Троице-Сергиева лавра под Москвой — словно огромный восхитительный космодром. Колокольни, золочёные главы, синие, усыпанные звёздами купола, дивные фрески с ангелами и святыми. Будто храмы, как космические корабли, уже побывали в райских садах и вернулись на землю, принеся с собой картину божественного рая. Серебряная рака преподобного Сергия, окружённая многоцветными лампадами, — как таинственный звездолёт со своим бессмертным космонавтом, летящий через пространство русской истории, соединяющий небо и землю. Каждая молитва монаха, каждый пропетый божественный псалом — это выход в открытый космос, куда улетает душа, чая прикоснуться к Господу, вдохнуть его благодать и вернуться на землю, выдыхая нашу грешную жизнь, этот глоток божественной чистоты.
И здесь же, неподалёку от Лавры, в маленьком городке Пересвет — другой космический центр. Среди лесов — стальные, бетонные, укрытые от глаз за семью печатями, могучие сооружения: стенды, где проходят испытания космические спутники, корабли, ракетные двигатели, элементы ракетоносителей. Ни один сателлит не улетит в бесконечный космос, не пройдя испытания на этих стендах. Ни одна вновь сконструированная ракета не рванётся ввысь, не побывав на этом космическом полигоне. Задуманный Королёвым, построенный в ударные сроки, он является частью грандиозной советской космической индустрии, проложившей человечеству путь во вселенскую бесконечность, создавшей ракетно-ядерную оборону страны, сохранившей суверенный исторический вектор русской цивилизации.
Камера, в которую помещён новый искусственный спутник Земли, сконструированный для изучения дальнего чёрного космоса, полного непознанной серой материи. В этой камере создаются условия, в которых оказываются рукотворные изделия, покидая Землю. Мощные насосы откачивают из камеры воздух, создавая вакуум, соизмеримый с космическим. Могучие криогенные установки понижают температуру в боксе до леденящих пределов космического холода. Мощные светильники облучают изделия, имитируя огненный солнечный ветер, нагревающий оболочки спутника до сотен градусов. Аппарат, не покидая Земли, испытывает на себе всю полифонию космических воздействий. Множество датчиков слизывают показания с его оболочек, навигационных систем, микродвигателей, солнечных батарей, изысканных и утончённых приборов, помещённых в спутник для извлечения космических тайн.
Ещё один стенд, в котором укреплена "Ангара" — новый носитель, предназначенный для вывода в космос орбитальных группировок. Он сжат в железные тиски. Стартовый двигатель изрыгает огненную плазму, ревёт и содрогается воздух, раскалённый язык вырывается из стенда, лижет бетонный жёлоб. Потоки воды охлаждают жуткий жар, превращаясь в раскалённый пар. Компьютеры жадно глотают бесчисленные потоки информации, создают модель ракетного старта. Здесь, на земле, помещённая в бетонный кокон, пойманная в железный капкан ракета воспроизводит свой грозный старт. Испытывает прочность и термостойкость своих оболочек, поведение двигателя, чуткость рулей, бесчисленные данные, сопровождающие переход ракеты от неподвижности к космической скорости.
Ещё один стенд — стальное кольцо, в которое зажат ракетный двигатель новейшего образца, ещё ни разу не побывавший в космосе. На этом двигателе унесутся на ближние и дальние орбиты коммуникационные спутники, обеспечивающие телевизионную и радиосвязь. Военные разведчики, озирающие пространства материков и океанов. Боевые лазеры, способные предупреждать о пусках враждебных ракет. Оружейные системы, ведущие наступательные и оборонительные операции в условиях звёздных войн.
А вот — стенд, где уже три десятилетия проходит испытания на надёжность один из модулей станции "Мир". Великая советская станция уже сгорела и растворилась в рассоле океана, а этот модуль жив, в нём работают микродвигатели, действует электроника, его оболочки выдерживают солнечный жар и космический холод.
Но вот, о, чудо, грандиозный, как пирамида Хеопса, вырастает из лесов стенд: угрюмый, неподвижный, грозный. Двадцать лет он пустует. Двадцать лет здесь не грохочут двигатели. Не собираются толпы конструкторов и инженеров. Не проводятся испытания. Этот стенд принимал в свои недра великий "Буран" и грандиозную сверхракету "Энергия". Именно здесь, на этом стенде, отрабатывался их могучий старт. Здесь полыхал чудовищный огонь водородного двигателя, воспроизводилась отстыковка "Бурана" от своего непомерного носителя. Здесь "Буран", не покидая Земли, демонстрировал способности к манёврам в космосе, изменению траектории, приземлению и точной посадке.
На этом стенде пусто и холодно, гулко, как в старинном безлюдном замке. Но этот стенд — не мертвец, он находится в абсолютной готовности. Могучие светильники, имитирующие солнечный жар. В отличном состоянии пребывают мощные вакуумные насосы, способные откачать из камеры воздух. Криогенные установки готовы создать космический холод. Датчики, приборы, кабели, чуткие провода, камеры наблюдения — всё притаилось и замерло, словно ждёт, когда в это опустелое гнездо вернутся волшебные птицы. Когда вновь оживёт и будет запущен грандиозный проект "Луна", для которого уже были готовы луноходы, архитектура лунных поселений, буровые для добычи лунных ископаемых, бурильщики для этих лунных буровых, учёные для этих лунных лабораторий, где зреют цветы для лунных садов. Этот лунный проект был разгромлен в катастрофе девяносто первого года. Находясь в этом стенде, понимаешь, какая беда случилась с русской цивилизацией, какой великий вектор был остановлен и сломан.
А рядом с этим стендом другой — недостроенный: с бетонным основанием, с поднебесным куполом, где готовился к своему волшебному воплощению проект "Марс". Мучительная тоска и печаль охватывают при виде этих циклопических сооружений, среди которых ещё гудят голоса великих космистов, реют их неосуществлённые мечты, витают их гениальные замыслы. И ты усилием воли гонишь от себя эту музыку смерти, этот реквием по убитой цивилизации. Веришь, что птица вернётся в своё гнездо. Что Россия очнётся от страшного удара, сосредоточится, как говорил Горчаков. И сосредоточием окажется этот оживший стенд, куда тяжеловозы доставят для испытаний новые поколения космических челноков и сверхмощных лунно-марсианских ракет.
Эти стенды, эти космические предприятия величественны не только своей инженерной и технотронной мощью — они величественны людьми, которые приходят на эти стенды испытывать спутники и ракеты. Во многом эти седовласые старцы, их морщины говорят о великих переживаниях, о великом терпении, о великом мессианском стоицизме, той великой цели, ради которой несколько десятилетий назад они, в расцвете сил, явились сюда, в подмосковные дубравы и березняки. Они, эти грандиозные старцы, напоминают монахов, давших священный обет. Хранят святыни советской космической эры. Возжигают лампады и свечи вокруг новых ракет и спутников. Вершат грандиозный, невидимый миру подвиг. Сберегают заповеди отцов-основателей. Поджидают, когда им на смену придёт, наконец, молодая рать, примет от них священные скрижали, заменит их у компьютеров, стендов, испытательных пультов.
Величие этих людей — не только в том, что они сберегают грандиозную технику, но в том, что среди ложных кумиров нынешних дней, среди мишуры супермаркетов, бессмыслицы развлекательных центров, беспечного и безудержного потребления они сохранили кодекс героя, кодекс открывателя и творца. Тот русский кодекс духовного подвига, с которым жили и продолжают жить лучшие люди России: монахи и космонавты, воины и певцы, учёные и самоотверженные, верящие в Россию политики.
Глава этого научного центра Геннадий Григорьевич Сайдов, рассказывая мне о своём грандиозном хозяйстве, объяснил, в каком направлении, по его мнению, развивается нынешний космический вектор России. Строительство под Благовещенском восточного космодрома, заменяющего отпавший от России Байконур. Создание нового ракетоносителя: экономичного, компактного, способного населить ближний космос семейством современных летательных аппаратов. Создание космической станции нового поколения, обеспечивающей независимое присутствие русских в космосе.
Роскосмос с его лидером Владимиром Поповкиным собирает разрозненные осколки былой космической индустрии, которую рубили и дробили, как и всю советскую техносферу. Новый осмысленный централизм Роскосмоса соединит рассечённые потенциалы, обеспечит единое функционирование громадного организма, в недрах которого станут возможны грандиозные, отложенные на будущее проекты "Луна" и "Марс".
Здесь, под Москвой, среди волшебной природы построены два монастыря: православная Сергиева обитель, соединяющая Россию с космосом райских садов, и испытательный полигон в Пересвете, развивающий русский военно-технический космос. Два этих космоса — красный и белый — неизбежно сольются, создадут божественную космическую идеологию русского государства. Идеологию, в которой земная жизнь питается небесными смыслами. Идеологию, в которой небо с его райским бессмертием становится целью наших земных свершений.