Исполняется 120 лет со дня рождения поэта, стихи которого сейчас могут и должны должны стать "старым, но грозным оружием". Так говорил о своем творчестве Владимир Маяковский.
Родился в селе Багдади Кутаисской губернии. Отец — дворянин, служил лесничим, предки — из казаков Запорожской Сечи; мать из рода кубанских казаков. В 1902—1906 гг. Маяковский учился в Кутаисской гимназии, в июле 1906 г., после смерти отца, вместе с матерью и двумя сестрами переезжает в Москву, где поступает в IV класс 5-й классической гимназии (за неуплату денег за обучение был исключен из V класса в марте 1908 г.).
В Москве Маяковский знакомится с революционно настроенными студентами, увлекается марксистской литературой, вступает в начале 1908 г. в партию большевиков, подвергается арестам, 11 месяцев проводит в Бутырской тюрьме, откуда освобождается в январе 1910 г. как несовершеннолетний. В тюрьме Маяковский написал тетрадь стихов (1909), которая была отобрана надзирателями; с нее поэт исчислял начало своего творчества. После освобождения из тюрьмы он прерывает партийную работу, чтобы "делать социалистическое искусство". В 1911 г. Маяковский поступает в Училище живописи, ваяния и зодчества, где знакомится с Д. Д. Бурлюком, организатором футуристической группы "Гилея", который открывает в нем "гениального поэта". Через три года, в феврале 1914, Маяковский вместе с Бурлюком был исключен из училища за публичные выступления.
В декабре 1912 г. Маяковский дебютирует как поэт в альманахе "Пощечина общественному вкусу", где были напечатаны его стихотворения "Ночь" и "Утро". В нем же был опубликован и манифест русских кубо-футуристов, подписанный Д. Бурлюком, А. Крученых, В. Маяковским и В. Хлебниковым. В манифесте провозглашалось нигилистическое отношение к русской литературе настоящего и прошлого: "Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности... Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным".
Однако вопреки декларациям Маяковский высоко ценил Гоголя, Достоевского, Блока, и других писателей, которые оказали глубокое влияние на его творчество. Творчески плодотворным стал для Маяковского 1913 г., когда вышел его первый сборник "Я" (цикл из четырех стихотворений), написана и поставлена программная трагедия "Владимир Маяковский" и было совершено вместе с другими футуристами большое турне по городам России. Сборник "Я" был написан от руки, снабжен рисунками В. Н. Чекрыгина и Л. Шехтеля и размножен литографическим способом в количестве 300 экземпляров. В качестве первого раздела этот сборник вошел в книгу стихов поэта "Простое как мычание" (1916).
В 1915—1917 гг. Маяковский проходит военную службу в Петрограде в автошколе. 17 декабря 1918 г. поэт впервые прочел со сцены Матросского театра стихи "Левый марш (Матросам)". В марте 1919 г. он переезжает в Москву, начинает активно сотрудничать в РОСТА (Российское телеграфное агентство), оформляет (как поэт и как художник) для РОСТА агитационно-сатирические плакаты ("Окна РОСТА"). В 1919 г. вышло первое собрание сочинений поэта — "Все сочиненное Владимиром Маяковским. 1909-1919". В конце 10-х гг. Маяковский связывает свои творческие замыслы с "левым искусством", выступает в "Газете футуристов", в газете "Искусство коммуны".
Маяковский и в советское время оставался футуристом, хотя и с новыми свойствами: "комфутом", то есть коммунистическим футуристом, а также руководителем ЛЕФа (Левого фронта искусств) (1922—1928). В 1922—1924 гг. Маяковский совершает несколько поездок за границу — Латвия, Франция, Германия; пишет очерки и стихи о европейских впечатлениях: "Как работает республика демократическая?" (1922); "Париж (Разговорчики с Эйфелевой башней)" (1923) и ряд других. В Париже поэт будет и в 1925, 1927, 1928, 1929 гг. (лирический цикл "Париж"); в 1925 г. состоится поездка Маяковского по Америке ("Мое открытие Америки"). В 1925—1928 гг. он много ездит по Советскому Союзу, выступает в самых разных аудиториях. В эти годы поэт публикует многие из тех своих произведений: "Товарищу Нетте, пароходу и человеку" (1926); "По городам Союза" (1927); "Рассказ литейщика Ивана Козырева..." (1928).
Художественный мир Маяковского являет собою синтетическую драму, которая включает в себя свойства разных драматургических жанров: трагедии, мистерии, эпико-героической драмы, комедии, райка, кинематографа, феерии и т. д., подчиненных основному у Маяковского — трагическому характеру его главного героя и трагедийной структуре всего его творчества. Не только его пьесы, но и поэмы по-своему драматургичны и чаще всего трагедийны.
В трагедии "Владимир Маяковский" поэт видит свой жизненный долг и назначение своего искусства в том, чтобы способствовать достижению человеческого счастья. Искусство для него с самого начала было не просто отражением жизни, а средством ее переделки, орудием жизнестроительства.
Маяковский стремится поставить своего лирико-трагедийного героя, выражающего устремления всего человечества, на место Бога — одряхлевшего, беспомощного, не способного на какие-либо деяния ради людей. Отсюда революционный нигилизм Маяковского, нашедший свое выражение в определении программного смысла поэмы "Облако в штанах": "Долой вашу любовь", "долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию" — четыре крика четырех частей". Попытка реализации этой программы после революции оказалась для поэта трагической. В "Облаке" Маяковский выходит к людям "безъязыкой" улицы в роли поэта-пророка, "тринадцатого апостола", "сегодняшнего дня крикогубого Заратустры", чтобы произнести перед ними новую Нагорную проповедь. Называя себя "сегодняшнего дня крикогубым Заратустрой", Маяковский хотел сказать, что и он, подобно Заратустре, является пророком грядущего — но не сверхчеловека, а освобожденного от рабства человечества.
В поэмах-трагедиях "Облако в штанах", "Флейта-позвоночник", "Война и мир", "Человек" и "Про это" у героя Маяковского, выступающего в роли богоборца, "тринадцатого апостола", Демона и воителя, появляются трагические двойники, похожие на Христа. В изображении этой трагической двойственности Маяковский развивает традиции Гоголя, Лермонтова, Достоевского и Блока, становится богоборцем с сердцем Христа. Его богоборчество начинается с мук неразделенной любви к женщине и только потом приобретает социальный и бытийный смысл. В поэме "Человек" показан крах всех усилий и устремлений героя, направленных на достижение личных и общественных идеалов. Этот крах обусловлен косностью человеческого естества, трагическим дефицитом любви, рабской покорностью людей Повелителю Всего — этому всесильному наместнику Бога на земле, символу власти денег, власти буржуазии, способной купить любовь и искусство, подчинить себе волю и разум людей.
В пьесе "Мистерия-буфф" и поэме "150 000 000" поэт ставит революционные массы народа на место Бога и Христа. При этом, в отличие от "Двенадцати" Блока, Маяковский односторонне идеализирует социальное сознание и творческие возможности революционных масс, которые еще недавно изображались поэтом как безликие толпы людей, покорные Повелителю Всего, а теперь, по подсказке автора, самоуверенно заявляющие: "Мы сами себе и Христос и Спаситель!"
В гениальной поэме-трагедии "Про это" Маяковский показал борьбу лирического героя за идеальную, разделенную любовь, без которой нет жизни. В ходе этого трагического поединка с героем происходят фантастические метаморфозы, его природное естество под воздействием "громады любви" развоплощается, превращается в творческую и духовную энергию, символами которой являются стих, поэзия и страдающий Христос. Гиперболический процесс метаморфоз выражен поэтом в сложной системе трагических двойников поэта: медведя, комсомольца-самоубийцы, похожего одновременно и на Иисуса, и на самого Маяковского, и других. В целом этот трагедийный метаморфический процесс обретает форму поэмы-мистерии о любви, страданиях, смерти и грядущем воскресении Всечеловека, Человека природного, стремящегося занять место Бога.
В поэме "Хорошо!" и сатирической дилогии "Клоп" и "Баня" Маяковский изображает, как в революционной борьбе рождается советская Россия, славит "отечество... которое есть, но трижды — которое будет", внимательно следит за ростками новой жизни, стремясь как поэт романтико-футуристического склада помочь их быстрому развитию. Вместе с тем он обнаруживает в зародыше раковые опухоли советского общества, грозящие ему смертельными болезнями.
После поэмы "Хорошо!" Маяковский хотел написать поэму "Плохо", но вместо нее написал сатирические пьесы "Клоп" и "Баня", в которых показал самые опасные тенденции в молодом советском обществе: перерождение рабочих и партийцев в мещан — любителей красивой, "аристократической" жизни за чужой счет (Присыпкин) и усиление власти невежественных и некомпетентных партийно-советских бюрократов вроде Победоносикова.
Сатира поэта, особенно "Баня", вызвала травлю со стороны рапповской критики.
В феврале 1930 г. поэт вступает в РАПП (Российская Ассоциация пролетарских писателей). Этот поступок Маяковского был осужден его друзьями. Отчуждение и общественная травля усугублялись личной драмой ("любовная лодка разбилась о быт"). Маяковскому упорно стали отказывать в выезде за границу.
О самоубийстве Маяковского до сих пор спорят критики, литературоведы, историки...
***
Юбилей отмечают поэта не только в России, но и на его родине — в Грузии. Владимира Маяковского здесь помнит и почитает не только старшее поколение, но и молодое, которое еще учило в школе в обязательном порядке русский язык. Из пройденного в школе Маяковского особенно вспоминается "Владикавказ — Тифлис".
Новое поколение, для которого русский язык не стал обязательным предметом в школе, также знает Маяковского, но уже в утилитарном порядке — чтобы назначить свидание. Влюбленные пары встречаются у памятника поэту.
Экспертные оценки
Маяковский является к нам в этот юбилей таким же молодым, двадцатилетним, с дымящейся папиросой в зубах, оттопыренной нижней губой, в кепке, руки в карманах. Человек, который идёт сквозь улюлюкание и похабщину, которая льётся на великую красную эру.
В жизни Маяковского есть несколько этапов, которые на самом деле являются одной огромной жизненной синусоидой. В первый ранний этап он формировал взрыв, связанный с опрокидыванием ветхого, тухлого, сгнившего. Это был предреволюционный Маяковский, который эпатировал кликуш, ханжей, омерзительных святош своими высказываниями, такими как «Я люблю смотреть, как умирают дети». На самом деле человека более нежного, страдающего, любящего, пугающегося открытого зла, чем Маяковский – трудно придумать. Он формировал эстетику взрыва. Взрыв только копился, а Маяковский создавал его ритмы. И он на этом взрыве, как на катапульте, ворвался в русскую историю. Это первый его период, может быть, ещё лабораторный, когда раствор или сплав варился в открытом революционном тигеле.
Маяковский сложился как гений именно в недрах революции и гражданской войны. Его о потрясающие поэмы были поэзией поднимающейся красной зари. Чтобы ни говорили о «Купании красного коня» Петрова-Водкина, или стихотворениях Маяковского после гражданской войны – это одна и та же красота, одни и те же возвышенные красные чувства. Здесь Маяковский шёл абсолютно в унисон со временем, в унисон с этими энергиями.
Сталин, воспитанник классической культуры, воспитанник семинарии, воспитанник русской классики, тем не менее, назвал Маяковского самым крупным поэтом-современником. Сквозь эстетически чуждые ему формы угадал вихрь, имя которому Маяковский.
В период, когда строилось государство, когда государство вкладывалось в свои институты, в пятилетки, для Маяковского наступил черновой период. Это было уже не романтическое время, но время молотобойца, сталевара. Он требовал, чтобы Сталин в своих отчётах на Политбюро, наряду с отчётами о стали, говорил о плавке стихов, о плавке новой культуре. Здесь Маяковский встречал гигантское сопротивление рудиментарных, отрицающих реальный авангард слоёв. Он глумился, боролся, уставал. На него наседали все эти клопы, которые сосали из него кровь. Мир казался ему мистерией-буфф, с которой он сражался, пытаясь выстроить новую иерархию смыслов.
Последний его период настал, когда он написал:
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить
Металл не выдержал напряжения. Мощный голос крови и революции амортизировался. Она больше не мог работать, сверкать. И он уничтожил себя, как может быть уничтожают такие роботы, запрограммированные на определённую задачу, после выполнения которой аннигилируются. Он не смог пережить момента, когда жгучий лучистый энергетический сгусток революции, был превращаем Сталиным в танки, самолёты, в армию, в судебные процессы, в беспощадную схватку за грядущую победу. И он ушёл.
Сегодня, сталкиваясь с бессмысленностью, беспомощностью отвратительного гламура, мы со всё большим восхищением смотрим на исчезнувшую красную эру. Эта красная эра стоит перед нами как загадочное, несколько инопланетное в истории русской культуры, явление. Маяковский действительно, словно инопланетянин, что явился на землю, и посмотрел нам в глаза своим глубинным, огненным, тоскующим, ненавидящим и обожающим взглядом. Хвала Маяковскому!
В русской литературе XIX века было два великих дуэлянта, а в русской литературе ХХ века было два гениальных самоубийцы - Маяковский и Есенин. Я понимаю, что это разные поэты, но так получается, что они в сознании всегда стоят рядом. Удивительное соединение чего-то русского, монолитная спайка, в которую не может протиснуться никакой Пастернак – Есенин и Маяковский. Русская деревня и русский пролетарский город. Удивительно: в Советском Союзе, который никак не мог одобрить такой уход из жизни, не обусловленный пленом, войной или чем-то подобным, двумя божествами существовали Маяковский и Есенин.
Порой у меня складывается ощущение, что и Есенин, и Маяковский выставляли вместо себя каких-то актёров. Один нашёл бледного, светловолосого, печального русского паренька, а второй - заводского гиганта, молотобойца. Отсюда и сложность Маяковского - будто есть два человека. Поэт - допустим, маленький, полноватый, в очках, сидит дома, никуда не выходит. А его стихи, образ воспроизводит яркий, грандиозный, словно с плаката, актёр. И когда эта броская оболочка застрелилась, то поэт ускользнул и осталась поэзия.
Помню, как в детстве Маяковский очень трудно учился наизусть, и как легко какие-то другие поэты. В возрасте же, когда абсолютно иное восприятие строчки, думаю: как же легко учить наизусть Маяковского.
Маяковский научился подавать образ поэта. Это было действительно какое-то совершенно новое искусство. Но поскольку это был человек культуры модерна, то вся его эпатажность, броскость, трибунность, горластость была абсолютно честной. Особенно, если мы сравним Маяковского с нынешними, например, художниками, которые пытаются изображать «бунтарей». Они явно не смогут так, без видимого повода, поставить точку в своей жизни.
Маяковский создал «человека-парохода», а сам стал человеком-городом. Тотальная урбанистическая деталь: везде есть улица Маяковского, станция метро или нечто подобное.
Поразительно: одновременно существовали крупнейшие фигуры - Мандельштам, Ахматова, обэриуты, Гумилёв. А эпохой стал Маяковский. Да, возможна улица Гумилёва, но если проспект, то, конечно же, Маяковского. Атомоход «Маяковский» – запросто. В самом имени магия, колоссальность, масштаб. Можно сказать, что всё металлическое, пробивающее, плывущее, куда-то летящее – это Маяковский.
Это блеск русской культуры ХХ века, это её прорыв.
Маяковский зачастую выводится за рамки Серебряного века. Хотя, если кто и придал такой блеск, даже не серебряный, а близкий к золотому, этому периоду, то, конечно, это Блок, Есенин и Маяковский. Это совершенно разные по своему стилю, по своему ощущению, по своему звучанию поэты, но каждый из них внёс неоценимый вклад в развитие, становление не только современного русского языка, но и тех смыслов, которые можно передавать на русском языке.
Как Пушкин был творцом современного литературного русского языка, так и эти великие поэты сделали такое, что наш язык не стал историей в начале ХХ века, а вышел на самые передовые позиции в мире.
И это совершенно неразрывно связано с революцией 1917 года. Сегодня много говорят о России, которую мы потеряли, вследствие войн и революций. Мы только можем только догадываться - смогли ли все те силы, которые появились в результате революции, реализоваться в условиях, скажем так, стабильного режима императорской России.
Поэзия Маяковского была не только была созвучна революции 1917 года, она была абсолютно созвучна тем революциям, что происходили тогда в физике, в технике, вообще в самой структуре человеческих отношений. В США Маяковский, поражённый техническим размахом американской цивилизации, почувствовал, что технический размах достигается путём скукоживания людей, ограничения свобод и возможностей, как это ни странно. А у себя, в России, он эту свободу тогда ощущал.
И его поэзия чрезвычайно свободна. Ритмы, которые он высвободил из русского языка, звучали и продолжают звучать по нынешний день. Мы сегодня во многом питаемся энергиями того времени. А новых энергий, которые способны работать столь долгое время, к сожалению, в русской культуре, сейчас не видно и не слышно. И, может быть для того, чтобы их как-то выцепить из современной жизни, нам снова нужно обратиться к опыту начала ХХ века, к тому, как работали со словом Блок, Есенин, Хлебников и Маяковский.