Говаривали когда-то: "Кто играет джаз, тот родину предаст". Сейчас эти слова по-своему вновь обретают актуальность. Сразу после духоподъёмных передач Толстого или Соловьёва по центральным каналам начинаются трансляции западных фильмов. Причём добротных, качественных. О благородных рейнджерах, об отцах, любящих своих детей, о борцах с терроризмом или космическими угрозами, список можно продолжать. Здесь словно происходит какое-то искривление сознания. Голливуд, при своём тонком художественном подходе, успешно исправляет любые ошибки Белого дома. И это лишь частный пример происходящей на наших глазах культурной экспансии.
Недавно мне пришлось посетить значимые культурные точки столицы. Это произошло с подачи действующего министра культуры Москвы, который самыми важными местами посчитал "Гараж", "Винзавод", "Стрелку" и тому подобные, а отнюдь не ту же "Третьяковку", пусть даже современную — с авангардом. То есть, я отправился туда, где, по мнению Сергея Капкова, сосредоточена вся околохудожественная московская жизнь.
Видели выставку Гельмана, которому, как своеобразному деятелю культуры, нельзя отказать в последовательности. Для него всё, что напоминает о Сталине или Ленине — это мерзко и отвратительно. Шёл показ карикатур, выполненных на туалетных плиточках. Эдакая Лениниада наизнанку. Не устаёт поражать лицемерие. Пару десятилетий назад Гельман, по сути, тоже был в революционных отрядах, ломавших устои империи — Советской. Она рухнула. Это Гельмана не остановило, сейчас он со своей шайкой продолжает подпиливать опоры режима.
Вторая запоминающаяся галерея была отдана на откуп Айдан Салаховой — женщине, ставшей знаменитой после показа её триптиха "Стальной оргазм на оранжевом фоне". Видимо, это поле творчества для неё всё ещё актуально. В стенах галереи можно увидеть множество визуальных рассуждения на сексуальные темы. Айдан Салахова — дочь Таира Салахова, который, совместно с Церетели, по сути, "держит" современную российскую художественную академию. По моему мнению, всё истинное искусство должно быть самоокупаемым, это, если хотите, лакмусовая бумажка. Тем не менее, во всех галереях мне ответили, что они существуют за счёт фондов Прохорова и Мамута.
Затем в центре внимания оказалась "Стрелка". Нас встретили две очаровательные молодые девушки, которым на вид было меньше тридцати. Одна из них села перед нашей делегацией, состоящей из людей довольно пожилых, и с английским прононсам стала вещать об образовательных программах, практикуемых в стенах "Стрелки". Смысл всего ею изложенного заключался в следующем: конкурс сорок человек на одно место, отбирают в основном по портфолио, анализ которых происходит под надзором известных дизайнеров и архитекторов из-за границы. Прошедшим конкурс обещается раскрепощение сознание, полная активация творческого потенциала и тому подобное. Конечно, всё это стоит хороших денег, но кому-то они всё же разрешают учиться бесплатно.
Я преподаю уже почти сорок лет и понимаю, что смысл хорошего портфолио заключается в демонстрации того, что кандидат уже вхож в художественную среду, ему знакомы дисциплины рисунка и композиции.
Чтобы объяснить собственную точку зрения, касательно художественного образования, прибегну к грубой метафоре, вызвав в тексте образ солдата. Поступая на службу, солдат должен научиться стрелять из всех видов оружия, попадать в цель. Потом ему нужно знать, как копать окоп, при этом хорошо подтягиваться и быстро перемахивать через препятствия. В завершение не помешают некоторые знания о тактике и стратегии. А потом, когда уже начинается война, солдат должен связать все ранее изученные элементы воедино и начать проявлять собственную креативность, результатом которой будет смерть или победа. Другого пути я не вижу.
В "Стрелке", после рекламной речи, вступил я со словами: "Понимаю, вы, наверное, хорошая школа, раз к вам все рвутся, готовые платить большие деньги. Но покажите мне хотя бы один результат". Дама лениво обратилась к клавишам и вывела на экран готовый "успешный" проект. Смысл его таков: сносятся хрущёвки, бетонные плиты перемалываются, из них делают некий материал, их которого, в свою очередь, лепиться современная архитектура. Я сразу воскликнул: "но ведь перед нами социоэкономический проект! При чём тут дизайн? Это же самый обыкновенный бизнес-план и никакого искусства".
На выходе я слышал за спиной восхищённые перешёптывания. Мои спутники и спутницы были восхищены, будто бы им был явлен новый уклад жизни. До чего же силён гипноз всех этих западных проносов и таких словосочетаний, как "современная учебная программа"! Ему подвержены даже умудрённые опытом люди.
В конце мы видели ДК завода ЗИЛ — шедевр конструктивистской архитектуры. Я, будто бы сквозь кадры старой кинохроники, осматривал все эти гигантские пространства, низкое фойе, где когда-то собирались толпы заводского народа для совместных праздников. Сейчас площади ДК используются на двадцать семь процентов, да и то для платных секций и кружков. Изучают то, что актуально — английский, этикет, танцы. Пустует библиотека и огромные открытые веранды. Конструктивизм, явленный миру в прошлом веке, предполагал совершенно иной уклад жизни. ДК завода ЗИЛ чем-то напомнило мне хорошие советские фильмы пятидесятых-шестидесятых годов. Зрители всё ещё любят их, в основном, те, кто постарше. А машина Голливуда, с которой я начал собственное рассуждение, продолжает развиваться и совершенствоваться с каждым днём. И это, наверное, самое лучшее оружие запада.
