«Конфликты нового поколения – это совокупность классических и асимметричных способов ведения вооружённой борьбы», - заявил на днях министр обороны Сергей Шойгу, отметив чуть позже, что Запад ведёт информационную войну с Россией. «Основная и главная цель этой войны – стремление управлять Россией и, в конечном итоге, миром». По мнению министра, Запад проводит в отношении России «агрессивное информационное воздействие». В официальной американской военной доктрине асимметричными способами ведения войны считаются сетецентричные и сетевые технологии.
С приходом Сергея Шойгу на должность министра обороны российская армия обновилась не только в области обычных вооружений, но и меняется парадигмально, в плане трансформации подходов к ведению войны как таковой. В первую очередь, развивая использование так называемой стратегии непрямых действий, и информационная война – лишь самая очевидная часть этой стратегии, подразумевающей достижение военного результата без прямого военного вторжения.
Среди подходов, включаемых в стратегию непрямого воздействия на противника, в нынешнюю эпоху сетей следует отметить технологию ведения сетевых войн (Netwar). Частным случаем проявления сетевых войн являются, например, уже давно всем известные цветные революции. В области же прямых боевых действий сетевые технологии выражены в виде сетецентричных войн (Netcentric warfare).
Вот о сетевых войнах и сетевых технологиях в целом, раз уж ими, пусть и с опозданием от своих американских коллег, заинтересовалось российское Министерство обороны, и стоит сегодня говорить подробнее. Пришло время описать и развить их отдельные аспекты, начать прикладное применение, ибо именно за сетевыми подходами ведения войны, эффективность которых мы воочию видим на практике, будущее вооружённых сил.
Но если уж и говорить о сетях, лежащих в основе нового ведения войны, то начинать нужно, безусловно, с осмысления такого явления, собственно, и породившего сетевые подходы, как Постмодерн. Именно Постмодерн изменил суть ведения войны, сформировав сетевой пространство, сетевое общество, сетевые модели социальных отношений. Но прежде был Модерн, с его индустриальными подходами, и Премодерн традиционного общества с доиндустриальными методами ведения войны.
Три парадигмы и сеть
Александр Дугин рассматривает исторический процесс, разделяя его на три парадигмы – три цикла развития человеческой цивилизации, как три основных периода: Премодерн, Модерн и Постмодерн. Премодерн – это период, когда доминировала Традиция, Дух, божественная вертикаль, а войны и их исход определялись количественным, человеческим фактором. Чем численно больше армия, чем физически подготовленнее её войны – тем больше шансов на успех.
Модерн во всём выстраивался на отрицании Традиции, перетолковывая все её основные понятия в материалистическом, прогрессистском, и позитивистском ключе. Модерн вынес Бога за скобки, а в центр бытия поместил человеческий рассудок и паровую машину, бесконечно её модернизируя. Человек в Модерне был объявлен высшей ценностью, а всё, что происходит от его рассудка и сознания - стало определяющими категориями для существования любого человеческого общества. В эпоху Модерна исход войны зависел от техники, от уровня индустриализации того или иного государства, и победа определялась уже не столько количеством армий, сколько качеством вооружения, развитием техники.
Нынешний период, в который мы сейчас вступаем, это период Постмодерна, когда уже и техника, и её качество, и особенно численность армий уходит на второй и третий план, а главным пространством ведения войн становится виртуальность. Основным же инструментарием ведения войны в эпоху Постмодерна становятся сети. Нет, обычные вооружения и классические армии, даже в их доиндустриальных версиях, всё ещё имеют место быть, но давно уже не являются определяющим фактором.
Военные победы в эпоху Постмодерна всё чаще одерживаются вообще без использования обычных вооружений. Целые страны захватываются с помощью сетей. Народы оказываются в цивилизационном подчинении Западу, в культурной оккупации, их ценности подменяются, а сознание подчиняется новому «хозяину мира» без единого выстрела.
Россия в контексте Постмодерна
Сознание нынешних российских элит – это сознание всё ещё, в значительной степени, советских людей, остаточно исповедующих позитивистские и модернистские принципы развития общества, где реальность, являющаяся их главным концептом, очень сложно уживается с понятием виртуальность. Значительная часть нашего общества, и в первую очередь, элиты, всё ещё никак не может поверить в то, что виртуальность уже не является элементом неких фантазий философов, учёных постмодернистов или писателей-фантастов, а давно уже стала той средой, в которой сегодня ведутся реальные войны. В том числе, против России.
Виртуальное пространство сегодня – это такая же данность, как реальность в Модерне. Этимологически происходя от латинского res, реальность означает собой не только вещь, но и дело, действие, деяние или даже положение дел, то есть их некоторую интерпретацию. А это уже чисто субъективное явление, зависящее от того, как и что человек себе представляет.
Если создать конвенциональный образ реальности, и навязать его всем – то он и станет данностью, то есть реальной реальностью. А если размыть единые критерии, что и делает Постмодерн? Тогда границы реальности начинают смещаться, одни продолжают представлять её в категориях Модерна, другие творчески переосмысляют. Так и происходит смещение реальности в виртуальность, а интерпретации начинают приобретать куда большее значение, нежели уходящие в прошлое объективные определения.
Чем дробнее общество – а его дробность это уже, как выражаются в Модерне – объективный процесс, тем меньше оно обобщено органически, тем больше оно разобщено, а значит, его проще компоновать в искусственные, сиюминутные сообщества, виртуальные комьюнити, т.н. сети. Сети существуют как в реальности – офлайн сети, так и (всё больше) в виртуальности – онлайн сети. Влияние первых сокращается, вторых – расширяется. Тот, кто научился оперировать этими сетями, действовать в их среде, тот и владеет созданием контекстов, через них формируя общественное мнение, навязывая свои интерпретации большинству, через сетевой инструментарий и создание виртуальных образов.
Кажется сложным? Потому что непривычно. Мы по инерции цепляемся за старые, привычные нам модели. Мы отмахиваемся от виртуальности, примитивизируем представление о сетях, нарочито упрощая их влияние, занижая их значение. Мы отказываемся признавать и принимать как данность Постмодерн, в конце концов. Эмоционально это можно понять, Постмодерн – это плохо, это сатанизм, это неприятно, но это данность. А Модерн с его отрицанием Бога это что – не сатанизм? Просто к нему мы привыкли. Только освоили его методологию, только начали считать, что это данность, что это и есть реальность, как вот теперь новая напасть.
Ядерный паритет не панацея от проигрыша
Саботируя Постмодерн и сети, мы тем самым отрицаем и сетевые войны. И во многом по этой причине в этих войнах мы уже терпим серьёзное поражение, сдавая (реальные) позиции нашим цивилизационным оппонентам в лице глобального Запада или сконцентрированным в форме американской сетевой «Империи», которая захватывает одно пространство за другим, не используя зачастую вообще обычные вооружения. В принципе даже обходя стороной такой элемент глобальной безопасности периода Модерна, как ядерный паритет, то есть, игнорируя фактор ядерного сдерживания.
Сегодня на агрессию Запада, ведущуюся в виртуальном пространстве и приводящую к потере стратегического контроля России над огромными территориями, в первую очередь, постсоветского пространства, которое исторически является зоной нашего стратегического влияния, мы не можем отреагировать ответным ядерным ударом. Потому что это будет сразу же квалифицированно как несоизмеримое применение силы. Да и на что отвечать?
При сетевой агрессии ничего, по большому счёту, с точки зрения Модерна и концепта реальности, не происходит. Просто «почему-то» народы отворачиваются от России и поворачиваются к Западу, начинают двигаться туда, выбирая западный путь развития, действуя и консолидируясь в пользу Запада, против России, принимают такие модели, которые навязываются Западом, или предлагаются Западом и уходят из зоны цивилизационного влияния России. Отказываются от сопричастности вместе с Россией к общему проекту (которого у нас к тому же ещё и нет).
С точки зрения реальности ничего не происходит – западные армии в наше стратегическое пространство не вторгаются и ничего не захватывают, не оккупируют и нам напрямую не угрожают, но лишь делают вид. О взаимном обмене ядерными ударами уже давно и речи нет, а мы всё продолжаем терять одно пространство наших интересов за другим, неся реальные потери.
Мы теряем части большого русского народа, фрагменты Русского мира, когда-то объединённого под эгидой православия и русской цивилизации, вместившей в себя всё религиозное, этническое и культурное многообразие и относящейся к нему, как и положено сухопутной империи, с полным приятием и доброжелательностью. Наше русское цивилизационное пространство всё более сжимается, мы понимаем, что против нас ведутся боевые действия, но не понимаем, как и где, и что самое главное – как на них отвечать.
Да, государство пытается как-то этому противодействовать. Но наше государство всё ещё категорически отвергает такую категорию, как виртуальность. Оно всё ещё является наследником советского модернистического проекта или же модернистического проекта поздней романовской Российской империи. В плане поиска идей социальной справедливости, своих корней, идентичности, аутентичной Традиции – это правильно. Истоки нашей цивилизации лежат в самом начале, как полнота знаний. Именно поэтому мы всё больше обращаемся к традиционным форматам нашего бытия, пытаемся брать оттуда какие-то элементы, но при этом совершенно беспомощны в противодействии - как часто мы наблюдаем - современным сетевым постмодернистским угрозам, ведущимся в пространстве виртуальности. Хотя именно Постмодерн (в отличие от Модерна) открывает нам возможность сочетать традиционные ценности и высокие технологии.
Об угрозе этой сетевой активности и о том, как ей противодействовать в сфере новейших технологий, сохранив свою традиционную идентичность, сегодня нам всем и необходимо помыслить, осознавая, что мы стоим на пороге очень серьёзных трансформаций, и, если не примем меры, ещё больших потерь. И эти потери связаны с агрессией, ведущейся против нас в формате сетевых войн, в пространстве виртуальности, в рамках парадигмы Постмодерна. Это надо наконец-то принять как данность, понять, и начать отвечать соответствующим образом.
