3. «Мягкий климат ренессанса»
Теперь опустимся на землю и поговорим немного о том «мягком климате» ренессанса, на который принято обычно указывать, противопоставляя новую эпоху «грубой атмосфере» Средневековья.
И то, и другое, конечно, не более чем сомнительные метафоры: ни климат эпохи не был особенно мягок (вспомним хотя бы судьбу Савонаролы), ни атмосфера высокого Средневековья – особенно грубой. Как и само Возрождение не было ни каким-то «лучом света в тёмном царстве» (как любили представлять дело в XIX веке), ни «роковым сломом» предыдущей эпохи: XV век естественным образом вырастал из XIV-го и XIII-го, лишь еще более углубляя тенденции к угасанию христианского духа в мире.
Некоторые исследователи вообще отказываются от понятия «возрождение», введенного Якобом Буркхартом в XIX веке, доказывая, что никакого разрыва эпох не было, а «Ренессанс и Средние века есть одна эпоха», которую вполне можно продолжать называть Средневековьем.[1]
В самом деле, Центральные века Европы продолжались, и кажется почти никто здесь, за исключением крошечных анклавов «новых людей» и «платоновских академий» никакого ренессанса не замечал.
То, что «возрождением» деятельность партии гуманистов была названа задним числом и гораздо позднее, конечно, справедливо. Справедливо, однако, и то, что, лишь одержав цивилизационную победу, гуманисты смогли составить легенду о себе. А следовательно, то, что мы называем «возрождением» – не просто фигура речи. В XV-е столетие некий духовный поворот или даже переворот действительно имел место. В последующие же века эти изменения стали заметно настолько, что уже оказалось возможным дать им и особое имя. Пока же – просто нарастали судьбоносные изменения.
Испания завершала реконкисту – многовековую борьбу за освобождение своих земель от власти мусульман. Османы готовились добить Византию, которая, после битвы при Марице (26 сентября 1371 г.), была низведена до вассального государства и данника турецких султанов. А в это же самое время всё более ожесточенной становилась борьба: римских пап, германских императоров и французских королей за власть в христианском мире; кардинальских, финансовых, националистических кланов за папский престол, национальных княжеств за первенство. Наконец, на севере Европы уже бурлили предреформистские секты, а на юге праздные умы погружались в атмосферу гедонизма и разложения…
Можно ли эту разнонаправленную «войну всех против всех» назвать «мягким климатом»? Вопрос спорный. Достаточно взглянуть на Испанию, где необходимость внутренней мобилизации ввиду последней фазы Реконкисты вызвало мощную реакцию Торквемады и высылку богатейшей и влиятельнейшей еврейской диаспоры. Заметим, что катастрофой для испанских евреев изгнание стало прежде всего потому, что и само еврейство прекрасно считывало эти тенденции: угасание христианского духа, и сдвиг всех парадигм и с нетерпением ждало «открытия мессианского века».
В Италии та же консервативная реакция за обновление христианского мира и реформу (очищение) Церкви закончилась казнью ее яростного проводника – Савонаролы, который как раз и пытался защитить христианский мир от всё более разлагающего его «мягкого климата».
Но о каком же всё-таки «мягком климате» нам все время приходится слышать? О чем идет речь? В чем он заключался, откуда он, собственно говоря, взялся?
А вот откуда. В течение всего XV в. папство всё глубже погружалось в гедонизм. Пышным цветом цвели непотизм и симония (продвижение на кардинальские должности родственников, и беззастенчивая покупка кардинальской коллегии на выборах папы). Весь пятнадцатый и первую половину шестнадцатого века (то есть, весь золотой век ренессанса) на папском престоле царили богатые финансовые и торговые семьи, при которых различие между церковной и светской властью было совершенно утрачено.
Католическим миром правят сперва венецианцы: Григорий XII (1406-1415), его племянник Евгений IV (1431-1447), племянник Евгения Павел II (1464-1471); генуэзцы: Иннокентий VII (1484-1492) из рода Дориа, этих генуэзских «Медичи», и Юлий II (1503-1513) (племянник Сикста IV); затем власть перехватывают флорентийцы Медичи: Лев X (1513-1521), до избрания вообще не обладавший духовным саном, его двоюродный брат Климент VII (1523-1524), Пий IV (1559-1565).
В 1455 году на престол всходит Альфонсо ди Борджиа (Каликст III), а в 1492 году папой становится его племянник (или как уверяют злые языки сын) Родриго Борджиа (Александр VI).
Происходили ли семьи Медичи или Борджиа из марранов – вопрос открытый. Еврейские источники во всяком случае относятся к этой мысли с симпатией.[2] Благосклонность же Медичи и Борджиа к евреям споров во всяком случае не вызывает.
Папство вообще начинает оказывать в это время евреям исключительные привилегии. Всё т.н. «зрелое Возрождение»: с 1420-е по 1550-е гг. (то есть, вплоть до Тридентского собора) представляет собой эпоху, по словам электронной еврейской энциклопедии, папского «покровительства евреям».
Личным врачом Александра Борджиа в 1498 году становится провансальский врач, астроном и главный раввин Рима Бонет. Про самого Борджиа ходят упорные слухи, что он обрезан. Климат же ренессанса становится к этому время мягок настолько, что евреи действительно могли чувствовать себя в Риме как в Кордове (мусульманской Испании), на юге Франции или турецкой Бурсе. И это при том, что в христианской Испании в это время царит инквизиция Торквемады!
Испанские короли отправят евреев в изгнание в 1492-м, том же году, когда Родриго Борджиа всходит на папский престол. Замечательно, что часть изгнанных евреев оседает именно в Риме, где им оказывают самый теплый приём.
Папы, следующие за Борджиа, также благоволят евреям, покровительствуют античной философии, искусству и гуманитарным наукам. «Либеральный дух Возрождения усиливался… царило всеобщее вольнодумство», - замечает еврейский автор.[3] При Льве Х Медичи, в 1514г. в Римском университете открывается кафедра изучения иврита. Ту же политику продолжает его племянник, Клемент VII Медичи, окружая себя еврейскими медиками и ростовщиками.[4]
Покровительствуя ростовщикам, папы и сами скоро становятся их силовой крышей, получая займы под минимальный процент и позволяя взимать с других клиентов до 30% и выше, особо следя за тем, чтобы епископы и аббаты исправно выплачивали долг. Это вопиющее пренебрежение церковными канонами приводит к тому, что, вкусив выгод ростовщичества, папы и сами делаются банкирами.
Пий II, первый папа-гуманист (1458-1464), отменяет каноническое запрещение взимания процентов, и самым откровенным образом участвует в финансовых предприятиях, вводя коммерческие монополии. [5] Римская курия становится в это время настоящей «банкирской конторой», оплачивая и переучитывая всевозможные денежные бумаги и участвуя в торгово-финансовых операциях.
Здесь уместно вспомнить, что именно торговля индульгенциями, этими «ценными бумагами» Церкви, которая особенно расцвела при Льве X Медичи, стала спусковым крючком мятежа Лютера.
При этом, надо отдать справедливость тому же Родриго Борджиа. Он организует Крестовый поход против турок за освобождение Константинополя; пытается объединить Европу против общего врага; борется с гуситами в Моравии и Богемии; расширяет папскую область; проводит политику на укрепление и централизацию Италии. То есть, ведёт себя как энергичный светский правитель, обеспокоенный мощью своего государства. В этом-то и заключался парадокс ситуации: папы в XV в. обращаются в обычных светских правителей. В контексте чего и дела их с ростовщиками выглядят совершенно естественно – королевства нуждаются в деньгах на войну.
4. Медичи, папские банкиры
Теперь, когда нам стало более понятно, что такое «мягкий климат» Возрождения, нам станет проще понять и ту роль, которую сыграли в этом проекте (а то, что «Возрождение» - это именно проект, мы скоро убедимся) личность Козимо Медичи и его капиталы.
Чтобы ни говорила мифологическая летопись Медичи, фамилия этой семьи (медики, аптекари) и ее род занятий (ростовщичество) указывают если не на прямо еврейское происхождение, то на тесную связь с евреями. Давнее участие семьи в политической жизни Тосканы на стороне народной партии (пополан) против аристократии (т.е. их явно левая ориентация) также типична для евреев. Скорей всего, Медичи происходили из марранов, либо породнились с влиятельными евреями, что в тогдашней Италии не было чем-то из ряда вон выходящим (вспомним хотя бы историю еврейского папы Анаклета). Обширные связи Медичи с еврейскими ростовщическими фамилиями (в частности семьями Пизов и Риети), и их живое участие в деятельности еврейской общины Флоренции, во всяком случае, хорошо известно. Современный исследователь, изучая флорентийские архивы Медичи, приходит к выводу: около 5 процентов переписки семьи (а это 150 тысяч документов!) касается «еврейского вопроса», как правило, различной помощи и услуг еврейским торговцам, студентам итд.[6]
Отец легендарного Козимо, Джованни Медичи (1360-1429) прошёл путь от простого ростовщика до солидного банкира. Более чем за двадцать лет деятельности Джованни открыл банковские конторы в Лондоне, в Женеве, Любеке, Пизе, Авиньоне, Брюгге, а также в Милане, Венеции, Неаполе, наконец, Риме, центре церковной и светской власти. Именно здесь (где деньги прежде всего можно конвертировать во власть) центр интересов Джованни, и здесь циркулируют основные потоки его капиталов.
В Риме управляющим банком Медичи станет папский генеральный депозитарий, ведающий финансами Церкви. А в 1410 году Джованни предпримет возможно главное предприятие своей жизни: намереваясь посадить на папский престол своего человека, он делает ставку на одну из самых одиозных личностей своего времени – Бальдасара Коссу.
Последний происходил из обедневшего неаполитанского рода правителей небольшого острова Прочидо, семьи, издревле занимавшейся пиратством. Два старших брата Коссы были казнены за это ремесло. Юного же Бальтасара прямо с пиратского корабля отправляют в Болонью, учиться и делать церковную карьеру.
Католическая энциклопедия описывает Коссу как человека «амбициозного, хитрого, беспринципного и аморального». Кроме того, Косса был по-видимому головорез и сексуальный маньяк, которого позднее обвинят в совращении сотен женщин.
Что касается Джованни Медичи, то он вложился в Коссу по-крупному, купив ему кардинальскую мантию, а затем восемь лет ведя его к должности понтифика. Наконец, в 1410 г. Бальдасар становится папой Иоанном XXIII, в свою очередь делая Джованни главой всех папских финансов. В это время Медичи становятся баснословно богаты. Они обладают такой властью, что могут, например, угрожать неплатёжеспособным должникам отлучением от Церкви.
Впрочем, папой Косса окажется весьма проблемным. Это время великой католической схизмы, когда враждующие лагеря поддерживают двух, а во времена Коссы даже трех альтернативных пап. Сей неслыханный скандал вызвает реакцию, и через три года все три альтернативных папы (Косса, Бенедикт XIII и Григорий XII) оказываются низложены. Сам же Косса предстанет перед судом, где ему будет предъявлено семь десятков обвинений (включая убийство предшественника, папы Александра V). Обвинения будут таковы, что шестнадцать из них судьи не решаться публично озвучить «из уважения не к папе, но к общественным приличиям». «Самые скандальные обвинения не были оглашены, наместника Христова обвиняли всего лишь в пиратском разбое, убийствах, изнасилованиях, содомии и кровосмешении», - замечает об этом эпизоде Эдвард Гиббон.[7]
Скоро, однако, Медичи выкупит своего протеже из заточения за баснословную сумму в 38 000 золотых флоринов. Влияние банкира позволит Коссе не только обрести свободу, но и удержать звание кардинала. Но дни Коссы были уже сочтены. Последние месяцы жизни бывший папа проведет под крылом своего покровителя во Флоренции, где и упокоится от дел земных в должности кардинала-епископа Фраскати и удостоившись погребения в великолепной гробнице Медичи в Баттистеро ди Сан-Джованни. А через два года умер и сам Джованни.
Получив в наследство огромное состояние, братья Козимо и Лоренцо вступают в политическую борьбу за власть. В 1434 г. Козимо становится правителем Флоренции, формально республики, фактически же диктатуры клана Медичи. Диктаторская власть, огромное влияние в Риме, а также баланс сил, установившийся между Флоренцией и Миланом с одной стороны, и Венецией, и Неаполитанским королевством с другой, и создадут те полвека мира, который назовут позднее «эпохой Возрождения в Италии».
Именно капиталы Козимо потекут рекой, поддерживая художников, скульпторов, писателей, поэтов, философов определенного направления. Именно воля Козимо, обратив фамильный дворец в италийскую культурную мекку и превращая Флоренцию в мировой культурный центр, положит начало тому, что будет названо позднее культурой ренессанса.
Вот, однако, вопрос: откуда же было этой новой культуре взяться? Ведь Европа, несмотря на уже довольно уже бурную деятельность университетов, остается местностью преимущественно дикой. Во всяком случае в сравнении с Византией – настоящим духовным и культурным центром христианского мира. Но как раз в это время римский и греческий мир начинают активно общаться.
К XV веку Восточный Рим, некогда блистательная Империя, контролирующая половину мира, обратилась в жалкий ошметок самой себя. Теряя последние следы политической и экономической независимости, Византия становится данницей Порты, а экономически она теперь полностью зависима от италийских купцов и банкиров.
Однако, настоящим богатством Византии остается культура. Впрочем, одновременно с крахом Империи и её блистательный культурным бомонд утрачивает свой великолепный снобизм. Италию же начинают наполнять ручейки византийских ученых, эмигрирующих на Запад.
Мы уже говорили о греческом гуманисте, Варлааме Калабрийском, противнике Григория Паламы, после поражения в «паламистских спорах», вернувшемся в Италию и ставшем учителем Франческо Петрарки. Но Варлаам не был, конечно, одинок. В это время людей его круга в Италии становится всё больше, связи между Константинополем и Мистрой с одной стороны и италийскими городами с другой – всё теснее.
Мы можем лишь догадываться о подспудной канве событий, но она определенно имеет место быть.
В 1438 году Козимо Медичи убеждает папу Евгения IV переместить церковный собор, на котором ищут примирения Римская и Греческая церкви из Феррары во Флоренцию. Здесь зимой 1438/39 г. и состоится этот первый (по словам Франсуа Мазэ) «международный философский конгресс», на который во главе с императором Иоанном VIII Палеологом прибудет сонм византийских гуманистов. Именно он и станет настоящим прологом ренессанса.
Будет у этого пролога и собственное имя – Георгий Гемист Плифон. Византийский гуманист, человек, вне личности которого понять суть этого проекта «проект Возрождение» едва ли возможно. Более того – без которого он вообще едва ли мог бы состояться. В кулуарах Флорентийского собора западные кардиналы будут с изумлением слушать красноречивые откровения Плифона, живописующего перед ними образы будущего с городами, полными языческих богов. Именно Плифон подарит Козимо Медичи идею Платоновской академии и латинского перевода полного собрания сочинений Платона. А вместе с тем и весь план «проекта Возрождения» как таковой.
Примечания
[1] См. например работу французского медивиста Франсуа Мазэ «Понятие Ренессанса, двусмысленности и недоразумения» // (Masai Fr. La notion de Renaissance, equivoques et malentendus. — In: Les categories cn histoire. Bruxelles, 1969
[2] См. Тайны империи Медичи, 09.11.2004
[3] См. Нина Елина. История евреев Италии, сайт «Маханаим»
[4] Там же
[5] Лозинский С. История папства. М, АН СССР, 1961, гл.1, гл. 8
[6] См. Тайны империи Медичи, 09.11.2004
[7] Гиббон Э. «История упадка и разрушения Римской империи», 1788
Окончание следует
