Весь мир сегодня наблюдает за событиями, происходящими во Франции. На фоне протестной волны "Жёлтых жилетов" непопулярные французские власти уже готовы ввести режим чрезвычайного положения.
Однако за газетными заголовками и лежащими на поверхности оценками следует искать более глубокие, фундаментальные факты, которые лежат в основе этого неожиданного протестного движения.
Непосредственные причины кризиса «Жёлтых жилетов»
Непосредственной причиной гнева, который привел к возникновению движению «Жёлтые жилеты», послужила плеяда особенно суровых мер против автомобилистов в 2018 году:
- ограничение скорости движения на всех дорогах страны до 80 км/ч под предлогом безопасности дорожного движения (несмотря на очень то, что исследования показывают обратный эффект) и резкий рост количества штрафов за превышение скорости
- радикальное ужесточения требований на техосмотре на пригодность к эксплуатации (обязательно каждые 2 года), что неизбежно заставит многих владельцев относительно старых транспортных средств отказаться от них
- усиление мер по борьбе с загрязнением, которые запрещают использовать «устаревшие» транспортные средства в крупных агломерациях
- резкое повышение цен на топливо во имя экологии, особенно дизельного топлива, хотя традиционно во Франции дизель был намного дешевле бензина, а техническое оборудование для дизельных автомобилей довольно широко распространено.
Но чтобы лучше понять феномен «Жёлтых жилетов», необходимо правильно проанализировать социологические факторы во Франции, связанные с реформами.
Французские средние классы, оказавшиеся под ударом: понимание французской географии
В то время как французское население растет чрезвычайно быстро на фоне процесса «замещения» французов неевропейскими иммигрантами, любопытно отметить, что среди «Жёлтых жилетов» в основном белые люди. Почему?
Необходимо понимать серьезную эволюцию французского общества и экономики. В течение последних десятилетий Франция столкнулась с развалом промышленного сектора, в то время как рабочие места в третичном секторе (сфере услуг) увеличили свою долю. Промышленная работа чаще всего гармонично распределена по всей территории государства, а работники третичного сектора, как правило, живут в крупных мегаполисах.
Поэтому феномен глобализации человечества, свойственный всему миру, особенно быстро прижился во Франции из-за краха французской промышленности. Впрочем, наибольший размах это обрело в Германии.
Это приводит к интересному географическому распределению следующих групп населения:
- самые экономически состоятельные категории имеют средства для проживания в городских центрах крупных городов
- пригороды мегаполисов все чаще населяются неевропейскими мигрантами, а часть коренных жителей покидает эти районы (это явление известно как white flight)
- средний класс и коренные жители вынуждены проживать в 20, 30, 40 км и более от своего места работы, которое в основном находится в больших городах, и часто вынуждены ехать туда на автомобиле (в связи с недоступностью или небезопасностью общественного транспорта). Поэтому эти категории в первую очередь зависят от прямых и косвенных налогов на автомобили.
Еще одно глобальное явление: приватизация французского национального наследия
Франция столкнулась с еще одним глобальным явлением, особенно знакомым посткоммунистическим странам: приватизация (если не назвать это грабежом) национального наследия. В этом вина принципов свободной конкуренции, которые поощряются либеральной логикой Европейского Союза. Во Франции этот феномен развит сильнее, чем в других западноевропейских странах, поскольку Франция имеет давние традиции государственного экономического интервенционизма в стратегических секторах.
В последние годы были приватизированы огромные части национального наследия (еще выгодные), такие как сеть автомагистралей Франции, одна из лучших в мире. Поскольку они были приватизированы в середине 2000-х годов, когда на автомобильных дорогах наблюдался значительный рост автолюбителей, прибыль увеличивалась.
За последние годы крупнейшие французские компании были полностью или частично выкуплены иностранными компаниями, такие как Alstom (которая производит поезда TGV).
Эммануэль Макрон не является инициатором этого явления, но поддерживает его: как пример, продажа аэропортов или дамб иностранным инвесторам.
Даже если люди не всегда понимают все эти сложные сложные явления, у них есть смутное, но ощутимое понимание развала того, что когда-то сделало Францию экономически мощной, и осознание либеральной логики «приватизации прибыли и коллективизация долгов».
Что же с оппозиционными политическими партиями?
Почему ситуация со взлетом автомобильных налогов не была предотвращена оппозиционной политической партией или союзом?
Чтобы понять это, следует иметь в виду, что выборы Эммануэля Макрона в качестве президента Республики в 2017 году значительно изменили (по крайней мере, публичную) французскую политическую игру.
Действительно, в течение полувека французская политическая жизнь прерывалась регулярным чередованием «левых» (воплощенных с 1971 года в Социалистической партии, которая постепенно преуспела в доминировании над коммунистической партией) и «правых» (два его течения иногда конкурируют, но работают вместе: правоцентризм, воплощенный президентом «Союза за французскую демократию» (UDF) Валери Жискар д'Эстеном и правым «Объединением в поддержку республики» (RPR) Жака Ширака, RPR затем стал «Союзом за народное движение» (UMP) и «Республиканцами» (LR) Саркози).
По факту постепенно «левые» и «правые» перестали быть истинными «левыми» (с полным принятием экономического либерализма, отказом от битвы за социальные права и новой борьбой за миграцию и ЛГБТ) и истинными «правыми» (за принятие массовой иммиграции, отказ от моральной и социальной борьбы, отказ от национального суверенитета).
Столкнувшись с постепенным ослаблением двух основных партий «левых» и «правых», в 2017 году Эммануэль Макрон (при большом содействии СМИ) выиграл, собрав в первом раунде «псевдо-левых» и «псевдо-правых», то есть настоящих центристских либералов. Во втором раунде оппозиционный фронт в лице Марин Ле Пен (которая проиграла президентские дебаты против Макрона) позволил Эммануэлю Макрону спокойно избраться с 66% голосов.
Последствием избрания Эммануэля Макрона было сильное ослабление двух традиционных партий, которые вели политическую жизнь на протяжении полувека:
- Партия социалистов почти исчезла, и едва ли наберет 5% в грядущих общеевропейских выборах
- Республиканцы также были ослаблены после фиаско своего кандидата Франсуа Фийона на президентских выборах 2017 года, и их электорат теперь состоит в основном из пенсионеров (по опросам общественного мнения, только 2% их избирателей моложе 30 лет).
Эта ситуация усиливает две «крайние» оппозиционные партии, с радикальным левым крылом Жан-Люка Меланшона и «Национальным объединением» (бывшим «Национальным фронтом») Марин Ле Пен. Однако, несмотря на высокие результаты выборов, они остаются в стороне и сегодня не могут собрать 50% избирателей во втором туре президентских выборов.
Что касается профсоюзов, то они уже давно едва ли представляют трудящихся (очень мало рабочих официально состоят в профсоюзах), и в целом их репрезентативность очень ограничена, особенно в частном секторе (необходимо помнить, что во Франции государственный сектор является важной частью национальной экономики). Восставшие «Жёлтые жилеты», как правило, считают профсоюзы слишком связанными с властью и недостаточно репрезентативными (в начале движения большинство профсоюзов даже воспринимали «Жёлтые жилеты» враждебно, поскольку протестная волна оказалась им неподконтрольной).
Эта общая ситуация означает, что разгневанный средний класс не идентифицирует себя с оппозиционными политическими партиями или профсоюзами, это и объясняет спонтанный и довольно хаотический характер этого движения.
Какие последствия для французской и европейской политики?
Пока трудно определить политические последствия движения «Жёлтых жилетов». На данный момент Эммануэль Макрон говорит, что не собирается уступать требованиям протестующих и говорит, что намерен сохранить свой план по увеличению налогов на топливо. Он только «выступил с осуждением» протестов, а официальный представитель правительства Бенжамен Гриво цинично высказался о людях, которые не нашли своего места в Евросоюзе и европейской истории и в процессе глобализации.
Следует помнить, что внутриполитическая ситуация при Эммануэле Макроне значительно ослабела за последние месяцы. Люди не могут оправиться и от таких шагов первого лица государства, как приглашение в июне 2018 года в Елисейский дворец группы черных транссексуалов-певцов по случаю музыкального фестиваля.
Впрочем, то, что серьезно ослабило позиции Макрона, это дело Александра Беналла июля 2018 года. Этот скандал с телохранителем президента Республики, который в мае 2018 года применил насилие в отношении «левых» демонстрантов. Этот случай был растиражирован в прессе в июле 2018 года сразу после победы Франции на чемпионате мира по футболу, что в принципе могло быть сыграть в пользу Макрона. С июля по сентябрь 2018 года СМИ (до тех пор очень благоволившие Макрону) только и говорили что о «деле Беналла». Если отложить в сторону анекдоты и размышления по «делу Беналла», реальный вопрос, который остается сегодня без ответа, заключается в следующем: почему внезапно основные французские СМИ решили атаковать Эммануэля Макрона, которого прежде поддерживали?
Некоторые аналитики утверждают, что французская власть допустила относительный хаос и насилие в демонстрациях, чтобы впоследствии дискредитировать движение «Жёлтых жилетов». Французское правительство уже винит в основном «крайне правых» в происходящих беспорядках (что, очевидно, является намеренным упрощением сложной картины, поскольку состав протестующих крайне разнороден).
Если этот анализ верен, почему бы власти не оставить все как есть? Возможно, стратегия состоит в том, чтобы попробовать медийно дискредитировать протест, чтобы сплотить вокруг правительства лагерь «прогрессивных либералов» и подпустить ближе «Национальное объединение» Ле Пен, а затем повторить сценарий 2017 года: «Либо мы, либо хаос крайне правых».
Если стратегия власти действительно такова, трудно сказать, сработает ли она, учитывая нелюбовь к Эммануэлю Макрону: сегодня он еще менее популярен, чем предшественник Франсуа Олланд, который в свое время считался «самым непопулярным президентом 5-го Французской Республики» и в этой связи даже не пытался баллотироваться на пост президента в 2017 году (неслыханно для французской политики!).
Более того, это ослабление Эммануэля Макрона на внутриполитической арене Франции происходит одновременно с проблемами Ангелы Меркель в Германии. Ослабление двух основных игроков Европейского союза (на фоне «Брексит») может благоприятствовать укреплению других полюсов в ЕС, особенно «бунтарских» стран Центральной Европы, которые уверенно полагаются на большинство, в отличие от правительств Франции или Германии.
