Киевский майдан идёт перманентно, но время от времени он как бы разрождается действом, которое именуют Народным Вече. Понятно, что здесь отсылка к славянской традиции вечевых собраний. Это вполне в духе современного украинского национализма – ходить в самобытных одёжках, апеллировать к Киевской Руси, использовать старинные термины и, в то же самое время - ратовать за присоединение к ЕС с его лютым либерализмом и космолитизмом, предполагающим стирание всех национальных различий и ликвидацию национальной государственности.
Еще в ХIХ веке классик русского консерватизма К. Н. Леонтьев совершенно верно подметил, что национализм европейского типа является всего лишь орудием либерализма в его стремлении устроить космополитическое всесмешение. Лозунг национального освобождения здесь выдвигается всего лишь для того, чтобы создать пошлую европейскую мещанскую республику, похожую на другие подобные республики. Самого Леонтьева считают имперским противником любого национализма, однако это вовсе не так. Он разделял национализм культурный и национализм политический, противопоставляя первый второму. «Истинно национальной политикой» он считал «не столько ту, которая способствует распространению и преобладанию и внутри, и вне известного племени с его языком (или родственным ему), сколько ту политику, которая благоприятствует сохранению и укреплению стародавних культурных особенностей данной нации и даже возникновению новых отличительных признаков (разумеется, естественно подходящих к среде, способных привиться к ней)». «По-моему мнению, - писал мыслитель, - только последняя (культурно-обособляющая) политика и заслуживает названия истинно национальной; а не… племенная. Первая верна и охранительна; последняя революционна (т. е. космополитична) и обманчива». («Культурный идеал и племенная политика»)
Вообще, надо сказать, что Леонтьев продолжает оставаться «дико» актуальным, в частности его построения позволяют лучше понять то, что сейчас происходит на Украине. Да и в России, ибо большинство русских националистов также способствуют европейской космополитизации, пытаясь укрепить у нас всё те же либеральные (партийно-парламентские ценности), припудрив их «националистической» фразеологией.
И, конечно, когда майданные лидеры объявляют свои собрания «вечем», то они нагло «приватизируют» старинное русское слово. На самом деле, речь идёт об уличном митинге, который контролируют элиты – партийно-политические. (А эти элиты, в свою очередь, подконтрольны крупнейшему бизнесу, который и спонсирует политиков.) Митинги эти собираются из представителей разных социальных и территориальных групп, которые смешиваются в большой толпе и превращаются в легко внушаемую массу. Вот именно этой массой и вертят политики, одновременно всячески её нахваливая и апеллируя к её мнению.
Древнерусские вечевые собрания (а их в Киевской Руси собирали не только в Пскове и Новгороде) вовсе не были такими митингами, хотя некоторая митинговость для них была присуща - как для любого собрания - вспомним, что англ. «meeting» восходит к «to meet», то есть «собираться», «сходиться». Он представляли собой институт государственной власти, который решал все важнейшие вопросы. Вече часто представляют некоей буйной толпой, однаколетописи рисуют нам совсем другую картину. Историк И. Я. Фроянов так характеризует летописное описание одного из вечевых собраний, созванного в Киеве по просьбе князя Изяслава Мстиславовича (12 в.): «Рассказ летописца о вече 1147 г. У св. Софии замечателен еще и тем, что воспроизводит порядок ведения вечевых собраний. Перед нами отнюдь не хаотическая толпа, кричащая на разный лад, а вполне упорядочённое совещание, происходящее с соблюдением правил, выработанных вечевой практикой. Сошедшиеся к Софии киевляне рассаживаются, степенно ожидая начала веча. «Заседанием» руководит князь, митрополит и тысяцкий. Послы, как по этикету, приветствуют по очереди митрополита, тысяцкого, «киян». И только потом киевляне говорят им: «Молвита, с чим князь прислал»… Выслушав посольские речи, «кияне» заявили, что готовы «биться за своего князя с детьми». («Киевская Русь. Очерки социально-политической истории»)
Вече возникали не из «толпы» или «масс», не из абстрактного множества или партийной организации. В основе их были общины – сельские и городские. Причем, здесь имела место быть органическая, почвенная целостность – в деятельности веча принимали участие не только горожане, но и жители окрестных сёл, пригородов. Вместе они составляли самоуправляемую «волость» (ср. со словом «власть»). Кроме того свободные общинники были вооружены и составляли «народное ополчение» («вои»), действующее наряду с княжьей дружиной. Вооруженный народ имел свою военно-политическую организацию – городские и сельские сотни, объединенные в «тысячу». Характерно, что организация по сотням сохранилась и в Московской Руси (отсюда и «черная сотня»).
В отличие, от Новгорода и Пскова, власть вечевых собраний в других русских землях была уравновешена сильной властью князя. Это позволило избежать узурпации власти аристократической верхушкой, как то и произошло в Новгороде. Часто имел место быть союз князя и народных низов против боярства. Например, в 1176 году ростовское и суздальское боярство «хотяше свою правду поставити», но владимирские «люди меньзии» решительно поддержали князя и сорвали все эти планы. Показательно, что уже в эпоху Московской Руси вече как бы реинкарнировалось в земском самоуправлении – усилиями самодержца Ивана Васильевича Грозного. В основе этого самоуправления также находилась самоуправляющаяся община. «Во второй половине 1550-х гг. наместники и волостели, в массе своей, были от «городов и от волостей отставлены», - пишет историк А. Тюрин. - Их власть перешла к «излюбленным старостам» и «излюбленным судьям», «выбранным всею землею». Место наместничьих тиунов и доводчиков (низшего чиновничества) заняли выборные целовальники и земские дьяки. На смену Приказной избе наместника в волости или городе явилась Земская изба. В городской Земской избе сидели городовые приказчики, старосты и сотские. Выборные городские власти в первую очередь наблюдали за целостью общественных имуществ, отдавали с торгов (аукционов) в платное пользование городские угодья, следили за честностью торговли и правильностью сбора податей, защищали горожан от произвола чиновников. В сельской волости Земская изба была местом работы старост и дворских. И в любой земской избе на почетном месте, за столом, непременно находились «излюбленные» (то есть выборные) земские дьяки — ответственные только перед выборщиками бюрократы… Специфический характер земские преобразования имели в сфере, так сказать, полицейской и исполнения наказаний. В конце 1540-х гг., в некоторых областях, появляются выборные органы полицейской власти: губные старосты, и их помощники, губные целовальники. Так что не надо искать шерифов и помощников шерифов где-то там, за океаном. Вот они здесь, и на триста лет раньше, чем шерифы американские. Губа была полицейским округом, в котором действовала юрисдикция губного старосты. Территориально, она, по-видимому, сперва совпадала с волостью или посадом, но позднее произошло укрупнение, и она стала преимущественно совпадать с уездом. Наши русские шерифы должны были заниматься делами о «погублении» людей. А также борьбой с грабежами, розыском воров, «лихих людей, татей и разбойников». Им был передан суд по делам об убийствах, поджогах, а также охрана полицейского порядка и безопасности в подведомственных округах. Губные старосты осуществляли и наказание осужденных преступников. Губных старост выбирали на всесословном уездном съезде из числа служилых людей (то есть лиц, хорошо умеющих владеть оружием). («Война и мир Ивана Грозного»)
Теперь пора провести соединительную нить от истории к современности. Очевидно, что наиболее близким к вечу «институту» является не митинг и не парламент, но референдум, предоставляющий возможность выразить своё мнение всем людям, обладающим гражданскими правами. Нынешние, партийно-представительные демократии этот институт признают, но рассматривают его как нечто экстраординарное, чрезвычайное. Подавляющее большинство вопросов решаются политическими посредниками, выбранными от партий. Тогда как референдум используется изредка - для демонстрации того, что общество якобы достаточно демократично. Между тем, демократия требует того, чтобы голос народа (демоса) звучал регулярно, причем от него самого, а не от разнообразных посредников. Поэтому всенародное голосование должно производиться регулярно – и по всем важным вопросам.
Возразят, что народ недостаточно готов к такому регулярному волеизъявлению, и для него достаточно отдать свои голоса тем, кто сможет заняться их решением на профессиональном уровне. Отчасти, это верное утверждение – именно потому, что народ не готов, им и манипулируют всякого рода посредники – со всеми вытекающими последствиями. (А они видны и на Западе, где ширится протест против тирании партий.) Но это вовсе не означает того, что он не может быть готовым к принятию важнейших решений. Такая возможность у него у него есть, но для этого нужно быть не массой (митинговой или электоральной), а субъектом, опирающимся на самоорганизацию. Таким, каким был народ в эпоху вечевых и земских собраний. (Техническое возражение о дороговизне регулярных голосований вовсе не имеет под собой оснований, интернетизация позволяет сделать их практически бесплатными для налогоплательщиков.)
Сегодня преобладают крупные, хорошо организованные группы, которые и вещают от имени «народа», «нации», «гражданского общества» и т. д. Именно они подчиняют себе плохо организованное большинство. Причем, самому большинству внушается мыслишка о том, что оно должно самоорганизовываться посредством создания таких же вот крупных структур. Понятно, что в этой структуре немедленно выделяется инициативное меньшинство, которое всем и рулит. А в полку мегаструктур происходит пополнение. Кстати, в этом плане даже и анархическая организация - такая же мегаструктура подавления.
Выход только один - в отказе от создания крупных организаций в пользу организаций малых, базовых. То есть, в пользу общин, самых разнообразных - духовных, политических, экономических. Меньшинство - оно ведь тем и сильно, что меньшинство, его немного и внутри него кому-то очень сложно подавить других. Ему этого просто не дадут сделать. Конечно, если только сам малый коллектив не контролирует какая-либо иная структура.
Могущественным «меньшинством», «элитариями» - должны стать все. Надо быть аристократами, а не пролетариями – «сознательными партийцами», «членами гражданского общества» или «воинами нации». А всякие партии и тому подобные махины нам всучивают ради того, чтобы эксплуатировать нас в хвост и в гриву.
Единственный способ самоорганизации – это отказ от партийности в пользу общин. Именно они и должны преобладать на политическом и экономическом пространстве. Причем, экономический фактор очень важен, его ни в коем случае нельзя задвигать куда-то на задний план. Если власть будет принадлежать общинам, а собственность – частным или государственным капиталистам, то народ так и не обретёт необходимой субъектности. Поэтому одним из основных требований общинного движения должно стать требование передачи собственности на средства производства трудовым коллективам – производственным общинам (артелям, кооперативам, народным предприятиям).
Подобное требование встречает резкое отторжение как либералов, так и этатистов левого и правого толков. Возражение выдвигаются очень даже прагматические – дескать, как же это возможно, чтобы вся «масса» трудового коллектива управляла огромными производствами? Ведь для этого требуются специалисты? В общем, аргументы из серии «где это видано, где это слыхано».
«Прагматики» апеллируют к опыту прошедших времен, цепляясь как раз за то, что привело наш мир к его нынешней дегенерации. Поэтому их аргументы не так уж и весомы. Зато становятся весомыми аргументы революционеров духа, которые считают, что мечта о новом мире превыше опыта мира старого. Рабочих можно организовать, если только не выбивать у них из рук общинные механизмы самоорганизации, навязывая им частнокапиталистический и бюрократический контроль. И этих, организованных рабочих можно сделать специалистами, если создать сверхсовременную систему образования. «Премудрые пескари» хотят, чтобы русский человек застыл в своем развитии, пытаясь оптимизировать прежнее, обветшалое. Но революция общин выведет его в принципиально новое качество.
А чтобы общины не стали подавлять друг друга нужен Глава, который не управляет (управляют общины – без любой, федеральной или региональной, бюрократии), но защищает – как от внешней угрозы, так и от внутренней. Главной же внутренней угрозой является угнетение соотечественника соотечественником. Глава в такой оптике выступает как арбитр между разнообразными общинами, вмешивающийся в экстраординарные ситуации, требующие немедленного вмешательства некоторой третьей стороны, стоящей над двумя другими сторонами.
Совокупность общин, имеющих своего национального арбитра – Главу, составит одну, единую национальную Общину, которая не разделена на разные группы индивидуумов, преследующих своекорыстные интересы. И здесь просто необходимо вспомнить о трактовке прямой, почвенной, органической демократии, которую в своё время дал А. Г. Дугин, противопоставляя саму демократию либерализму: «Демократия» дословно означает «власть народа (демоса)». При этом с самого начала важно подчеркнуть, как понимали греки термин «демос» («народ»). «Демос», слово дорийского происхождения, обозначало народ, проживающий на определенной территории и связанный с историей этой территории, полиса, системой социальных, этнических и профессиональных отношений. Показательно, что термин «демос» означал нечто совершенно иное, нежели слово «лаос» также определяющее «народ» в греческом языке. «Лаос» в отличие от «демоса» - это вся совокупность населения, вне зависимости от наличия или отсутствия связей с традицией данной культурной области. В принципе, «демос» являлся у греков практически синонимом слова «этнос». Таким образом, «демократия» понималась изначально не как участие в управлении государством совокупности индивидуумов, но как участие в нем особой и нерасчленимой общности, «органической общины», всего «полиса». Эта органическая общность представляла собой отдельного «коллективного индивидуума»… Либерализм исторически, концептуально, политически, философски и экономически представляет собой нечто совершенно отличное от демократии. Если в центре демократического мировоззрения стоит «демос», то в центре либерального – «индивидуум»; если демократия основана на верховенстве коллективного интереса над частными, то либерализм -- на верховенстве частного над коллективным…» («Демократия против либерализма»)
Нынешний «Майдан» это, конечно, либерализм, причем именно в своём экстремальном выражении. Показательно, что он выступает даже против нынешних институтов буржуазной демократии – президента и парламента, являющихся, с точки зрения буржуазного права, вполне легитимными. Ставка здесь делается на активное меньшинство митингующих (в том числе и посредством камней, коктейлей Молотова и т. д.), которое в свою очередь направляется не только активным, но и влиятельным меньшинством политиков-элитариев. Это уже апофеоз частного, которое восстало против коллективного. Хотя, конечно, это меньшинство выступает не против самих институтов власти, а против тех политиков и чиновников, которые их сейчас контролируют. А так, безусловно, речь идёт о том, чтобы наполнить данные институты «правильным» содержанием. И в этом плане «майданная» Улица – продолжение буржуазного Парламента. Просто она делает очевидным тот факт, что либерализм отбрасывает в сторону даже формальную, буржуазную демократию – тогда, когда ему надо. Тогда ставка делается на внепарламентские формы – военные переворот (как в Чили) или уличную революцию (как в нынешней Украине).
А вот реальная демократия оказалась попранной полностью – причём, обеими сторонами конфликта. Компартия Украины и некоторые другие политические группы требовали вынести вопрос о вступлении Украины в Таможенный союз. В поддержку этого требования было собрано 3, 5 миллиона (!) подписей. Однако это не устраивало как власть, так и оппозицию. Между тем, только референдум и мог бы выявить волю народа в отношении данного вопроса и прояснить её в отношении ассоциации с ЕС. Тем не менее, решать его доверили политическим посредникам.
Наша, ныне уже приутихшая «болотка» демонстрировала всё тоже либеральное пренебрежение к настоящей демократии. В 2011-2012 году она выводила людей на улицы под лозунгом «честных выборов», имея в виду выборы в Госдуму. Речь шла о том, чтобы потеснить нынешние парламентские партии и провести в Думу энное количество либералов-элитариев. Разумеется, ни о каком Референдуме, ни о какой прямой демократии «болотная» Улица и не думала.
Сегодня в политической жизни страны затишье, и есть время многое обдумать – пример братской Украины тому в помощь. Завтра же неизбежен новый политический шторм, и тогда «болотка» вновь всколыхнётся, попытавшись противопоставить Улицу – Кремлю. И тогда жизненно важно предложить народно-демократическую альтернативу – Референдум. С этого и начнётся настоящая Революция. Революция общин.
