Место рождения Юрия Мефодьевича Бородая (22 февраля 1934 — 28 августа 2006) — Ташкент, "город хлебный". При этом сам философ признавался, что "родился в бараке, в семье сбежавших раскулаченных". Что же, множество людей жило тогда в бараках — по всей стране, от "зон" ГУЛАГа до столицы СССР. Такой она была, та сталинская эпоха, великой и страшной "в одном наборе". Важно, что "сомнительное" классовое происхождение из "заможных", то есть зажиточных, полтавских казаков, бежавших от раскулачивания в Среднюю Азию, не помешало Юрию Бородаю после ташкентской школы поступить не куда-нибудь, а на престижнейший философский факультет МГУ, который он закончил в 1957 году, плюс параллельно — обучаться там же на журналистском факультете, диплом которого был получен годом позже. Кстати, те юношеские впечатления от пребывания в гуще молодой советской "суперэлиты" между XIX и ХХ съездами КПСС, переосмысленные с позиций последующего жизненного и творческого опыта, Юрий Мефодьевич описал в повести "Пастораль эпохи позднего сталинизма" (2005). К сожалению, это яркое произведение, в котором бушуют поистине шекспировские страсти, сопровождавшие метаморфозу сталинской эпохи в хрущёвскую оттепель, до сих пор не экранизировано, но есть все основания полагать, что рано или поздно это произойдёт.
Юрия Мефодьевича вообще часто упрекали в излишней "художественности", в том числе — философских его изысканий, и на подобные упрёки он отвечал, что следует не гегельянской, а кантианской традиции в немецкой классической философии — и то была лишь слегка прикрытая фронда по отношению к нормативному "стрежню" марксизма-ленинизма, который как раз признавал своё происхождение из "левого" гегельянства, с его "объективным идеализмом", а вот кантианство шло уже по разряду "субъективного идеализма" как предшествующая гегельянству и по форме, и по содержанию ступень эволюции в философии. Поэтому когда Юрий Бородай защитил в качестве кандидатской диссертации свою книгу 1966 года "Воображение и теория познания: критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения", его последующий интерес к общим и частным проблемам как антропогенеза, так и социогенеза был воспринят как освоение особой, несколько экстравагантной, но не запретной "экологической ниши".
Однако Юрий Мефодьевич с конца 50-х годов осваивал эту нишу вовсе не в качестве "вещи для себя" — он постоянно расширял и развивал её, активно взаимодействуя с такими разными и, казалось бы, даже несовместимыми между собой мыслителями, как Алексей Фёдорович Лосев, Лев Николаевич Гумилёв, Александр Александрович Зиновьев, Эвальд Васильевич Ильенков. И по мере освоения/развития эта его философская ниша становилась всё более плодотворной и продуктивной, позволяя чётче проявлять связи между прошлым, настоящим и будущим: как в исторических оценках, так и в прогнозах, — высказанных, в том числе, на страницах газет "День" и "Завтра".
Однажды Гегель ненароком
И, вероятно, наугад
Назвал историка пророком,
Предсказывающим назад…
Если эти строки Бориса Пастернака применить не к историку, а к философу, то в случае Юрия Мефодьевича, наверное, правильно будет сказать, что он мог предсказывать в любом направлении течения времени: и вперёд, и назад, и "поперёк". Например, в изданной в 1995 году книге "От фантазии к реальности. Происхождение нравственности", то есть задолго до появления В.В. Путина как политического деятеля общегосударственного и мирового уровня, можно прочитать следующие строки: "Никакое будущее руководство России не сможет стать хоть сколько-нибудь устойчивым и долговременным, если оно хотя бы чисто декларативно не сформулирует в качестве главной цели своей политики принцип национального объединения. Опорный стержень этого принципа уже ясен: без Белоруссии, восточной православной Украины и Новороссии, без Крыма и русской части Казахстана России не жить…" Сегодня, почти тридцать лет спустя, сомнения могут касаться разве что северного Казахстана, а уж то, что одним из видных деятелей объединения восточной православной Украины с Россией стал Александр Бородай, сын Юрия Мефодьевича, — только подтверждает философский тезис о "продуктивной способности воображения".
Опять же, его прогнозы вовсе не ограничивались политически-прикладной сферой. "Либо соборность, либо принудительная "инженерная" социальность" — эта короткая дилемма точнее всего описывает сущность нынешнего конфликта между Россией и коллективным Западом, в чём бы такая "принудительная "инженерная" социальность ни выражалась: в украинском необандеровском "нацибилдинге", во всеобщей трансгендерности, в программе Great Reset от Клауса Шваба, в борьбе с "глобальным потеплением", в проектах альт-, пост- и трансчеловечества или в чём-то ещё.
"Нет ничего практичнее хорошей теории", — эта популярная фраза не случайно восходит к мысли всё того же Канта. А значит — нет ничего практичнее хорошей философии.
