тесно на возрастной шкале. Сегодняшняя «молодость» превращается синоним экспансии, порабощения.

Со стороны может показаться, что этот текст буквально источает подозрение и даже непримиримость по отношению к молодым. Не без некоторого перебора. Так и есть. Но так и было задумано. Сегодня профессиональные молодые часто говорят о «моём/своём поколении», рефреном повторяют: «мы, молодые…». Наверное, нет ничего плохого в этом поколенческом самоощущении. И моему, нашему (а я 1975 года рождения) поколению тоже необходимо не терять это поколенческое самоощущение, поколенческую солидарность. Я бы к этому ансамблю добавил еще и следующее – поколенческую ответственность. Особенно наше поколение, заставшее этот порез между империями советской и пост-советской. На наших глазах случилось становление сегодня бушующего информационного общества. Нам обязательно необходимо зафиксировать этот свой транзитный опыт, опыт переходности. Это уникальный, особенный опыт. И нам необходимо поделиться со всеми этим опытом, этим бесценным знанием. Нам необходимо выстоять под напором грядущего эйдже-фашизма, нам необходимо как-то тонко, без слюней, но что-то делать в этой эйджистской мясорубке. Нам нужно жёстко и убежденно противостоять этому натиску, но нам нельзя беспощадно победить, нам вообще нужно как-то по-гроссмейстерски, тонко выйти из этого противостояния, не победив, а скорее предложив спасение. Ведь это же наши дети.

1.0x