Милые друзья!
Продолжаю знакомить вас с новыми главами из моей поэмы " КНИГА ДЕТСТВА ИИСУСА ХРИСТА!.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Я уже знаю, что есть любовь, иму, матерь безмолвная Мария моя и абу, отец мой Иосиф с осыпчивым, тронутым, пурпурным маком в повреждённых, пурпурных, кровоточащих руках…
О, мак-текун сладко, незаметно останавливает кровь? останавливает муку жизни?
Отец, вы прибегаете к маку забвенья тайно?..
Вкушаете дым персидского языческого рая?..
Это персы сказали, что рай - это цветущий сад, в котором бродят девы с нагими избыточными, певучими грудями и лазоревыми сосками?
Отец мой, вы взяли мак и забрели в чужой рай?
Но вот бешеная собака - а средь тишины и безбожья, бездорожья, безвременья провинции только бешеные собаки напоминают о братстве одиноких человеков, а в Империи только в Риме ликуют, тратятся, безумствуют, соединяются во грехе человеки, а в провинции они пьют глухое вино одиночества и забвенья, и пыльно тоскуют о Риме...
Но тут бешеная собака привлекла, собрала, соединила их, и они вспомнили друг о друге в страхе своем…
Но вот бешеная собака в нашем притихшем Назарете укусила белого вола…
И вот бешеный переимчивый вол в пене обильной побежал густо, смертельно по улочкам Назарета и искал жертву от бешенства своего.
И пузырчатые ядовитые хлопья пены окропляли улицы пустынные и дома с закрытыми глухо дверьми.
И весь Назарет погрузился в бешеную пену, и пена покрыла вечную пыль назаретскую и камни несметные, хлебовидные его…
И вол искал, кого убить рогами разъярёнными…
Но не было никого на улицах Назарета, все попрятались в страхе в глухие, одинокие домы свои…
И тогда девочка Мария в алой шапочке обгоревшей вышла из дому на улицы пустынные, и вол увидел алую шапочку беззащитную её, и пошёл на неё, на алую...
Мария вся стала алая, как шапка её.
Бык в пене жемчужной еще более разъярился, увидев алую головку.
И Мария замерла близ смертельных рогов вола.
…Тогда Иисус выбежал из дома своего и стал пред волом, между рогами и Марией.
Тесно Ему…
Остро Ему…
Пронзительно Ему...
Душно...
Но Он знает, что эта смерть - не его.
Тогда вол опускает голову в пене, а мальчик гладит ладонями рога его, и потом гладит ноздри горящие, трогая перстами гибко, нежно густые ресницы зверя, как струны эллинской кифары.
А потом ладони Иисуса наполняются пеной…
Собирает Он пену вола.
А потом Иисус нагибается и срывает траву весеннюю редкую, и травой обтирает морду быка...
Долго... Долго...
Глаза быка плачут чрез пену...
Он стал смирен, и утих пожар тела его.
- Мария, знаю, зачем ты вышла к быку...
- Иешуа, мальчик с нимбом... Я люблю Тебя... Я знала, что Ты спасёшь меня.. .Я хотела увидеть Тебя...
Теперь и Ты навек любишь меня, хотя Ты дрожишь, и ладони Твои полны бешеной пены...
Ты спас меня...
Но я тоже спасу Тебя…
Но я прокричу на весь свет, что Ты вечен!..
Что Ты воскрес!..
Я спасу Тебя, когда Твои ладони будут полны крестных гвоздей!..
Воистину близ Тебя творятся вечные деянья!..
Близ Тебя и я вечна!..
И этот бык пенный стал вечным...
И эта быстровыгорающая пенная трава стала вечна...
Мальчик с Нимбом! Иисус, Иешуа, я и на земле, и на небесах люблю Тебя...
- Мария, откуда ты взяла эти Слова?.. Слова грядущих Дней? Слова после Креста?..
Тут прибежал Малх, и взял девочку на руки, и унёс её в дом свой.
Он сказал:
- Древние иудеи истинно говорили, что дьявол пляшет на рогах быков и на кончиках женских распущенных волос!..
…А утром тайно Мария уехала в Магдалу.
- Мария, Мария, Мара, мааа, но я видел, как в утреннем хамсине, хамсине ушла, уковыляла чахлая повозка твоя, и Малх закрывал тебя спиной от моих глаз.
…Хамсин, хамсин, самум, песчаный ураган всех восставших пустынь, песчаная мгла, мга, спаситель мой, ты ослепил Назарет, и горы, и долы его до возлюбленной моей долины Ездрилонской и до заветного моего Геннисаретского озера...
И глаза мои исполнены летучего песка, и слезы мои не от прощанья, а от секущего песка, песка, песка?..
Да?
Отец, а если б хамсин был вечен, то как бы люди жили в вечной слепоте песка?..
А если Древний Закон вечен, недвижен, то зачем тогда бредут, пылят многодальные караваны, и птенцы кричат в гнёздах?
А?..
И новые Пророки, как пенные быки, вопият и алчут ножа иль Креста?..
А?..
Но разве засохшая хлебная лепёшка хуже свежей коровьей.дымящейся на дороге?
И разве во дни нужды ты будешь есть коровью, а не хлебную?
Но!
Отец мой, зачем Мария ушла?.. Я спас её от пенного быка, а она ушла.
Отец, зачем в мире есть колёса? и повозки? и бегучие кони? и верблюды-странники пустынники? и шатры "суккот" кочевые?
И мука прощанья разве не превышает сласти путешествий?..
Отец, а разве с нашей крыши Магдала не видна?..
Отец, а вы вкушаете, вдыхаете мак пурпурный забвенья?..
И яд прощаний обращаете в мёд воспоминаний?..
И вот испьёшь мак, дурман-туман, и увидишь с крыши далёкую Магдалу и иные в святом хамсине забытые града, града, града?..
Абу... абу... Отец, что есть любовь между женой и мужем?.. Отец, уже не знаю, не знаю я... Мария ушла, и вот уже не знаю я...
…И камень о камень биясь.высекает огонь...
А дева о мужа виясь, порождает дитя...
Отец! Отец...
И что любовь - это только совокупленье и рожденье?..
Но мало этого...
Жена раждает. Жена ближе к Богу. Жена должна проводить мужа за смерть - в Царствие Небесное.
Это любовь...
…И Иисус долго бежал в хамсине за повозкой Марии, но повозка истаяла в песчаной круговерти, словно повозка сама стала песком летящим, и Мария стала песком текучим.
И Мальчик пришёл к потоку-вади Киссону, который весной превращался в реку, где тонули ослы и верблюды…
И Мальчик пошёл задумчиво по реке, по притихшим волнам, водам и замочил только босые ступни...
Вода, как пыль, как глина, как камни, только дрожала, расступалась под Его ногами, но не рушилась...
Не впускала Его вода…
Он долго немокренно бродил по водам в задумчивости своей и не знал, что Он бродит по водам...
... Отец, отец, что есть любовь между мужем и женой?..
А вода весной под ногами покорная.но ледяная...Ступни в водах ледяные стали...
Тогда Мальчик ушел в горы, окунул, опустил ступни в травы Его любимой горы Фавор, где тоже был, стоял слепой хамсин, но плыли над хамсином белые весенние облака...
Он долго бродил там…
И пастухи ясно видели, как Он бродил в облаках, а потом по облакам, и там, в небесах, ласкал орлов и грифов парящих...
Он говорил: " Я люблю гладить перья летящих птиц…"
И они не сторонились Его, а подставляли крылья для ласки...
…А в Назарете и окрестных селеньях говорили:
Если Он опускает перелётных птиц с небес...
Если Он укрощает пеннобешеных волов...
То что Он будет творить с человеками?
И что' тетрарх Ирод Антипа в яслях Его, в истоке Его, не нашёл Его?..
Молва пахла завистью, ненавистью, смертью...
Но галилейские пастухи, которые зорко видели Его на реке и на облаках,
говорили с радостью: " От любви, от великой любви ходит Он по водам и по
облакам..."
И ещё пастухи говорили зачарованно:
- Великий человек, родившийся в неказистом, богозабытом городке, похож на золотого шмеля, летящего над муравейником...
Муравьи узнают о золотом шмеле только тогда, когда он, мертвый, падёт на землю, и они будут пожирать его певучее, летучее тело и хрустеть его хрустальными крыльями...
Это великий человек...
А тут есть Бог...
Ещё юный...
Ещё Мальчик...
….Бог явился в той земле и в том народе,
Где Ему более всего молились,
Где Его более всего ждали,
Где Его более всего любили,
Где Его более всего ненавидели...
Воистину!..
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
- Отец, отец мой... Только что бешеный бык ушёл с назаретских улиц...
Но вот, по его следам что ли - прокажённый в язвах, струпьях гнойных живых, в которых даже волос молодой стал седым, бредёт по улочкам Назарета...
И прокажённый худ, и нет сил у него кричать о боли своей, и он только хрипит, и слюна его летит в пыль, как у пенного быка.
Но он страшней и опасней быка в заразной, перескакивающей с человека на человека, как блоха, болезни своей.
И жители боятся его более, чем быка пенного, и прячутся в домах, .и даже не глядят из окон, ибо се человек, и стыдно им перед ним…
И всякий боится древней болезни, язвы живопожирающей, бросающейся на людей, как пес бешеный.
Кто-то бросает ему деньги из окон, и монеты падают у ног его...
-Отец, Отец, дайте мне деньги ваши - я отдам прокажённому… Иль раввины не учат, что подающий милостыню нищему, даёт взаймы самому Творцу?..
-Сын, но раввины говорят, что нищий хуже мёртвого... Зачем подавать мёртвому?
- Отец, отдайте деньги - те, что за крест получили...
Иосиф даёт Ему серебряную мину:
- Брось ему из окна... Не ходи к нему... Проказа кидается на здорового человека, как шелудивый пёс...
Но Иисус берёт деньги, и нежданно выскакивает из окна, и бежит к прокажённому одинокому на пустынных улицах злых, бесчеловечных.
Он подходит к прокажённому и протягивает ему мину серебряную, рука к руке.
Назаретяне из домов бросают в пыль милостыню свою, а Он даёт в руки прокажённому…
Касается гноящихся рук, и не убирает, как от огня...
Прокаженный говорит:
- Мне не нужны деньги… Я богат… Я ищу врача от язвы моей...
Галилейские.вездесущие пастухи сказали мне, что в Назарете живёт великий целитель.
Но у меня нет сил кричать и звать его...
Может, ты, отрок, позовешь его?..
Я отдам ему всё своё богатство, если он излечит меня.
Но уже тысячи лет никто не может усмирить проказу...
Проказа вечна, как жизнь...
Ты видишь - я похож на дряхлого льва?
Прокажённый всегда похож на распадающегося, гниющего заживо льва...
А кто подойдёт к больному льву лечить его?..
Тогда Иисус бросает серебряную монету в пыль.
А потом Он набирает в ладони пыли и глины, и, смачивая глину и пыль обильной слюной молодой, ярой, делает брение:
- Раввины говорят, что слюна после поста целебна...
Иисус бережно обнимает прокажённого, и затхлый дух заживо распадающегося тела могильно, раздирающе бьёт в чистые ноздри Его, как дым пожарищ...
Этот человек – живое пепелище…
Прокажённый хрипит и отворачивается:
- Мальчик, отойди от болезни моей. Умрёшь, как я.
Не трогай руки мои, язвы живые, кишащие переметнутся к тебе и пожрут тебя.
Я не хочу быть твоей смертью...
Но Мальчик цепко не отпускает прокажённого и глиняной слюной обмазывает лицо и руки его… Несколько раз…
Но мало целебной слюны, и врач мал ещё...
Но прокажённый благодарно плачет, потому что Мальчик не устрашился язв его, и прилепился к нему, а никто никогда не обнимал его.
Иисус говорит:
- Может, хоть часть болезни уйдёт ко мне...
Вот два всадника ехали на одном осле, и тяжко было всем, но вот один пересел на другого осла, и разве не легче всем?..
Но тут страшный свист несётся на улицах Назарета, и являются два гонных всадника.
Это римские легионеры в орлиных шлемах, с короткими мечами, в коротких, удобных для смертельного удара, плащах.
Они пьяны, криво сидят на ладных лошадях, и в руках у них горящие факелы…
Они кричат:
- Слава Императору! Ха-ха! Мы охотники на львов!..
Вот они - два прокажённых льва!.. А прокажённых львов надо палить, жечь!..
Риму-Орлу не нужна проказа! Вся Иудея! Весь Иерусалим - проказа!..
Придет время - мы сожжём факелами весь этот кишащий, гнойный, непокорный базар народов и племён!..
А пока мы подожжём этих двух прокажённых львов!..
Они меткие, но пьяные. Они гибко, яро, косо бросают горящие факелы в прокажённого и в Иисуса…
Факелы огненно косматые летят в обречённых...
…Но тут внезапно страшный ветер от весенних лесистых гор Нефоалима, и голубых бирюзовых отрогов Ермона с дубовыми рощами, и плодоносной равнины Азохис срывается, поднимается над Назаретом, и этот бешеный горный ветер останавливает летящие факелы и поворачивает их на всадников…
Горящие, смолистые, прилипчивые факелы летят на всадников…
И они в страхе поворачивают коней своих и бегут, но факелы летят за ними, как пущенные ярой дланью копья…
А Мальчик шепчет им вослед:
-Император! Император! Октавиан-гриф! Рим, Рим! Твои легионеры пьяны!..
А пьяные легионеры полягут сонно в траву, и некому будет хоронить их…
Рим, Рим! Империя легионов!..
И Ты сеешь факелы смерти по земле, но они вернутся к Тебе!..
И Ты захлебнёшься в горящих факелах своих!..
И загоришься от факелов своих!..
И всякая Империя, посягнувшая на Мировое Господство, на мировую власть сгорит в огне факелов своих!
Прокажённый говорит:
- Мальчик, ты повернул нашу смерть на них…
Иисус улыбается и говорит:
- Это ветер повернул...
Весной в горах от такого ветра пастухи летают над облаками и пропастями...
Но я ещё не могу изгнать болезнь твою...
Позже излечу тебя...
Ты подожди…
Прокажённый говорит:
- Меня звать Симон. Я живу в Вифании.
Иисус сказал:
- Я приду в твой дом, где Мария, сестра Лазаря четырёхдневного воскрешенного, разобьёт сосуд алавастровый и изольёт нард индийский на ноги и голову мою, и оботрёт власами жемчужными, как мать, ноги мои...
Симон, ты жди...
Ааааааа...
Адонай!Господь мой! Дай!..
Нестерпимо от чужих язв, ран...
Дай исцелить больного! Дай... дай... дай...
Аааа...
Аааа!..
... А Галилейские блаженные святые пастухи
Две тысячи лет назад говорили,
И досель говорят,
Что Он останавливал перелётных птиц,
Что Он укрощал бешеных быков,
Что Он ходил по водам и облакам,
Что Он поворачивал горящие факелы от жертв к палачам...
Галилейские пастухи досель только о Нём и говорят...
Галилейские пастухи вечны, ибо они видели и видят Вечного...
Аааааааа
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
-Отец, отец мой!..
И вот мы жарим воробьев на костре, и мальчики незнакомые, пыльные едят жареное,
И я ем жареное тельце, нищую тушку воробья, но мясо воробьев бедное, жидкое, водянистое, и оно исторгается из меня на землю и не идёт в тело моё…
И тяжко, тошно телу моему, а мальчики-отроки, которые уже старше меня, едят воробьев и смеются надо мной у костра…
Скоро в Иерусалиме Праздник Кущей, и караваны богомольцев запылённых, блаженных бредут по городу нашему, обходя более краткие дороги к Иерусалиму, ибо там гнёзда летучие разбойников.
…И вот отец мой дал приют богомольцам, и двенадцать отроков сидят у костра и жарят воробьев.
И в руках у одного из отроков священный букет-"лулав", сплетённный из пальмовых, ивовых, персиковых, лимонных веток.
И отрок ловко залезает на спящие деревья во дворе нашем и сбивает, сметает "лулавом" ночные.сонные гнёзда воробьёв, и убивает умело ночных, вялых птиц, и разбивает яйца недозрелые, и яйца текут разбитые по ветвям.
У отрока лицо хищное, упоённое убийством живых, а левый глаз у него косит, как у страстных жен.
А голос узкий, знобкий, хлёсткий, как у хищных птиц…
Рот узкий…
Душа узкая...
Хищные птицы жалобно кричат, как саддукеи и фарисеи…
Он кричит жалобно:
- На празднике Кущей убивают жертвенных агнцев и волов, а мы, бедняки-"евионы" святые, убиваем жертвенных воробьев…
Я убил двенадцать воробьев - каждому по воробью, жалкая жертвенная еда, но другой нет у бедных...
Иисус, нищий, воробей, сын плотника старого, ешь воробьев!..
…Но язык мой, и гортань, и горло моё не приемлют такой пищи...
Я стою под разбитыми гнёздами, из которых расколотые яйца текут на лицо моё….
Лицо моё словно собирает разбитые яйца воробьиные…
И что слезы мои, когда текут заветные хрупкие яйца?..
Господь мой!..
В мире нет ничего страшнее разрушенного гнезда, селенья, града, народа...
А убийца воробьев ночных смеётся, но остальные отроки молчат, но едят воробьев на огне…
А утром сизым караван богомольцев уходит в Иерусалим, и я прощаюсь бессонно с ними, и со сна плохо воспоминаю прохожие, пыльные, чужие, но ставшие за ночь родными и близкими у костра их имена: Пётр, Андрей, Иаков, Иоанн, юные вольные рыбари от вольного моря Галилейского, Филипп и Варфоломей, Фома, Матфей, Иаков Алфеев, Леввей, Симон из Каны.
А двенадцатый, который убивал воробьёв, был Иуда из многоторгового, гористого ветхого Кариота.
И Иисус уже узнал его, а он ещё был слеп и не знал о грядущих днях...
- Отец, отец мой Иосиф!..Вот караван богомольцев ушёл, убив жертвенных воробьев...
А я больше никогда не буду есть мясо…
Зачем мясу мясо?..
Разве агнцы поядают сосцы овечьи материнские кормильные вместе с молоком их и пиют кровь?..
А я буду есть только любимую мою похлёбку-"либбан" из плодов и трав.
И плоды дерев и полей…
Хотя даже когда человек рвёт яблоко с дерева - он похож на мясника, багрового от крови животных, а я не хочу быть багровым.
А убийца овцы недалёк от убийцы человека…
Отец мой, лучше мак, чем мясо убитых, ибо тут ты убивавешь себя, а не других...
Отец мой, караван ушёл в Иерусалим на Праздник Кущей, я не хочу идти с ним, а я не хочу убивать жертвенных животных… Ибо сам стану жертвой.
А я пойду к потоку Киссон и буду лепить из глины...
- Сын, я знаю, ты опять будешь лепить глиняные кресты.
Мальчик сказал:
- Я должен вылепить двенадцать воробьев...
Я должен вернуть их, безвинных…
…Он пошёл к Киссону, который уже опал и не был бешено полноводным - таким, когда, как посуху.
Он ходил по его высоким покорным волнам.
Иисус сел на сырой, речной песок и тинистую глину, и вылепил тонкостными перстами плотника двенадцать глиняных воробьёв.
Потом Он сложил воробьев на песок, и жгучее солнце просушило, прокалило их, и они стали лёгкими, невесомыми...
Тут пришёл Иосиф, и он дивился мастерству лепки десятилетнего Сына своего:
- Кто научил Тебя лепить птиц?.. Твоя любовь к птицам научила Тебя?..
Иисус сказал:
- Я хочу вернуть, воскресить убитых сегодняшней ночью в ночных гнёздах вместе с яйцами неповинными.сокровенными…
Иосиф изумился:
- Гляди, Иешуа!
Иль я с утра, в Праздник Кущей, вкусил мака и чудится мне?..
Иль двенадцать воробьев налетели, и каждый взял в лапки своего глиняного собрата, и улетели все двенадцать?..
Иль сами глиняные воробьи стали живыми и восстали с речного песка, оставив извилистые следы, похожие на египетские иероглифы накаменные?..
Или Ты превратил глиняных в живых?..
Истинно говорят древние раввины, что язык иудея всегда должен говорить: не знаю, не знаю, не знаю...
И я не знаю, не знаю...
Но нет никого на песке, опричь птичьих следов...
- Мальчик! Сын мой!.. А мне ведь скоро умирать, а Тебе одному оставаться...
И разве Тебе помогут глиняные и воскресшие воробьи в этом страшном мире?..
Средь законов древних, каменных?..
Иосиф сел на песок мокрый и рыдал, и Иисус не мог утешить его...
Он шептал, но отец не слышал Его...
- Отец, отец, отсюда, от глиняных воробьев, с помощью Небесного Отца Моего, я начну воскрешать усопших, поднимать падших, исцелять хворых, утешать печальных...
…А галилейские пастухи говорили и говорят уже две тысячи лет:
Когда Его распяли - над Его Крестом кружили необъятные стаи перелётных птиц...
А к Его Кресту шли все бешеные, пенные быки...
И все прокажённые, и все больные, слепые, немые и бесноватые...
И многие мёртвые шли к Его Кресту...
Чтобы воскреснуть…
Так говорили и говорят доселе галилейские пастухи…
Но кто верит им?..
Рис. Медата Кагарова.