На самой заре истории человечества законы и власть требовали не только практического обоснования, которое порой отсутствовало вовсе, но и религиозно-философского. Многообразные духовные и государственные традиции человечества лишь только подтверждают это. На первый взгляд, может казаться, что современная политика, особенно в странах Запада, весьма далека от духовной составляющей жизни общества. Стоит более глубоко исследовать эту проблему, чтобы убедиться в том, что это правдоподобное представление не так однозначно.
Говоря о западноевропейской политике и ее отношении с религией, нам просто необходимо немного углубиться в те процессы, которые происходили в протонаучной и философской мысли. Королевская власть во всех странах Европы до локальных побед протестантизма повсеместно освящалась папским престолом и тем самыми становилась легитимной. Важно отметить также и то, что отношения между церковью и государством никогда не были односторонними. Так, сам креститель Рима и родоначальник новой Европы император Константин был инициатором первого вселенского Никейского собора, т.к. он был заинтересован в единой церкви, имеющей унифицированную позицию по богословским и социальным вопросам. Первоначально христианство представляло собой антигосударственную религию, ведь «богу богово, а кесарю кесарево», но при его распространении в масштабах государства не осталось иного выхода, кроме как встроиться в имперское мировоззрение. Церкви пришлось многое унаследовать из того, что осталось от митраизма, бывшего в Риме государственной религией на закате ее существования, и прежде всего, это отразилось на отношении к власти императора. Христианству пришлось признать внеземной источник власти императора, сделав его «помазанником божьим», благословленным именем Святого Духа, что соотносится с митраистским представлением об освещении власти императора божественным пламенем hvareno.
В эпоху Средневековья вера была первичной, а разум был лишь средством для ее обоснования. В рамках концепций средневековых философов возрождались учения Платона и Аристотеля, которые представляли собой умственные построения, совершенно не опирающиеся на опыт. Важно сказать, что мыслители той эпохи считали, что сама схоластика подготовила почву для будущих материалистических изысканий, о чем свидетельствует высказывание Уильяма Оккама о том, что «не следует плодить сущности сверх необходимости». Иначе говоря, с начала эпохи Возрождения западноевропейская цивилизация все больше погружалась в материальное, максимально стараясь отстраниться от всего, что является духовным, необъяснимым с логической точки зрения и построенным на одних умственных спекуляциях «чистого» разума. Более того, философская мысль постепенно стала исключать из своих построений фактор существования Бога, который в эпоху схоластики и более ранние периоды был практически неоспорим. Легендарная «бритва Оккама» отсекла все те интеллектуальные спекуляции, лишенные эмпирической основы, ведь «не стоит умножать сущности без необходимости». Руководствуясь этим принципом, мыслители чаще стали обращаться к материи и чувственному опыту. Легитимность власти и необходимость существования государства перестали быть для человека чем-то самим собой разумеющимся, данным свыше. Мыслители стали искать корни государства в рациональных предпосылках. В эпоху возрождения, особенно ближе к Просвещению, культ разума и вера в его всесильность с стали овладевать умами элиты. Замечу, что это есть именно вера, так как всемогущество разума спорно, ведь все теоретические построения, даже опирающиеся на практику, рано или поздно терпят крушение. Вера в разум и в способность обосновать все рационально легли в основу концепций рационалистов и эмпириков. Получается, что даже в основе атеистического и научного направления мысли лежит именно вера, а высказывание Августина Блаженного "Верую, дабы уразуметь" (Credo ut intelligam)» вполне применимо даже к атеистам и материалистам, которые занимаются обоснованием своей веры. Лишь только с тем отличием, что предмет веры у них противоположный.
Так, например, английский философ Томас Гоббс в своем знаменитом труде «Левиафан» исходит из пессимистического представления о человеке, а потому с его точки зрения государство-это способ удержать людей от «войны всех против всех». Человек изначально эгоистичен и порочен, а потому лишь с помощью репрессивных мер государства, «чудовища-Левиафана», его можно удержать от насилия против других. Сама постановка вопроса показывает коренные изменения, произошедшие в сознании западных европейцев XVII века, которые наиболее ярко проявились в работах отцов-основателей теории общественного договора: Джона Локка, Жана-Жака Руссо, а позднее у Вольтера. Если обобщить, опустив детали, то в их представлениях государство является гарантом соблюдения основных прав личности. Апогеем процесса рационализации стала марксистская теория, в которой человек против своей воли включен в товарно-производственные отношения, а потому государство необходимо для их осуществления на предкоммунистических стадиях-формациях. Проблема заключается в том, что с открытием новых заокеанских земель, а затем в области этнологии, западный мир столкнулся с тем, что все больше фактов не вписываются в его теории. Так, в конце ХХ века американский путешественник Дэниэл Эверт открыл в джунглях Амазонки племя пираха, которое ведет весьма своеобразный образ жизни. Прежде всего, в нем не принято запасать продукты питания, да и вообще как-то готовиться к будущему. Из-за этого племя часто голодает и несет от этого постоянные потери, но при этом воспринимает это как должное. Такой образ жизни вряд ли поддается рациональному объяснению, ведь он противоречит европейскому эгоистическому мировосприятию, включающему в себя стремление к обретению материальных благ и беспечному существованию. Трудно себе представить, что имея такое мировоззрение, это племя когда-нибудь будет стремиться образовать свое государство и эволюционировать в «гражданское общество». Ведь такие понятия, как «частная собственность», да и вообще «вчера» и «завтра» не существуют в мировосприятии этих людей. Пираха не имеют божеств и мифологии как таковых, ведь им не свойственна рефлексия в прошлое, да и живут они исключительно настоящим. Каким образом в их случае можно говорить про какой-либо экономический базис, который определяет духовную культуру? Их случай показывает, что скорее дух определяет материальный уровень, нежели наоборот.
Забавно, что даже Великая Французская Революция, навеки изменившая облик мира, при всей своей антитеистической риторике целиком и полностью прибегла к религиозному по своей сути обоснованию своих действий. Вместо Бога французские революционеры ссылались, подобно современным псевдодемократическим политикам, на такие идеальные сущности, как Свобода, Равенство и Братство. Они даже более абстрактны, чем идея Бога, а потому все потуги «борьбы с мракобесием» совершенно бесполезны, ведь сущности также идеальны и также лежат в основе всех построений. Доказательства существования «равенства» и «братства», а также идеи социального прогресса ничем не отличаются по своей сути от доказательства Бытия Божьего. Символика и атрибуты французской революции и вовсе имеют архаическое и даже чисто религиозное происхождение. Красные колпаки фригийцев, иранских завоевателей древней Европы, ассоциируются с волхвами, пришедшими к новорожденному Христу. А общеизвестная пирамида с глазом, также присутствующая в официальной символике революционной Франции, и вовсе является древнейшим символом, одно из значений которого- вездесущность Бога-Архитектора Вселенной. Похороны Марата и вовсе стали настоящей религиозным ритуалом. Его тело сопровождала факельная процессия, у гроба выступали ораторы, один из которых произнес: «Иисус был пророк, а Марат — божество!». Народ расхватывал бюсты Марата, желая сохранить память об этой эпохальной личности. Все эстетическое оформление этого действа было выдержано в духе Древнего Рима, где император приравнивался к божеству, а его бюсты почитались как святыни. Культ героев вождей-типичный атрибут языческого мировоззрения древних европейцев, который был поднят с самого дна коллективного бессознательного разрушительным «девятым валом» Великой Французской Революции. С тех пор современный либерализм сильно изменился, особенно после падения СССР и окончания Холодной войны, когда он потерял свой противовес, а именно коммунизм. Однако он сохранил все тех же трех «божеств» французской революции, все тех же Свободу, Равенство и Братство. Именно во имя них неолиберализм отправился в «крестовый поход» мирового масштаба. Однако стоит отметить, что все эти «божества» неразрывно связаны с рыночной экономикой и потребительским отношением к жизни, а потому экономика становится базисом в рамках неолиберальной парадигмы. Из этого вытекает закономерный вопрос, на который трудно дать однозначный ответ: что лежит в основе экспансии либеральных ценностей- экономические интересы или же сама идеология?
Коммунистическое мировоззрение известно своим ярым атеизмом, однако и оно имеет чисто религиозную структуру. Румынский философ и религиовед Мирча Элиаде в своих трудах не раз отмечал, что идеи Маркса заключают в себе совершенно типичные эсхатологические черты. Коммунизм как формация, завершающая капитализм, сопоставим с «Золотым веком», эпохой справедливости и благоденствия, которым увенчаются все предыдущие столетия, наполненные несправедливостью, насилием и угнетением человека. Еще до начала претворения коммунистического проекта на практике среди марксистов стали появляться свои догматики и ревизионисты, такие, как Эдуард Бернштейн, которые старались сохранить чистоту учения от искажений и «еретических» влияний. Как и в революционной Франции, в атеистической Советской России также было место образного проявления религиозного мышления. Мавзолей В.И. Ленина построен в форме зиккурата (культовой пирамиды шумеро-аккадской культуры), а его тело в лучших традициях Древнего Египта и Древнего Китая было забальзамировано. В 20-е годы общество послереволюционной России было исполнено ожиданий распространения Революции в мировом масштабе, о чем свидетельствует красная пропаганда и сама внешняя политика молодого государства. С точки зрения пропагандистов РСФСР, а затем СССР обретало мессианскую функцию мирового значения, ведь именно коммунизм является единственным учением, способным привести все человечество к счастливой жизни гармонии. Эту чрезвычайную, почти догматическую уверенность выражает знаменитое высказывание В.И. Ленина: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Интересен с культурной точки зрения и «сталинский ренессанс», в рамках которого стали возрождаться атрибуты имперской идеи, а религиозная, в том числе православная, составляющая проявилась все более явно. Столкнувшись с германским национал-социализмом, Сталин понял, что победить столь мощного противника, как Третий Рейх невозможно, не обратившись напрямую к национально-религиозным чувствам русского большинства. Языческий мотив «Кровь и почва» на практике оказался куда сильнее, чем абстрактный интернационал и эфемерная мировая революция. Итак, 3 июля 1941 году прозвучало знаменитое обращения красного вождя к народу, начинавшееся со слов: «Товарищи! Граждане! Братья и сёстры!». В октябре того же года получил распространение ныне звучащий у луганского СБУ и в Славянске марш В. Кумача-Лебедева «Священная война», в котором война была объявлена не просто «народной», а именно «священной». Для Советов Нацистская Германия стала не обыкновенным временным врагом, а именно врагом идеологическим, а германская армия обрела статус абсолютного зла.
Двадцатый век недаром называется «веком войны идеологий», а свою очередь эти идеологии имеют под собой религиозную структуру. Как уже говорилось ранее, в государствах, в которых у власти находились представители праворадикальных сил, это не игнорировалось, что давало им определенно преимущество в информационно-идеологической борьбе против левых сил. Обращение к коллективному бессознательному с использованием архетипов и его структурообразующих сюжетов, которые весьма многообразны, но всегда одинаковы у всех народов: «вождь-мессия», призванный спасти нацию/цивилизацию/мир от угнетения или вымирания; светлое будущее, будь то коммунизм или Царство Божье (в ряде африканских стран именно его обещали диктаторы); священная война света и тьмы, которая может выражаться как в крестовом походе против большевизма с пряжками на ремнях, на которых написано «С нами бог», или же в компании против Польши с целью освободить «угнетенного капиталистами рабочего» и принести коммунизм в Европу на штыках.
В дальневосточных диктатурах, в своем большинстве которые внешне стараются казаться атеистическими, вся идеология основывается на очень видоизмененном марксизме, синтезированном, как это ни парадоксально звучит, с конфуцианством. Не стоит забывать, что конфуцианство- это экзотерическая (т.е. массовая) сторона китайской духовной традиции, внешней оболочкой даосского учения. Путь Конфуция, предполагающий почитание порядка и иерархии - не что иное как путь метафизического осуществления «шань-чжень», т.е. «небесного человека», или, выражаясь языком суфиев, «абсолютного человека». Если пояснить кратко, то «Абсолютный человек» есть тот, кто преодолел свою индивидуальность и достиг слияния с Богом. Особенно ярко религиозная основа государственности была выражена в Японии первой половины XX века. На фоне бурного развития после реформ Мэйдзи император и его семья продолжают и по сей день восприниматься как потомки богини Аматэрасу. Даже сегодня социальные отношения в японских корпорациях продолжают строиться на основе конфуцианской этики.
В обществах, которые находятся на цивилизационной стадии развития и все еще живут в традиционной парадигме, политика продолжает находить свое обоснование у богословов. Ярким тому примером служит Саудовская Аравия, где королю постоянно требуется поддержка улемов, которые, будучи знатоками Корана (само слово «улем» происходит от арабского «`alim», т.е. «знающий»), издают фетвы. Фетва- это религиозно-юридическое постановление, которое, по идее, распространяется на всех мусульман. В Турции, которая после реформ Мустафы Кемаля Ататюрка стала официально светским государством, все еще силен ислам, особенно за пределами таких больших городов как Стамбул и Анкара. Глядя на Сирию и Египет, можно выдвинуть гипотезу, что на данном этапе во всем исламском мире так или иначе религиозный фактор является бомбой замедленного действия, которая в подходящей ситуации приводится в действие. Турция не является исключением, о чем свидетельствуют многочисленные турки-добровольцы в рядах моджахедов в Сирии и Афганистане и еще раньше в Чечне.
Подводя итоги, можно сказать, что несмотря на технический прогресс и иллюзию всемогущества человеческого существа, которые так присущи нашей техногенной цивилизации, наше мышление остается религиозным вне зависимости от того, какой бы политической или религиозной идеологии мы не придерживались. Никакие новейшие открытия, изменения условий жизни не смогут изменить человека, вечно задающего три кантовских вопроса: «что я могу знать?», «что я должен делать?», «на что я могу надеяться?».
На фото: французская гравюра "праздник Разума 20 брюмера II года"
