"Коллекционировать — значит уметь жить прошлым".
Альбер Камю
Любая коллекция интересна не только сама по себе. Это — не просто картины, статуэтки или, например, спичечные коробки. Это, прежде всего, судьба конкретного человека и — не побоюсь пафосной фразы — история страны. Эволюция вкусов отдельного коллекционера на фоне актуальных предпочтений социума. Занятно прослеживать: совпадают или нет? Спонтанно или намеренно? Именно — это или — в принципе "всё красивое". Коллекционирование — элитарно, ибо особым образом выделяет сапиенса из всех прочих. Маркирует. Собиратель всегда не такой, как все. Чудак. Как воспринимали отставного офицера Бессольцева из детской повести "Чучело"? Миллионер-заплаточник, живущий единой страстью к картинам. А ещё… Коллекция — это испытание. Не всякому дано. В этой связи вспоминается проходной, но показательный кинофильм "Нежданно-негаданно", снятый на излёте советской эпохи. Простоватой девице по наследству достаётся грандиозное собрание картин. Она ничего не смыслит в искусстве и даже раздражается, когда люди приходят общаться не с ней, а — с шедеврами. Судьба — в лице квартирных воров — избавляет простушку от бессмысленной ноши.
Миру известны коллекционеры-подвижники, вроде Павла Третьякова и коллекционеры-преступники, наподобие Германа Геринга. Литература знает зловещего "Коллекционера" Джона Фаулза — ловца человеков. Помните? "Коллекционерство — огромное мертвое нечто, заполняющее всё его существо". Впрочем, Фаулз прямодушно ненавидит этот тип людей: "Коллекционирование — это антижизнь, антиискусство, анти — всё на свете". Коллекционирование = болезнь? Пресыщенные персонажи декаданса — Дориан Грей и Дез Эссэнт окружали себя картинами, книгами и обвораживающими, редкими парфюмами. Коллекция — отражение души, посему она может быть не только пафосной, утончённой или, к примеру, странной, но даже и маниакально-безумной.
А может быть — случайной, безвкусной, собранной из соображений моды. Так, в заумно-книжные 1970-е годы вся советская интеллигенция была одержима темой старины, поэтому антикварные магазины тут же сделались центром притяжения эстетов-эрудитов, партийной знати, балетных примадонн, внешторговских боссов и, разумеется, тёмных личностей. По рукам ходили шикарно состряпанные подделки и прочий "ранний Караваджо" с "только что найденным поздним Ватто", ибо не все любители оказывались ещё и знатоками. Об этом повествовали нехитрые, но жизнеутверждающие милицейские детективы, где неизменно участвовали: восторженный старенький коллекционер-бессребреник; алчные торгаши, для которых набросок Брюллова — просто дорогая, крутая вещичка; небесталанный жулик, умеющий сварганить любого Брюллова и, наконец, умные, добрые люди в погонах, стоящие на страже порядка, чести и совести. И — творческого наследия, принадлежавшего, как ни крути, народу.
Коллекционирование — это ещё и — в известной степени — игра. Вся подростково-детская литература наполнена образами мальчиков и девочек, что-то непременно собирающих — значки, марки, этикетки и даже, как у Юрия Нагибина — звуки. Его маленькая героиня коллекционировала вариации на тему эхо: "У меня уже много собрано. Есть эхо звонкое, как стекло, есть как медная труба, есть трехголосое, а есть — горохом сыплется…".
…Да, коллекция — это нечто очень личное, поэтому, когда владелец представляет её широкой публике, наверное, он испытывает трепет. Сомнения. Сочтут ли его выбор — правильным? Не обвинят ли в дурновкусии? Мы хорошо знаем, что у Ивана Морозова и Сергея Щукина стиль был отменным и даже опережающим время — косная французская буржуазия предпочитала салонных мастеров, сочно выписывавших бутоньерки и кружева, но главное — грубо льстящих своим заказчикам. Щукин и Морозов предпочитали импрессионистов и постимпрессионистов, считая именно их — творцами неспокойной, агрессивной современности. Но вернёмся, однако ж, из века Серебряного в день сегодняшний, ибо у нас есть уникальная возможность увидеть собрание картин российского коллекционера.
Итак, с 15 июля по 6 сентября в залах Отдела личных коллекций ГМИИ представлено собрание Александра Володчинского. Устроители зрелища доверительно сообщают, что все шедевры собраны "по любви" и "без оглядки" на конъюнктуру и веяния. Сам же Володчинский объясняет свой выбор очень просто: "…За долгие годы моего собирательства менялись обстоятельства моей жизни, а с ними и мои вкусы", поэтому на выставке представлены и жанровые сценки из старинной русской жизни, и вещи знаменитых передвижников, и даже некоторые советские образцы, вроде брутальных "Атлетов" Петра Вильямса.
Чем интересна личная коллекция? Здесь можно увидеть то, чего, скорее всего, нет в музеях. Или, например, неожиданные — непривычные — работы того или иного автора. Лично меня поразила картина Василия Верещагина "Вид на московский Кремль зимой" — изощрённая игра нюансов, белое на белом, силуэты и очертания. Всё знакомо, но всё — в ровной пелене зимы. В то время, когда создавалась эта вещь, были популярны подобные эксперименты с белым цветом, однако, Верещагин нам известен совершенно с другой стороны — своей фотографической чёткостью и гиперреализмом. Или вот! Обыватель настолько привык считать Исаака Бродского придворным портретистом "ленинской когорты", что с удивлением отмечает его пейзажи, в частности, таинственную "Ночь", написанную в 1923 году. И только тогда мы вспоминаем, что Бродский начинал, как изысканный, даже манерный пейзажист — совершенно в духе предреволюционной Belle Еpoque. Не менее любопытна картина Натана Альтмана "Весна", сделанная в традициях пуантилизма и, скорее всего, из интереса к творчеству Жоржа Сёра. Кроме того, в частные собрания иной раз попадают вторые-третьи варианты общеизвестных картин. На выставке мы можем увидеть версию васнецовского "Витязя на распутье" или, например, знаменитой остросоциальной вещи Владимира Маковского "На бульваре".
Кстати! Сердцевиной коллекции являются именно произведения братьев Маковских — успешных и невероятно популярных живописцев, слава к которым пришла ещё при жизни. Они были очень разными. Владимиру нравилось изображать мир "маленького человека" — бедноватых клерков, купеческих вдовушек, приказчиков, свах, мелких торговцев. Заботы, радости, мелочи быта. Взгляд — ироничен, стиль — слегка карикатурен, но мы-то помним из школьных хрестоматий, что художник жалел и любил своих неказистых героев. Константин же, напротив, стремился в высшее общество, предпочитал дольче-вита, и даже сам Александр II именовал его "своим художником". Экспозиция устроена таким образом, что братьям Маковским отведён целый зал — мы сможем осознать это колоссальное различие стилей, смыслов и образов.
Любое полотно — это душа эпохи, поэтому всегда интересно домысливать, почему художник решил изобразить именно такой ракурс. Вот большая и …уютная картина Константина Юона с букетом жёлтых купавок — ощущение тепла, света, безграничной летней праздности. Время создания — начало 1920-х годов. Где и как можно было сохранить эту дачную умиротворённость? Только в памяти, вероятно, ибо ровно в те же годы Юон пишет свою "Новую планету" — представление-апокалипсис. Эти контрасты и составляют, на мой взгляд, самое потрясающее в творчестве. В этом же зале — интенсивные "Пионы" Александра Осмёркина. Стоит дата — 1951 год, время расцвета сталинского Большого Стиля с его классическими пропорциями и — барочной избыточностью. Здесь же всё, как сорок лет назад — художник верен себе, своим линиям и, разумеется, Сезанну. Да, нужно отметить, что Осмёркин в те годы многократно обвинялся в формализме, и эта травля, по сути, свела его в могилу. Но недаром же Дейнека называл своего коллегу "Дон-Кихотом в искусстве". А теперь перенесёмся в иную эпоху!
…Потрясающе интересна картина "Зарок не пить", написанная 1860 году Акимом Карнеевым. У этой вещи есть подзаголовок, многое поясняющий — "Общество трезвости". Первые такие объединения стали возникать в России в конце 1850-х годов на волне общенародного недовольства пьянством. Причём, этой пагубой страдали не только низы общества, но и его верхи в лице поместного и городского дворянства. (Это не являлось "типично русским" явлением — к примеру, повальный английский алкоголизм печалил королеву Викторию на протяжении всего её долгого царствования). На сельских сходах крестьяне давали зарок не употреблять ни вина, ни водки, что мы и видим на полотне Акима Карнеева. Характерно — персонажи будто бы взяты с каких-то типично "итальянских" зарисовок. Обратившись к биографии мастера, узнаём, что он — бывший крепостной — сначала успешно учился в России, а потом предпринял путешествие по странам Европы, в том числе и по волшебной Италии — она всегда влекла северян своими утончёнными художествами. Впоследствии, живописуя понятный и родной ему крестьянский быт, Карнеев неизменно обращался к модной итальянской манере и южным тонам.
Одна из жемчужин коллекции Володчинского — картина Василия Пукирева "В присутствии. Выход начальника" (вторая половина 1860-х годов). Пукирев хорошо нам известен своими злободневными сюжетами, прежде всего, "Неравным браком", который разве что не попал на конфетные обёртки — до такой степени его растиражировали. И вот — "Выход начальника". Парадный холл шикарного учреждения, осанистый властелин, спускающийся с лестницы подобно тому, как боги Олимпа снисходят к простым смертным. Вместе с тем, он выглядит вполне благодушно, что во все времена было характерно для истинных аристократов. Его подчинённые ведут себя по-разному: выскочка-франт в идеально подогнанном фраке подобострастно прогибается; его товарищ глядит на шефа уважительно, но — открыто и даже не пытается кланяться, а вот мелкие чиновники, держащие неуместные зонты, как бы стараются спрятаться за спинами своих коллег. Зонты — существенная деталь. Это означает, что у этих служащих нет своего экипажа. Больше того — на извозчике приходится экономить. Вот так и бегают на работу пешком, укрываясь от беспредельных питерских дождей.
Но давайте отвлечёмся от жанровых сценок и обратимся к иным стихиям. Например, к совершенно ван-гоговской вещи Давида Бурлюка с тривиальным названием "Летний пейзаж". Один из основоположников русского футуризма, Бурлюк слыл не только поэтом-хулиганом, но и замечательным художником. Впрочем, среди гениев Серебряного века подобная разносторонность являлась, скорее, нормой. На холсте мы видим много ярких, претенциозных мазков и пятен, которые, меж тем складываются в отчётливую, живую картину. Жаркий день — вполне осязаем, как узнаваемы цветы мальвы на переднем плане.
Безусловно, каждая картина здесь заслуживает отдельного разговора, ибо в коллекции Володчинского есть и Айвазовский, и Саврасов, и Кустодиев, и Тышлер, и Дейнека. Разноплановый и многомерный путь русской живописи. Наше наследие. Альбер Камю называл коллекционирование — "умением жить прошлым". Психологи полагают, что жить вчерашним днём — это плохо, ибо такой человек, скорее всего, ненавидит настоящее и боится будущего. Но умение жить прошлым — это другое. Вовсе не крах надежд и не упадничество, иначе тогда зачем нам вообще нужны музеи, книги, старое кино?! Мы наслаждаемся стариной, не пытаясь повернуть время вспять. Былое — прекрасное. Будущее — светло. Без истории нет грядущего. Любить минувшее, чтобы наслаждаться современностью. Особенно хорошо это получается именно у коллекционеров…
Рис. В. Маковский. «Деспот семьи. В мастерской художника»
