Во сне есть место - полукруглое здание подковой (Петербург: Главный штаб, Казанский собор), еще что-то: плотина которая держит поток времени, нимб, или, наоборот, прикопанное кольцо Дантова Ада? Только оттуда можно попасть в другое место (другую реальность, «инореальность»). Там есть остановка, ходит автобус: по расписанию, конечно. Если не попадешь в этот полукруг, на эту остановку (а это очень непросто) то так и будешь скитаться в кольце, крутиться мимо повторяющихся ландшафтов: ты мимо них, они мимо тебя. Это не надувательство, нет, просто так устроены дороги: все ведут в Рим (третий?), а оттуда обратно. Поезд уходит в тоннель и вот – ты снова на конечной станции.
Это я вот к чему. Смотрю на фотографию Стрелкова (фотографию, портрет, картину «Стоход») - тонкое лицо с почти (поменьше) гоголевским носом. Удивительные, необычные глаза, такие грустные, будто в них остыли пеплом тысячи поражений, славных героических поражений, мертвых спартанцев, битв на Калке, еще Батыева нашествия и смерть императорской гвардии, да - Стоход; это миллион (много миллионов) раз застекленное небо (итальянское, германское, русское – любое) в глазах. И немигающие – ствол (орудия, винтовки), нет – ствол нагана, барабан медленно поворачивается, Стрелков отворачивается, барабан медленно вращается, он смотрит на тебя, барабан поворачивается. Выстрел?
Я это уже видел. Я видел его раньше. Другого: тяжелее, кряжистее, земнее (гном и эльф – поклон Толкиену), солдат и офицер (пусть так). 1993 год. На передке (передней баррикаде) обороны Белого дома, после сырой холодной ночи, в тумане, баркашовцы поднимают руки в приветствии (том самом). Щелкают фотоаппараты, работают камеры, щерятся менты. И Баркашов. Усатый. Грустный взгляд (не такой грустный, нет) – с живинкой, с огоньком, с треском прогорающих сучьев, но тоже грустный, посмотрите внимательнее: там, как в костре (у Белого дома) уже остыли черные угли. Тоже: военная биография, тысячи, сотни тысяч боевых схваток, ГРУ, ФСБ (легенда или правда), за ним (Баркашовым, Стрелковым) – «тайные силы» (быть может, никто не знает наверняка) вся государственная машина, спрятанная до времени, присыпанная землей на окраине; или тигр, оскаленный тигр, ревущий тигр (танк) внутри цирка с клоунами, ждущий своего часа, чтобы превратить представление в реальность (смерть мира спектакля). И эти баркашовцы (ополченцы: Славянск, Донецк), которые своей «Славой России», «римским приветствием» срывают все переговоры, делают невозможными (так кажется обывателю, его уверяют в этом) компромиссы, правда, не такие уж бессмысленные – для этого обесточенного, практически безоружного, холодного Белого Дома (Славянска, Донецка), при этой шулерской игре с мелкой мастью на руках (я и себя имею в виду) против пятидесяти тузов (механизированных бригад, банд гайдара-авакова, мирового сообщества). Переговоры срываются раз за разом (тогда и сейчас). Баркашовцы (стрелковцы) занимают мэрию (Славянск), они вызывают огонь на себя (на нас); они уверены (их уверили) в подмоге, в победе: «Идем на Кремль» (Киев)! А потом танковые орудия делают свое дело.
Некогда я читал, что учение о непротивлении злу Льва Толстого на самом деле есть великая провокация: попытка вынудить заступится за «подставивших другую щеку» самого Бога. «Мне отмщение и Аз воздам». Неудача провокации (часто) заставляет задуматься о тщетности надежд. О том, что «эффективный» (античная трагедия) «бог из машины» сломался. Или о том, что на самом деле тигр (государственная машина) есть макет и профанация: бумажный тигр, набитый чупа-чупсами, еще смешнее клоунов, жальче клоунов; их инструмент, вроде дурацкой трубы, из которой сыпется цветное конфетти, и зрители смеются, когда оно попадает за шиворот.
Все повторяется, увы. Мы во временной петле, мертвой петле (the loopers или даже the losers – неудачники, «терпелы») и никак не выберемся на остановку( смотри выше). «Хороший автобус уехал без нас» (Летов). «Синий автобус опоздал» (Непомнящий). Но не стоит огорчатся – он (Он), понимаете, существует. И рано или поздно разомкнет петлю. «Мне отмщение и Аз воздам». Посмотрите в глаза Стрелкову: он об этом знает.
