Авторский блог Татьяна Воеводина 13:00 24 марта 2015

Поездка в Прибалтику

Я спросила, которая из трёх бывших советских республик наиболее успешна. Ожидала, по правде сказать, ответа в духе «там лучше, где нас нет». Но нет, мне ответили тотчас, дружно и без колебаний: лучше всего живётся Эстонии. Почему? А потому что они близки (по крови, по языку) к Финляндии, и Финляндия им помогает. Это слово – «помогать» – мелькнуло ещё несколько раз: ЕС не помогает, обещали помогать, а не помогают… В результате – говорят – стало гораздо хуже, чем было при СССР. При этом СССР мои собеседники не помнят, знают только по рассказам родителей и старших.

Эти заметки – давние, лета 2011 года. Но глядя на сегодняшние события, мне показалось, что они могут быть интересны. Из них становится понятной та воинственная антироссийская истерия, которой охвачены сегодня бывшие республики советской Прибалтики. Истерия эта имеет вполне жизненные, даже житейские корни. Вот о них эти заметки.

Давно меня удивляло: с чего бы это литовские власти возобновили тягучую муру о советской оккупации, злополучном офицере «Альфы» и всём, что к этому относится. (Это было в 2011 г.). Всякий раз, когда я об этом слышала по телевизору, я мимолётно раздражалась: ну сколько можно? Ведь двадцать лет минуло, всё уж быльём поросло. Неужто нельзя великодушно простить оккупантов и понемногу заняться своими делами?! Тем более, что теперь, свободные и независимые, бывшие братские республики Советской Прибалтики просто обречены на процветание.

Двухдневный визит в Шауляй всё поставил на свои места. Антисоветская (теперь уж антироссийская) возня вполне понятна и объяснима. И объяснение лежит на поверхности.

Первое, что меня глубочайшим образом поразило, это готовность и стремление обычных литовцев говорить по-русски. При этом по-русски говорят не убогие пенсы и унылые совки, не сумевшие найти себе места в сияющем мире конкурентного капитализма. По-итальянски есть симпатичное слово «nostalgici» - ностальгирующие. То есть те, кого Пушкин определил как «в прошедшем веке запоздалый». Так вот в Литве по-русски говорят не такие. Вовсе не такие. Напротив, активные и предприимчивые. Повидавшие мир и умеющие принять его вызовы.

Я общалась с тридцатилетними менеджерами и совладельцами промышленного предприятия, перенесённого в Литву из Ирландии. Прежде все эти ребята работали в Ирландии в качестве эмигрантов (трудовые мигранты из Литвы почему-то едут в Британию и Ирландию). Я поначалу заговорила с ними по-английски, но они дружно захотели по-русски. Говорят с акцентом, кое с какими ошибками, но бегло и живо, запас слов большой, знают и современные словечки, вроде «кинуть», «откат». Спросила: откуда? Оказывается, смотрят наше ТВ, говорят: интереснее, чем литовское. Это меня, по правде сказать, крепко озадачило: неужто бывает что-нибудь хуже российского ТВ? Вот, представьте себе… Мои собеседники имеют какую-то приставку, позволяющую смотреть шесть русских каналов. У меня самой, кажется, нет шести каналов. Ну и плюс интернет. Отсюда – современные словечки. Бухгалтерша, решительная женщина, говорила, что русский язык надо ввести как обязательный предмет и точка. По правде сказать, я таких разговоров не ожидала.

За обедом вспомнили детский автобиографический роман Александры Бруштейн «Дорога уходит вдаль…» Я тоже его когда-то в детстве читала, и мне очень нравилось. Там про еврейскую девочку Сашеньку, которая живёт в Вильнюсе, поступает учиться, дружит с подругами – ну всё, как положено. Тогда это было, естественно, единое государство - Российская империя; там, в романе (и, надо полагать, в тогдашнем Вильнюсе) живут вместе и русские, и поляки, и евреи, и, только между прочим – литовцы, но моих собеседников это не смущает. Я пообещала поискать в Москве этот роман, что было встречено моими новыми литовскими друзьями с большим энтузиазмом.

Ни про какую советскую оккупацию никто ни сном ни духом не вспоминает. Тем более, что перед глазами совершенно другие оккупанты. В шауляйской гостинице вместе со мной жили военнослужащие НАТО. Такие, знаете, приличные, в отглаженном камуфляже, с французским флажком на рукаве. Парни и девушки европеоидной расы. Встречаясь на завтраке, девицы целуются, парни тоже приветствуют девиц поцелуем. Вояки… Мне рассказали, что тут базируются натовские истребители, патрулирующие границу с Россией. Потому, наверное, и вояки белой расы: сложная всё-таки техника, не всем доверишь. А гражданский аэродром, бывший в Шауляе при советской оккупации, закрыли.

Вообще доехать из Москвы до Шауляя сегодня целое дело. Я летела до Риги, потом на машине пару часов до Шауляя. Рассказывали, что когда натовцы только появились, случалось много дебошей и драк в ночных клубах: камуфляжные парни поначалу полагали, что с местными девицами можно не церемониться, а литовские ребята оказались неуступчивыми и кое-кому начистили рожу. Натовцев даже одно время сопровождали на отдыхе специально отряженные бригады полиции, но потом, слава Богу, всё устаканилось.

Общее впечатление – приличное. Дороги в сносном состоянии – говорят, ЕС выделяет деньги. Вообще, Прибалтика оставляет впечатление опрятности – это ещё в советское время было. В смысле чистоты и опрятности они – европейцы, а мы, русские, как ни крути, - азиаты. У нас убраться толком никто не умеет – ни на домашнем уровне, ни на общегородском. Прибалты не бросают мусор где попало – вот и весь секрет. А почему они не бросают, а мы бросаем – этот секрет «разгадке жизни равносилен».

Но при этом сильный привкус опрятной бедности: дома не чинены, тротуары, опрятно выметенные, давно пора заменить, т.к. ремонтировать там почасту нечего. Но при этом цветочки перед домами, всё какое-то бедновато-уютненькое. В Шауляе симпатично отсутствие высоких домов: всё-таки люди должны в норме жить в домах до пяти этажей – это максимум. А лучше 3-4-х, если уж не индивидуальные коттеджи.

Сельское хозяйство, которое славилось при советской оккупации, в запустении. Заметны брошенные поля – как у нас. Обращает внимание отсутствие скотины по сторонам дороги. Как-то даже петухов не слышно – что-то зловещее. Зато видела оленью ферму, прямо-таки пасутся олени. Говорят, их выращивают для охоты прямо там, на ферме. Ужасно жалко олешков. Почему-то домашних не жалко, а диких зверей жалко – в этом алогизм обыденного сознания: жить-то все хотят одинаково.

В деревнях, говорят, жизнь незавидная, народ спивается. Колхозов нет, а индивидуально – много не наработаешь, да и сбывать трудно: у них же, надо полагать, требования ЕС. На заводе, где я была, в сельской местности под Шауляем, работают такие вот неприкаянные селяне. Зарплата 300 евро, считается вполне завидной. Работают, впрочем, плохо. Говорят, что есть какие-то большие сельхозпредприятия (видимо, бывшие колхозы-совхозы), в которые закачивает деньги ЕС – так вот там дела идут хорошо. Но я лично их не видела.

С работой неважно: советские заводы закрылись, например, когда-то известный завод в Шауляе, выпускавший телевизоры – у меня когда-то был такой, маленький, в ярко-жёлтом пластмассовом корпусе. А новых тоже не видать. Есть какая-то частная активность: за забором завода, куда я ездила, производят деревянные паллеты (поддоны) и продают в Европу. Ещё там производят дрова для Германии. Вероятно, в статистике это числится как промышленность. М-да…

Я спросила, которая из трёх бывших советских республик наиболее успешна. Ожидала, по правде сказать, ответа в духе «там лучше, где нас нет». Но нет, мне ответили тотчас, дружно и без колебаний: лучше всего живётся Эстонии. Почему? А потому что они близки (по крови, по языку) к Финляндии, и Финляндия им помогает. Это слово – «помогать» – мелькнуло ещё несколько раз: ЕС не помогает, обещали помогать, а не помогают… В результате – говорят – стало гораздо хуже, чем было при СССР. При этом СССР мои собеседники не помнят, знают только по рассказам родителей и старших.

И мне показалось, что в этом слове «помогать» - вся разгадка. Разгадка, в том числе и антироссийского лая, который уже двадцать лет несётся из Прибалтики. Эти народы не могут жить самостоятельно. Это не в укор – просто факт такой. Далеко не все народы могут организовать собственное государство и жить своей независимой жизнью, не клонясь и не прислоняясь к сильному соседу. Собственно, и люди устроены точно так же: кто-то способен быть предпринимателем и работодателем, самостоятельной экономической единицей, кто-то способен быть фрилансером – работать на себя, а кому-то необходим работодатель, кто его приставит к делу и снабдит работой. Всё это совершенно не означает, что кто-то лучше, а кто-то хуже, просто люди от природы разные, и народы тоже разные. И как отдельному человеку нужно в первую очередь понять себя, свои способности и ограничения и действовать в соответствии со своими реальными возможностями, а не против них, - точно так и народам хорошо бы не заморачиваться яркими химерами и несбыточными фантазиями, а познать себя - реальных. И тогда их ждёт успех. И, соответственно, наоборот.

Я не думаю, что бывшие братские народы СССР, как циничная содержанка, с холодной головой искали себе более выгодного и богатого «папика». Возможно, политики так думали, но это чувство не было массовым. А независимость ведь поддерживали массово, народ её хотел и к ней стремился. Мне кажется, на рубеже 80-х и 90-х на всех жителей бывшего СССР напал морок (если воспользоваться выражением одного моего интернет-френда) – химера какой-то дивной, невиданной жизни, которая вот-вот начнётся, стоит только сковырнуть ненавистный совок и завести капитализм. Такое бывает и в отдельной человеческой жизни, и в жизни целых народов тоже бывает.

Сегодня прибалты – несчастны.

С чего я это взяла и как смею так категорически утверждать?

А вот с чего. Многие мои друзья – развелись (иные и не по разу). Их отношение к бывшим супругам напрямую зависит от их теперешнего положения. На 100% зависит. Если сегодня ты благополучен – богат, успешен, удовлетворён личной жизнью и детьми – ты и к «бывшему» («бывшей») относишься дружелюбно и положительно. А если в сегодняшней жизни хорошего ничего нет – хочется (слаб человек!) поискать виноватых в прошлом: это она мне жизнь испортила, это ему я молодость отдала, это он, урод, не воспитывал сына, вот и стал сынок алкоголиком-тунеядцем-наркоманом. Один мой знакомый в любой момент и с пол-оборота втягивается в бесконечный разговор о страшных злодеяниях своей бывшей супруги, с которой он уж лет десять в разводе, ежели не больше. Жизнь его идёт через пень колода – вот ему и нужен виновный. Сам он, скорее всего, этого не осознаёт, но дело обстоит именно так.

Точно так ведут себя прибалты. Вернее, не люди, а их правительства и пропагандистский аппарат – простые люди оказались инстинктивно мудрее. Им плохо, неуютно, они чувствуют себя обманутыми и угнетёнными. И то сказать – новые хозяева мира с мелюзгой не церемонятся, это не русский Иван, который сам не доест, а национальные окраины накормит.

Осознавать всё это – трудно и противно, как тяжко осознавать большую жизненную ошибку. Ну, осознал, а «фер-то ке», как говорил генерал в рассказе Тэффи. Делать-то что? Назад-то не вернёшься. Именно поэтому и люди, и народы продолжают настаивать на совершённой нелепости. И чем нелепее нелепость, чем грандиознее разочарование – тем с большим остервенением настаивают. Вплоть до сокрушения «бронзового солдата», до посадки в тюрягу ветхого старика, истребования компенсации за оккупацию…

Бедные, разочарованные люди… Нет, я не испытываю никакого злорадства: вот-де не нравилось вам в совке - сидите теперь под натовским башмаком и не вякайте. Нет, такого чувства у меня нет. Более того. Я, как русская, ощущаю смутную вину. Мы, историческая Россия, бросили эти народы, ответственность за которые взяли на себя когда-то.

Они сами хотели уйти? Тринадцатилетний подросток тоже хочет уйти из дома, где всё не так и все его угнетают. Так что ж – отпустить его? Куда он пойдёт и кем станет? Потому-то и долг родителей – удержать его. Для его же блага.

Не удержали…

У России, у русских был некий исторический долг. Какой-то аналог киплинговского «бремени белых». Мы его не исполнили. Мы отпустили «братские народы» - куда? Среднеазиатские – в дикость, молдаван, пожалуй, в варварство, украинцев, прибалтов – в безнадёжную затрапезность и второсортность под эгидой дяди Сэма и его приспешников. И всем стало хуже – без исключения. Такова цена химер и неисполненного долга. Такие вот смутные мысли одолевали меня по дороге домой – благо, лёту от Риги до Москвы всего часа полтора.

Это было написано почти четыре года назад. Что изменилось сегодня? Да ничего – только усугубилось. Словесный вой заменился на вполне реальные военные приготовления. Вряд ли кто-то верит в российское наступление на Прибалтику, но желание прогнуться перед западными шефами – всё превозмогает. Хотелось бы поговорить с моими литовскими друзьями, но – увы. Предприятие по производству ковров – закрылось, а сотрудники – разбрелись. Большинство моих друзей где-то в Англии и Ирландии. Мне писала одна девушка с той бывшей фабрики, писала, что судьба её в Ирландии незавидна, работы нет, потом она как-то затерялась. Дай им всем Бог хоть маленькой удачи!

1.0x