29 октября, прямо в день рождения комсомола, в чём многие усмотрели намёк, президент подписал указ об общественной организации школьников.
Новая организация, которая ещё только должна родиться, названа абстрактно и уклончиво, намеренно бессодержательно названа – Российское движение школьников. Это пустая форма, которая может наполниться нужным содержанием. Это лишь первый шаг, даже и не шаг, а, возможно, лишь подготовка к шагу, но мне это видится очень обнадёживающим знаком.
Знаком чего? А вот чего: постепенного, без дерготни и широковещательных заявлений, выдавливания оккупантов с нашей территории. В том числе и главным образом духовных оккупантов из нашего умственного пространства. Наша духовная, умственная сфера всегда была в высокой степени оккупирована Западом – независимо от образа правления и всех революций. Все наши руководящие учения – заимствованные, наша интеллигенция живёт с головой, повёрнутой на Запад. Недаром известный философ А. Дугин даже придумал специальный термин – «эпистемологическая колония», то есть колония в умственном смысле. К зависимости умственной закономерно присоединилась зависимость экономическая, финансовая, организационная, что неизбежно привело к упадку и унижению. И вот сейчас происходит постепенное освобождение, медленное и трудное возвращение… к чему? К «совку», как поговаривают продвинутые и креативные? Нет, не совку. К себе. К своему духовному ядру, к своему пути, на котором одном наш народ и ждёт успех. Опять-таки свой, только себе присущий успех. Россия (как и любая другая страна, и любой отдельный человек) достигают успеха, развития, процветания только тогда, когда следуют по своему пути, – отчасти похожему, отчасти отличному от пути других народов / людей. Этот путь надо постичь, осознать: его нельзя списать у соседа, словно двоечник контрольную. Гегель верно сказал об этом: «Речь идёт о распознании за временными и преходящими видимостями субстанции, которая имманентна, и вечного, которое актуально». У каждого человека и у каждого народа есть какие-то базовые принципы, которые остаются неизменными во всех изменениях, и от которых нельзя отказаться, не потеряв себя. Мне кажется, мы как народ начинаем вновь обретать их, хотя казалось, что уж навеки потеряли.
Совершенно правильно, что начинать труд возвращения нашего народа к себе надо со школы, с детей. Даже, может быть, и с детского сада. Но уж со школы – точно. Сегодня школа находится в состоянии самом прискорбном – и в смысле обучения, и в смысле воспитания. Говорят, что воспитанием школа нынче не занимается – она оказывает «образовательные услуги», вроде химчистки или маникюра. Но ведь всё происходящее с ребёнком или подростком – воспитывает. Формирует. Если в него не заложены высокие идеи – патриотизма, служения, блага, то естественным образом формируются те, кого Салтыков-Щедрин называл «желудочными космополитами», у которых во главе угла шмотки – тачки – кабаки. «Естественный человек» вовсе не так прекрасен, как мнилось Руссо; если не тащить его вверх, то в нём и не будет ничего, кроме инстинктов: поесть-попить, совокупиться, полежать на солнышке. «Школа услуг» уже произвела несколько выпусков таких современных дикарей; им сегодня уже за тридцать – самый рабочий возраст. Они не имеют никакой внятной картины мира, им нечего отстаивать, кроме своего бабла, если удалось его «приподнять». Очевидно, нашим геополитическим конкурентам такие люди – просто подарок. И они много поработали над их воспитанием.
Собственно, действующий конституционный запрет на господствующую идеологию именно и направлен на формирование такой поросли. Ведь что такое идеология? Это по существу дела – светская религия. Она даёт картину мира и сплачивает народ на началах общей веры и общих представлений о мире и человеке. Вынь этот стержень – и народ рассыплется. Он и рассыпался. И вот сейчас его начинают собирать. С детей начинают, что очень верно.
Как будет выглядеть эта новая организация, относительно которой газета с историческим именем «Комсомольская правда» поспешила уверить, что ничего общего ни с пионерией, ни с комсомолом она иметь не будет? Пока неизвестно. Какой её построят – такой и будет. Хочется высказать лишь несколько соображений старой октябрёнки – пионерки – комсомолки.
Прежде всего, чтобы быть эффективной, организация должна работать непосредственно в школах. Должен быть человек, отвечающий за эту работу. В наше время это была, как правило, девушка-комсомолка лет двадцати, часто студентка-вечерница пединститута, которая потом становилась учительницей. (Попадались иногда и парни, но гораздо реже.) Недавно я услышала от старой опытной учительницы: хороший директор школы получается из бывшей вожатой. Очень согласна: эти люди получали всестороннее знание школы – с самого низу. Плюс организаторские навыки: походы, экскурсии, кружки, вечера, разбор конфликтов и т. д. Интересно ещё вот что: вожатая была промежуточным звеном между школьниками и учителями – вроде старшей сестры: как будто и такая, как ты, и вместе с тем немножко начальство. Я хорошо помню нашу вожатую Галю, эффектную блондинку, которой я даже пыталась подражать в смысле её элегантной, как мне виделось тогда, манеры одеваться.
Деятельность этой организации должна быть вплетена в учебный процесс. «Пионеру» (использую это слово за неимением другого) – стыдно плохо учиться, он должен служить примером («пионер – всем детям пример»), он должен помогать в учёбе тем, кому трудно. Очень, кстати, полезное дело – и для тех, кому помогают, и для тех, кто помогает: нет ничего полезнее для понимания материала, чем объяснить его другому.
Ещё важен институт вожатства. Пионеры – вожатые младшеклассников-октябрят. Комсомольцы – пионеров. Вожатыми становились в 5-м классе. Как правило, девочки, имеющие к этому склонность, приходили к своей учительнице начальных классов, которая брала первый класс, и начинали ей помогать. Организовывали утренники, читали книжки, проводили прогулки и т. д. Постепенно выделялись те, кто имел склонность к педагогической работе. Сегодня дети до самого конца школы – только лишь объекты воздействия. А потом все охают: инфантильные тусовщики! А всего и надо-то: помогать им становиться пораньше субъектами, а не только объектами.
Если детская организация будет где-то вне школы, то ничего не получится: сегодня детей боятся отпускать одних даже в пределах района, значит, кто-то их должен сопровождать; это трудно и громоздко, в результате всё выродится в мелкотравчатый клуб по интересам. Только в школе должна базироваться неопионерия!
Должно ли быть членство в этой организации обязательным или нет? Мне думается, надо стремиться охватить процентов 90 детей. Но дело надо поставить так, что туда принимаются самые лучшие, кто может придумать что-то интересное, имеет какие-то заслуги – от математики до рукоделия, от живописи до спорта. Дети должны вступать туда по собственному желанию, предъявляя какие-то основания. Тогда они будут это дело уважать. Записывать всех подряд не стоит, даже если в итоге все там окажутся. Под это дело кого-то можно заставить подтянуть учёбу, меньше безобразничать на переменах, да хоть внешний вид привести в порядок.
Отдельная история – выборные должности и организационная работа. Психологи выделяют среди прочих талантов и дарований социальный талант – талант коммуникатора и организатора. Он проявляется довольно рано. Сегодня этот талант редко оказывается востребован в школьном возрасте и уходит «в свисток»: в дурацкие тусовки, а то и в асоциальные выходки.
Конечно, в большей мере организационные дарования проявлялись в комсомоле. Школьный комсомол был естественным продолжением пионерии. «Скоро мы будем вступать в комсомол – так продолжаются школьные годы», – пелось в классической песне «Школьные годы». Так и было: одно перетекало в другое.
Люди, имеющие склонность к руководству людьми, становились командирами звёздочек, звеньевыми, председателями совета отряда и даже дружины, секретарями комсомольской организации класса или даже всей школы. Сейчас принято считать, что там только и делали, что промывали мозги в коммунистическом роде, но на самом деле ученики собирали макулатуру, иногда металлолом, сажали деревья, проводили экскурсии и походы, организовывали утренники и вечера, выпускали стенгазеты, помогали старушкам в рамках так называемого тимуровского движения. Сейчас многое из того, что было, пытаются возрождать под иностранным именем «волонтёрство»; молодые нередко полагают, что это дело родилось прямо сегодня, а прежде даже запрещалось коммунистическими властями. Вот как промыли им мозги, до полной стерильности.
На самом деле не так даже важно, что именно делали дети, как то, что некоторые из них приобретали навыки отвечать не только за себя, но и за других. И добиваться результата с помощью коллективной работы. Учились находить подход к нерадивым, подбадривать скучающих, мотивировать нерадивых. Это ценнейший навык, который приобретался легко, безо всякой натуги. И уж точно без специальных пособий и платных тренингов тимбилдинга.
Комсомол вообще был кадровым резервом руководящих работников. Совсем не только и не столько партийных функционеров, но просто руководителей любого дела. Безусловно, были там и холодные карьеристы, но были и вполне достойные люди. Последних, мне думается, было больше, но нам всем памятны герои приватизации, многие из которых прошли школу комсомола. Это, между прочим, неудивительно: среди комсомольских начальников были самые бойкие, витальные, сообразительные, хорошие коммуникаторы и организаторы, кому, как тогда выражались, «больше всех надо». В общем, «комсомольцы – беспокойные сердца». Когда стало «всё можно» – ну, тогда они и подсуетились, схватили свой кусок. Странно было бы, если б случилось по-другому… Безусловно, комсомол гнил и вырождался вместе со всей страной, но ответственность лежит не на нём, а на взрослых: молодыми надо руководить.
Важно ещё вспомнить вот что. Комсомольскую карьеру делали главным образом «простые» – парни и девчата из рабоче-крестьянских семей, из провинции. Это была открытая для всех дорога, но дети избранников фортуны – хозяйственных и партийных начальников, профессоров, научных работников – туда не шли. Даже как-то пренебрегали всей этой суетой, кривились брезгливо. И то сказать – перед ними и так были открыты многие дороги. А простой активный парнишка пробивался через комсомол. Это хорошо показано в повести Юрия Полякова «Апофегей»: герой, который становится комсомольским функционером, – из простых, а его возлюбленная, которая презирает его карьеру, – из профессорской семьи. Такое положение в некоторой мере позволяло обновлять руководящие кадры благодаря притоку «простых», что, конечно, тоже не панацея: простые жаднее до прежде недоступных им благ.
Комсомольские организации были в школах и вообще везде, где работали и учились люди от 14 до 28 лет. В наши дни комсомольцами были практически все, хотя я и знала нескольких, которые не вступали из каких-то своих соображений, главным образом из копеечной фронды. Никто их не наказывал и не преследовал, просто не обращали внимания, что было им слегка обидно.
Если нашей стране суждено двинуться вперёд, к развитию – нам нужно начать серьёзную работу с детьми и молодёжью. Это должна быть по существу идеологическая и организационная работа. Может быть, чтобы не дразнить гусей, не надо её так называть, но понимать это – следует. Эту идеологию ещё предстоит сформулировать, чтобы успешно транслировать. Хорошо бы написать несколько хороших основополагающих текстов для детей. Учить надо любви к Родине, представлению о величии её истории и её выдающихся деятелей; надо непременно изучать историю своих городов и посёлков, проводить походы и поездки по родному краю, убирать и украшать его на субботниках и воскресниках. То есть детские мозги должны определённым образом настраиваться. Как это будет происходить на фоне той либеральной мути, которая извергается из телевизора и прочих источников? Этот вопрос для меня неясен, но думается мне, что говоримое в школе может оказаться сильнее. Тут особенно важно начать с начальной школы, когда дети более доверчивы, а учительницу готовы считать «второй мамой».
Что касается организационной работы, то было бы полезно выявлять ещё лет в 13–14 детей, склонных к лидерству, и так или иначе помогать им расти. Может быть, даже брать их в специальные интернаты, где бы они получали соответствующую подготовку. Разумеется, это должно быть строго бесплатно и учиться там должно быть очень трудно, чтобы не стало престижно и туда бы не повалили «дети из хороших семейств».
Пока мы раскачиваемся, это уже делают американцы. Уже действует несколько программ воспитания молодых лидеров; сообщалось, что отбирают молодых педагогов на специальные курсы, где платят неплохую, особенно для провинции, стипендию, чтобы потом они учили детей в том духе, как научили их. И это – с их позиции – очень правильный шаг: процесс подготовки будущих лидеров надо держать в руках и под неусыпным контролем.
Сейчас, сколь я понимаю, происходит очень интересный процесс – процесс перехвата управления страной. Это непросто, ох как непросто. Но, хочется надеяться, – осуществимо. Сделать это мирно и даже для не слишком наблюдательных людей незаметно – огромное искусство. От души хочется пожелать успеха всем, кто к этому искусству причастен.
