Авторский блог Александр Проханов 00:00 9 июня 2016

Охотник за историей

Мне очень лестно вести презентацию своего нового романа "Губернатор" на Красной площади. Для меня, да и для всех нас, Красная площадь — это каменная икона России, где проходят самые священные, возвышенные, самые трагические и самые радостные события нашего государства. Именно отсюда, с Мавзолея в 1941 году Сталин провожал на фронт в Волоколамск войска. Они прямо с площади шли в бой и падали под очередями немецких пулемётов. А в 1945 году сюда, к подножию Мавзолея, швыряли штандарты поверженных германских дивизий, и печальный, молчаливый, утомлённый войной Сталин принимал парад. И то, что сегодня литература справляет свой праздник здесь, на Красной площади, означает, что государство считает книгу для нынешней России не менее важной, чем танки "Армада" или ракета "Ярс".

Мне очень лестно вести презентацию своего нового романа "Губернатор" на Красной площади. Для меня, да и для всех нас, Красная площадь — это каменная икона России, где проходят самые священные, возвышенные, самые трагические и самые радостные события нашего государства. Именно отсюда, с Мавзолея в 1941 году Сталин провожал на фронт в Волоколамск войска. Они прямо с площади шли в бой и падали под очередями немецких пулемётов. А в 1945 году сюда, к подножию Мавзолея, швыряли штандарты поверженных германских дивизий, и печальный, молчаливый, утомлённый войной Сталин принимал парад.

И то, что сегодня литература справляет свой праздник здесь, на Красной площади, означает, что государство считает книгу для нынешней России не менее важной, чем танки "Армада" или ракета "Ярс".

Я часто спрашиваю себя: кто я такой? Я прожил огромную жизнь и в разные её периоды отвечал на этот вопрос по-разному. Но сегодня, когда уже целый век позади, я отвечаю на этот вопрос так: я охотник. Охотник за историей, ловец времени. Потому что все мои усилия, все мои многочисленные книги, романы, все мои броски, путешествия, литературные удачи или неудачи — это попытка задержать ускользающее время, в котором постоянно меняется облик моей родины. И мне кажется, что если я не успею, если я упущу это время, если пролежу на печи, время уйдёт не запечатлённым и пропадёт бесследно. Поэтому я и гонюсь за временем. Как только оно складывается в целостный сюжет, я выхватываю его из жизни, переношу в мои книги и там сберегаю.

В моих книгах уловлены великие деяния 60-х—70-х годов, когда моя родина строила громадные станции, осваивала карьеры, осушала топи, возводила города в пустынях. Там мои романы находили своих героев, находили ответы на животрепещущие вопросы своего времени.

В моих романах зафиксированы все грозные геополитические события конца 80-х годов, когда моя страна посылала своих советников, свои войска на все континенты. Мои романы об Афганистане, о Кампучии, Мозамбике, Анголе, о Никарагуа, о 5-й эскадре, которая бороздила Средиземное море. Я отмечаю этот напряжённый момент противостояния с нашим стратегическим противником.

В моих романах можно увидеть катастрофу Чернобыля и рассказ о том, как я видел взрыв ядерной бомбы на Семипалатинском полигоне. Рассказ о печальных последних днях моей родины во время перестройки в 1993 году. Чеченские войны.

Я гонюсь, гонюсь за временем, мне чудится, что если не я, то никто не окажется на сирийском фронте и не сядет в боевую машину пехоты вместе с сирийским солдатом. Если не я, то никто не напишет роман "Русский" о драме русского народа, которую мы переживаем на протяжении и ХХ, и нынешнего XXI века.

Я гонюсь не только за событиями, не только за литературными метафорами, за образами, которые всплывают в том или ином виде — моя родина, моя страна, моё государство. Я гонюсь за образами, за типами, за художественными персонажами, которые так или иначе освещают, одушевляют тот или иной период истории. Ведь советский проект, красная эра начиналась с книг. Они открывали эту эру. Герои этих книг были трубадурами, провозвестниками великой красной страны. Маяковский. "Разгром" Фадеева. "Оптимистическая трагедия" Вишневского. "Как закалялась сталь" Островского. А во время войны "Повесть о настоящем человеке", "Молодая гвардия". Тогда главным героем времени был мученик, был победитель, человек, жертвующий своей плотью, своим духом, своей жизнью ради того, чтобы страна состоялась, чтобы она удержалась, чтобы её не сломили супостаты. Этот тип был главным в художественной литературе советского времени.

Я не видел войны, я не был под Сталинградом, не знаю, что такое бои под Волоколамском, но отблеск этих событий, этих людей достался мне во время моих походов в Афганистан, на двух чеченских войнах. Я писал людей, которые жертвуют собой, чтобы сохранилось государство, чтобы оно продолжало существовать.

Потом, когда страна выдержала ту страшную войну, начался период восстановления, период создания великой советской цивилизации. Множество людей, энергий, множество усилий было брошено Советами на то, чтобы покорить целину, создать огромную житницу, чтобы возвести нефтяные города, напитать нефтью нашу индустрию, чтобы построить великие атомные и гидростанции. И на этих стройках созидал тот же человек: могучий, крепкий, преодолевающий слабость, тлен, дряблость, искушения, создающий великую советскую цивилизацию, запускающий в небо грандиозные самолёты, ракеты и космические станции. Эти люди запечатлены в таких моих романах, как "Время полдень", "Место действия", "Вечный город". Там действуют люди грядущего, будущего, которые хотят построить города на Луне, города под шапкой ледовых полей. Люди, которые создают великие комбинаты в Сибири, своим мышлением, подобно Вернадскому, прочерчивают огромные меридианы и параллели на континентах.

Но постепенно этот герой, тип красных партийных директоров-строителей, стал в литературе меняться на нечто расплывчатое. Возникло какое-то дребезжание, целостность была разрушена. В романах Бондарева, после его "Горячего снега", после великих военных произведений, которые и создали драгоценную военную советскую прозу, в таких романах, как "Берег", "Игра", "Выбор" появились герои с тончайшими трещинами, что проходят через их психику, их волю, через их судьбу. Они начинают дрожать, вибрировать, начинают выпадать из фокуса, их целостность разрушается. Они начинают мучиться, у них возникает комплекс неполноценности. Они начинают роптать на своё государство, которое оказалось слишком жестоким, слишком резким, безжалостным к ним.

Тогда возникают две великие ветви советской литературы: городская — трифоновская проза, где интеллигенты мучатся мыслью о репрессиях, о погибших отцах, сгинувших в ГУЛАГе людях. И деревенская проза — проза Распутина, Белова, Астафьева. В этой прозе сквозит мука людей, которые видят, что погибла великая русская деревня, русская деревенская культура, что она вся была израсходована на войнах, на стройках, на переселениях. Возникла мука человеческого раздвоения. И в моих романах такие люди тоже появились.

В романе "Надпись" действует писатель, который начинает сомневаться, начинает исследовать, начинает трепетать и рефлексировать по отношению к надвигающимся историческим событиям. И вот случилась перестройка, пора, когда всё смешалось, возникли потрясающие вихри, стал ломаться советский красный проект. У красного проекта стали выламывать рёбра, разбивать его кости, его стали дробить и мучить. В этом вихре появились новые люди, энергии, начались схватки. Всё смешалось, не было ни добрых, ни злых, ни левых, ни правых. Был огромный вихрь, огромный самум, который уносил с собой целое время, целую эру, красный проект.

Красный проект начинался с книг и стал завершаться книгами. Именно Горбачёв, Яковлев ввели в обращение нашу литературу, книги, которые захлопывали красную шкатулку. Тогда получили хождение такие книги, как "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, "Белые одежды" Дудинцева, "Печальный детектив" Астафьева, "Пожар" Распутина. Книги, наполненные печалью и мучительным страданием, связанным с пребыванием героя в этом времени, в этой стране, в этой эпохе, закрывали "красный проект". Мой роман "Око" рассказывает о том, как вокруг атомной станции — может быть, это Чернобыльская станция, а может быть, и другая, — возникли эти вихри, схватки, эти мировоззрения. Неизвестно, откуда они возникли. Казалось бы, всё затмевала огромная красная идея, красная утопия. Когда она стала вянуть, исчезать, вылезли все прежние культуры, философы, носители прежних идеологий. Я описал это время, этих героев, описал схватку идей и представлений.

А потом началось самое страшное для меня и для многих людей нашей родины — крах страны, крах державы. Перестройка — катастройка, как говорил Александр Зиновьев, — привела к огромной катастрофе, и государство стало валиться. Подточенное с самых корней, изгрызенное, изведённое, оно стало падать. Мои герои старались поддержать государство, они выходили в последний бой, на схватку за спасение родины, за спасение красной державы. И мой роман "Последний солдат империи" говорит о трагическом человеке, который отдаёт свою жизнь за спасение державы. Но держава не спасена, она падает и рушится вместе с ним.

Роман "Красно-коричневый", рассказывающий о событиях у Дома Советов в 1993 году. И там действует герой, который на баррикадах, под танковыми выстрелами, под пулемётами Останкино сражается, пытается спасти свою страну. И у него не получается, он гибнет вместе со страной, на него падают осколки великой красной державы. Это время эпоса, когда уходит под воду красная Атлантида, когда населяющие её атланты умирают, как киты, которые выбрасываются на берег.

А потом наступило безвременье, наступили 90-е годы, когда не стало страны, когда всё, что называлось Советским Союзом, Россией превратилось в липкую лужу меж трёх океанов, где не было государства, не было героев, не было воли, не было самостоятельной внешней и внутренней политики. Уничтожалась индустрия, уничтожались идеалы и ценности. Миллионами гибли и не рождались люди. Тогда появились странные существа, которых никогда не знала русская литература: ни во времена Достоевского, ни во времена Гоголя, ни в более ранние периоды. Появились таинственные упыри, жители преисподней, странные долгоносики, трупоеды, которые вдруг вылезли в изобилии и стали доедать, дожирать безоружную несчастную родину. Это было время ужасное для сограждан, и оно было интереснейшее для художника, потому что перед ним возникли эти типы, удивительная флора и фауна, которая не предполагалась ни в период советский, ни в период царской монархии, ни в период московского царства. А где они гнездились, как они выводились, кто совокуплялся в тайных недрах, пещерах государства российского, чтобы родить этих таинственных существ? Они смотрели на Россию как на добычу. Они рвали её, танцевали на её костях, веселись. Они сколачивали состояния. Глумились над тем, что прежде казалось святым. Это были богохульники и насильники, которые совершили чудовищное насилие над историей. Я их находил, я их писал, вступал с ними во взаимодействие. Очень опасное. Это всё равно, что взаимодействие с чумным бараком, в котором водятся отравленные страшными болезнями существа. Мои романы "Теплоход “Иосиф Бродский", "Политолог", "Крейсерова соната", "Пятая империя". Там я создавал коллекции этих страшных и отвратительных существ, многие из которых до сих пор присутствуют в нашей жизни.

И это длилось бы бесконечно и могло кончиться моей гибелью как художника и как человека, если бы не наступил таинственный период нашего времени, когда из этой тьмы, из чёрной ямы, куда упало в 1991-м году государство, не стал медленно и мучительно возникать загадочный свет, стало вновь возрождаться государство российское. Противоречиво, отступая и наступая, невнятно, через войны, через обманы, через ложь, оно стало возникать и сотворяться. У этого государства появились свои герои. Мы не погибли и продолжаем существовать, потому что эти герои жили среди нас. Старики, которые сидели в своих КБ, на заводах и не отдавали агентам Чубайса секретные документы из сейфов, уносили их домой, хранили великие советские технологии. Русские интеллигенты, подвижники, которых называли фашистами, красно-коричневыми, глумились над ними, но которые оставались верны великим заветам русской литературы, русской интеллигенции и русской веры. Священники, которые в сельских приютах восстанавливали алтари, храмы… Все эти люди перенесли государство российское из советской красной эры в эру сегодняшнюю. И среди этих людей я вижу героев. Меня увлекает галерея людей, которых я называю героями длинной воли. Это герои, которые способны свою мечту, сокровенную великую веру отстаивать и переносить через целые эры и эпохи. Не спиваться, не пускать себе пулю в лоб, не перебегать на сторону победившего противника, а продолжать сражаться, делать своё вековечное русское дело.

Три моих недавних романа. Первый из них — "Истребитель". Я рассказываю о человеке, который строит двигатель для истребителя пятого поколения и проходит чудовищные испытания, надругательства, но проносит своё дело, свою мечту через эти испытания и запускает в небо великий самолёт. Второй роман — "Крым", где я рассказываю о человеке огромной воли, могущества, большой мечты, который в своей гордыне решил вознестись выше всех и был сброшен со своего пьедестала, растоптан, превращён в прах и труху. Но, продолжая служить и верить, прошёл через чудовищные испытания и опять восстал, опять в его сознании появилась мечта, появилась сокровенная сила, имя которой — светоносный Крым.

И, наконец, книга, которую я здесь представляю, — роман "Губернатор". Возможно, это утопия, и таких губернаторов нет. Но они есть. Может, это собирательный образ. В Калужской губернии Анатолий Артамонов. Евгений Савченко в Белгородской губернии. Такие губернаторы появляются то здесь, то там. Этот человек — плоть от плоти своей земли, своего народа. Его заповедь — любить народ и бояться Бога. Человек, который мечтает сделать свою губернию, свой народ самым счастливым и прекрасным. Это человек, который не стяжает. Не использует своё пребывание во власти для наживы. Это во многом утопический человек, которого я формирую и рисую, чтобы он стал примером. И этот человек тоже проходит через чудовищные испытания: на него идёт охота, его клеймят, унижают, искушают, его сбивают с толку, ему угрожают, добиваются его болезни, смерти, против него используют все технологии: и информационные, и магические, на него напускают тёмные силы колдуны и ведьмы. Но он проходит через эти испытания, через болезнь, даже через свою смерть, и воскресает.

Герои длинной воли. Мне кажется, это один из самых важных, актуальных героев, которых должна и будет создавать наша литература. Русская литература — это не только забава. Это не только развлечения, поучения, не только педагогические наставления. Русская литература — это ещё и пророчество. Это инструмент, через который создаётся история. Образы, которые пишет русская литература, потом становятся явью. Тургенев, написав своего Базарова, создал целое поколение подобных Базарову. Чернышевский, написав Рахметова, создал целую плеяду. Толстой в своём непротивлении злу насилием создал целую школу, целое направление. Достоевский пророчествовал о великой русской идее, о всемирности русского человека. И когда я говорю о героях длиной воли, которых, быть может, не сразу разглядишь среди сегодняшних людей, я знаю, что они появятся на свет. Таков опыт моего творчества и опыт моей жизни: надо назвать явление. Надо затратить всю свою энергию, весь свой талант, свою страсть, чтобы это явление описать. Тогда явление начнёт обрастать плотью, в это явление вольётся наша матушка-история".

Фото Андрея Фефелова

1.0x