Последний переулок. Дом тринадцать,
И дальше уже некуда идти.
Евг.Евтушенко
История имеет свойство повторяться. Сегодня в деловом сообществе ходят слухи, будто возвращаются нравы 90-х: ну там кидалово, убег с чужими деньгами… Но в 90-х хоть боялись получить «обратку», а теперь, говорят, ничего не боятся – полный беспредел. Кстати, слово «беспредел» имеет привкус какого-то архаизма, или историзма что ли. Но – возвращается.
Вот и в идеологической области тоже наблюдаются реминисценции из 90-х. Из конца 80-х даже. Явственным образом возобновилась борьба с пережитками культа личности в сознании людей. Настырно напоминают об ужасах сталинского правления. В Москве запущена кампания по навеске на дома мемориальных табличек, называется «Последний адрес», вешают на доме, где жил любой репрессированный при советской власти. Узнавать вроде как планируется от жильцов самого дома, от родственников репрессированных.
На днях об этой инициативе объявили по первому каналу ТВ – тому самому, который принято считать прокремлёвской пропагандой. М-да, своеобразная у нас пропаганда. Да что первый канал – сам Президент предложил установить памятник жертвам репрессий. Впрочем, ещё раньше, в бытность свою президентом, то же самое предлагал сделать Медведев. Но тогда это как-то заболталось, забылось, а вот теперь – всплыло.
Казалось бы – дел важнее нет в кризисное время, чем в очередной раз поговорить об ужасах 37-го года? А вот нет… Важная эта тема, ключевая – считают те, кто нами правит. И то сказать: народ совсем распоясался: Сталина призывает, чтоб окоротить казнокрадов и жуликов.
Мало того, меня не оставляет впечатление, что всё это – ответ. Ответ на американские разоблачения пыток в тайных тюрьмах ЦРУ. В тридцатые годы выкинули бы лозунг: «Ударим Гулагом по тайным тюрьмам ЦРУ». Те, в чьих цепких (и, надо признать, умелых) руках российское информационное поле, решили таким манером уравновесить свежие сообщения о пытках и беспределе в тюрьмах ЦРУ. Напомнить обывателям, что-де в Америке, да, случаются отклонения от лучезарного образа светлого града на холме - цитадели гуманности и прав человека, но у нас – всё равно хуже. Гораздо, несравненно хуже. И вот тебе эмоционально-впечатляющий пример: при проклятом Сталине из каждого дома увозили в чёрных воронках ни в чём неповинных людей, и отправляли в Гулаг, и расстреливали, и превращали в лагерную пыль. А они были такие хорошие, такие невинные, а их объявляли врагами народа и расстреливали, расстреливали, расстреливали. В 37-м году вообще всех приличных людей расстреляли – так в идеале, по мнению наших пропагандистов, должен считать правильный современный россиянин. Идеал, конечно, недостижим, но большая работа ведётся. Работа по оплёвыванию прошлого.
Идеологическая работа уже осуществляется прямо по месту жительства, чтобы, как выражался советский агитпроп, «дойти до каждого». В том числе и средствами «монументальной пропаганды» – так тов. Ленин называл памятники. По словам Луначарского, Ленин придавал большое значение памятникам, посвящённым «правильным» фигурам прошлого. И большевики их устанавливали – прямо во время Гражданской войны, в голодуху. Потому что монументальная пропаганда – это важно: памятники видны каждому, а газету надо купить и развернуть, даже телевизор - включить.
В кампании «Последний адрес» - соединяется эффект монументальной пропаганды с индивидуальной работой по месту жительства. Хорошо придумано, молодцы! Вот ведь не сообразили же пропагандисты патриотизма устанавливать такие же таблички с именами воевавших в Великую Отечественную войну, а из каждого дома, существовавшего в те времена, безусловно, ушли и погибли бойцы той войны. Опять патриоты вчистую проиграли антисоветчикам.
Кстати, хотелось бы знать, кто её оплачивает, табличную кампанию: ведь это всё денег стоит – не только табличка как таковая, но и за её, так сказать, экспозицию полагается платить; бизнес платит за каждую вывеску, например, с названием фирмы. Так вот кто? Как его зовут – этого историка-любителя? И какова совокупная цена вопроса? Вы уж извините, я, как торговка швабрами, всё свожу к мелочным денежным вопросам.
У антисоветчиков есть ещё одно достижение. Они впечатали в массовое сознание, что
- все репрессированные были репрессированы несправедливо и беззаконно; они были лучшими людьми Отечества;
- «враги народа» - это злонамеренная выдумка большевиков и лично Сталина: никаких врагов не имелось в наличии;
- количество «врагов народа» исчислялось десятками миллионов: лучшие сидели в Гулаге, худшие их охраняли.
Такая картина запечатлена во многих, очень многих головах, она имеет вполне массовое хождение. Надо сказать, что нечто очень близкое транслируется через школьное преподавание истории.
Были ли репрессии? Безусловно, были. Были ли они противоправными и необоснованными? Часть – безусловно, была. А часть – вполне обоснованные. Потому что враги, казнокрады, вредители и террористы – вполне реально орудовали в СССР; и об этом стоит помнить.
Мини-пример из жизни. У меня была соседка-старушка, владелица деревянной дачки в посёлке, где я живу. Мы с нею дружили, даже калитку незапираемую сделали между нашими участками. Так вот эта старушка (она умерла в прошлом году) была падчерицей соратника Тухачевского. Отчим её репрессирован не был, более того – именно в 37-м году ему выдали бесплатно этот самый участок под дачу (наш посёлок исторически принадлежал кооперативу военных). Старушка-соседка сохранила огромное почтение к Тухачевскому и любила повторять: «Вот победил бы Тухачевский – всё пошло бы по-другому, и жили б мы совсем не так». Уточнять у неё детали было бесполезно: она увязала в какой-то чепухе, но что маршал был заговорщиком – этого мнения она держалась твёрдо. Знала, наверное, как было дело. Так что не стоит объявлять Тухачевского светлым рыцарем, невинно убиенным.
Про необоснованные репрессии хочется ещё вот что напомнить.
Этой машине, перемоловшей многих и многих, в том числе и самых простых людей, активно помогал – народ. Тот самый простой народ, рядовой обыватель, маленький человек, который всегда «с краю», «ни при чём», которого литераторы-гуманисты всегда объявляют жертвой, да и сам он любит считать себя жертвой. Это они – энкавэдэшники, партократы, чиновники – во всём виноваты, а мы что, мы ни при чём.
Так вот это не так. Те самые репрессии были подлинно всенародным делом. Я не о тех, кто из страха и по стадному чувству поднимал руку на собраниях, требуя «уничтожить бешеных собак». Я о тех, кто массовым порядком облыжно доносил на своих сослуживцев, соседей, друзей. Доносили по разным причинам: желая разжиться комнатой в коммуналке или свалить научного конкурента. Но гораздо чаще – из неосознанной злобной зависти к чьей-то хотя бы малой, хотя бы предполагаемой, удаче. К большому сожалению, наш народ не любит удачливых, одарённых какими-то хоть малыми способностями и неосознанно стремится их утопить. Вернее, так: талантливым и удачливым позволяется быть кому-то далёкому – звезде, великому человеку, но никак не соседу, не сослуживцу, не родственнику. Соседу полагается быть убогим, больным, горемычным – тогда его будут любить и даже помогать ему. А в случае удачи – ненавидеть и топить. Период репрессий был звёздным часом завистников и ненавистников: они получили выход своим подсознательным эмоциям. Разумеется, вся эта драма разворачивалась целиком в подсознании. На поверхности многие действительно верили, что те, кого они оговаривали, - истинные враги советского строя. Так что всё не так-то просто.
Мой собственный дед, провинциальный адвокат, тоже был репрессирован и умер в тюрьме от воспаления лёгких, как написано в казённой бумаге, которую хранила моя бабушка. Потом был посмертно реабилитирован. Рассказывают, что арестовали его по доносу бывшего приятеля, но, разумеется, доподлинно мне это не известно. Известно, что был дед человеком не то, что талантливым, а скорее – хватким, способным, который за что ни брался – всё получалось. Завистники, безусловно, были. Борьба с врагами, по существу – гражданская война – всё это было время великого сведения счетов.
Нужно ли поставить памятник жертвам репрессий всем разом, без разбора? Или отдельно – жертвам необоснованных репрессий? Тем, которые были реабилитированы, т.е. очищены ото всех обвинений? Так и написать: «Жертвам необоснованных репрессий»? Так представляют дело «поборники вольности и прав»?
Несколько лет назад сам Медведев предложил установить в каждом населённом пункте памятник жертвам репрессий. Наподобие того, как стоят памятники погибшим в Отечественную войну.
- Дедушка, кому это памятник?
- Это памятник героям, погибшим во время войны, они сражались за нашу Родину.
- Их убили враги, дедушка?
- Враги, деточка.
- А этот памятник кому, дедушка?
- Это памятник жертвам политических репрессий.
- А их кто убил, дедушка?
- А их свои убили. Вечно у нас всё не по уму.
Духоподъёмно и воспитательно – верно? Способствует «примирению и согласию», выражаясь казённой формулой? Внушает молодому поколению почтение к государству? Вот как-то сомнительно… А ведь памятник – это просто отражение какого-то исторического факта: много их было, фактов, всех не отразишь. Памятник – это отражение факта актуального. Это принятие официальной позиции. Это, как теперь говорят, месседж. Ставя памятник жертвам необоснованных репрессий, государство объявляет: оно само уничтожает своих, верить ему нельзя. А как иначе? И потомкам погибших говорит: «Ваши родственники погибли зря».
Так что же – не надо ставить никакого памятника? Я бы поставила памятник на Колыме или на каналах, или ещё где-нибудь, где работали зеки Гулага. В Воркуте или в Норильске.
Пусть это будет памятник не жертвам, а труженикам.
Их труд, адский, смертный, в том числе и во время войны, внёс свой вклад в наше общее выживание. И в создание атомной бомбы – они тоже внесли свой вклад. Ведь дело-то не в изобретении бомбы как таковой, как считает рядовой обыватель, а в создании гигантской атомной промышленности. И в этом «жертвы необоснованных репрессий» тоже поучаствовали. И лес они валили – не впустую. И заводы воздвигали – не напрасно. И каналы рыли – осмысленно. На красивом здании Речного вокзала в Москве, напоминающем корабль, висит табличка: канал им.Москвы строился с 1934 до 1937 г. За три года с тачками и лопатами – построили. Сегодня бы три года согласовывали документы и это ещё оптимистическая гипотеза.
Поставив памятник не жертвам, а труженикам Гулага, мы придадим смысл их жизни и смерти. Поставив памятник жертвам – мы заявим, что смерть их бессмысленна, а бессмысленная смерть венчает бессмысленную жизнь. Есть тут и ещё один поворот сюжета. Истинные враги советской власти и её случайные жертвы, а также простые уголовники – все они вместе катали тачки. И всех их уравняла смерть. И все они внесли свой трудовой вклад в общее наше дело. Общий памятник их труду – вот истинное примирение и согласие, которого так не хватает нашему обществу. А то, что предлагается и не только предлагается – делается – так вот это только разжигает ненависть одних к другим и презрительное отвращение к государству.
