Русский мир и во времени, и в пространстве стремится к небесной бесконечности. Русский мир не измерить веками и километрами, его меры — мечта, чудо, справедливость. Нашу землю не расчертить межами, нашу историю не поделить на периоды. Через время и пространство, сердца и судьбы у нас прошли особые линии: страданий, преодолений и побед — линии фронта. Линию, где сомкнулись фронт земной и фронт небесный, ось, через которую прошло бытие и инобытие народа, — прочертил Александр Проханов в своём новом романе "Губернатор".
Губернская мечта
Главный герой романа губернатор Плотников предстаёт перед читателем подлинным пассионарием. Это не "эффективный менеджер", а "раб на галерах", трудами которого проекты и замыслы обретают плоть, русское время и русская воля становятся концентрированнее, плотнее. Разрозненные губернские усилия и порывы он связывает воедино, как брёвна в надежный плот. Он — "садовник, а не лесоруб", отмечающий "свой путь садами, а не просеками". Подобно своему предку, "что ставил срубы для церквей, домов и колодцев", Плотников прорубает небесные кладези, где сокрыта живая вода русского чуда, способная пробудить народ: "Наш русский рывок будет духовным рывком. Мы начнём революцию справедливости. Наша русская мечта о справедливости, о благодатном бытие никуда не исчезла. Она дождалась своего часа и, после великих неудач и крушений, Россия, слезами и кровью умытая, снова провозгласит заветное слово жизни. Слово о Справедливости. Мир грезит справедливостью, ждёт её воплощения, и Россия в своём новом порыве станет страной воплощённой справедливости".
Так, в губернии оплотом терпения, справедливости и духовной мобилизации возникают алтари и заводы, оживают пашни. Возрождается особая цивилизация одухотворённых людей — носителей державных и Божественных смыслов: "люди, обретая волшебные технологии, станут одухотворённее и свободнее. Очнутся от гибельных лет, преодолеют поражение".
Плотников пытается уловить, разгадать и явить стране губернскую мечту. Он ищет её в русской истории и в русском слове, слышит в рокоте новейших станков, в биении крыльев бабочки, застрявшей между оконными рамами, прозревает в лёгкой ряби чистого пруда, на иконах в безлюдной деревенской церкви.
Ему грезится, что каждая губерния однажды взрастит своего государственного мужа, который будет "любить народ, бояться Бога": "Такой лидер не предаст, не сбежит, не пустит врага в отчий дом. Такой лидер не обберёт, не обидит народ, не выломает ему руки, заставляя работать. Такой лидер, занятый жестокими земными делами, не забудет о небе. Не забудет о народе, из которого вышел, и в который после смерти вернется". Такой лидер сформулирует свою губернскую мечту. И эти мечты, как реки в море, сольются в единой общенациональной мечте.
Ведомая неизречённой мечтой, губерния Плотникова преодолевает свои географические границы, разрастается до морских и космических пространств: "Мы с вами космические люди! Наша с вами губерния плавает в океанских пучинах!". Губернские пассионарии, вкладывая свой труд в космические спутники, подводные лодки, нефтепроводные трубы, выходят на передний край обороны в Сирии и Новороссии.
Губерния становится завязью, из которой возникнет прекрасный и благоухающий имперский цветок. Губерния хранит имперское ядро, укрепляет имперский кристалл. Губерния созидает особую империосферу.
Империосфера
Империя необъятна. Её историю, географию, язык невозможно во всей полноте уложить в учебники, атласы и словари. Какую бы вершину для обозрения ты ни выбирал, на какое расстояние ни отходил — не охватит Империю ни взгляд суетный, ни мысль праздная. Факты, статистика, физика здесь бессильны. Они лишь дробят Империю, заставляют концентрироваться на деталях и частностях, лишая представления о целом, мощном и великом.
Империя — это держава на ладони Вседержителя. Это Вселенная, в которой смыкаются сфера земная и сфера небесная, образуя империосферу. Именно сферическим зрением можно постичь суть Империи, узреть, где и как концентрируются пространство и мысль, дух и творчество, народ и слово: "Русские люди знают о мире такое, чего не знают другие народы, мудрые, образованные, многоопытные". Русские несут миру "непрерывную проповедь добра, справедливости. Непрерывную молитву о спасении всего рода людского, всего живого. И цветка, и птицы, и звезды небесной. Наш русский язык обладает такими волшебными свойствами, такой музыкой, таким таинственным трепетом, что удаётся назвать невыразимое, ощутить недоступное, понять непостижимое. Русский язык, как рыбакам сети, вылавливает из мироздания истины, которые таятся там безымянные и неуловимые. Оттого русские такие душевные, наивные, верящие, сочувствующие всему живому, жертвенные и неодолимые".
Время, пространство и материя в империосфере преобразуются. Они проникают друг в друга, изменяют свою природу. Пространство длится во времени, время обретает плоть, смещаются границы между живым и неживым: "На этом железе незримо записаны наши мечты, упования и молитвы. В трудах и тратах мы одухотворяем железо, одухотворяем землю, которую нам вручила судьба. И в этом наша вековечная русская забота, вековечное русское дело. Превращать тьму в свет. Непосильные тяготы и горючие слезы в немеркнущую Победу".
Так в металле бьётся сердце птицы, угодившей в плавильную печь: "Птичье сердце станет биться в громадной стальной магистрали, соединяющей континенты". Человек в труде сливается со своим творением, продолжается в нём. Эта органопроекция во сто крат увеличивает силу, выносливость и скорость бытия народа: "Плотников жадно ловил момент, когда электрод касался детали, и в этой мгновенной вспышке, в голубой звезде человек соединялся с машиной. Ум человека и его душа, его судьба и любовь, его рождение и неизбежная смерть передавались машине, оживляли, очеловечивали. Плотникову казалось волшебным одухотворение машины. Бездушная, неодухотворённая, она была способна на чудовищные злодеяния. От неё погибали города, умирала природа. Государство, будучи непомерной машиной, не одухотворённое любовью и верой, становилось ужасным злом. Истребляло соседние страны, угнетало народы, было бедствием для собственных граждан. Плотников мечтал о цивилизации машин, одухотворённых возвышенным человеком".
В империосфере главным ресурсом становится не нефть, газ или золото, а историческое время, историческое ускорение, переводящее часы с времени земного на космическое. В империосфере время губернии отсчитывается от Дней творения до Апокалипсиса. Построенная исключительно на созидании, империосфера вытесняет из времени и пространства вселенскую тьму, сжимает её до предела, стремится свести к маленькой чёрной точке, которой хватило бы места на кончике иглы.
Война Света и Тьмы
Теснимая Светом империосферы, Тьма концентрируется как смертоносная энергия в реакторе. Тьме не угодны ни русская мечта о Рае, ни вера в справедливость. Уже однажды загнанная за адские врата, на которые Победа 1945 года наложила печать, тьма вновь рвётся наружу, собирает все силы, напирает на сдерживающую преграду и… печать надламывается.
Фронтом, где столкнулись Свет и Тьма, стала губерния Плотникова. Она уподобилась реке, на противоположных берегах которой сошлись две рати. Адова рать сдула чёрную песчинку с потаённой иглы. Песчинка полетела в сторону Света, по пути пробуждая смерть: "Поднимается ветер, и летит песчинка. Крохотная, незаметная, и бьёт в гору. И гора начинает рушиться. У неё отваливается вершина, раскалывается основание. На месте горы возникает пропасть. В эту пропасть падают соседние горы, валятся хребты, начинают трещать континенты, бушует всемирный потоп. И всё от одной-единственной песчинки, ударившей в гору, в её сокровенное место!".
В селе Копалкине, докуда ещё не добрались преобразования Плотникова, песчинка вскрыла подземные пласты, растревожила адские жаровни. Оттуда вышли "подземные люди", заражённые бациллой греха. Они, видевшие Каина и Иуду, понесли в губернию предательство, убийство, блуд и уныние: "Говорили, есть царствие небесное, царствие земное и царствие подземное. На небе и на земле русскому человеку нет места. Так, может, в царствие подземном его примут. Копали, говорят, лет десять, и докопались. Ушли в подземное царствие и не вернулись, должно, там понравилось. А потом грунт осел, и колодец засыпало. И вход в подземное царствие завалило".
Из воинства Света им навстречу вышли святомученики Великой Отечественной войны. Их непогребённые кости, уподобившись святым мощам, тоже восстали из земли, но принесли с собой Фаворское сияние и райский мёд. А последние боевые кличи долетели до нашего слуха спасительными молитвами: "…эта земля под дёрном таила столько невидимых пуль, пуговиц от шинелей, танковых катков и орудийных лафетов, что приложи к земле ухо, и ты услышишь: "Огонь"! "В атаку"! "Господи помилуй"! "Мамочка, помоги мне"! Земля, на которой он жил, была священна, намолена. В ней трепетали души, блестели в колокольчиках слёзы, капала кровь из осенней зари".
Майданоподобным адским парадом по реальному и виртуальному пространству прошли силы "внесистемной оппозиции", напоминающей Вавилонского зверя. Он запустил смертоносную песчинку по сетям Интернета, как вирус по венам Плотникова, спровоцировал тектонический толчок, породивший аритмию деяний губернатора: "Правозащитники поведут за собой всех, кто обижен, а обижен весь русский народ. Экологи поведут за собой всех, кто видит в Плотникове губителя родной природы. А природа для русских является второй религией, вместилищем русских богов, и Плотников со своими заводами является богоборцем. Антифашисты поведут за собой всех, кто страдает от русского шовинизма, всех, кто приехал в Россию в надежде найти здесь новую Родину, а получил тюрьму. Либералы объединят вокруг себя всех, для кого сталинизм есть самая страшная страница русской истории, кто слышит шевеленье костей в расстрельных рвах. Музыканты напишут музыку, от которой у Плотникова остановится сердце!".
Воинство Света ответило "жертвой во имя Государства Российского", которой стал сын Плотникова Кирилл, оставивший лондонский университет и отправившийся воевать в Новороссию. Спасительная лодка, до которой Кириллу не хватило трёх шагов, после смертельной пули обернулась небесным чертогом, унесшим ратника по реке русского времени в райские кущи. Библейская жертва Плотникова оттеснила тьму от губернии, а усопший во гробе сын своим смирением говорил: "Не рыдай мене, отче".
Но самый тяжёлый удар Тьмы нанёс бизнесмен Головинский, построивший в губернии развлекательно-информационный центр Глобал Сити. Это монструозное сооружение стало зримым воплощением глобализационного проекта, где сходятся цивилизации, уподобляясь при этом не гармоничному ансамблю, а железнодорожной катастрофе, в которой на полном ходу сталкиваются несколько скоростных составов. Так, из груды обломков, похожая на пикассовскую "Гернику", конструируется новая, универсальная, глобальная цивилизация: "Это центр управления миром, средоточие магических энергий, способных воздействовать на мировую историю. Звезда Спасской башни — это магический кристалл, выпрямляющий изгибы и выверты Руссой истории, направляющий её в русло общечеловеческих ценностей. Китайская стена останавливает распространение Китайской мечты, которая грозит китаизацией всего человечества. Эйфелева башня — антенна, рассеивающая по миру идеалы Великой французской революции с её принципами "Свобода. Равенство. Братство". Зеркальная мечеть из иранского города Кум укрощает неистовых "стражей исламской революции", препятствует распространению халифата. Вестминстерское аббатство устанавливает связь с тайными англосаксонскими обществами и древней европейской аристократией. А Статуя Свободы сочетает нас с мессианской идеей Америки, с "Градом на холме", который и есть, в своей сущности, Глобал Сити".
Именно в недрах Глобал Сити должен возникнуть лукавый Человек Солнца, для которого не будет прошлого. Он, по замыслу Головинского, вытеснит из памяти потомков Народ-Победитель, разорвёт генетическую связь с ним. С помощью "мягкой силы" покачнёт континенты, спровоцирует необходимые войны и революции, перекроит карту мира.
На решающую битву с Головинским и его Глобал Сити вышел настоятель небольшой деревенской церкви отец Виктор: "Бревенчатая церковь была кораблём, который плыл по цветущим лугам, вдоль дубовых опушек, по бескрайнему морю русского времени. В ковчеге, окружённая священными стражами, сберегалась тайна русской судьбы, вещая доля России". В храме отца Победителя намолены иконы генералиссимуса и мучеников Великой Отечественной войны: Зои Космодемьянской, Александра Матросова, Талалихина, Гастелло, гвардейцев-панфиловцев, генерала Карбышева: "Сонм новомучеников, погибших за Христа во время церковных гонений, молился на небесах о Священной Победе, о сбережении Государства Российского. Мученики Священной войны после гибели красной страны молятся на небесах о сбережении Государства Российского. Подхватили падающее государство и перенесли его через пропасть. Они молятся о нас и теперь. Когда на страну навалится тьма, когда оно будет готово упасть, святомученики Священной войны отгонят тьму, озарят Россию своими нимбами".
Ключевой сценой романа стало приготовление отцом Виктором святых просфор. Претворяя хлеб в тело Господне, он "изгонял из народа уныние, одолевал неверие", смирял бунтующих, "отводил от России нацеленные на неё снаряды и пули, отгонял от её берегов авианосцы и подводные лодки", занавешивал небо над Империей Покровом Богородицы.
Серебряная печать, которую отец Победитель ставил на просфоры, стала новой печатью на адовых вратах: "Печать с распятием закупоривала вход в подземелье, где бушевали и злобились адские силы. Не могли одолеть печать".
Разрушительная песчинка с кончика смертоносной иглы, сотрясая империосферу, долетела до горы, где сокрыта русская мечта. Долетела, чтобы сокрушить гору и разъять пропасть. Но та гора оказалась не из праха земного: "в утренних лучах на солнце засверкала прозрачная гора замёрзших русских слез". И перед ней адская песчинка оказалась бессильна. Вихрем унесло её за адовы врата, на которые наложена печать Имперской Победы. Отечество спасено!
Рис. Александра Проханова (фрагмент)
