О том, что РФ нужен невероятный, практически сталинский рывок в развитии и новой индустриализации, мы говорим более четверти века. С тех пор сменилась целая эпоха. Время упущенных возможностей. Пока страна коснела в сырьевом самодовольстве и грезила новым величием, мы вычерчивали карты возможного прорыва. И вот грянула новая война, развеявшая многие иллюзии. Мы снова — на историческом распутье. Опять наши безумные мечты и мысли стали актуальными. Если нам суждено выстоять, то богатейший опыт сталинских организационных находок послужит делу национально-государственного ренессанса.
1. Управленческое оружие
Сталинский организационный опыт: размышления на новом военном распутье
Сага о жестяных убийцах «Тигров»
Перенесёмся в весну 1943 года. Истекающая кровью, сражающаяся страна сталкивается с новым вызовом. Ясно, что Гитлер, потерпев поражение под Сталинградом, но нанеся нам тяжелый контрудар под Харьковом в самом начале сорок третьего, снова попытается наступать. Перехватить инициативу, скусывая Курский выступ. И что на острие сходящихся ударов немцы стальным тараном пустят новые, мощные танки. «Тигры» и «Пантеры».
С T-VI «Тигр» наши впервые столкнулись на Волховском фронте и в январе 1943‑го захватили одно легко повреждённое чудовище. Нашим в руки попали даже техническое руководство для тяжелого «панциря» (составленное как комикс, с нагими красотками) и целое орудие. Трофей (вместе с ещё одним захваченным собратом) доставили на танковый полигон в Кубинке и внимательно изучили. Было от чего встревожиться. Обстрелы бронекорпуса «Тигра» из нескольких видов орудий показали, что перед нами серьёзный противник. Тот, который сможет с полутора километров поражать наш основной танк Т-34/76, а вот наш — лишь с самой близкой дистанции чудовище в лоб возьмёт. Но попробуй‑ка к нему подойти поближе! Тут как в морском бою: один дредноут с мощной и дальнобойной артиллерией в силах отправить на дно пять-шесть броненосцев старого образца, додредноутов. Выяснилось, что прежние 45‑мм противотанковые пушки против оного монстра практически бесполезны. А изучение радиостанции и оптики «Тигра», эргономичности его для экипажа, на голову превосходивших наши аналоги, довершало картину.
Налицо была зримая угроза: выступая бронированными таранами сходящихся ударов на Курской дуге, «Тигры» и «Пантеры» набьют сотни наших танков и смогут обеспечить нам огромный «котёл», сравнимый с окружениями 1941 года.
Даже грозное оружие авиации, штурмовики Ил-2, не могли противостоять лавине новейших танков вермахта. Как вспоминал уже тридцать с лишним лет спустя генерал-майор Пётр Рыжаев[1], обычные осколочные и фугасные бомбы оказались неэффективными при воздушных атаках на танки. Например, стокилограммовая бомба (штурмовик мог взять всего четыре таких) пробивала 30‑миллиметровую броню лишь тогда, когда разрывалась не дальше пяти метров от цели. Для справки: толщина бортовой брони «Тигра» колебалась от 80 мм в верхней и до 63мм — в нижней части корпуса. Лоб чудовища составлял 100 миллиметров. Однородной хромомолибденовой бронестали! Даже в корме надежда гитлеровского танкостроения обладала 80‑мм панцирем. Потому атаки Ил-2 не представляли для монстров особой угрозы. Конечно, крыша башни и верх корпуса «Тигра» обладали 28‑мм бронёй, но попробуй‑ка попади с мчащегося Ил-2 точно в танк! Авиационные же пушки наших штурмовиков такую броню не брали.
Оказалось, что бороться с новейшими панцирями Ил-2 могут, только сбрасывая на них тучи ампул КС с самовоспламеняющейся на воздухе горючей смесью. На испытаниях при попадании их в цель бронированные машины окутывались облаком пламени и горели. Однако лётчики брали КС неохотно. Ибо при малейшем попадании в боеукладку в факел превращался сам самолёт. А по атакующим на бреющем полёте Ил-2 лупили из всех стволов.
Казалось бы, всё, нам мат поставили? Но нет, сталинское руководство нашло ответ. Сработал созданный 30 июня 1941 года Государственный комитет обороны, возглавляемый самим Иосифом Виссарионовичем. Оказалось, что ещё в середине 1942 года, когда враг рвался к Кавказу и Волге, изобретатель Иван Александрович Ларионов (1906–1979) предложил лёгкую противотанковую бомбу с кумулятивным действием. Нынче противотанковой «кумулятивкой» никого не удивишь, а тогда это было самым передовым краем прогресса. Иван Ларионов, работавший в тот момент в ленинградском ЦКБ-22, что занимался взрывателями, предложил полуторакилограммовые противотанковые бомбы ПТАБ, которые можно было метать с низких высот тучами, кассетно. Они накрывали цель, пробивая даже очень толстую броню кумулятивными струями взрывов. Надо сказать, что сегодня от такого оружия танки спасаются с помощью блоков динамической защиты, коими обвешивают их башни и корпус. Но в ту войну такой защиты не было ни у кого.
Иван Ларионов в тот момент не был известен как конструктор авиабомб. Наверняка в наши дни, подай он инициативный проект в Минобороны РФ, его бы отфутболили. Ты кто такой, мол? Опыта конструирования бомб нет, не являешься признанным специалистом? Пошёл вон! Но в ту пору, когда судьба страны вновь повисла на волоске, предложение И. Ларионова заметили. Говорят, доложили самому Сталину.
Заметил предложение Ларионова заместитель командующего ВВС генерал-полковник Алексей Никитин (1900–1973). Первая партия ларионовских кумулятивных минибомб прошла испытания 21 апреля 1943 года. Итоги их оказались столь успешными, что в тот же день решением ГКО постановили: выпустить миллион новых ПТАБов, создав для сего кооперацию из полутора сотен предприятий.
Из воспоминаний А.В. Никитина: «Было 24 часа, когда меня вызвал Сталин. Я кратко доложил об эффективности новой авиационной бомбы и о ходе испытаний.
— Значит, по вашему мнению, такие бомбы нужны ВВС?
— Да, очень нужны.
— А сколько вам надо и когда?
— К 15 мая миллион штук!
— Почему миллион и к 15 мая?
— Я думаю, что летом немцы вновь попытаются наступать, вот тогда мы неожиданно применим эту бомбу в массовом количестве для ударов по танковым войскам. Миллион штук — не так уж много. На один штурмовик Ил-2 можно брать до 300 бомб.
И.В. Сталин вызвал Н. Поскрёбышева и приказал пригласить народного комиссара вооружений Б.Л. Ванникова, который прибыл довольно быстро.
И.В. Сталин его спросил:
— Знаете ли вы новую противотанковую бомбу? Для ВВС нужно изготовить к 15 мая один миллион изделий. Можете ли вы это сделать?
Борис Львович попросил разрешения посоветоваться со своими помощниками. Через несколько минут вернулся и доложил:
— Можем изготовить к 15 мая 800 тысяч бомб.
— Хорошо. Делайте 800 тысяч, а позже изготовите остальное
Здесь же был написан проект решения ГКО. Многие мои товарищи были удивлены, что бомба принята к производству без акта приёмной комиссии. А всё очень просто: если Верховный тебе доверял, вопросы решались быстро»[2].
Да, один штурмовик мог брать на борт четыре кассеты с 78 бомбами в каждой. Как вспоминал потом сам Иван Ларионов, «кумулятивный заряд очень подходил для этой цели. Ну а корпус — его можно было выполнить из тонкой жести, ведь принцип действия не предполагал применения осколков. Бомба из жестянки… Такое предложение у многих специалистов вызвало явное недоверие. Тем более что кумулятивные заряды были новинкой и в 1942 году в боеприпасах не применялись. Но командование ВВС поверило мне и оказало столь необходимую в новом деле помощь.
Решение ГКО об изготовлении ПТАБов было принято в срочном порядке по инициативе И. Сталина, хотя приёмная комиссия не успела составить акт о результатах испытаний. Верховный главнокомандующий запретил применять новые бомбы до особого распоряжения»[3].
Именно эти бомбы смогли компенсировать немецкое танковое превосходство в Курской битве.
Составляющие организационного чуда
Закрыв пожелтевшие страницы, осмыслим сей эпизод. Итак, вот вам все элементы сталинской организационной сокровищницы. Налицо Верховный, который сам руководит войной, не избегая личной ответственности. Он совершенно ясно осознаёт вызов (немецкое превосходство в танках) и ищет решение проблемы. Для этого у него есть Госкомитет обороны (ГКО), суперправительство, объединяющее в себе все наркоматы-министерства, концентрирующее в себе политическую, экономическую и военную власть. Это не нынешний Специальный координационный совет (СКС) при правительстве РФ во главе с премьер-министром, а именно ГКО. С городскими комитетами обороны по всей стране и уполномоченными ГКО на местах. Первое лицо государства и стоит во главе Комитета с диктаторскими полномочиями. Теперешний СКС ничего подобного не имеет. Вернее, есть региональные штабы, но замыкаются они не на СКС, а на штабе по главе с мэром Москвы Сергеем Собяниным, членом Госсовета. То есть тогда — стройная система управления во главе со Сталиным, чётко осмысливающим вызовы текущей обстановки, сейчас — организационная размытость, незавершённость, безответственность, рассогласованность.
Второй элемент — мощный слой технократов вроде генерала ВВС Никитина, выдвинутых делом и им же проверенных. Не чьих‑то кумовьёв или любовников. Технократ замечает новацию — и ему есть куда обратиться. Служа делу (Победе) и на этом делая карьеру. У Сталина в распоряжении имеется целая армия ценнейших кадров: специалистов в самых разнообразных отраслях, выдвинувшихся в процессе грандиозного дела — индустриализации страны. Себя показавших, индустриализацией закалённых. Бери их — и доверяй им то или иное направление. И это намного лучше, чем просеивать убогую «илитку» нынешних дней, что выдвинулась на угождении начальству, на распилах и откатах, на стройке бесполезных футбольных стадионов или спортивных сооружений к Олимпиаде. У Сталина ракетным делом командует не вчерашний журналист, а ракетчик. Авиастроением заправляет авиаконструктор, а не чей‑то близкий родственничек из «эффективных манагеров».
Третий элемент: порождённые мощной индустриализацией Сталина (шедшей с 1929 года) инженеры, конструкторы и изобретатели, пламенные энтузиасты, способные сотворять прорывные новации. Такие как Иван Ларионов. Уроженец деревни Синяки на Витебщине, из семьи бедного малоземельного крестьянина (ответ тем снобам, что надменно твердят о деревенщине!), он был поднят вверх мощной приливной волной индустриализации. Ларионов стал автором 22 изобретений. За свои заслуги в Великой Отечественной стал кавалером орденов Ленина и Отечественной войны в 1944‑м, лауреатом Сталинской премии в 1946 г. С 1944 по 1968 г. он — главный конструктор ЦКБ-22, затем ставшего НИИ «Поиск». «Поиск» работает и сегодня, занимаясь взрывателями и оружием с искусственным интеллектом…
Теперь, когда операцию на Украине не удалось завершить стремительным блицем и всё перешло в опасную затяжную стадию, вышли на поверхность недостатки наших вооружений и оснащения. У нас остро не хватает ударных и разведывательных дронов, нормальной связи и систем сетецентричной организации боевых действий. Как преодолеть это опасное отставание от НАТО, с коим РФ ведёт прокси-войну на Украине? Что ж, полезно обратиться к опыту Иосифа Сталина. У него ведь тоже в 1941‑м выявилась тьма недостатков в вооружении и оснащении Красной армии. Как бы работал ИВС, окажись он вдруг в Кремле 24 февраля 2022 года?
Читаем отрывок из воспоминаний великого русского лётчикаиспытателя Петра Стефановского (1903–1976) — «Триста неизвестных» (1968). Итак, Стефановский ушёл на фронт лётчиком-истребителем, и в феврале 1942 года его вызывают в Кремль на совещание к Сталину. По вопросам военной авиации. Время очень тяжёлое, немцев толькотолько отбросили от Москвы, страна ещё переживает последствия тяжелейших военных катастроф летаосени 1941‑го. А немец ещё вовсю господствует в воздухе. Но как умело работает несгибаемый Верховный!
«Под конец заседания И.В. Сталин изложил точку зрения Политбюро по некоторым вопросам боевого применения авиации. Он говорил, что на фронте камуфлируют самолёты шероховатым слоем извести, это отнимает десять километров скорости; летают на максимальной скорости с полностью открытыми «юбками» моторных капотов и створками маслорадиаторов, это тоже отнимает километров пятнадцать; под плоскостями подвесили реактивные снаряды, что отнимает минимум двадцать километров; фонарь кабины лётчика в боевых условиях открыт, что также снижает скорость на двадцать — двадцать пять километров.
— Мы, — продолжал И.В. Сталин, — подготовили проект постановления, в котором обязываем авиаторов: снять с поверхностей боевых самолётов кустарное маскировочное покрытие, и делать это только в заводских условиях, убрать с плоскостей истребителей эрэсы; летать на максимальных скоростях с «юбками» и жалюзи маслорадиаторов, установленными по потоку, а также с закрытым фонарём кабины. Вот вы, товарищ Стефановский, опытный лётчик-испытатель, скажите, разве не так испытывают самолеты в НИИ? Как вы смотрите на наш проект постановления?
Взоры всех присутствующих обратились в мою сторону. Неожиданно заданный вопрос вначале поставил меня в тупик. Но, собравшись с мыслями, я ответил, что все мероприятия, предусмотренные постановлением, значительно повысят скорость наших боевых самолётов
— Вот только последний пункт, — заметил я, — следовало бы, на мой взгляд, изменить — о закрытии фонаря. Это повлечет за собой значительное увеличение потерь из‑за неосмотрительности лётчиков в воздухе…
И.В. Сталин пристально посмотрел на меня:
— Поясните, пожалуйста.
И я стал пояснять свою мысль. Плексиглас, выпускаемый нашей промышленностью, тёмный, как пивная бутылка. Фонарь в полёте забрызгивается маслом, на солнце растрескивается, покрываясь разными узорами, и совершенно теряет прозрачность. Кроме того, фонари на наших самолётах не имеют обзора назад, их нельзя сбросить в случае аварии. На пикировании они не открываются. Лётчик повреждённого в бою самолёта лишается возможности покинуть неуправляемую или горящую машину. В то же время на самолётах «Кертис» Р-40 «Томагавк» имеется прекрасный фонарь. Он выполнен из отличного плексигласа, открывается в любом промежуточном положении. На самолёте установлена специальная система аварийного сброса фонаря кабины в полёте. На этих машинах лётный состав дерётся без всякой опаски и с закрытым фонарём.
Мне показалось, что мои доводы убедили всех, и я на минуту остановился. Тогда один из присутствующих руководителей Министерства авиационной промышленности попросил разрешения задать вопрос:
— Вы утверждаете, что наши самолёты имеют плохой обзор, а разве обзор у немецких «Мессершмиттов» лучше?
Вопрос был явно рассчитан на ликвидацию всех моих доводов.
— Да, у немецких обзор не лучше, и тем хуже для них! — ответил я с горячностью. И тут же рассказал вспомнившийся мне случай. Это произошло во время штурмовки вражеской мотомеханизированной колонны, прорвавшейся к городу Белый в период октябрьского наступления немцев под Москвой. Мне удалось тогда незаметно пристроиться к колонне вражеских машин и сбить одну из них буквально на глазах двенадцати фашистских лётчиков. И ни один из фашистов, по‑видимому, не заметил меня.
— Вот что значит плохой обзор у истребителя, — закончил я.
Меня не прерывали, терпеливо выслушали. И.В. Сталин тут же попросил Поскрёбышева соединить его с директором завода, производящего плексиглас для самолётных фонарей.
Связь сработала мгновенно. Сталин предложил директору завода резко повысить качество плексигласа
— Сколько вам потребуется времени для перестройки производства? — спросил Сталин. — Полгода? Даю вам месяц сроку. И чтобы новый плексиглас был не хуже, чем на «Томагавке». — Трубка с лёгким звоном легла на место.
А вы, товарищ Яковлев, — обратился он к Александру Сергеевичу, — немедленно улучшите обзор фонаря кабины назад и сделайте на нём аварийный сброс. Нам же, товарищи, — заключил И.В. Сталин, — придётся изменить проект постановления, оговорить в нём, что для приобретения навыков полётов с закрытым фонарем кабины обязать лётчиков закрывать его в полёте вне сферы действия истребителей противника.
Вскоре качество плексигласа было улучшено, формы фонаря на всех серийных самолётах изменены, и сделано приспособление для аварийного сброса. Так просто и быстро решился очень важный вопрос борьбы с новыми фашистскими самолётами»[4].
Обратите внимание: Сталин готовит важнейшие постановления, привлекая к работе не только генералов и вождей ВПК, но и фронтовиков, воюющих производимым оружием. И как внимательно слушает их предложения! Вы можете представить себе нечто подобное в теперешнем центроверхе РФ?
Представим такое сегодня
Могу представить себе, как бы Сталин проводил регулярные совещания по ходу операции на Украине. И как бы он — по примеру проблемы с истребителями и плексигласом кабин — решал проблемы микроэлектроники, ударных дронов, систем связи, прицелов и ноктовизоров. Всего того, о чём сообщают фронтовики нынешней войны.
На его столе — бумага с чётким списком неотложных задач и ясных вызовов. Так, необходимо расширить производство ударных беспилотников. Ибо надо решить главную задачу: выскочить из ловушки затяжной позиционной войны, грозящей измором РФ. Для этого нужно завоевать господство в воздухе, полностью подавив противовоздушную оборону бандеровщины и ударами с неба парализовав управление и снабжение ВСУ. Поставив врага на колени, причём без огромных разрушений и морей крови. Превратив армию противника в неуправляемую, лишённую подвоза горючего, боеприпасов и продовольствия, обуянную паникой массу. Которая побежит или примется сдаваться в плен. Для этого нужно выбить все центры военного и государственного управления Украины, её мосты, девять главных железнодорожных узлов с депо смены колёсных пар с европейской на широкую русскую колею, склады горюче-смазочных материалов, Кременчугский нефтеперебатывющий завод, снести планирующими бомбами мосты через Днепр. Но сперва надо смести зенитно-ракетную оборону врага. Как?
Сталин слушал доклады специалистов и знает: американцы измолотили и парализовали Ирак с воздуха в 1991 году и превратили его армию в разваливающуюся массу, бросив в воздушную наступательную кампанию 2,5 тысячи самолетов. Но Украина вдвое больше Ирака, и ударных самолётов у ВВС РФ всего девятьсот. Как компенсировать нехватку авиации? Бросить в волны атак множество ударных беспилотников. Дешёвых, лёгких в производстве. Пускай впереди идут волны таких дронов, каждый — на свою цель. А за ними — волны крылатых ракет «Калибр», гиперзвуковые «Кинжалы», эшелоны пилотируемой авиации. Причём первым идёт эшелон прорыва ПВО и его подавления. С противорадарными ракетами и управляемыми бомбами-планерами производства ГНПП «Регион».
Противник попадает в безвыходное положение. Его зенитно-ракетные дивизионы затаились и не включают локаторов. Обстановку им сообщают спутники разведки НАТО и летающие радары — самолёты типа АВАКС? Не беда. Если зенитно-ракетные комплексы (ЗРК) ВСУ не включатся, то первые волны дешёвых дронов поразят намеченные цели: те же позиции ПВО (попробуй‑ка замаскировать их дивизионы, особенно из С-300!), мосты, склады, министерства и штабы, железнодорожные депо, бункеры, резервуары с горючим, областные администрации, мощные электрические подстанции. А летящие следом «Калибры» и «Кинжалы» ещё добавят!
Противник вынужденно включает стрельбовые локаторы своих ЗРК. И тогда часть дронов меняет цель — и мчится на излучение радаров. А за ними эшелон подавления ПВО из пилотируемых истребителейбомбардировщиков выпускает свои противорадарные ракеты. Не помогает и заполошное отключение локаторов: ракеты и дроны запомнили их расположение. А когда ПВО сметено, то боевая авиация ставит врага на колени.
Значит, нужна масса дешёвых и дальнобойных БПЛА. Иранские «шахеды» — «герани» на такую роль подходят плохо. Какие возможности имеются?
Первая — разработка молодых конструкторов КБ «Око» из Питера, сделанная за свой счёт. Дешёвые дроны «Привет-160», аналоги крылатых ракет, но не с реактивным двигателем, а с мотором внутреннего сгорания от газонокосилок и толкающим пропеллером, способные тащить пуд взрывчатки на 360 километров. Этакие воздушные торпеды, предсказанные в 1930‑е годы инженером Покровским и писателем-фантастом Владко. Чёрт, они по цене — как стиральные машины, их можно тысячами производить, благо простаивающих мощностей авиазаводов полно. Вперёд, принимаем решение, энтузиастов интегрируем в промышленную кооперацию, даём уполномоченного Госкомитета обороны и финансирование!
Вторая возможность: предложение писателя Владимира Кучеренко и казанской компании «ЭНИКС», производителя летающих мишеней для тренировки ПВО. Делать дешёвые дроны по типу немецких самолётов-снарядов «Фау-1», но с современными миниатюрными системами управления. Соль замысла: использовать простейшие пульсирующие ВРД — воздушно-реактивные двигатели, прямоточники. Их немцы на технологии 1944 года делали тысячами. И работают они не на дорогом авиакеросине, а на обычном бензине. В сущности, мишени «ЭНИКС» летают на них. Но если сделать двигатели побольше, то можно производить тысячи самолётов-снарядов, летящих на тысячу километров со скоростью в семьсот вёрст в час. И это выход! Ибо каждый крылатый снаряд с ПуВРД несёт на себе полтонны взрывчатки. А заключение специалистов гласит: производство можно развернуть на авиазаводах в Воронеже, Казани и Самаре.
Сталин принимает решение: запускать и этот проект. Решение ГКО — оформить срочно!
А вот инициатива оружейной компании «Лобаев Армз». Этот частный фабрикант снайперских винтовок занялся дронами по своему почину. Его специалистам удалось полностью решить проблему спуфинга, то есть заглушения противником сигнала навигационных спутников нашей системы ГЛОНАСС. Попыхивая трубкой, Сталин читает записку:
«Завершено и прошло полевые испытания новое аппаратное решение, позволяющее работать с широкой линейкой DJI-дронов в условиях полного подавления спутниковой навигации всех типов! На данный момент можем полностью защитить следующие модели: М2, М2 Pro, М2 Air, M Air2s, М3, М3 Classic, М30 Т, М300 RTK! Агродроны, вместе с M3T/Е, — на очереди!
Машинки теперь свободно взлетают, игнорируя любые потуги им это запретить! Именно так и не иначе! Аппараты, подвергнутые данной «операции», при грамотном управлении защищены от практически любого спуфинга с подменой координат. Более того, оператор может спокойно выбирать, в какой из восьми локаций он будет летать виртуально, меняя тем самым возможности техники и играя с нац/гео ограничениями. При этом выбор режимов полёта выполняется оператором в полевых условиях без разборки машин и использования программаторов! Полная инструкция по установке будет выдаваться пользователям, способным работать внутри дронов…»
Так, этих ребят привлекаем в кооперацию с производителями дешёвых ударных беспилотников. Помнится, в Белоруссии делают неплохие разведывательно-ударные дроны типа «Бусел» и «Хантер», но у них слабовата система управления. Дам‑ка я распоряжение проработать возможность кооперации с ними, наши спецы помогут устранить недостатки. А то кормим бюджетными деньгами дроностроителей Ирана, но белых русов что‑то к делу не привлекаем. Непорядок, с Лукашенко вечером обговорю по закрытой связи…
Выпустив клуб душистого дыма, ИВС берет со стола справку, подготовленную ассоциациями промышленников — «Росспецмашем» и «Прогрессом». Хорошие ребята! Сталин усмехается в усы, вспоминая их глав. Как они непохожи, этот танкоподобный по напору директор Кировского завода Серебряков и интеллигентный, сдержанный Бабкин. Но дело они предлагают. Страна отчаянно нуждается в критически важных комплектующих. Они нужны для всего, а не только для боевой техники. Дорожно-строительные машины, станки, тракторы, комбайны, автомобили — им всем нужны гидравлика, подшипники, автоматические коробки перемены передач, шарико-винтовые передачи, задние и передние мосты, трансмиссии. А ребята подготовили неплохие предложения по организации их производства! Так, чтобы делать их здесь, а не тратить валюту, закупая комплектующие у Китая или окольными путями — в той же Германии. Унизительно это — зависеть от врагов в таких вопросах. И объёмы финансирования на субсидии производителям, коих они отыскали, всего 50 миллиардов рублей. Одна тридцатая от того, что выбросили коту под хвост на проведение бесполезной Олимпиады. Хорошие кадры! Сталин вспомнил, как похожие энтузиасты сумели наладить производство топливной аппаратуры для дизелей танка Т-34, которую сперва приходилось покупать у немецкой фирмы «Бош»
А толковых надо двигать вперёд. Иосиф Виссарионович задумчиво выбил почерневшую трубку. Да, они не похожи и даже конфликтуют друг с другом. Ничего, противоречия — двигатель развития. Серебрякова можно выдвинуть в министры машиностроения, а Бабкина — в наркомы сельского хозяйства. Хлеб нам сейчас не менее важен, чем оружие. Нам надо наладить глубочайшую переработку зерна, а не гнать его на экспорт, попадая в унизительную зависимость от турок. Да и село нуждается в грандиозном техническом перевооружении. У нас на гектар пашни энерговооружённость — всего полторы лошадиных силы. В Белоруссии и Евросоюзе — по пять «лошадок». А у янки — так и все восемь. Русскому селу сейчас надобно 60 тысяч мощных тракторов и не менее 40 тысяч современных комбайнов. Ну пускай и решают оную задачу в две руки. У каждого из них — отборная команда собственных кадров, доказавших свои способности на их больших заводах. А у тех кадров — свои ученики и выдвиженцы, делом проверенные. Это вам не какие‑то там дочки и зятьки — как нынешние‑то говорят? — гламурные. Разве не так мы и команду Курчатова формировали в 1945‑м для атомного проекта? Золотые кадры — это просто чудо-оружие, они горы способны свернуть и страну к новой Победе привести.
Тем более что новейшие тракторы и комбайны теперь — в эру высокоточного земледелия — работают в паре с дронами. Пусть это направление сомкнётся с дроностроением. Не вечно же эта война продлится. Надо готовить совещание в Овальном зале Кремля по вопросам, выдвинутым товарищами из «Прогресса» и «Росспецмаша». Как тогда, в 1939‑м, проводили по авиастроению такой слёт.
Сталин нажимает пожелтевшим от табака пальцем клавишу селектора:
— Лаврентий? Доброго дня. Есть идея для обсуждения. Сможешь прибыть срочно? Заранее благодарен…
Такую картину нарисовало нам наше воображение. Но, вероятно, вы поняли то, что мы пытаемся сказать. Почти четверть века оказались потерянными для рывка, что можно было совершить перед войной. Полноводные реки нефтегазовых долларов так и не послужили индустриализации страны, отчего сегодня РФ угодила в опасный переплёт. Время снова обратиться к нашим наработкам. Изборский клуб начинает проект «Вопросы сталинизма»? Прекрасно. Давно ратовал за создание Института русского чуда. Чтобы изучать не то, что Сталин сделал, а как он сиё организовал. Как людей искал, как решения находил, какие людские структуры строил. Пора это воплощать. Ибо нынешний бомонд, возникший на грабеже советского наследства, на варварской деиндустриализации и в ленивой эре высоких цен на нефть, сейчас оказался несостоятельным. Он просто не знает, что и как делать. И не надо сводить сталинский прорыв к угрозе ГУЛАГа и террору. Та эпоха дарит нам поистине бесценный опыт. Просто нужно его собрать, осмыслить, подумать — как применить его в нынешних условиях. Моё глубокое убеждение: сталинские «организационное оружие» и приёмы кадрового отбора вполне можно применить не только в жёсткой административно-командной системе советского социализма, но и в многоукладной экономике, где есть и плановое начало, и частная инициатива, и разные формы собственности. Как в том же Китае. При этом информационные технологии, коих не имелось у Иосифа Виссарионовича, многократно усиливают его гениальные управленческие находки. Мало того, всё это породит подлинную элиту страны, каковая сможет заменить сгнившую и отжившую своё сырьевую и чиновную «знать» постсоветских сумерек. Да и то, что оставил Сталин, годно не только лишь для военнопромышленных кузниц войны, оно и в гражданских секторах благотворно подействует.
Даже если сейчас наша работа окажется невостребованной, она всё равно не пропадёт даром. Потому что без решительных перемен победы в войне не видать, страну ждут большие потрясения. Ибо теперешняя политико-экономическая система нынешней битвы на измор и истощение не переживёт. Но и после пертурбаций понадобится курс на подъём и возрождение. Нужны будут кадры для того, чтобы обмануть чудовищ смерти и вырождения России, попрать и посрамить их. Тогда и понадобятся наши «Вопросы сталинизма». Но, конечно, лучше бы их востребовали сейчас. Так что считайте оную статью началом большого цикла работ.
2. Попытка породить титанов
О славном начале стахановского движения
Что ж, настало время хотя бы в главных чертах изучить уникальный опыт сталинской «экономики чуда» — стахановского движения. Оно отнюдь не сводилось к потогонной системе «нарубить как можно больше угля». Берите выше: предпринималась попытка создать нового человека, всё больше стирая грань между физическим и умственным трудом. Умного творца, применяющего самые высшие формы труда: научно организованного, направленного на снижение издержек и рост производительности. С высокой культурой производства и участием труженика в судьбе предприятия. Создавался мощный источник пополнения слоя управленцев, штурманов исторической Победы. Причём стахановство сращивалось с движением изобретателей и рационализаторов.
Как это начиналось? И почему замысел удался лишь частично? И почему нам придётся использовать оную социальную технологию для вывода страны из системного кризиса?
Свидетельство из 1985 года
Как вспоминал тогдашний глава Госкомтруда СССР, выдающийся советский строитель Юрий Баталин (1927–2013), в 1985‑м случилось ему принимать делегацию из Японии, на тот момент — страны поразительно динамического развития, средоточия самых современных производств, которая буквально дышала в спину СССР, оспаривая у него второе место в мире по силе экономики. Приехал тогда к нам председатель верхней палаты парламента господин Сакато.
Он тогда сказал Ю. Баталину: «Мы ввели систему поощрений за рацпредложения. Взяли её, кстати, из вашего движения рационализаторов и изобретателей, полностью его скопировав. Начали развивать — стали появляться свои, японские особенности и формы. Найдено было много нового, учитывающего специфику управления в Японии и национальные черты характера…» (Цитирую по воспоминаниям самого Юрия Петровича.
Двумя годами ранее, в серии репортажей Владимира Цветова с предприятий «Мацусита Дэнки», показанных по телевидению СССР, мы могли видеть рабочие кружки качества, где члены оных носили значки «Вверх 10». То есть они добивались роста производительности труда на 10% ежегодно.
Но если открыть журнал «Техника — молодежи» за январь 1936 года, то можно увидеть истоки этого не просто движения, а удивительной социальной инженерии. Тот номер журнала целиком посвящён движению стахановцев. И написан отнюдь не суконным языком брежневских времен. Теперь мы понимаем, что стахановское движение годно даже для несоциалистических экономик.
И не нужно страдать комплексом национальной неполноценности. Тот же Сакато в беседах с Баталиным откровенничал: «Послевоенное изучение трудов представителей разных экономических школ показало, что наиболее цельная концепция экономического развития принадлежит всё‑таки К. Марксу. Мысли основоположника марксизма о человеке как об основной производительной силе и о становлении науки в качестве самостоятельной производительной силы легли в основу японских концепций экономического развития»[5].
Сакато тогда говорил, что Япония, восстанавливаясь после поражения, стремилась побудить японцев постоянно поднимать свой культурный, образовательный и научный уровень. Ибо это ведёт к ускорению научнотехнического прогресса, повышает благосостояние граждан и увеличивает «бюджет свободного времени» для работы людей над собой. Как этого добиться? Немного поднявшись из руин после Корейской войны 1950–1953 годов, Япония сделала ставку на использование передовых научно-технических достижений. Но уровень фундаментальных и прикладных научных исследований сильно отставал от такового в США и Западной Европе. И тогда накопления были пущены на покупку патентов и лицензий, которые быстро пускали в дело и тем самым увеличивали японские капиталы. Дополняя всё это своим вариантом стахановско-рационализаторского движения, заимствованного творчески у Советского Союза.
Ресурсы увеличивались, и японцы стали вкладывать больше в развитие фундаментальных исследований. Но поскольку они понимали, что развитие науки по всему фронту способны вести лишь США и СССР, то сосредоточились японцы на тех направлениях, которые позволяли воспользоваться чертами их национального характера. Превратив их в мощное оружие для успешной конкуренции. То есть японские усидчивость, прилежание, внимательность, дисциплинированность и стремление повысить свой профессиональный уровень. Потому выбрали развитие электроники и производство недорогих автомобилей высокого качества. На сиё наслоили систему пожизненного найма рабочих с оплатой труда по стажу и конкретному вкладу (снова привет стахановскому движению Сталина) в производство. Сакато объяснял в 1985‑м:
«Мы пришли к выводу, что оценка труда должна быть непрямолинейной. Что такое прямолинейно? Сделал десять штук чего‑то, получи за десять, сделал 15 — получи за пятнадцать. А у нас — иначе. Если человек знает, что при пожизненном найме его будущее обеспечено, то он спокойно работает и старается максимально выложиться. Изменение отношения к труду, возможность проявлять инициативу и творческий характер труда дают огромный эффект. Это тоже оплата по труду, но другого характера».
Происхождение гнилья
И тут японец напоминал, как они заимствовали идеи стахановского и рационализаторского движения СССР времён Сталина. Вопреки мнению зашоренных левацких догматиков японцы успешно применили гениальную находку советской социальной инженерии в своей отнюдь не социалистической, но капиталистической экономике. (А вернее — в экономике смешанной, где частные сектор и инициатива отлично совместились с вполне социалистическим планированием.) И хотя японцы сами не смогли до конца выдержать оную логику (смотрим на кризис 1991 года и долгий японский застой после), хотя у них всё привело к страшному демографическому кризису и духовному опустошению населения, сегодня их путь во многом успешно повторяет Китай.
У нас же со смертью Сталина в 1953‑м началось угасание стахановского движения. Выхолащивание его вплоть до того, что от самого его имени отказались. Не являюсь сторонником полного копирования сталинской модели (ибо она оказалась внутренне неустойчивой и сама породила своих могильщиков — номенклатуру), но вижу, какие гениальные находки той модели можно творчески использовать сегодня, в условиях, когда мы явно попадаем в положение послевоенной Японии — после трёх десятков лет дерибана, деиндустриализации, проматывания сырьевых доходов. Надо будет вытаскивать страну из глубочайшего кризиса. И здесь новое стахановское движение нам сам бог велел начать.
Еще недавно в РФ царили совершенно иные настроения. Дескать, мы безнадёжно отстали, мы ничего не можем производить, кроме сырья, мы всегда проиграем китайцам, европейцам и американцам. Мы навсегда отстали, и даже пробовать рвануть вперёд не надо. Всё в мире производится, все места на рынке заняты. А у нас что ни делай — «жигули» выходят. Да у нас наука ещё в СССР скончалась. И вообще — у русских руки-крюки, и растут они не оттуда…
«А я хотел бы поработать в Америке простым рабочим, — сказал Зайцев. — Мы любим всех учить, а в нас самих ещё много отсталости, только слава что инженеры… Мне орден не за хорошую работу дадут. За порыв, за выдумку. Этим у нас все богаты. Такое иногда выдумаем, что весь мир ахнет. А вот изо дня в день, минута в минуту, одно и то же, сегодня, как вчера, это мы ещё слабы, не привыкли…»
Вы думаете, те строчки, что выше, написаны сегодня? Нет, это отрывок из детектива «Голубой ангел» Льва Овалова, увидевшего свет на страницах журнала «Огонёк» в начале 1941 года. Ещё до Великой Отечественной войны. Уже тогда начиналась гнильца. Так что рассуждения о том, что в массовом производстве русские неконкурентоспособны, отнюдь не новы. То, что «конвейер» надо отдать китайцам с корейцами, а самим стать главными мировыми придумщиками, — это не более чем современная вариация, нашедшая пик в высказывании одного из высокопоставленных членов РСПП в начале 2000‑х: «Да зачем нам новая индустриализация? Наше место в мировом разделении труда — других ресурсами снабжать».
Исток: ноябрь 1935 года
Но вернёмся к истоку и внимательно вчитаемся в речь Иосифа Сталина на первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года[6].
«В чём состоит значение стахановского движения?
Прежде всего, в том, что оно выражает новый подъём социалистического соревнования, новый, высший этап социалистического соревнования. Почему новый, почему высший? Потому что оно, стахановское движение, выгодно отличается как выражение социалистического соревнования от старого этапа социалистического соревнования. В прошлом, года три тому назад, в период первого этапа социалистического соревнования, социалистическое соревнование не обязательно было быть связано с новой техникой. Да тогда у нас, собственно, и не было почти новой техники. Нынешний же этап социалистического соревнования — стахановское движение — наоборот, обязательно связан с новой техникой».
Вспоминаете слова Сакато о том, как они использовали опыт стахановского движения СССР применительно к задачам ускорении научно-технического прогресса в своей стране?
«Стахановское движение — это такое движение рабочих и работниц, которое ставит своей целью преодоление нынешних технических норм, преодоление существующих проектных мощностей, преодоление существующих производственных планов и балансов. Преодоление — потому что они, эти самые нормы, стали уже старыми для наших дней, для наших новых людей. Это движение ломает старые взгляды на технику, ломает старые технические нормы, старые проектные мощности, старые производственные планы и требует создания новых, более высоких технических норм, проектных мощностей, производственных планов. Оно призвано произвести в нашей промышленности революцию. Именно поэтому оно, стахановское движение, является в основе своей глубоко революционным».
Сталин чётко расставляет акценты. Никакого «социализма» в виде уравнительной нищеты! Нет, мы должны превзойти капитализм в производительности труда и на сей основе выстроить общество материального изобилия.
«Но для того, чтобы социализм мог добиться этой своей цели и сделать наше советское общество наиболее зажиточным, необходимо иметь в стране такую производительность труда, которая перекрывает производительность труда передовых капиталистических стран. Без этого нечего и думать об изобилии продуктов и всякого рода предметов потребления. Значение стахановского движения состоит в том, что оно является таким движением, которое ломает старые технические нормы как недостаточные, перекрывает в целом ряде случаев производительность труда передовых капиталистических стран и открывает, таким образом, практическую возможность дальнейшего укрепления социализма в нашей стране, возможность превращения нашей страны в наиболее зажиточную страну».
Для этого нужно создать нового рабочего — титана-творца, который по интеллекту и общему уровню затыкает за пояс работников в капиталистических странах. Всё более приближаясь по развитию к инженеру
«Принцип социализма состоит в том, что в социалистическом обществе каждый работает по своим способностям и получает предметы потребления не по своим потребностям, а по той работе, которую он произвёл для общества. Это значит, что культурно-технический уровень рабочего класса всё ещё невысок, противоположность между трудом умственным и трудом физическим продолжает существовать, производительность труда ещё не так высока, чтобы обеспечить изобилие предметов потребления, ввиду чего общество вынуждено распределять предметы потребления не соответственно потребностям членов общества, а соответственно работе, произведённой ими для общества.
Коммунизм представляет более высокую ступень развития. Принцип коммунизма состоит в том, что в коммунистическом обществе каждый работает по своим способностям и получает предметы потребления не по той работе, которую он произвёл, а по тем потребностям культурно развитого человека, которые у него имеются. Это значит, что культурно-технический уровень рабочего класса стал достаточно высок для того, чтобы подорвать основы противоположности между трудом умственным и трудом физическим, противоположность между трудом умственным и трудом физическим уже исчезла, а производительность труда поднялась на такую высокую ступень, что может обеспечить полное изобилие предметов потребления, ввиду чего общество имеет возможность распределить эти предметы соответственно потребностям его членов.
Некоторые думают, что уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим можно добиться путём некоторого культурно-технического поравнения работников умственного и физического труда на базе снижения культурно-технического уровня инженеров и техников, работников умственного труда до уровня среднеквалифицированных рабочих. Это совершенно неверно. Так могут думать о коммунизме только мелкобуржуазные болтуны. На самом деле уничтожения противоположности между трудом умственным и трудом физическим можно добиться лишь на базе подъёма культурно-технического уровня рабочего класса до уровня работников инженерно-технического труда. Было бы смешно думать, что такой подъём неосуществим. Он вполне осуществим в условиях советского строя, где производительные силы страны освобождены от оков капитализма, где труд освобождён от гнета эксплуатации, где у власти стоит рабочий класс и где молодое поколение рабочего класса имеет все возможности обеспечить себе достаточное техническое образование. Нет никаких оснований сомневаться в том, что только такой культурно-технический подъём рабочего класса может подорвать основы противоположности между трудом умственным и трудом физическим, что только он может обеспечить ту высокую производительность труда и то изобилие предметов потребления, которые необходимы для того, чтобы начать переход от социализма к коммунизму».
Увы, в СССР после Сталина как раз и начинается «поравнение» инженеров и даже учёных со средним рабочим по заработкам. Но он‑то проектировал совершенно иное! ИВС пытается придать стахановскому движению антибюрократический и народный характер.
«Бросается в глаза, прежде всего, тот факт, что оно, это движение, началось как‑то самопроизвольно, почти стихийно, снизу, без какого бы то ни было давления со стороны администрации наших предприятий. Более того. Это движение зародилось и стало развёртываться в известной мере вопреки воле администрации наших предприятий, даже в борьбе с ней. Товарищ Молотов уже рассказывал вам о том, какие муки пришлось пережить товарищу Мусинскому, лесопильщику в Архангельске, когда он тайком от хозяйственной организации, тайком от контролёров вырабатывал новые, более высокие технические нормы. Судьба самого Стаханова была не лучшей, ибо ему приходилось обороняться при своём движении вперёд не только от некоторых членов администрации, но и от некоторых рабочих, высмеивавших и травивших его за «новшества». Что касается Бусыгина, то известно, что он за свои «новшества» чуть было не поплатился потерей работы на заводе, и лишь вмешательство начальника цеха товарища Соколинского помогло ему остаться на заводе.
Как видите, если и имело место какое‑либо воздействие со стороны администрации наших предприятий, то оно шло не навстречу стахановскому движению, а наперекор ему. Стало быть, стахановское движение зародилось и развернулось как движение, идущее снизу. И именно потому, что оно зародилось самопроизвольно, именно потому, что оно идёт снизу, оно является наиболее жизненным и непреодолимым движением современности».
Здесь стоит пояснить, что рабочий Александр Бусыгин (1907–1985), будучи кузнецом на Горьковском автозаводе, смог, применяя рационализаторство, увеличить производство (ковку) коленчатых валов с 675 за смену (норматив) до 1146. Да так, что его пробовали пригласить на заводы «Форда» в Детройт. О шахтере Алексее Стаханове, кажется, напоминать не надо. Но вслушаемся в слова Сталина:
«Можно иметь первоклассную технику, первоклассные заводы и фабрики, но если нет людей, способных оседлать эту технику, техника так и останется у вас голой техникой. Чтобы новая техника могла дать свои результаты, надо иметь ещё людей, кадры рабочих и работниц, способных стать во главе техники и двинуть её вперёд. Зарождение и рост стахановского движения означают, что у нас уже народились такие кадры среди рабочих и работниц. Года два тому назад партия сказала, что, построив новые заводы и фабрики и дав нашим предприятиям новое оборудование, мы сделали лишь половину дела. Партия сказала тогда, что энтузиазм строительства новых заводов надо дополнить энтузиазмом их освоения, что только таким путём можно довести дело до конца. Очевидно, что за эти два года шло освоение этой новой техники и нарождение новых кадров. Теперь ясно, что такие кадры уже имеются у нас. Понятно, что без таких кадров, без этих новых людей у нас не было бы никакого стахановского движения. Таким образом, новые люди из рабочих и работниц, освоившие новую технику, послужили той силой, которая оформила и двинула вперёд стахановское движение».
Сталин делает движение стахановцев средством преодоления сопротивления старого административного аппарата. Того, кто создавал нормы выработки с учётом низкого образовательного и квалификационного уровня рабочих. Но не надо делать высокие достижения новыми нормативами: нужно к ним тянуться, устанавливая новые показатели посередине между старыми нормами и рекордами. Однако сопротивление старого аппарата (ежели он не хочет влиться в новое движение) нужно ломать силой.
«Придётся в первую очередь убеждать, терпеливо и по‑товарищески убеждать эти консервативные элементы промышленности в прогрессивности стахановского движения и в необходимости перестроиться на стахановский лад. А если убеждения не помогут, придётся принять более решительные меры. Взять, например, наркомат путей сообщения. В центральном аппарате этого наркомата недавно существовала группа профессоров, инженеров и других знатоков дела — среди них были и коммунисты, — которая уверяла всех в том, что 13–14 километров коммерческой скорости в час является пределом, дальше которого нельзя, невозможно двигаться, если не хотят вступить в противоречие с «наукой об эксплуатации». Это была довольно авторитетная группа, которая проповедовала свои взгляды устно и печатно, давала инструкции соответствующим органам НКПС и вообще являлась «властителем дум» среди эксплуатационников. Мы, не знатоки дела, на основании предложений целого ряда практиков железнодорожного дела, в свою очередь, уверяли этих авторитетных профессоров, что 13–14 километров не могут быть пределом, что при известной организации дела можно расширить этот предел. В ответ на это эта группа, вместо того чтобы прислушаться к голосу опыта и практики и пересмотреть своё отношение к делу, бросилась в борьбу с прогрессивными элементами железнодорожного дела и ещё больше усилила пропаганду своих консервативных взглядов. Понятно, что нам пришлось дать этим уважаемым людям слегка в зубы и вежливенько выпроводить их из центрального аппарата НКПС. И что же? Мы имеем теперь коммерческую скорость в 18–19 километров в час. Мне думается, товарищи, что в крайнем случае придётся прибегнуть к этому методу и в других областях нашего народного хозяйства, если, конечно, упорствующие консерваторы не перестанут мешать и бросать палки в колёса стахановскому движению.
…Задача состоит в том, чтобы помочь перестроиться и возглавить стахановское движение тем хозяйственникам, инженерам и техникам, которые не хотят мешать стахановскому движению, которые сочувствуют этому движению, но не сумели ещё перестроиться, не сумели ещё возглавить стахановское движение. Я должен сказать, товарищи, что таких хозяйственников, инженеров и техников имеется у нас немало. И если мы поможем этим товарищам, то их будет у нас, несомненно, ещё больше».
Сталин делает заявку на то, что движение стахановцев станет источником «свежей крови» для советского высшего руководства (хотя и не говорит о сём прямо). Он создаёт социальный лифт для выдвижения наверх самых достойных и созидательных, этакое лекарство против бюрократизации и «окукливания» партийно-государственной номенклатуры:
«…Ленин учил, что настоящими руководителями-большевиками могут быть только такие руководители, которые умеют не только учить рабочих и крестьян, но и учиться у них. Кое-кому из большевиков эти слова Ленина не понравились. Но история показывает, что Ленин оказался прав и в этой области на все сто процентов. В самом деле, миллионы трудящихся, рабочих и крестьян трудятся, живут, борются. Кто может сомневаться в том, что эти люди живут не впустую, что, живя и борясь, эти люди накапливают громадный практический опыт? Разве можно сомневаться в том, что руководители, пренебрегающие этим опытом, не могут считаться настоящими руководителями? Стало быть, мы, руководители партии и правительства, должны не только учить рабочих, но и учиться у них. Что вы, члены настоящего совещания, кое‑чему поучились здесь, на совещании, у руководителей нашего правительства, этого я не стану отрицать. Но нельзя отрицать и того, что и мы, руководители правительства, многому поучились у вас, у стахановцев, у членов настоящего совещания. Так вот, спасибо вам, товарищи, за учебу, большое спасибо!
Наконец, два слова о том, как следовало бы ознаменовать настоящее совещание. Мы здесь в президиуме совещались и решили, что придётся как‑либо отметить это совещание руководителей власти с руководителями стахановского движения. И вот мы пришли к такому решению, что человек 100–120 из вас придётся представить к высшей награде».
Таким образом, замах был сделан сильно и очень правильно. Забегая вперёд, скажем, что в наши дни стахановское движение возрождает на базе Кировского завода его директор, Сергей Серебряков.
Но что случилось с великим почином Сталина? И почему сейчас наши менеджеры учатся организации труда у японцев, по сути — переработанному стахановству? И почему Япония даже после кризиса 1991 года и долгого последующего застоя стоит неизмеримо выше РФ по технологическому и промышленному развитию?
3. Угасший импульс
Взлёт и упадок стахановского движения
Стахановское движение стало могучим эликсиром силы для магической цивилизации Сталина, одной из опор его стратегии чуда. Однако почему оно, вспыхнув новорождённой звездой, затем угасло? Превратилось в формальность, и даже изначальное своё имя утратило?
Попробуем сиё установить. Сперва включив наш хроноскоп.
Пример Либермана
Откроем уже пожелтевшие страницы, изучая начало стахановства, а не его бесславное угасание при Брежневе. Да, спору нет: махинации на модном движении случались. Говоря нынешним языком, «хайп ловили» ради красивых отчётов в Москву. Но мы рассмотрим лишь реальные примеры успехов.
Достижения начальника цеха Днепропетровского металлургического завода имени Дзержинского инженера Либермана — тому примером. (Увы, не удалось отыскать его имени.) Мы находим их описание в том же первом номере «Техники — молодежи» за 1936 год.
Итак, инженер, возглавляя цех среднесортного проката, смог так улучшить американскую технологию, что он начал давать вместо 380 прокатанных болванок в смену 500–600. Как это удалось? Инженер тщательно изучил процесс и увидел возможности и повысить культуру производства, и улучшить технологию. Он не погонял кнутом работников: работайте до упаду! Нет, он увидел, что, например, надо заделать брешь в стене между цехом и электрической подстанцией.
«Для начала Либерман взялся за электрическую подстанцию. Подстанция приводит в движение моторы и вентиляторы, освещает цех — в ней сосредоточена жизнь производства. Авария станции немедленно остановит цех
В каменной стене, отделяющей помещение подстанции от цеха, зияет огромная дыра. Из цеха беспрепятственно проникают клубы дыма и копоти, на приборах, по которым идёт ток в тысячи вольт, — наросты сажи. Каждую минуту можно ждать короткого замыкания. Ток пройдёт по слою сажи, хорошо проводящему электричество, и подстанция надолго выйдет из строя.
Либерман решает остановить цех. Он руководствуется простым соображением профилактики. Он страхует цех от катастрофы. На подстанцию приходят монтёры, штукатуры, уборщицы. Идёт чистка, уборка, ремонт. Доступ грязи и копоти прекращён совсем немудрёным способом — заделывается отверстие в стене».
А дальше он, потратив много усилий, создал новый режим работы печей американского образца и перестроил их (поднял свод и выложил разградительные стенки в них). Улучшил работу вентилятора охлаждения болванок после печей. По-новому разделил потоки болванок, идущих на прокатный стан. Изменил даже размеры болванок на более оптимальные, смог найти новый режим работы электромотора прокатного стана. Смог по‑новому организовать расстановку рабочих цеха и их операции.
«Конечно, самому Либерману эти работы стоили тревожных дней и бессонных ночей. Он рассказывает, что, когда был закончен подъём свода, никак не могли пустить печь. Отсутствовала тяга — топливо отказывалось гореть, и целые сутки Либерман не отходил от печи.
На другой день нехорошие слушки поползли по заводу. Либермана участливо спрашивали: «Правда ли, что в печах ты напорол?»
В который раз проверял свои расчёты Либерман и каждый раз убеждался, что ошибки быть не могло. А печь всё не шла. Только через двое суток было обнаружено, что в дымоходе — в борове, проложенном в земле, — оказалась вода. Рядом с боровом шла старая водяная труба, вода просочилась сквозь кладку борова, и это препятствовало пуску печи. Немедленно в борове разложили костры, вода испарилась, и печь заработала нормально».
Да, шаг был рискованным. Могли ведь и ретивые «компетентные органы» прийти и начать дело о вредительстве. Но обошлось. Победителя же не судят.
«Работа в ритме способствовала непрерывному повышению производительности цеха. Изменилась организация труда на прокатном стане — люди научились считать секунды. До того как стахановское движение охватило рабочих цеха, единицей измерения была болванка. Каждая бригада должна была прокатать определённое количество болванок — 20 штук, после чего к рабочему месту становилась другая бригада. В течение всего рабочего дня две бригады поочередно становились к стану. Одна бригада прокатает свою норму и отдыхает. В это время необходимое количество болванок гонит другая бригада. Естественно, что времени на прокат той или иной партии уходило много и экономить время никому не приходило в голову.
Теперь каждая бригада разбивается на две полубригады, которые сменяют друг друга каждые 15 минут по сигналу машиниста стана. В этом случае единицей измерения труда становится уже не болванка, а минута. Люди стараются уже не выгнать положенную норму, а прокатать болванок возможно больше в 15 минут.
Такая система организации труда ещё сильнее двинула вперёд производительность стана и улучшила производственный ритм работы цеха».
А вот и зримое отражение достигнутого успеха: Либерман отмечен. Итак, его зарплата за август 1935 года — 900 рублей (90 рублей после деноминации 1961 г., но с учётом инфляции — где‑то 150 брежневских. Как видите — достаточно скромно). Однако в том же августе инженер получил 450 целковых как премиальные. На круг — 1350руб. В сентябре — уже 2183 руб. А в ноябре 1935‑го — 4249. То есть его заработки выросли в 4,5 раза. По сути дела, мы видим нынешнее японское или южно-корейское управление предприятиями (экономичный менеджмент), но намного раньше. Нужно ли такое нынче на Руси? Как воздух необходимо. Забегая вперёд: такое сейчас возрождается на Кировском заводе и «Ростсельмаше».
Экономия и бережливость
«Экономия и бережливость» — под таким заголовком в июньском номере «Техники — молодёжи» за 1941 год выходит статья о стахановцах столичного кондитерского завода «Красный октябрь». Отсюда мы узнаём, что в феврале 1941 года XVIII партконференция поставила чёткую задачу: «…К возможностям и резервам дальнейшего роста производства относятся снижение себестоимости и многочисленных непроизводительных издержек». Звучит крайне актуально! Конференция ставит задачи: выдвигать наверх отличившихся стахановцев, смелее использовать передовую технику для снижения затрат.
Статья же посвящена тому, как карамельный цех утратил первенство в соцсоревновании осенью 1940 года — у него затраты вдруг выросли на десятки тысяч рублей. Но коллектив всё‑таки их сократил. Оказывается, и мешки, в коих сахар привозят, не возвращались, а это накрутило 40 тысяч рублей издержек. И патоку проливали при производстве. «Язва расточительности пустила корни на производстве». Перерасход сырья разных видов в 135 тонн нашёлся. Но навалились на проблему дружно, ликвидировали протечки в трубах (чтобы сироп не утекал), создали аппарат-ветродуй для полной очистки мешков от сахара, прошлись по всем звеньям производственного процесса — и снова оказались в числе передовиков.
«Ещё более организованный и планомерный характер приняла борьба с расточительством после XVIII партийной конференции. Добиться снижения себестоимости на 3,7% стало делом чести каждого комсомольца, каждого честного рабочего и работницы фабрики “Красный октябрь”», — читаем в статье.
Как поощрялись герои движения?
Но не менее интересно то, как поощрялись те, кто участвовал в новом движении, где сливались воедино технические новации, повышение культуры производства и научная организация труда. Возьмём как пример внедрение великого предвоенного прорыва Института сварки Евгений Патона — первых в мире роботов-сварщиков. Тех, что экономили труд 10–15 человек (каждая установка!), обеспечивая устойчивое качество швов.
Постановление ЦК компартии и правительства СССР, вышедшее в декабре 1940 года и посвящённое патоновской автосварке, устанавливало сроки внедрения технологии, равно как и личную ответственность наркомов за порученные дела. Любопытно, как оно предусматривало поощрение новаторов. Самому Евгению Патону полагалась премия 50 тысяч рублей, 100 тысяч — на премирование наиболее отличившихся научных сотрудников его института. 1,2 миллиона рублей отпускалось на премии заводским работникам, особо отличившимся при внедрении новой технологии на своих предприятиях. Одновременно 3,5 миллиона ассигновали на постройку нового здания Института электросварки (ИЭС) и покупку нового оборудования. Да, нынешние постановления правительства РФ — бледная тень таких вот проработанных документов.
Меня особенно поражает то, что академик Патон сам ставил задачи перед своим институтом, причём возникали они из теснейшего взаимодействия с работающей промышленностью и на коммерческой основе. А вот дальше Сталин и уже его команда смогли оценить плоды предприимчивости Патона и ему подобных новаторов, вовремя подхватив инициативу и направив в неё ресурсы государства.
При этом государство с лихвой окупало то, что тратило на вознаграждение новаторов.
Возьмём того же Патона. Дальнейший ход событий известен. И то, как грянула война, как институт эвакуировали в Нижний Тагил, и то, как автоматы АСС («Патоны») работали с 1942 года на всех предприятиях легендарного «танкограда». Если в 1941 году на заводах страны работали всего три робота «Патон», то к декабрю 1944‑го — уже 133. Причём работать на них могли подростки и женщины. Курьёз: свою первую степень кандидата наук Патон получил лишь в 1945 году. Но истинной его диссертацией стали эпохальные технологические прорывы и 110 построенных мостов. Тогда государство оценивало учёных по реальным делам, а не по «индексу цитируемости»
Во время войны Патон применяет свой излюбленный приём — соединяет науку и завод. Эвакуированный ИЭС превращается практически в один из цехов «танкограда». Научные сотрудники ходят совсем не в белых халатах: они перемазаны машинным маслом, испачканы окалиной и не вылезают из цехов, налаживая работу сварочных автоматов (с конца 1941 года «Патоны» получают название АСС). За годы войны ИЭС делает то, на что в мирный период потребовалось бы двадцатилетие. В инициативном порядке, без команд из наркомата патоновцы создают свои сварочные автоматы. Упрощают их. Используют способность электрической дуги к саморегуляции. Процесс производства танков невиданно ускоряется, прочные сварочные швы выдерживают удары бронебойных снарядов. Исследуя образцы немецкой техники, учёные понимают: гитлеровские заводы варят броневые плиты вручную, качество швов намного хуже. Враг вынужден использовать при выпуске своих танков труд множества квалифицированных рабочих. А в «танкограде» к пультам управления роботами АСС становятся вчерашние дилетанты: студент театрального техникума, сельский учитель-математик, чабан из Дагестана, бухарский хлопковод, художник с Украины. На АСС работают мальчишки, женщины…
А в 1945 году сварочные роботы-тракторы патоновцев уже вовсю работают на строительстве первого газопровода «Саратов — Москва».
Да только ли с Патоном такое было? В дни битвы под Москвой, в самом конце 1941 года, в Москве открылся первенец новой эры — первый полностью автоматизированный завод-робот.
«…От пульта управления уходила вдаль станочная “улица”, пронизанная тысячами проводов, передающих мгновенные электрические импульсы во множество направлений. И рельсы как на настоящей улице. И как только человек нажимает кнопку на пульте, по рельсам движется крупная деталь трактора, и без всякого вмешательства человека целый арсенал инструментов последовательно приходит в действие, сверлит, фрезерует, поворачивает деталь, совершает ряд новых и новых операций, пока, наконец, готовая деталь не выйдет из “тоннеля” в дальнем конце автоматической линии.
Сто тридцать семь различных операций производится одновременно на всём протяжении “улицы”…
Это сделано москвичами. Удивительное сооружение задумано и осуществлено конструкторами института ЭНИМС. На сооружении стоит марка московского экспериментального завода “Станкоконструкция”»
Так писал в журнале «Огонек» (сентябрь 1947 года) Евгений Кригер.
Исходная энергия импульса
Социальная инженерия Сталина тут понятна. В СССР существовала крайне жёсткая политическая система. Фактически — власть аппарата одной партии (ВКП (б), позже — КПСС), организованного иерархически и по‑военному. Собственно, Советы стали бутафорией, реальной властью они не обладали. Да и в партии выборы шли «как надо» начальству. Свободных конкурентных выборов в СССР не было. Сталину не дали их ввести в 1936 году, как вы помните. То есть молодому и амбициозному, способному и талантливому человеку в Союзе не удавалось выдвинуться ни на уровне местного самоуправления (коего фактически не имелось), ни на привычном политическом поприще. Движение по карьерным ступеням в партийном и государственном аппарате связывалось со значительными издержками и, хотя и служило работающим социальным лифтом, было явно недостаточным.
Сталин предложил направить энергию умных и энергичных в созидательное, творческое, производственное русло. Сиё было намного разумнее практики культурной революции Мао (с 1967 г.), когда амбициозная молодёжь направила свою энергию на разгром старых партийных штабов. Сталин применил некую сублимацию. Если в викторианской Англии подавление сексуальности высвобождало энергию для предпринимательства, науки, военной и государственной карьеры, то в Союзе стахановство позволяло направить силы молодых на грандиозный проект созидания высокоразвитой промышленной страны.
Такое движение играло и вторую важную роль — замены свободной рыночной конкуренции. Экономика СССР всегда была склонной к монополизму. А значит — к завышению цен (или издержек) на продукцию и к падению её качества. В капиталистических экономиках против этого работала рыночная конкуренция. Ежели «Форд» задерёт цены на свои авто и снизит качество — у него рынок отберут «Бьюик» и «Дженерал Моторз». Накажут. Такого механизма у Сталина не имелось, а пускать в страну иностранные товары для конкуренции (как предлагал Троцкий) он не желал. Ибо понимал, что сильные западные корпорации могут демпингом и господдержкой экспорта со стороны своих правительств заглушить рост отечественной индустрии. Тогда он выстроил замену рыночной конкуренции — стройную систему принуждения производителей СССР к снижению издержек, а следовательно — и цен. Стахановское движение органично вписывалось в оную схему. (Как мы знаем, таким примером вдохновились и японские послевоенные корпорации.)
Синхронно выдающиеся стахановцы превращались в золотой кадровый резерв. Их можно было выдвигать не только в командный состав промышленности, но и в партийно-государственный аппарат.
Сталинский менеджмент старался заинтересовать руководителей предприятий в стахановцах. В 1936 году при предприятиях создают фонд директоров (ФД). Он прямо побуждает заводы, фабрики и прочие предприятия бороться за эффективность и рентабельность.
ФД наполнялся из отчислений 4% от плановой и 50% от сверхплановой прибыли. Средства из него могли идти на строительство жилищных и культурно-бытовых объектов для работников предприятия, на расширение производства, на индивидуальное премирование особо отличившихся работников, на материальную помощь работникам и путёвки в санатории и дома отдыха, на рационализаторские работы, на дополнительные капитальные работы, техническую пропаганду и другое. При обязательном участии фабзавкома в распределении этих денег[7].
Во время войны такие ФД не работали. Но уже «постановлением Совета министров СССР от 5 дек. 1946 г. ФД вновь был создан на всех хозрасчетных предприятиях, имеющих самостоятельный баланс. Отчисления в фонд могли производиться при выполнении или перевыполнении предприятием государственного плана по выпуску товарной продукции в установленном ассортименте, задания по снижению себестоимости и плана по прибыли от реализации продукции. Источниками образования фонда служила прибыль или экономия от снижения себестоимости продукции. От плановой прибыли (экономии) отчисления составляли от 2 до 10%, а от сверхплановой прибыли (экономии) — от 25 до 75%. Средства фонда использовались на расширение производства, на строительство и ремонт жилищного фонда предприятий (сверх планов капитальных вложений), на улучшение культурнобытового обслуживания работников, выдачу индивидуальных премий, приобретение путёвок в дома отдыха и санатории и на оказание единовременной помощи рабочим»[8].
В 1949 году в СССР повысили оптовые закупочные цены, и отчисления в ФД снизили: от плановой прибыли — на 5%, от сверплановой — на 40. Ну а сам ФД (переименованный в Фонд предприятия в 1955‑м) просуществовал до косыгинской реформы 1965 года. Удивительно, но опыт использования сего механизма до сих пор толком не изучен и не систематизирован[9].
Угасание
Отсюда и понятно, почему стахановское движение после смерти Сталина в 1953‑м и имя славное теряет, и постепенно вырождается в формальность (исключая попытку главы Госкомтруда Юрия Баталина возродить движение на новом уровне в 1983–1985 годах). Дело в том, что сталинская модель экономики сама породила своих убийц — всевластную номенклатуру. Сталин заставлял её работать на износ, отвечая за десятки показателей. Имея нешуточные привилегии, номенклатура была вынуждена дневать и ночевать в своих кабинетах, не имея возможности насладиться своим положением, всеми этими обильными пайками и санаториями. Мало того, номенклатура жила в вечном страхе, что за нею могут прийти «компетентные органы». Немудрено, что она после смерти Сталина логично выдвинула Хрущёва, солидарно с ним приступив к демонтажу знаменитой экономической модели, приведя всё в конце концов к слому механизма борьбы с ростом издержек. Открыв дорогу полному застою и отторжению инноваций промышленностью. Что, как мы помним, стало сквозной темой советских сатирических журналов и критических публикаций. Потом будет подсчитано, что лишь 2% советских авторских свидетельств об изобретениях оказались востребованными производством, и прежде всего статистику испортят именно послесталинские времена. Когда прочно укоренится традиция: все заимствовать с Запада или из Японии.
Впрочем, первые тучки, закрывающие солнце, отмечены уже на XVIII партийной конференции в феврале 1941‑го. Уже тогда звучат слова о том, что работники наркоматов (министерств) и руководство предприятиями часто подходят к делу бюрократически формально. Оно и понятно: стахановцы нарушали налаженный ритм жизни начальства. Уже в послевоенном СССР выяснилось (посмотрите дело об опале академика Петра Капицы): директора заводов и министерские работники, отвечая головой за поставленные перед ними задания, всё чаще предпочитают использовать проверенные западные технологии. Ну и что, что они вчерашние? Зато проверенные. А с нашими рационализаторами — ещё неизвестно, что получится. И с нашими изобретателями. А мне, дескать, лично отвечать. На Западе же всё попробовали, рискнули, отработали. За провал меня накажут, а вот за встраивание в хвост Западу (но при выполнении плана) — нет. И даже поощрят. Сама история с Капицей-старшим, который пытался не копировать немецкую технологию получения кислорода из атмосферы, а развивать свою, тубодетандерную, каковой не было тогда ещё ни у кого в мире, весьма красноречива.
Сворачивая фонды директоров предприятий, торжествующая номенклатура, увлечённая развенчанием культа Сталина и отменой его новаций, одновременно ставила на люмпена. Мол, ФД достаётся только руководящим работникам заводов и верхушке рабочих. И вообще, государственные директора с ФД ведут себя чуть ли не как частные владельцы. И в итоге мы пришли к состоянию, когда наши авторские свидетельства находили применение в Японии, но не в Советском Союзе.
Так, увы, и угас великий импульс. Но в истории СССР оставалась ещё одна попытка сделать рабочих творцами и новой знатью…
4. Стахановцы без Сталина
Последняя попытка Юрия Баталина — и новая надежда Сергея Серебрякова
Андроповский глава Госкомтруда
Мы не можем пройти мимо ещё одной попытки поднять знамя стахановского движения. Правда, под иным названием и уже без Сталина. В то самое переломное время после смерти Брежнева. Уроки той благородной попытки ценны и для грядущей Великой России.
Начало 1980‑х запомнилось мне как нечто сумеречное. Да, не мрак, но солнца не видно за серой хмарью. Везде висят алые вымпелы «Победителю социалистического соревнования», но взгляд равнодушно скользит по ним. Ибо воцарились цинизм и неверие в коммунистические идеалы, прилавки магазинов пустеют (первые талоны на вареную колбасу — 1978 г. в Мурманске и Свердловске). А граждане СССР с завистью наблюдают сцены изобилия в кино с Жаном-Полем Бельмондо.
Смерть Брежнева в ноябре 1982‑го встречаем с надеждой на перемены, на нового (и как нам тогда казалось) перспективного генсека — Юрия Андропова. Именно он в апреле 1983‑го приглашает на должность председателя Госкомитета СССР по труду и социальной политике выдающегося отечественного строителя Юрия Баталина (1927–2013).
Сам Юрий Петрович был поистине самородком. Выдвинулся он на труднейшем строительстве трубопроводов в Западной Сибири. Применил там и самые передовые методы строительства (блочномодульное, со снижением затрат и сокращением времени), и новые методы бригадного подряда, и свои формы соревнования. В апреле 1983 года Ю. Баталин приходит практически в мёртвое ведомство. И пытается, по сути, дать новое дыхание движению рабочих за передовые методы организации труда и производства. Тем более Андропов поставил целью рост производительности труда и борьбу с застоем в экономике.
Госкомтруда СССР при Баталине стал штабом по сути нового стахановства.
Смелые эксперименты
И ведь было из чего выбирать. С 1967 года специалисты наблюдали за ходом эксперимента на Щекинском химкомбинате. Там предприятию разрешили сохранять фонд заработной платы при сокращении числа работников. Помогло: комбинат сократил штаты на 15%. Но дальше сей резерв повышения производительности труда оказался исчерпанным. Баталин сразу же видит это и утверждает: дальше нужны техническое перевооружение и автоматизация производства. А для сего потребны более перспективные бригадные формы организации и стимулирования труда. Госкомтруда предлагает предприятиям самим устанавливать тарифные сетки оплаты рабочих. С трудом, но это приняли. А вот предложение Юрия Петровича массой переводить прачечные, парикмахерские, ремонтные мастерские на аренду коллективами (по сути, развивать малый бизнес) тогда не прошло.
Но коньком Ю. Баталина был бригадный (а шире — коллективный) подряд. По сути, старый добрый артельный. Причём не только на шахтах или в металлургии. В те годы на Ивановском станкостроительном заводе Владимир Кабаидзе применяет необычную систему для того, чтобы как можно скорее наладить выпуск станков с числовым программным управлением. Кабаидзе брал молодых и амбициозных выпускников вузов, выказавших конструкторские способности, и делал их целевыми руководителями, главными конструкторами новых станков. И оклады им устанавливал высокие по тем временам — на уровне завлабов НИИ первой категории, имеющих учёные степени. То есть применял опыт Сталина. Такой целевой руководитель-конструктор обретал права главного инженера объединения в части руководства всем циклом создания станка. От конструирования до соблюдения технологии производства. На всё это наложилась система морального и материального стимулирования. И чудо: продукция ивановцев достигла европейского уровня. Даже на экспорт пошла в капиталистические страны.
Тут мы видим прямой аналог ставки Сталина на молодых и амбициозных авиаконструкторов накануне войны, когда пришлось бороться с кризисом отставания от Германии в советской авиапромышленности. Когда и появились КБ-фирмы Лавочкина, Яковлева, Микояна и Гуревича, Ильюшина. Что ж, тот опыт Кабаидзе вполне можно применить и сегодня.
А Юрий Баталин без устали колесит по стране. Изучает опыт бригадного подряда, систематизирует его. Его мечта — скрестить современность и русские исконные традиции артельного труда, преодолев отчуждение работников от почти тотально государственной собственности, сделав их сотворцами успеха. Вот в Запорожье на трансформаторном заводе он видит, как основная бригада Петра Кулябы развивается. Её рабочие берут на себя дополнительные функции крановщиков, стропальщиков, комплектовщиков, уборщиц. Бригадир-техник совмещает свои обязанности с функциями двух мастеров. Итог: за два года производительность труда в бригаде растет на 25%, зарплата — на 18 процентов. А вот мастер-бригадир Анатолий Степаненко смог сократить численность рабочих с 80 до 37 человек, высвободить трёх инженеров.
Ерунда? Как бы не так! В 1984 году знаменитый Ли Яккокка, успевший потрудиться вице-президентом и «Форда», и «Крайслера», сокрушался: американские рабочие автопрома — формалисты. Люди одной функции. Они выполняют лишь прописанные обязанности. Поломался, скажем, гайковерт — синий воротничок из США будет ждать прибытия ремонтника и загорать. А японские работники исправят всё сами, если могут, — лишь бы не простаивать. Они совмещают в себе несколько функций. Как видите, мы шли по самому передовому пути.
Баталин впечатлён опытом Калужского турбинного завода. С 1973 года тот создавал сквозные бригады — направленные на конечную продукцию и работающие на условиях внутреннего хозрасчёта. Да ещё и самоуправление на предприятии ввели: заводской совет бригадиров, советы бригадиров в цехах и на участках, советы самих бригад. Их синергия с инженерами и управленцами удивительна. Например, надо было освоить производство очень сложного энергоблока трудоёмкостью в 2,5 миллиона человекочасов. Когда попытки конструкторов и инженерно-технических работников снизить трудоёмкость не увенчались успехом, к делу подключили совет бригадиров. За два месяца они принесли столько рационализаторских предложений, что трудоёмкость изготовления блока упала до 1,2 миллиона человеко-часов. Годовой прирост производства Калужского турбинного полтора десятка лет держался на уроне 10,5%, производительности труда — 9,2%.
Лишний раз подтвердилась истина: коллектив завода как соборный разум знает о предприятии больше, чем его руководство. Надо лишь задействовать сей коллективный ум!
Юрий Баталин присутствует на совете бригадиров. Спрашивает: а как избежать уравниловки при оплате труда в бригаде? Кипят жаркие споры, но бригадиры приходят к выводу: лучшим работникам надо устанавливать более высокую тарифную ставку, лучше использовать КТУ — коэффициент трудового участия, что устанавливается на совете бригады…
А вот колхоз «Путь к коммунизму» ввёл систему внутрихозяйственного хозрасчёта. Все работники хозяйства разбились на звенья: по управлению, планированию, бухгалтерии, социально-бытовому обслуживанию, растениеводческие бригады, животноводческие. Утвердили свои нормы и нормативы, ввели чековые книжки и сметы затрат по каждому виду деятельности. Чеки предъявлялись к оплате в бухгалтерию колхоза. В чеках шёл первоначальный расчёт со смежниками — «Сельхозтехникой», строителями. А экономия, выраженная в неизрасходованных чеках, шла на премирование работников звеньев и бригад. И что же? В первый же год работы такой системы производительность труда подскочила на 20%, прибыль — в среднем на 30 процентов. Люди стали строить новые сквозные бригады, животноводы объединились с кормозаготовителями. Ибо так работается лучше.
Словосочетание «бригадный подряд» стало тогда знамением времени. Баталин защищает артели золотодобытчиков. Они, как оказалось, применяют методы сквозных бригад и совмещение профессий. Используя списанную технику, золотопромышленные артели сдавали золото государству по 4 рубля за грамм, тогда как себестоимость добычи жёлтого металла на госпредприятиях была в два с половиной раза выше. Работая по 12 часов, артельщики зарабатывали по 1000–1200 рублей в месяц. (Для справки: доктор наук, профессор в СССР — это примерно 500 рублей зарплаты.) То есть артельщики зарабатывали в пять-шесть раз больше, чем наёмные работники в среднем по стране.
Баталинские эксперименты касались и крупных заводов. Например, в пяти крупнейших объединениях Ленинграда начали эксперимент по самонормированию труда и самостоятельному использованию фондов заработной платы коллективами конструкторов и технологов. Нужно было избавиться от уравниловки в оплате труда оных. Централизованные схемы и нормативы с этим не справлялись. А тут люди сами организовались, определили оптимальную численность своих отделов, создали фонд надбавок к заработной плате — и вот производительность их труда выросла на 14–15%. Максимальные надбавки для лучших конструкторов и технологов достигли 75 процентов от их ставок. Сроки постановки новых изделий в производство сократились на несколько месяцев, материалоёмкость и трудоёмкость продукции в среднем упала на 10%. Стали образовываться — под конкретные задачи — ВТК, временные творческие коллективы. То есть ломались бюрократические барьеры, дело становилось живым. (В эксперименте участвовали такие тогдашние гиганты наукоёмкой промышленности, как «Электросила». «Светлана», «Ижорский завод».)
Вековые традиции и перекличка со Сталиным
К 1985 году Госкомтруда обладал уже достаточным массивом опытных данных, который позволил определить направления нового стахановства. Вот что писал сам Юрий Баталин:
«Первое направление получило теоретическое обоснование в результате переосмысления особенностей труда в нашей стране: общинный характер работы, артельность, наработанные веками коллективизм, взаимопомощь и взаимовыручка. Отсюда наиболее важным в формировании новых подходов в области труда в целом и его стимулирования, в частности, являются коллективистские начала. Обращала на себя внимание эффективность, достигнутая на основе ударничества и стахановского движения. Достижения передовых рабочих были настолько огромны, что меняли представления о реальных возможностях человека. Естественно, это оказывало влияние на формирование норм труда, всей системы организации, планирование производства, стимулирование и нормирование труда. Было удивительным, что первые гиганты промышленности (автомобильные, металлургические и тракторные заводы) сооружались за полтора — два с половиной года»[10].
Баталин приходит к выводу: «сдельщиков» в военные и первые мирные годы в общественном производстве насчитывалось 72%. А в начале 80‑х — лишь 42–43 процента. О чем сиё говорит? Раньше, при индивидуальной сдельщине, каждый видел результаты своего труда, ощущал рост своего благосостояния. А когда стало больше «поврёменщиков», тесная связь заработков с конечным результатом перестала прослеживаться. А бригады не могли эффективно работать, сильно завися от «повремёнщиков». Те, сидя на голом «тарифе», сильно завидовали «сдельщику», ибо зарабатывали меньше.
Решение напрашивалось само собой: создавать комплексные, сквозные бригады, в которые нужно включать и обслуживающий персонал (обслуживание и обеспечение), как можно больше используя сдельную оплату труда. Включать в бригады инженеров. Тогда возбуждается творческая энергия людей. Освоение более современных видов производств и технологических процессов просто невозможно без создания единых коллективов, артелей, где есть и работники умственного труда, и «повремёнщики». А это — скачок от комплексных бригад к коллективному подряду. На крупные структуры, нацеленные на конечные результаты. И это будет уже не индивидуальная сдельщина, как при Сталине, а коллективная.
Что такое коллективный подряд? Форма хозяйствования, что сочетает преимущества артельного, коллективного труда и выгоды хозрасчёта. И это — мостик к аренде, школа самостоятельности и ответственности.
«Компас» как дерзкий эксперимент
Приведём ещё один пример из тех лет.
Советский Союз, поставив во главу своего общественного устройства труд и творчество, делал немало для того, чтобы создать эффективные сообщества тружеников. В идеале предприятия и организации должны состоять из людей, любящих своё дело, неравнодушных, работающих с полной отдачей, предлагающих улучшения процесса на каждом шагу
Задача не из лёгких. В СССР львиная доля собственности перешла в руки государства, под управление бюрократического аппарата, номенклатуры, если точнее — отдельного класса со своими привилегиями. Который начал замыкаться в себе, женить своих детей меж собою. Работники в СССР оказались отчуждёнными от собственности, как и в капитализме, — только на место капиталистов — владельцев фабрикзаводов — заступило государство. Как же в таких условиях побудить людей труда работать неравнодушно, на общее благо? В Советском Союзе перепробовали множество социальных технологий. И потогонную систему Тейлора (за неё ратовал Ленин), где рабочий превращается в живой автомат, подчиняющийся командам управленцев. И прямое принуждение, и социалистическое соревнование с возвеличиванием самых трудолюбивых. И НОТ — научную организацию труда, певцом коей стал поэт Иван Гастев. И то же движение стахановцев…
Но в 1982 году Валерий Водянов, специалист по организационным технологиям, внедрил на строительстве Калининской АЭС свою систему «Компас». Ещё не имея в распоряжении ни доступных персональных компьютеров, ни интернета и корпоративных информсетей, Водянов использовал гениально простые методы. Во-первых, так называемую «бизнес-гармонь» — паспорт каждого работника, куда он записывает, что он и для кого делает, а также — кто и что делает по его заказам. В одной графе, проще говоря, — заказчики, в другой — подрядчики. И такие «бизнес-гармони» ввели для всех — от начальников до самых низовых работников. Одновременно каждый может поставить оценку своим подрядчикам. Скажем, строитель в своём паспорте выставляет оценки всем, кто обеспечивает ему процесс: тем, кто даёт бетон, налаживает технику, роет траншеи, трубы кладёт, стряпает пищу. Соответственно получают оценки и поставщики управленческих услуг — бригадиры и начальники. И точно так же деятельность строителя оценят все, кто с ним связан. Начисленные плюсы и минусы выводятся на общий рейтинг-экран, где есть всё — от самых главных управляющих до рядовых сотрудников. И там видно, кто и что наработал за прошедший месяц. Причём оценки выставляются не произволом начальства, а как бы общим разумом всего коллектива. В случае с Калининской АЭС то был просто большой лист ватмана, а не громадный жидкокристаллический дисплей.
Но Водянов пошёл дальше и убедил руководство стройки ввести ещё один механизм циркулирования информации — денежный. Проще говоря, каждый работник получал в распоряжение небольшую сумму из фонда материального стимулирования. Сам на себя он потратить её не мог, но зато мог поделить её и направить тем, кто, по его мнению, работает хорошо и помогает ему, работнику, делать своё дело. Например, нравится рабочему Иванову, как вертится его бригадир, простоев не допускает — и он ему пять рублей начислит. (Берём ещё советские масштабы цен, когда зарплаты основного персонала колебались в пределах от 70 до 300 рублей в месяц.) Хорошо укладчик бетона Вася вкалывает, не портачит — и ему энное число рубликов человек начислит. А захочет — и самому директору чего‑то отправит, если сочтёт, что он хорошо стройкой руководит. Начали таким образом распределять сначала пять процентов фонда оплаты труда, потом — больше. И чудо свершилось!
Сначала был период небольшой неразберихи, — рассказывает Валерий Григорьевич Водянов. — Но затем люди стали поощрять тех, кто работает хорошо. И передовики стали получать по две-три зарплаты, а халтурщики — лишь самый минимум. Причём все видели итоги своей деятельности и её оценку на общем экране. Видели бы вы, как тогда пошла стройка!
То есть организация заработала как большое надчеловеческое существо, как интегральная сверхличность. Все работники предприятия стали участниками внутрикорпоративного рынка. Хочешь хорошо зарабатывать? Будь полезен окружающим, хорошо выполняй их заказы. Теперь уже не только воля начальства, а общий разум выделял самых лучших и выставлял на всеобщее обозрение нерадивых и ленивых. По сути дела, Водянов давал СССР социально-экономическое «чудооружие», одновременно и стахановско-сталинское, и баталинское.
Однако государство, захваченное гниющей номенклатурой, сим не воспользовалось. Оно и понятно: так её власти бросался нешуточный вызов. В позднем СССР бюрократия стала самодовлеющим суперорганизмом-големом, которому не нравилось, что кто‑то сможет организовать процесс наказания-поощрения помимо его воли. К тому же в рамках «Компаса» подчинённые оценивали работу начальства, а это оказалось по вкусу далеко не всем обитателям больших кабинетов. А ещё близилась эра большого раздела советской страны. В общем — и это отдельная история — Водянова и гонениям подвергали, и звали на большие энергетические стройки как желанного носителя прогрессивных перемен.
А в конце 80‑х СССР вступил в полосу крушения. Власть над умами захватила полоумная интеллигентщина, неспособная даже мыслить логически. Через СМИ в мозги народа вбивалась примитивная мысль: работники при социализме трудятся плохо, какие системы организации работы ни изобретай. Мол, социализм — всё равно рабовладение, где нужен надсмотрщик над тружеником. Но есть, мол, панацея — приватизация. Дескать, едва лишь предприятия окажутся в частных руках, как всё чудесным образом переменится. Подспудно демократическая интеллигентщина презирала тружеников, считая их низким быдлом, и, по сути дела, уповала на то, что работать его заставит палка нового надсмотрщика — только уже частника. И ещё — страх лишиться работы и впасть в нищету.
Реванш бюрократии
Именно тогда сам Юрий Баталин сталкивается со стремлением правящей в СССР партхозноменклатуры задушить новое стахановское движение. То ему приходится спасать золотопромышленные артели, то отбивать попытки закрыть эксперимент на новосибирском заводе «Электросила». Например, на последнем за десяток лет участок штамповки нарастил в 5,5 раза объёмы производства, увеличил производительность труда в 3,3 раза, вдвое — заработную плату. Текучести кадров не было совсем, цех научился обходиться небольшим приёмом выпускников профтехучилищ.
Госкомтруду СССР вместе с профсоюзами, Новосибирским обкомом КПСС и облисполкомом удалось организовать эксперимент, включив в него 45 коллективов промышленности, строительства, сельского хозяйства, транспорта и бытового обслуживания. Всего — пять тысяч работников, из них — 560 инженерно-технических и специалистов. За один 1984 год производительность труда на этих «опытных площадках» растёт на 14,2 процента, в 1985 г. — на 14%. Причём для эксперимента брали не лучшие, а худшие или средние цеха.
Но проект постановления правительства о распространении коллективного подряда был отметён правительством Николая Тихонова. Так же как попытки Баталина увеличить надбавки к тарифным ставкам за мастерство (призванные поощрить людей повышать свою квалификацию), так же как и планы на 20–40% увеличить скромные зарплаты школьных учителей разбились об хамство и прямое противодействие бессменного (ещё брежневского) министра финансов Гарбузова. С ним вообще ссориться партчиновники не хотели: Гарбузов ведал выдачей твёрдой валюты даже высшим партийным боссам для заграничных поездок, где они закупались всем импортным. Ну как чета Горбачёвых в 1984‑м. Сама деятельность Баталина всё больше рассматривалась правящей номенклатурой как досадная помеха, как нарушение устоявшегося порядка жизни.
А вот за рубежом деятельность Баталина по развитию коллективного подряда заметили. «Вскоре в научные центры Госкомтруда устремились китайцы и… японцы. Понятно, что мы оказывали им всю необходимую помощь: проводили курс лекций в Институте повышения квалификации комитета, консультировали и делились необходимой нормативно-методической документацией», — вспоминает сам Юрий Петрович. А какая титаническая работа была проведена по рационализации и возможной модернизации рабочих мест, этих «клеточек» производства! Но все пропало втуне. В декабре 1985 года, уже при Горбачёве, Баталина перебросили на спасение от кризиса строительной отрасли СССР, двинули в главы Госкомитета по строительству…
Второе угасание и слабая заря надежды на Неве
Увы, надеждам Юрия Петровича так и не довелось сбыться. Все его бригадные и коллективные подряды, реинкарнация стахановства оказались опошленными. Они попали в лапы горбачёвских дуроломов.
Как вспоминал сам Юрий Петрович, Горбачёв был пуст, болтлив и страдал кампанейщиной. Вместо того чтобы планомерно и целенаправленно использовать преимущества коллективных форм организации и стимулирования труда, когда для освоения любой экономической новации требуется не менее года, сей горе-реформатор скомандовал переводить на новые условия всё и вся, да с помесячной разнарядкой. И рабочих-станочников, и таксистов, и операторов-аппаратчиков, и конструкторов, и проектировщиков, и преподавателей, и научных работников, и даже художников. Понятно, к чему привела эта тупая гонка! Ну а дальше мечта Баталина угодила под развал Советского Союза и под катастрофическую деиндустриализацию 90‑х. А потом были годы второго — сырьевого — застоя. Нынешний Минтруд РФ и в подметки баталинскому Госкомтруда не годится. Да и не понимают теперешние «элитарии» значения наработок Юрия Петровича. Считается, что у нас рынок, частные хозяева сами разберутся. К чему, мол, эти пережитки социалистического эксперимента? В госкорпорациях всё это напрочь забыто. Снова над страною — угрюмые сумерки.
Но опыт той же Японии буквально вопиёт: все эти стахановские наработки отлично подходят для предприятий и капиталистического уклада, и для многоукладной экономики! Везде работников можно делать сотворцами. И если мы будем строить научно-индустриальную Великую Русь, то опыт и стахановского движения 1930‑х, и баталинский ляжет в основу нового национального чуда. Ибо мы ведь не ангары для сборки чего‑то там из импортных узлов строить намерены.
Однако ничто не пропадает бесследно. Отправьтесь на нынешний Кировский завод, руководимый Сергеем Серебряковым. Здесь, сорок лет спустя после Баталина, идёт возрождение движения Стаханова. Совмещение сталинского и баталинского.
При заводе действует штаб рационализаторов. Принцип таков: если рабочий (инженер, техник) Иванов осуществил рацпредложение, принесшее годовой эффект в миллион рублей, то на год сей эффект отдаётся тем, кто всё это сделал. (Своё завод будет получать постоянно потом.) Из миллиона эффекта деньги делятся так:
— 45% — самому автору рацпредложения;
— 45% — тем, кто вместе с ним его внедрял, тем инженерам и технологам, что трудились для сего сверхурочно. И тот же актив штаба рационализаторов;
— 10% распределяются между членами бригады, где работает Иванов — новый стахановец.
Тем самым все получают поощрение. Даже просто собригадники Иванова. Тем самым они видят эффект от творчества, поддерживают товарища и сами начинают придумывать полезное, снижая издержки предприятия и повышая производительность труда. Сам же Иванов получает медаль завода, каковую обязан носить. Она дает 10% надбавки к любым выплатам.
Штаб рационализаторов на заводе выбирается самими работниками тайным голосованием. Причём так же выдвиженца могут и отозвать. Штабисты получают прямую связь с директором завода, они вхожи в круг руководства промышленным гигантом, имеют право голоса при принятии решений. А из их числа директор назначает новых руководителей цехами и участками. Не потому, что они чьи‑то кумы-сватья-братья, а потому, что такие новые стахановцы — люди способные и делом проверенные. То есть образуется кадровый резерв, новая рабочая знать. Творческая, технически грамотная. Завод превращается в живую, развивающуюся систему. Без противопоставления «умные управляющие — “чёрная кость” из туповатых придатков к конвейеру».
Вот они, пока ещё слабые проблески надежды на наше великое имперское возрождение. На преображение Руси. Посмотрите на систему поощрений Серебрякова для рационализаторов: это же почти полное повторение того, как Совнарком СССР в 1940 году стимулировал тех, кто создавал и внедрял в практику сварочные автоматы Евгения Патона!
Спору нет: всё это делается ещё не на государственном уровне, а в масштабах одного — хотя и большого — завода. Таких механизмов наша скаредная и узколобая «элита» в упор пока не видит и не понимает. Но зато набирается ценный организационный, социально-инженерный опыт. Создаётся конструкция «лифта» для формирования подлинной национальной элиты! Ведь так же можно и в государственном аппарате дело поставить, действительно отбирая лучших из лучших для выдвижения. Нынешняя война беспощадна к прежней застойно-сырьевой и карикатурно бюрократической модели «развития» РФ. Война с ней так или иначе покончит. Но тогда придётся вытаскивать страну из смертельно опасного системного кризиса. Поднимать новую индустрию и побеждать в схватке не на жизнь, а на смерть. Тогда и пригодится ценнейший опыт Сергея Серебрякова и его наработки. Равно как и бесценное наследие Сталина и Баталина — в создании по сути нового народа-творца. Народа-победителя.
(Продолжение в следующем номере)
Примечания:
1 Рыжаев П. Сюрпризы конструкторов. / «Техника — молодёжи», 1975, № 3.
2 Рудаков Э. Отец огненного смерча, или Праведная месть за Родину конструктора Ивана Ларионова. // Витебские вести. 14.07.2020
3 «Техника — молодёжи», 1975, № 3, с. 10.
4 https://testpilot.ru/review/300x/15_1.php
5 Баталин Ю. «Ю.П.». Документальный роман-хроника. /Журнал «Россиянин», 1996, № 5–6, с. 206.
6 https://petroleks.ru/stalin/14-53.php
7 https://economy-ru.info/info/38677/
8 Там же.
10 Баталин Ю. «Ю.П.». Документальный роман-хроника. / Журнал «Россиянин», 1996, № 5–6, с. 192.
