"Два дня, одна ночь" (Бельгия, Франция, Италия, 2014, режиссёры — Жан-Пьер Дарденн, Люк Дарденн, в ролях — Марион Котияр, Оливье Гурме, Кристель Корниль, Фабрицио Ронджоне, Кэтрин Сали)
Современная благополучная Бельгия. Но за пристойным фасадом цивилизационных благ таятся язвы социальной несправедливости. Сандре (Марион Котийяр) — жене и матери двух детей грозит увольнение. Женщину терзала депрессия, она долго лежала лицом к стене и пропускала работу на фабрике. Начальство — как всегда равнодушное, как это водится в буржуазном мире — решило, что без такой работницы, как Сандра, фабрика обойдётся. И поставило перед коллективом дилемму. Либо долгожданная премия в тысячу евро, либо Сандра продолжает работать. Сослуживцы радостно проголосовали за премию. Но Сандра под давлением совестливой подруги решает бороться с тяжёлой судьбой. Убедив начальство провести еще один тур голосования, женщина решает ещё раз обойти своих коллег и убедить их выступить в её пользу. На все это у Сандры есть всего два дня и одна ночь.
Обласканные всевозможными фестивальными наградами братья Дарденны славятся своим "прогрессивным" левацким подходом к проблемам современной Европы. И в самой сути этого подхода лежит обманка, ложный выпад. Вскрывая нарыв европейского кризиса, Дарденны действуют так, чтобы угодить именно той буржуазной аудитории, против которой и направлена их критика. Высосанная из пальца проблема — ну, в конце концов, у фабричной жертвы есть работающий муж и крыша над головой — становится глобальной демонстрацией того, что не всё так гладко в бельгийском королевстве. Если бы дело в реальности обстояло именно так, то Европа на сегодняшний день не теряла свои позиции одна за другой, а процветала бы буйным цветом.
Только сытый, удовлетворённый жизнью буржуа и рядовой представитель самовлюбленного офисного планктона, может отвлечься от навязанных хипстерской модой телесериалов и ужаснуться судьбе Сандры — "это так страшно, когда увольнение!". Ничего страшнее и придумать сложно. Возможно, сочувствие к героине обуславливается достойной игрой измождённой Марион Котийар, которая в буквальном смысле слова тащит на себе весь груз этой незамысловатой истории. А то, что равнодушный мир взирает на этот труд с олимпийским спокойствием — деньги все ж таки для большей части коллег оказываются важнее человеческих принципов — заставляет благодарную зрительскую аудиторию тихо ужасаться внутри себя. Как страшно жить… и так далее. Видеть в происходящей бытовой драме настоящую трагедию может лишь тот, кто далёк от реальной жизни и витает в благополучных облаках своего маленького социального счастья.
Тем более, когда драма эта напоминает закольцованный бег зайца по полям. Фактически важным в картине является только начало и конец. Мытарства Сандры, пытающейся донести до своих сослуживцев ужас своего положения, слишком предсказуемы и одномерны. Во всех этих хождениях по мукам пусть и есть правда жизни, но кто сказал, что эта правда должна быть интересна простому зрителю? Серая повседневность происходящего не отличается ни радикализмом, ни остротой чувств, ни реальным конфликтом. Но зато даёт повод порассуждать о гуманности человеческих взаимоотношений. Почему подобный зритель сочувствует Сандре с киноэкрана, но абсолютно равнодушен к бедам той части нашей страны, что проживает за пределами Садового кольца, вопрос. Ответ на него следует искать в статистике — большинство населения России поддерживает Путина, поэтому в сочувствии им отказано априори. Куда ближе оказывается усреднённый, неинтересный европеец, снимать кино про которого раньше в европейском киносообществе считалось большим моветоном. А социальный кинематограф взрывал общественные устои яростными манифестами вроде "Кулаки в кармане" (1965) Марко Беллоккьо.
Теперь же, с изменением мира, меняется и сам статус социального кино. Оно становится удобным, одомашненным, где-то даже уютным — вроде как и проблема налицо, но не до такой степени, чтобы по настоящему взволновать и шокировать. Ручной зверь на коротком поводке. Который может только тихо порыкивать в намордник, укусить он уже не в силах.
