Газета «Взгляд» опубликовала прежде не публиковавшиеся фрагменты из интервью новой нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич, которое она дала барселонскому таблоиду La Vanguardia.
«Совсем недавно я была в Москве и решила сходить в храм на службу. Вижу возле собора большое количество полицейских, бойцов подразделений по борьбе с беспорядками, много народу. Думаю, что-то случилось: нападение или еще что-то такое. Но мне говорят: «Нет, сеньора, мы собрались помолиться во славу русского ядерного оружия». Представляете? Помолиться за русское ядерное оружие! Полиция, политики и военные! Это отвратительно!
На другой день сажусь в такси, водитель меня спрашивает, православная ли я. «Нет», - отвечаю. «Тогда извините, вам придется освободить машину, поскольку это православное такси, и мы обслуживаем исключительно православных».
Вечером пошла в театр – и вижу группу казаков с нагайками, требующих отменить спектакль по Набокову. И это я говорю всего о нескольких днях в Москве. Вы понимаете – красный человек жив! Мы должны от него избавиться!»
Комментаторы кричат: «Русофобка!», кто-то её поддерживает, кто-то ругает Нобелевский комитет: зачем-де наградили литературно неодарённую Алексиевич? И всё – мимо, всё – не по существу. Дело лежит совершенно в иной плоскости.
Наша российская словесность и её качество в Нобелевском комитете никого не интересует. Интересует только одно – антироссийский пафос. В прежние времена интересовал антисоветский, сегодня - антироссийский. Или то, что может так-сяк за такой пафос сойти. Не за литературные же достоинства наградили вполне заурядный и малоинтересный роман «Доктор Живаго»! Ни будь вокруг него скандала с антисоветским привкусом – кто бы о нём вспомнил? Равно как и о творчестве Бродского. Вообразите, Бродский писал бы о комсомоле и русской природе, писал бы с точно таким талантом, какой у него был. Кто бы с ним стал носиться? Он бы пристроился в затылок кому-нибудь из длинной шеренги советский поэтов: много их было, и неплохих. А тут – выделили, вознесли. До сих пор интеллигенты с ним носятся. Поэтому литературные качества писаний Алексиевич тут ни при чём. Не в них сила.
Алексиевич – русофобка? По-моему, вовсе нет. Она просто работник рыночной экономики. И в условиях рынка производит тот товар, на который имеется платежеспособный спрос. Точно так же поступает любой участник рынка. Это я могу вам сказать как экономический оператор. Как работник торговли. Правда, торгую я иными вещами, но принцип – един.
Сегодня платежеспособный спрос со стороны хорошего, денежного западного заказчика имеется на тексты про казаков и православное такси – ну она и производит про казаков, делов-то. Могла бы и про медведей, которые ходят по улицам и пьют водку из самоваров. Рынок, господа, ничего не попишешь. Вернее, попишешь только то, что можно продать. Если хочешь эти делом зарабатывать.
Алексиевич – лгунья? Объективно – да, а субъективно … тут всё не так элементарно. Я хорошо знаю этот психологический тип. Нет, не тип литераторов – тип торговцев вообще. Продажников, как выражаются в корпоративном обиходе. Так вот у торговцев со стажем, в особенности у продавцов прямых продаж, у моих продавщиц, в частности, с годами формируется профессиональная деформация личности: они всегда стараются говорить то, что, по их соображениям, будет приятно услышать их собеседнику. Даже если тот не является покупателем. Впрочем, кто знает: сейчас не покупатель, а потом, глядишь, купит. От старого продажника почасту нельзя добиться ничего подлинного и объективного – только приятное клиенту. Это свойство настолько с годами в них укрепляется, что становится второй натурой, даже первой. Эти люди своеобразно верят в свои коммерческие россказни: ну, примерно как актёр на сцене верит, что он – Чацкий или Гамлет. Точно так и Алексиевич, полагаю, верит в свои писания.
Будет платежеспособный спрос на прославление того самого «красного человека», от которого она призывает избавиться, - будет верить и прославлять «красного человека», «а также всё, что понадобится впредь», как сказано в достопамятной «печатке Полыхаева». Будет столь же заполошно восторгаться Лениным, Сталиным, Троцким, Иваном Грозным, Малютой Скуратовым.
И это вовсе не умозрительное предположение, а установленный факт: в советском журнале «Неман», в № 9 за 1977 г. был опубликован восторженный очерк Светланы Алексиевич о Дзержинском под заголовком «Меч и пламя революции». Всё та же пылкость, что и сегодня, всё та же старательная готовность угодить клиенту:
"И все вещи: письменный прибор из рабочего кабинета Феликса Эдмундовича, его телефон, книги, фотографии, письма — вдруг обрели для меня глубокий человеческий смысл. Появилось такое чувство, что тот, о чьей изумительной жизни они свидетельствуют, рядом, и слышно живое, теплое дыхание его...
Ловлю себя на мысли, что мне все время хочется цитировать самого Дзержинского. Его дневники. Его письма. И делаю я это не из желания каким-либо образом облегчить свою журналистскую задачу, а из-за влюбленности в его личность, в слово, им сказанное, в мысли, им прочувствованные.
Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя — Феликс Дзержинский — "меч и пламя" пролетарской революции."
Любопытно, поделилась ли очеркистка с подросшим сыном своей «влюблённостью в личность» железного Феликса? А чем делится с внуками? Думаю, зовёт на борьбу с «красным человеком»: сегодня это в ходу и в тренде, этим нынче можно заработать. Это рынок, детка. Об рынке писал ещё Владимир Ильич Ленин в 1905 г.: «Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания.»
Может ли быть по-другому в условиях капитализма и рыночной экономики? Неужто писатель не может быть независимым и писать то, что думает? Может. Но тогда он должен иметь иной источник заработка – не литературный. А ведь охота зарабатывать своими писаниями, сегодня сознание настолько монетизировалось, что человек и сам не ценит то, за что не платят деньги.
А потому, как писал много лет назад опытный писатель Вересаев, “человек садится писать не тогда, когда ему что-то нужно сказать, а тогда, когда нужно платить за квартиру, шить жене пальто”. А жена – она ведь и шубу потребовать может. Так что уж лучше сразу пристроиться к денежному клиенту. Как пристроилась Алексиевич.
