Клод Шеннон, впервые употребивший термин «бит информации» считал, что нельзя решить всех нерешенных проблем лишь с помощью понятий «информация», «энтропия» и «избыточность». Отталкиваясь от этого утверждения, Дмитрий Перетолчин побеседовал с Георгием Геннадьевичем Малинецким, профессором, заведующим отделом Института прикладной математики имени В.П. Келдыша. Основной темой этой беседы стало рассмотрение информации как важного вызова цивилизации.
«ЗАВТРА». Не кажется ли вам необычным факт нахождения в одном ряду терминов «информация», «избыточность» и «энтропия»?
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. До середины ХХ века науки развивались следующим образом: каждая отрасль имела свой предмет, условно говоря, биологи занимались исключительно биологией. Однако позже стало очевидно, что многие методы одних наук будут действенны и для других (представьте, что некоторые математические модели могут быть применимы при изучении болезней иммунной системы) Отныне ученые должны были стараться видеть единое во многом. Так родилась кибернетика как первый междисциплинарный подход. Конечно, схожие ситуации можно наблюдать и в смене философских течений, однако диалектическая философия, отрицая предшествующие этапы, дает нам лишь представление о сути законов природы, но не о конкретных их реализациях.
Кибернетика же вводит вполне четкие законы: к примеру, понятия обратной связи и непосредственно информации. Последнее можно считать относительно простой для понимания вещью – двоичное кодирование всегда предполагает только два исхода: «1» или «0», «да» или «нет». Каждый такой исход – это и есть бит информации, который позволяет передавать сведения об объекте или ситуации. Иными словами, чем больше вопросов с однозначным ответом, тем точнее информация. Когда возникает необходимость информацию передавать, линии связи могут привести к ее искажению. На бытовом уровне это можно проиллюстрировать через понимание людьми друг друга. Возвращаясь к исходному посылу, отметим, что для максимально точной передачи сама информация должна быть избыточной. Это исключит моменты непонимания или ложных трактовок.
«ЗАВТРА». Полностью соглашусь с вами. Ведь мы не можем судить об информативности фразы, вырванной из контекста.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Именно поэтому люди, подхватившие данную мысль Шеннона о том, что информация находится абсолютно везде, стали считать кибернетику не столько наукой, сколько состоянием ума. Это неминуемо привело к гибели кибернетики вследствие ее дробления на частности. Но, согласитесь, в момент передачи информации мы не можем понять содержание битов – истинно оно или ложно, то есть нужно оно для нас или нет. А в рамках теории Шеннона это выглядит как простой факт передачи «нулей» и «единиц». Так и появляется один из основных вопросов: можно ли внести в понятие информации некий смысл.
«ЗАВТРА». Но ведь изначально кибернетика – это социальная наука. Информация мыслилась лишь как способ управления обществом. Минимальная возможность вероятности любого события – «1» или «0», больше может быть, конечно, но меньше – никогда.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. На эту тему есть анекдот. Студентка спрашивает у преподавателя: «Какова вероятность того, что вы выйдете на улицу и встретите динозавра?» Профессор отвечает: «½. Либо встречу, либо нет». Иными словами, для успешного восприятия информации нужны какие-то до-знания, предшествующие самому получению информации. К примеру, если для кода гораздо чаще встречаются «1», то именно «0» становятся информативными и значимыми. Это касается исключительно технических систем, но в тех областях, где смысловой компонент важен (а общество – именно такая область!) идеи кибернетики оказываются не до конца успешными.
«ЗАВТРА». Но ведь кибернетика только начиналась как социальная, но таковой не сложилась.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Именно так!
«ЗАВТРА». Продолжу мысль. Специалист Коннектикутского университета Петр Турчин, занимавшийся социальными вопросами, говорил, что именно в социальной среде революция пройдет в рамках междисциплинарных подходов. Это довольно сильно путает нас, потому что для нас социология ограничивается изучением гражданского общества и политической системы. А реальные принципы управления обществом, построенные, например, на идентификациях, нашими учеными оставлены в стороне. На личном примере – я изучаю историю Германии времен Второй Мировой войны и могу заявить, что основной социальной единицей, двигающей историю, является клан, то есть связанные родством люди. Однако ни в одном учебнике по социологии клан как социальная единица не выделяется (хотя и по сей день не только для Третьего Рейха он является основополагающим), более того – он даже не изучается. Да, социология в Америке имеет исключительно прикладной характер, но есть ли ценность в этом для нас?
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Полагаю, что да. ХХ век для нашей страны – век физики, химии и математики. И, отчасти, биологии. Щит и меч – создание бомбы, противоракетного оборудования… Интерес к биологии объясняется простым желанием жить долго и счастливо, и стоит отметить, что продолжительность жизни увеличилась в среднем на 6,5 лет. Теперь настало время подумать об обществе. И это логично: представим себе автоматизированный роботами мир будущего. А чем будем заниматься мы? Вспомните эксперимент с крысами, которым созданы были райские условия для жизни: идеальное питание, достаток территории… Быстро отойдя от размножения как основного рода деятельности, они создали ад – некоторые особи перестали обращать внимания на других, некоторые стали буквально «маньяками», убивая сородичей. Праздный мозг – мастерская дьявола. Психология, социология и науки, связанные с сущностью человека и общества – вот что станет главным в будущем.
Современная социология задает вопросы несведущим в той или иной области людям! Нас интересуют выборы в США, но мы не понимаем, какие команды или кланы стоят за спинами каждого из кандидатов. Информационный хаос – много слов, картинок, мнений, но нет непосредственно информации. Это сродни журчанию ручья, создающему настроение, – но не более того.
Социология, основанная на опросах, не имеет связи с реальностью, но лишь с индивидуальным мнением. Любой опрос слишком субъективен, и это ставит социологию в разряд лишь рождающейся науки. Потому и вопрос о том, что истинно для нас ценно, совершенно нетривиален.
«ЗАВТРА». С учетом огромного количества информации делить ее на «ценную» и «неценную» просто обязательно.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Нам повезло, что эти вопросы в 1985 задавал физик, экономист, биолог, профессор Дмитрий Сергеевич Чернавский, к сожалению, ушедший в этом году из жизни. Он говорил, что информация – это случайный запомненный выбор. Выбирая один вариант из нескольких предложенных, мы меняем реальность. Например, почему стрелки на часах движутся по часовой? Ведь были же такие модели, стрелка которых крутилась в обратную сторону. Так и всегда, мы находимся в постоянной ситуации выбора, но возьмем в качестве примера еще кое-что.
Ученые говорят, что Земля возможна в двух вариантах – полностью покрытая льдом (и отражающая солнечные лучи) или такая, какую имеем сейчас. И вот когда-то давно и произошел такой случайный выбор. Именно поэтому существенной информацией можно считать ту, которая помогает нам выжить, по мысли Дмитрия Сергеевича.
Еще ценность информации зависит от ее получателя. Книга, подаренная ее автору, как и данная для прочтения неосведомленному человеку, имеет нулевую ценность. В одном случае – нет открытия чего-то нового принципиально, в другом случае нет открытия вообще. Это порождает массу интересных вопросов: и как меняется ценность информации, и как мы ею пользуемся.
Люди являются носителями разных типов ценной информации, которая в определенных условиях помогает выжить, будь то владение иностранным языком или компьютером, вероисповедание и тому подобное. Дмитрий Сергеевич написал уравнения, показывающие, как меняется концентрация определенных типов информации, в которых есть два определяющих параметра. Первый из них – носители одной и той же информации могут либо конкурировать, либо поддерживать друг друга. Второй – степень отторжения чуждой нам информации. В рамках этой модели можно описать, например, языковые войны. Люди в большей степени учат языки, максимально распространенные в мире (китайский, испанский и английский). Если язык ограничен в сфере употребления в мире, то его изучение постепенно сокращается. Удивительно, но те или иные политические решения оказываются в куда меньшей степени значимы, чем, скажем, география или естественный процесс самоорганизации. В качестве примера можно сказать о языке науки: сперва все писали на латыни, потом – на немецком, сейчас основным языком научных статей, согласно индексу цитирования, является английский. Языковые войны в действии!
«ЗАВТРА». Да, с этим сопряжен и вопрос понятийного перевода, что до сих пор очень сложно для современного человека.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Да, языки – это важно, но ведь ценной информацией может быть цивилизационный выбор, проект будущего. Артемий Малков, аспирант нашего института, представил путь развития России – 2030, посчитав решения уравнения не для языков, а для смыслов и ценностей. Мы увидим (при отсутствии военного вмешательства на территории России), что Россия разбивается на несколько зон влияния. Японская (Курильские острова и Сахалин), китайская и англо-саксонская (зона влияния США). Если ничего не делать, то по данной математической модели мы видим, каким будет наше будущее. Вспомним Исламское Государство, отсылающее нас к Средневековью, деля людей на «верных» и «неверных». Оружием против такой идеологии может быть лишь другая идеология. А что мы можем противопоставить? Либерализм оказался несостоятельным. И мы сталкиваемся с тем, что представить в плане идеологии нам нечего.
«ЗАВТРА». Могу подтвердить это. Когда разница в имущественном положении 10% самых богатых и самых бедных людей страны достигает миллионов раз, то выясняется, что у них нет одинаковых целей, что ведет к развалу общества. И естественным образом мы придем к такому же логичному итогу.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Давайте обратимся к логике России. Мы удерживали 1/6 часть суши не военной силой. Мы предлагали свое видение будущего («Москва – третий Рим»), свой, более высокий стандарт отношений относительно шариата, более высокий уровень образования. Это позволяло говорить о единстве. Наши ценности отличались от ценностей других регионов, например, Западная Европа – каждый за себя, один Бог за всех; а у нас – идеалы соборности.
«ЗАВТРА». Есть статистическая выкладка. 88% активов находится в руках 127 000 человек в России, а это меньше 1%. Из этого следует, что, как только имущество концентрируется в руках очень маленькой группы людей, держать остальных можно только за счет диктатуры, и это становится естественным шагом развития. Экономическая платформа никогда не объединит общество, особенно капиталистическое.
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Мы всегда были цивилизацией будущего. Даже при коммунизме люди знали, какое общество они хотят построить. А чего хотим мы сейчас, например, на Ближнем Востоке или на Донбассе? Советский Союз поддерживал развивающиеся страны в экономической борьбе, и это было правильно, сообразно с нашими смыслами и ценностями. Если мы примем западные ценности, то нас, скорее всего, не будет. Чтобы быть, мы должны найти свою систему ценностей, свою ценную информацию, отличающую нас от других цивилизаций.
«ЗАВТРА». А у вас есть хоть одно направление, которое бы формировало образ будущего для нас?
Георгий МАЛИНЕЦКИЙ. Такой признак есть. Наше будущее рождается. С одной стороны – антикопирайт. Экономика дарения, иными словами. С другой – наше будущее определится последующим поколением, насколько оно будет лучше нас. Это и волонтёрское движение, и «прозрачный» мир. Последнее – практика критерия истины.
