ГЮРЗА

Збигнев Бжезинский – безусловно, очень важный персонаж американской и наднациональной политики. Однако не стоит преувеличивать его значение и демонизировать. Если пользоваться терминологией Виттенбурга-Маркеева, то в мировой борьбе за власть, информацию и ресурсы можно выделить следующие группы: хозяева игры, игроки, помощники игроков, фигуры и битые фигуры. Бжезинский из фигуры превратился в помощника игроков. Так же, как его современник Киссинджер, как полковник Хауз в первой трети ХХ века. Но все они – не игроки.

Если суммировать его вклад в идеологию и практику мирового буржуинства, то это следующее. В области идеологии и пропаганды это, прежде всего, схема «тоталитаризм в двух формах – СССР (сталинизм) и Третий рейх (гитлеризм)». То есть приравнивание советской сталинской и нацистской гитлеровской системы – это «ноу хау» Бжезинского и его учителя К. Фридриха. Вот на чем до сих пор паразитируют либерасты-антикоммунисты-русофобы всех мастей. Далее, это рассуждения о технотропной эре и американском лидерстве и, наконец, идеологема Мировых Балкан.

В практическом плане Бжезинский сыграл большую роль в создании наднациональных структур нового типа – Римского клуба и особенно Трехсторонней комиссии, в американо-китайском сближении и в провоцировании ввода советских войск в Афганистан. Последнее Бжезинский считал своим главным успехом. Он полагал, что именно этим лично способствовал разрушению СССР. Вообще для Бжезинского в значительно большей степени, чем для Киссинджера характерно самовозвеличивание, он постоянно занимался саморекламой – эдакой комбинацией бизнес-рекламы и типичной хуцпы. Лонг Збиг действительно сыграл определённую роль в том, как заманить Советский Союз в Афганистан – но, во-первых, не он один занимался разработкой этих планов. А во-вторых, окончательное решение о вводе войск в Афганистан принималось узким кругом советской верхушки, главным образом в ведомственных целях МО и КГБ.

В конце 1990-х годов в ответ на вопрос корреспондента французского журнала Le Nouvel Observateur: не жаль ли ему, что около миллиона афганцев были вынуждены бежать из своей страны или погибли, Бжезинский заявил: какое это всё имеет значение по сравнению с победой над Россией? И когда журналист спросил его: вы боролись с коммунизмом? – Бжезинский сказал: не надо морочить себе и людям голову, мы (Запад) боролись не с коммунизмом, а с исторической Россией, как бы она ни называлась.

Русофоб Бжезинский действительно всю жизнь боролся с Россией и для него было неважно: это Российская империя, СССР или Российская Федерация; главное, что Россия – это враг. И это при том, что корни Бжезинского в России: его дедушка и бабушка похоронены на еврейском кладбище недалеко от Минска. Но, тем не менее, именно ненависть к России принципиально отличает Бжезинского от значительно менее эмоционального Киссинджера. Если взгляд Киссинджера на Россию – это взгляд удава, иногда сытого, иногда не очень, то взгляд Бжезинского – это взгляд, полный ненависти. Взгляд гюрзы.

Что касается стратегии – заманить Советский Союз в Афганистан и нанести ему там поражение, – то у этого приобретения есть и обратная сторона. В том числе и для американцев. Сделав ставку на моджахедов, на силы не Современности, не Модерна, а традиции и архаики, американцы в Афганистане нарушили принцип противостояния с Советским Союзом, которым они руководствовались много десятилетий. Ведь борьба между СССР и США в Третьем мире протекала как борьба двух проектов Современности, двух проектов Модерна: капиталистического и антикапиталистического, то есть социалистического. А вот в Афганистане, проигрывая Советскому Союзу, американцы сделали ставку на несовременные, более того – антисовременные силы: на фундаменталистов. И то, что мы имеем сейчас на Большом Ближнем Востоке и в Большой Центральной Азии – это отдача, как сказал бы Чалмерс Джонсон, от того решения и той политики. То есть, стремясь нанести поражение Советскому Союзу в Афганистане, американцы – в том числе Бжезинский, – вызвали к жизни такого джинна, с которым всему миру и американцам в том числе придётся хлебать по полной программе.

Бжезинский активно выдвинулся при Картере. Картер был первым президентом, которого стопроцентно поставили у власти наднациональные структуры, и огромное количество тех людей, которые были членами Трёхсторонней комиссии (сооснователем которой был Бжезинский), оказались в администрации Картера. В том числе сам Бжезинский. Картер был смесью циника и крайнего наива, и его поцелуи с Брежневым не должны вводить в заблуждение. Картер – это одно, его администрация – другое. Поэтому Картера так быстро вышибли из его кресла, подведя черту под так называемой разрядкой напряжённости, детантом. На рубеже 1960-70-х гг. Запад и, прежде всего, США оказались в тяжёлом положении. Я согласен с точкой зрения тех экономистов, которые считают, что в конце 60-х годов США проиграли экономическую гонку Советскому Союзу. Не Советский Союз выиграл, а США проиграли и перестали быть самовоспроизводящимся хозяйственным механизмом. Кроме того, Советский Союз на тот момент установил примерный военно-стратегический паритет с США, и Америке нужна была передышка, им нужно было пространство для вдоха – и они его получили. То есть по сути и по своим последствиям разрядка вкупе с нефтяным гешефтом была геоисторической ловушкой, в которую Запад заманил Советский Союз. И, кстати, были умные, проницательные наблюдатели которые чётко спрогнозировали подобную ситуацию, например, писатель Всеволод Кочетов,в своём романе-предупреждении, романе-памфлете «Чего же ты хочешь?», который так ненавидит наша либерастическая публика.

В связи с фигурой Бжезинского возникает и интересный мировоззренческий вопрос. Он поставил антикоммунизм во главу своей собственной судьбы и американской политики. И вместе с тем читаем у Бжезинского: «Марксизм представляет собой новый, исключительно важный этап в становлении человеческого мировоззрения. Марксизм означает победу активно относящегося к внешнему миру человека над пассивным созерцательным человеком, и в то же время победу разума над верой». Бжезинский не понимал до конца Маркса, но как человек грамотный понимал, в отличие, например, от нашей перестроечной и послеперестроечной шпаны, значение марксизма для сферы идей, для политики XIX-XX вв. Поэтому он и отметил значение марксистской идеологии. Есть, кстати, ещё один любитель Маркса – Жак Аттали (глашатай мондиализма и биороботизации), который написал весьма прочувствованную биографию Карла Маркса. Она издана даже в СССР в серии «ЖЗЛ». И главное, за что Аттали уважает Маркса, –за идею, как ему представляется, мирового правительства. Только, по его мнению, Маркс ошибся в одном: мировое правительство будет создавать не пролетариат, а буржуазия. Так что «марксизм» Бжезинского имеет такую же природу. Конечно, Лонг Збиг как глобалист не мог не оценить того, что Маркс во многом старался избавить человека от его традиционных родовых свойств.

Обратим внимание: Збигнев Бжезинский выступал скорее как идеолог, чем как практик. Масштабным практиком оказался Генри Киссинджер. Бжезинскому, повторю, всё-таки очень подкузьмила его эмоционально-избыточная ненависть к России, к русским. Киссинджер, более свободный от этих эмоций, стал значительно более удачливым политиком, и его вклад в практическую политическую жизнь Запада второй половины ХХ века выше, чем вклад Бжезинского.

И последнее. Удивительным образом в позднем, горбачёвском СССР и в РФ книги русофоба Бжезинского оперативно переводятся и издаются большими тиражами. Так, в середине 1980-х годов была издана книга «План игры» – по сути руководство по разрушению СССР. В начале нулевых в череде других издали «Выбор: мировое господство или глобальное лидерство». В этой работе Бжезинский, в частности, писал: «…сделанный Россией… выбор (т.е. капитуляция горбачёвского режима и прозападный курс ельцинского. – А.Ф.) предоставил Западу стратегический шанс. Он создать предпосылки для прогрессирующей геополитической экспансии западного сообщества всё дальше и дальше вглубь Евразии. Расширение уз между Западом и Россией открыло для проникновения Запада, и в первую очередь Америки, в некогда заповедную зону российского “ближнего зарубежья”» (подч. мной. – А.Ф.). Откровеннее не скажешь. И к тому же это убийственная характеристика горбачёвщины, ельцинщины и порождённой ими «илитки».
Последнюю Бжезинский тоже не обходит вниманием. Он с удовлетворением пишет о том, что постсоветская «элита всё более явно демонстрирует понимание своих собственных (т.е. шкурных антироссийских и антирусских. – А.Ф.) интересов, дух товарищества и самосознания… В фокусе её внимания находится Америка». Тоже откровеннее не скажешь. Так и вспоминаются угодливые американские холуи козыревского типа, просившие бывшего президента США Никсона сформулировать национальные интересы и цели России.
По сути в «Выборе…» Бжезинский говорил о необходимости выращивания на постсоветском пространстве и прежде всего в РФ управленческих слоёв-отрядов, скроенных по американскому образу и подобию – то ли «муравьёв-менеджеров» руководимого Америкой «глобального человейника», то ли штампованных дуболомов Урфина Джюса, замыслившего поставить на колени всю Волшебную страну. Для США эти слои выполняют роль «организационного оружия», а по отношению к населению своих стран выступают в роли чего-то похожего на скользких тварей типа «чужих» или «нечто» в человеческом обличьи, служащих заморскому «хищнику». Удивительно ли, что книги Бжезинского именно «на ура» издаются у нас?

В частном плане своих «элитных» рекомендаций Бжезинский остаётся актуальным – и для мирового буржуинства и для его «пятой колонны» в РФ. В общем же плане эпоха Бжезинского ушла с разрушением СССР. Русофобия осталась, но в целом о последних 25 годах жизни Лонг Збига можно сказать то же, что о Белой кобре из «Книги джунглей» Киплинга: она «пережила свой яд, как это бывает со змеями».