Я из Луганской области. У меня там отец похоронен, мама живет в Брянске. Раньше был машинистом. Водил поезда у себя в области. Потом уехал во Владивосток, ходил в море. Вернулся в город Попасная. Это мой родной город, у меня было все там: семья, бизнес.
И вот эти события у нас в Новороссии, всё пошло-поехало. Сопротивление началось с блокпостов в городе. В Попасной добровольцы организовали блокпост — просто проверяли машины, вооружения не было никакого у нас. Потом познакомились с Козицыным Николаем Ивановичем, казаком. Он нам помог оружием, специалистами. Ведь среди ополченцев есть те, кто вообще в руках оружия не держал. Мы отправляли этих людей на обучение к нему. И стали блокпосты уже с оружием охранять.
Козицын дал к ополченцам казаков для охраны города. И когда Национальная гвардия начала занимать Попасную, Козицын помог оказать отпор Национальной гвардии и украинской армии. У тех танки, БТРы были, пушки. У нас всего две пушки. Козицын в первых рядах контролировал весь бой. Когда нас начали минометами накрывать, я попал под обстрел, получил осколочное ранение. Николай Иванович был рядом, в двух метрах, с него аж слетела казачья шапка.
Собственно, почему мы пришли к сопротивлению? Никто не захотел отдавать Юго-Восток фашистам, тем, которые навязывали нам язык украинский, Бандеру. Мы — сдерживающие, сдерживаем фашизм, защищаем от него весь мир.
Референдум, что мы провели, Киев не признал, хотя на референдум люди шли с таким воодушевлением, все мечтали, что мы как Крым будем. И будем едины, как раньше. Мы же раньше едины были — СССР.
У нас в батальоне Святого Георгия больше 700 человек. Это подразделение Казачьей национальной гвардии — под командованием Козицына. Батальоном командует Павел Дремов, это человек, который реально, как Козицын, один из первых всегда на передовой, кто на блокпосты приезжает, когда они обстреливаются. Ребята в нашем батальоне с близлежащих городов: Северодонецк, Ирмино, Теплогорск — и со всех городов Украины пособирались. У нас казачьи законы, если человек провинился, становится казачий круг, и решаем, как этого человека наказать. Берется плетка казачья…
Поощрения, конечно, тоже есть. Есть награды. А появились деньги, помогли нам люди какой-то суммой, собрались так же на кругу, Командир, Дрёмов: "Вот этот человек отличился в том-то и том-то, давайте дадим такую-то сумму". Кто-то погиб — семье деньги выделяем… То есть — братство.
Сначала у нас была в Попасной своя маленькая группа, которая охраняла город, блокпосты. А с Павлом Дремовым я в Рубежном, когда шел бой, познакомился. Нас свела жизнь прямо в бою. Житомирская бригада укров шла занимать Лисичанск… У них БТРы, БМД были, зенитные установки. Мы предложили командиру, капитан там был, сдаться. Но те решили, как решили. Паша не дал с этой стороны занять, мы не дали с той стороны занять. Хотя у нас такого оружия не было, как у них, все равно они проиграли. Мы на своей земле. Ребята наши воюют не за деньги. Дух сильнее, чем их техника.
Квартируемся по-разному, не все вместе размещаемся. Это военная тактика: вместе никто не будет располагаться — всех уничтожат. Все в полевых условиях: кто в машине спит, кто в поле. В Стаханове, допустим, там, где раньше был отдел СБУ, военкомат, разместились.
Иерархия есть — бойцы, командиры. По блокпостам у каждого подразделения есть свои задачи: диверсионные, минометные, разведывательные, артиллерия.
Бойцы — кому за 40, а кому и больше. Даже приходят те, кому уже за 60, просятся, говорят: "Ребята, дайте гранату, я пойду на блокпост и взорву". Есть боец 1957 года — красавец во всём! Такой боец! И у него написано на форме "Честь дороже, чем жизнь". Принцип жизни. Человек и танк подбил, и самолёт. Но много у нас и молодых ребят, которые именно идейно пришли. У кого кто-то погиб, у кого — ранен…
Все бойцы — добровольцы. Есть женщины: готовят еду, стирают, медсестры. Я в армии служил в своё время, но у кого-то нет армейского опыта. И у нас есть специалисты, которые учат молодых — им, конечно, не сразу дали автоматы: мол, иди стреляй. Нет, они разбирают, собирают автоматы, учатся стрелять, тактике ведения боя. На этой войне и я научился с любым оружием обращаться: и с легким стрелковым, и даже с тяжелым — пускай не сильно тяжелым: РПГ, "Шмель". Такая жизнь, что надо всё уметь, чтобы убить врага. Порошенко научил меня этой войне.
Много людей уже погибло, много стало инвалидами, особенно гражданских очень-очень много. Первомайку укры сравняли с землей. Там было населения под 30 тысяч. Сравняли с землей!
Наши бойцы по подвалам собирают детей, чтобы вывезти. Тогда Красный Луч был занят частями Нацгвардии, но мы искали такие тропы, чтобы вывезти детвору. Каратели даже их не выпускают, о гуманитарных коридорах только кричат. У них цель — просто уничтожить Юго-Восток, физически, он лишний для них.
У них тоже много погибает, но они-то воюют с мирным населением, а мы — только с военными — тех просто как мясо сюда послали. Еще аукнется и откликнется Киеву, потому что матери ждут сыновей, а они в лесах, в болотах — Рубежное, Северодонецк — просто скинуты в болота. Их же командование там или оставило, или специально завело и оставило. Надо было платить за погибших, как-то объяснять семьям и матерям погибших… А тут концы в воду, без вести пропал.
Укры потом будут говорить, что это мирное население, что уничтожали их мы. Нас все время будут грязью обливать. Но есть факты. Мы брали пленных, давали позвонить матерям домой, предлагали, чтобы те приезжали и забирали сыновей. Мы берём пленных, чтобы потом обменивать на наших, кто в плен попал. И вот обмен пленными идет: у нас пленных никто не бьет, кости не ломает, мы их раненых ещё и лечим. А мы забирали — у наших хлопцев руки-ноги поломаны.
Провокации устраивают…Ехали наши ребята, а на дороге стояли бойцы с российскими шевронами…Когда наши остановились, один боец — Александр — отошел и увидел, что шеврон украинской армии. Когда наши автобус завели и начали трогаться, по ним такой плотный огонь повелся! Это не просто украинская армия была, а чистые наемники — поляки, грузины. Это провокация с целью, чтобы потом обвинить, что русские стреляют по автобусам. И буквально через три-четыре дня была расстреляна колонна, это по телевизору показывали: два мужичка подставных выступали, что ополченцы расстреляли мирных жителей. Вот какие провокации.
А ополченцы, наоборот, каждого мирного пытаются вывезти, помочь во всём. Мы же ради них воюем!
Есть примеры героические, их много …У нас боец, позывной у него "Физрук". Человеку где-то за 40. Он за танком бегал с ПТРом — это ружье противотанковое, с таким воевали еще наши деды в 1941-м. Оно стреляет калибром 12,7. И вот он бегал за танком с этим ружьем, хотел его подбить, не пропустить. Не подбил, конечно. В лоб-то танк с активной броней пробить тяжело. Я считаю, это героизм.
Недавно у меня снайпер сам себя подорвал, чтобы не сдаться в плен. У него был позывной — "Пикассо". Он художник, рисовал очень хорошо. И по снайперскому делу был художник.
Как-то мы попали на засаду. Было нас 17 человек. Мы были в Северодонецке и выходили в тыл "покошмарить". И вот такой случай, пусть меня простят люди, по могилам которых пришлось передвигаться. Укры поставили блокпост на перекрёстке, где кладбище, устроили там засаду. Бой был прямо на могилах. У нас было три "трёхсотых": я, ещё один раненый, и у нас "Лесник" есть, у него прострелили обе ноги. И он с простреленными ногами ещё почти километр шёл до деревни. Мы там попросили у дедушки "шестёрку" и переправились на другую сторону.
Раненых вытащили, блокпост всё-таки "покошмарили", обозначили, что мы их не боимся.
Или вот тоже поехали "покошмарить" блокпост к ним в тыл. Идёт наша первая машина — дозора, вторая идёт машина прикрытия, дальше группа, совершающая диверсию. И когда мы — первые — прошли перекрёсток, за поворотом потеряли связь с другими машинами. Выезжаем на блокпост укров. Они смотрят на нас (у нас на лобовом стекле висело "Казачья национальная гвардия"), мы смотрим на них. Разворачиваемся, в бой ни они, ни мы не вступили. Когда за перекрёсток уехали, рация заработала, мы встретились со своими, сделали своё дело, вступили в бой — у нас АГС — пулемёт стреляет бомбочками. Тоже много положили.
Как-то Олег Анатольевич Царёв ехал на сессию парламента, попал на передвижение колонны украинской армии. Он взял автомат и стал стрелять. И мы тоже ехали на сессию, по полю, не по дороге. И попали в засаду. Наши девчонки-депутаты — Оля, Олеся — схватили автоматы и стали держать оборону. Люди идут на верную гибель без страха.
Вот в Попасной бой. Идёт стрельба, я взял воду и пошёл с передовой на блокпост, смотрю — сидит Николай Иванович Козицын и командует. Не откуда-то по телефону или рации, а прямо на месте боя. И даёт чёткие указания.
Нам привезли самодёльные миномёты, и люди, держа их в руках, стреляя по врагу, пообжигали руки.
Есть, кем гордиться в Новороссии, и ещё будут такие. Есть те герои, которых люди знают, и есть те, которых ещё не знают, а может, и вообще не узнают. Но хотелось бы, чтобы имя каждого помнили.
Да и те, кто везут гуманитарную помощь — тоже герои. Их так же обстреливают, берут в плен.
У каждого командира есть списки, где погиб, как погиб. Командиры и сейчас, несмотря на все трудности, отмечают тех, кто проявил героизм. Козицын, как заканчивается бой, собирает казачий круг, говорит, кто как воевал.
Павел Дрёмов тоже такой командир. Ездит без охраны на одной и той же машине, его вычислить легко. Где-то начали бомбить, стрелять, он туда едет смотреть, что произошло, например, на блокпосту, чтобы дать распоряжение. Не тот командир хороший, когда хвастает, говорит — я командир, я сделал то-то, я добился того-то... Командир тот хорош, когда за него солдаты скажут, что вот у нас командир, и этот командир живет с солдатами одной жизнью, спит-ест с солдатами. Есть каша перловая, так же и он ее ест, и все те солдаты, которые возле него. Это командир, ему верят, за ним идут. И он вызывает уважение. А уважение со стороны личного состава — большой плюс.
Порядка десяти крупных сетевых отрядов у нас в Новороссии. По полтысячи, по полторы есть отряды. Есть и небольшие совсем: село — и свой маленький отрядик. И они иногда больше делают, чем крупные отряды. Партизанская война — она же эффективна: там взорвали склад, там ещё что-то.
Луганск сейчас — город-призрак. В таких ямах от разрывов! Много людей ушло, но многие и остались. Что люди пережили! Вот вывозим детей, полгода ребёнку, а он, не переставая, плачет — бомбёжки постоянные, и психика уже нарушена. Детям по шесть лет, а они по звуку слышат, из чего обстрел. "Это гаубица. Это миномёт". И уже различают, когда — мы, и когда — по нам.
У нас практически только стрелковое оружие. Сейчас появились пушки Т-30, "Рапиры", "Шмели", РПГ. Но этого мало. Бронежилетов нет вообще. Только трофейные. Оружие у нас тоже трофейное.
Украинцы снабжаются хорошо. У них тепловизоры, бронежилеты, касочки неплохие. У нас нет ни тепловизоров, ни ночных прицелов. Правда, и у них сейчас всё меньше возможностей: они-то рассчитывали, что нас быстро зачистят. Но мы на своей земле, а они пришли захватчиками. Нам отступать некуда.
Зона ответственности нашего подразделения — Первомайск, Теплогорск, Стаханов, Брянка.
Цель — не пропустить. А сейчас мы хотим уже начать наступление. Есть такая возможность. Они уставшие. И что сейчас творится в Верховной Раде? "Правый сектор", Ярош, ставит условие, его выполняют. Боятся, что сейчас "Правый сектор" пойдет на Киев. Не сейчас, так через месяц пойдет. И те, кто обещал, за все ответят. Как будет сам Порошенко Петр за всех этих погибших детей отвечать? Буквально недавно мальчику — год ему — руку оторвало, девочка трехлетняя — её порвало. Люди вышли хлеба купить, а их начали минометом обстреливать, и вместо хлеба получились куски мяса с кровью. А у Порошенко все хорошо. У него дети-внуки не воюют, все сидят в хороших домах, хорошо питаются, и, не дай Бог, где-то комарик просвистит. А над нами пули летят, нас бомбят из всех видов оружия — запрещенных и разрешенных …
Обидно, что ни один западный журналист не приехал сюда и не увидел, что здесь творится. Журналисты российские Игорь Корнелюк и Антон Волошин, когда это все начиналось, приехали. Это мужественные ребята, очень мужественные. Погибли под Луганском, Царство им Небесное …
У меня брали интервью. Я говорю: "Пускай меня видят". Почему мне бояться и закрывать лицо? Пускай меня боятся, пускай меня видят, и пускай они боятся. А моих друзей укронацисты пытают, чтобы узнать, где я.
И еще — укры постоянно врут. Порошенко сказал: "Мы заняли Ясиноватую (это Донецкая область), поставили флаг". Да, поставили они флаг, и тот простоял ровно 20 минут, потом наши бойцы отбили город — и "тикали" оттуда укры, даже технику бросили.
Священники к нам приезжают, недавно привозили святые иконы. Приезжали в Стаханов бойцов поддержать духом Божиим. Каждый человек в душе верующий, может, не признается, но просит у Бога и прощения, и жизнь, и здоровья для себя, для всех.
В ополчение меня привело несогласие с тем, что тебе пытаются навязать язык, как тебе жить… Они хотели в наш монастырь пойти со своим уставом. С теми подонками, подонки — больше никак не назову — мой дед воевал, другие деды воевали. Наши деды погибли от этого фашизма, который сейчас хотели нам навязать, и вот этот фашизм пришел сейчас к нам.
Гитлер хотел построить расу великую, уничтожить евреев, как сейчас Порошенко хочет уничтожить Юго-Восток. Он уже землю здесь поделил. У нас благодатная земля, поля. Вот еще, говорят, сланцевый газ. Но никакой сланцевый газ не стоит стольких жизней. Я хотел Порошенко задать лично вопрос. Он обещал: стану президентом — брошу бизнес… Он сейчас самый богатый человек на Украине, у него как бизнес работал, так и работает. Пускай он уже не заведует, а дедушки, бабушки, кумовья. Вопрос — сколько ему нужно денег? Или у него особый гроб — с карманами, куда он сложит кредитные карточки, и с этими карточками — на тот свет? Я думаю, ему там деньги не помогут. Его сейчас все проклинают — и с нашей стороны, и с той стороны — люди с Украины, которые пошли воевать.
Мы нормально жили все вместе, не тужили. Сейчас идеологию навязывают чуждую. Украинские СМИ смотреть невозможно: "Сепаратисты убивают, мы ночью выходим, колонны обстреливают". А как нам жить? Как нам выживать? Мы обстреливаем, потому что не хотим пустить в город. Потому как "Айдару" — карательный отряд — дают три дня на разграбление города. Они вошли в город Счастье, насилуют, грабят, забирают все из магазинов, убивают, кого хотят. Мы взяли в плен четырех айдаровцев, они рассказывали, как убивали просто так, как золото забирали, как девчонок насиловали. И что им за это? Ничего! А вот если бы мы всё это сделали, скажем, во Львове?
Зря укронацисты развязали эту войну. Сами в проигрыше будут, в большом проигрыше. И еще придется ответить. Порошенко, я думаю, сядет на скамью подсудимых. Его народ проклял. Не его, так детей, внуков Бог накажет.
Порошенко хочет преподнести, какой он главнокомандующий, как они хорошо справляются, сколько у них техники. Потому что ему сейчас за каждую копейку надо ответить. А мы ни у кого денег не заняли, не взяли. Мы оружие у них взяли — то, которое им купили за деньги Коломойского. Это — жаба, он заработал деньги на крови. Он и до войны убивал, но тогда у него руки в крови были хоть по локоть, а сейчас весь он в крови с ног до головы — в детской, в женской, в крови стариков.
Мне обидно, что пришли на нашу землю. И те же славяне, из Харькова, в плен попадают, плачут: "Нас заставляют, пугают семьей, что если я не пойду воевать, то…" Но лучше отсидеть 5-7 лет, чем взять на себя смерть ребенка. Я не беру уже себя или таких, как я. Но вот ребенок, которому год, он ничего еще в этой жизни не видел, у него еще греха никакого нет, а он уже остался без руки или без родителей. Прощения за такое нет. Надеемся, что сейчас мы одолеем их. У нас сейчас уже очень много трофейной техники. Очень много. И воевать мы научились: человек быстро всему учится, если жить хочет.
Побольше бы таких командиров, как Дремов, Козицын, скорее бы победили. И вожаков, как Царев. Он занимается политикой, строит Новороссию, хотелось бы, чтобы у него все получилось. У командира должны быть — совесть, смелость и отвага. Как Суворов воевал, был повсюду со своими солдатами, так и эти командиры, они рядом.
Как я стал депутатом и зачем? Это было доверие моего города, когда все начиналось, еще перед референдумом. Народ выбрал не одного меня — нас было пять человек с Попасной. Но я до последнего момента просто занимался своим военным делом и лишь месяца два назад, когда приехал в Краснодон за оружием и гуманитаркой, увидел своих товарищей-депутатов. Я даже не знал, что там сессия, потому что у нас связь потеряна была, фактически связи нет. И когда парламент республик образовался, я тоже попал в этот парламент, полномочия мои подтвердили автоматически.
И я горжусь, что стал депутатом Новороссии, что вокруг меня есть такие депутаты, которым небезразлична судьба нашей земли. Мы хотим добиться, чтобы люди, которые сейчас такую гуманитарную катастрофу переживают: нет воды, нет еды, нет света, в окнах выбиты стекла, и ты спишь просто на полу и боишься очередного взрыва, — получили нормальные условия жизни. Мы как депутаты обязаны это сделать. Царев всегда говорит: не надо ни с кем из людей ссориться, будьте лояльными, помогайте народу. Есть специалисты, которые работали раньше, — учитесь у них и работайте.
Последняя сессия в Донецке была совместной, депутатов ЛНР и ДНР. И там обсуждалось, за каким депутатом какой город. Допустим, по Донецкой области — два-три депутата. Я — по Луганской области. В моей Попасной сейчас стоит Национальная гвардия, то есть я не могу поехать и чем-то помочь своим избирателям-землякам. Но у меня есть Первомайка, Стаханов, Теплогорск, мне надо здесь поставить работу. Людям надо есть, пить каждый день. Что, если нет бюджета, собственно говоря, нет инфраструктуры, можно сделать депутату? Но стараемся, помогаем чем можем, даём людям надежду… Парламент нужен сейчас в этих условиях, и как вера нужен.
И обязательно должен быть лидер. На сегодняшний день Царев — лидер. Я встречаюсь с ним, вижу, как он рискует, переезжает из одного города в другой, встречается там и там с людьми, вникает в проблемы. Он ездит вблизи Нацгвардии и украинской армии. И если бы они знали в тот момент, когда Царёв попал на колонну, что это был он, они бросили бы все силы, чтобы с ним расправиться!
Человек бросил свой бизнес, бросил депутатство в Верховной Раде с неприкосновенностью и остался здесь, на Юго-Востоке. Этот человек — лидер. Мы как депутаты парламента обязаны поддержать его, а он должен нас не бросить и быть впереди, давать нам те указания, которые мы можем выполнить.
Большое спасибо, что сейчас зашла гуманитарка, и Владимир Владимирович принял решение загнать эти "КАМАЗы". Плюнул на всех и на все, вот такой шаг был! Представляете, не было ничего у людей, а сейчас появилось, пусть немного: килограмм гречки, килограмм сахара. Не надо денежной помощи, но еда, вода, медикаменты очень нужны. Медикаментов очень много надо. Сейчас много инвалидов. У кого нет руки, у кого нет ноги. Они спрашивают: "Как нам дальше жить?". Я, если честно, не знаю, что ответить. Люди верят даже в те слова, что я сказал: "Ребята, потерпите — будет всё хорошо.
Многие люди из России — и байкеры "Ночные волки", и другие — все пытались чем-то помочь. Одни помогали сахаром, другие водой. Всем большое спасибо, кто был небезразличен. Люди верят, что это ненадолго. Будет и пенсия, будет и достойная зарплата… И компенсации за утерю кормильца — всё это будет.
А олигархи, когда мы пойдем в наступление и когда дойдем до Днепропетровска, я думаю, поделятся деньгами за разрушенные наши города, мы просто заберем деньги, что они украли у народа. И Коломойский отдаст то, что украл.
Мне интересно, где мы остановимся. Я так думаю — во Львове. Попьем кофейку, поговорим с "бандерами".
Появились у меня такие друзья, на которых можно положиться. Я знаю, что спина у меня будет закрыта, а не открыта, и это самое главное.
Наше дело правое, враг будет разбит — я так настроен. И как раньше пели: "Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна учёных!", "Мы наш, мы новый мир построим!" Да, нам сегодня тяжело. Но у нас же есть шахты, есть заводы, которые сейчас разрушены, но мы их отстроим! Думаю, не бросит нас старший брат, поможет. И большое спасибо всем, кто принимает участие в нашей борьбе.
27 августа 2014 года. Изборск
Материал подготовила Екатерина ГЛУШИК
