Бог даровал христианам два высших дара - священство и царство, посредством которых земные дела управляются подобно Небесным, - писал Преподобный Феодор Студит. Этот идеал мира на земли, в человецех благоволения действительно оставался идеалом. История свидетельствавала о ином.
«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути. Возлюбленные чада Святой Православной Церкви! <…> Ради миллионов лучших жизней, сложенных на поле брани, ради безчисленных денежных средств, затраченных Родиною на защиту от врага, ради многих жертв, принесенных для завоевания гражданской свободы<…> доверьтесь Временному Правительству; все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства…»
Читатель, конечно, помнит, откуда это - из «Обращение Св. Синода ко всем чадам Православной Российской Церкви по поводу отречения Николая II и отказа Великого Князя Михаила воспринять власть до решения Учредительного Собрания» от 9 марта 1917 года ((Церковные Ведомости., 1917, № 9-15, стр. 57) Документ подписали девять постоянных членов Синода, включая двух будущих Патриархов
А за неделю до этого, 2 марта члены Синода собрались на неофициальное совещание и первым делом отправили не желавшего признать государственный переворот митрополита Петроградского Питирима на покой «по собственному желанию». Тогда же они приняли решение установить связь с Исполнительным комитетом Государственной Думы, тем самым признав государственный переворот до того, как был опубликован «документ об отречении» Императора. 4 марта состоялось торжественное заседание Св. Синода, на котором была выражена «искренняя радость» о наступлении «новой эры в жизни Православной Церкви». Из зала заседаний Синода по инициативе обер-прокурора Синода князя В.Н.Львова было торжественно вынесено в архив Царское кресло.
Сегодня всё более очевидно, что роковым для Государства Российского был не октябрь 1917 года, а февраль-март. Этому поистине переломному событию посвятил в последние годы д.и.н., профессор М. А. Бабкин два фундаментальных исследования: "Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году" (М., Индрик, 2008) и "Священство и Царство (Россия, начало ХХ в. — 1918 г.). Исследования и материалы. (М., Индрик, 2011) Бабкин показывает, что подавляющее большинство российского епископата уже в начале XX столетия стояло на республиканских позициях. В вышедшем в 1900 г. "По благословению Святейшего Правительствующего Синода" Служебнике исчезает обязанность вынимания на проскомидии частицы о здравии Государя... С началом революции 1905 года многие архиереи публично проявляли ей сочувствие. Старший викарий Санкт-Петербургской епархии епископ Нарвский Антонин (Грановский) сразу после обнародования Манифеста 17 октября 1905 года перестал на совершаемых им богослужениях поминать Царя как "самодержавнейшего", а в декабре 1905 года опубликовал в столичной газете "Слово" статью о том, что Православие и Самодержавие несовместимы. В Петербурге высшее духовенство при поддержке митрополита Антония (Вадковского) совершало публичные панихиды по революционерам. Участие в Февральской революции стало итогом. Св. Синод уже 6-8 марта распорядился изъять из богослужебных чинов поминовение Царской власти. Если Россия была провозглашена А.Ф. Керенским Республикой только через шесть месяцев после революционных событий, то Св. Синод это "совершил" через шесть дней. А уже к концу марта 1917 г. все богослужебные тексты, где ранее поминалась Царская власть, были исправлены. По сути, именно действия Синода сделали революцию необратимой.
Среди прочего М.А.Бабкин обращает внимание на «определённый символизм в действиях некоторых представителей духовенства", которые "кощунственно ассоциировали происшедший в стране государственный переворот с Пасхой". Многие современники указывали на "пасхальную" атмосферу "великой безкровной" революции. На улицах городов нередким было приветствие: "Христос воскресе… наконец-то мы свободны". А один из московских клириков, священник Владимир Востоков, явился 4 марта 1917 года на Красную площадь для служения праздничного молебна не в тёмном (великопостном, положенном по церковному уставу), а в красном, пасхальном облачении. "Многим из тех, кто в те дни участвовал во всеобщей революционной вакханалии, даже казалось, будто бы "рай опустился на землю", — пишет М. Бабкин. Духовенство освящало своим присутствием революционные праздники..
1 августа 1917 г. Царская семья была отправлена в Тобольск, а 15 августа в Москве открылся Поместный собор Православной Российской Церкви, обладавщий, по заверениям его участников, полнотой церковной власти - в нарушение не только русской, но и канонически закрепленной Вселенско-византийской традиции, в соответствии с которой такой Собор должен быть собран по воле Императора и под Его председательством. Однако Собор даже не упомянул, что во время его заседаний Царская семья находилась под арестом, не потребовал её немедленного освобождения или хотя бы разъяснений причин содавшегося положения. В то же время по требованию Собора в 1917-16 гг были немедленно освобождены – уже Советской властью! - например, Владыка Нестор Камчатский и А.В.Карташев, бывший министр исповеданий Временного правительства и последний обер-прокурор Священного Синода (25 июля — 5 августа 1917). Оба они тут же присоединились к работе Собора.
Вот как мотивировал позицию Синода и вообще Русского епископата в феврале-марте 1917 года, а затем и Поместного Собора, один из самых авторитетный и ярких архиереев – архиепископ Андрей Уфимский ( князь Ухтомский): «Что же я говорил своим монархистам? Что я мог сказать им на основании Священного Писания? Я говорил, что в Священном Писании есть целая отдельная "Книга Судий", описывающая идеальную республику. А когда древние иудеи вместо этих благочестивых судей пожелали иметь своего царя, то это вызвало гнев Божий. На это мне указывали, что сердце царей в руке Божьей. Я соглашался с этим положением, но указывал, что раз это так, то у нас и должна быть республика, ибо два царя подряд на одной неделе отказались от своего царства, и ясно, что если их сердца в руке Божьей, то мы против республики протестовать не имеем права".(«Моя защита республики», в кн. Зеленогорский (Гринберг) М.Л. Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского, «Гешарим-Мосты культуры», М-Иерусалим, 2011.) Республикански настроенное духовенство опиралось не на указания апостола Павла, не на Предание Церкви, не на историю Второго и Третьего Рима, а именно на Ветхий Завет.
В год 90-летия Февральской революции А.И. Солженицын писал: «В дни величайшей катастрофы России Церковь — и не попыталась спасти, образумить страну».
***
Сегодня, когда опубликованы материалы, свидетельствующие о том, что Император Николай Второй никогда не отрекался от Престола (см. в т.ч. Мультатули П. В. «Николай II. Отречение, которого не было. - М.: АСТ, Астрель, 2010, Разумов А.Б. «Подпись Императора
Несколько замечаний по «Манифесту об отречении Николая II»» http://sdruzhie-volga.ru/knigi/andrej_razumov-podpis_imperatora.htm) , мы имеем все основания говорить не об отречении Царя, а от отречении от Царя. Совершенно очевидно, что это отречение – не просто «бытовое предательство», и даже не просто государственная измена, но событие, имеющее глубокие метафизические основания.
Для того, чтобы серьезно и до конца понять причины позиции Священного Синода в феврале-марте 1917 года, нам придется обратиться к метаисторическим выкладкам одного из главных противников самой идеи восстановления в России монархии – председателя Исламского комитета России и, безусловно, крупнейшего современного философа ( так или иначе) Гейдара Джемаля, прямо сказавшего следующее: “В 1917 году здесь были уничтожены Романовы, и это величайшее метафизическое достижение мировой истории. После этого Россия одной ногой вышла из Системы (http://www.poistine.com/disclosures/gejdar-dzhemal-rossiya-dlya-menya--eto-edinaya-politicheskaya-territoriya-ot-baltiki-do-tikhogo-okeana)». Это крайне серьезное заявление, обходить которое просто нет возможности.
Высказывание Гейдара Джемаля многомерно, оно сделано прежде всего с его политической позицией по поводу современной борьбы, как он сам выражается «трех клубов» - «либерального», «традиционалистского» и «радикального», связывая собственную «политическую теологию» с последним, «радикальным», единственным, по его мнению, способным выступить «теологически обоснованно». Отсюда его оценка – действительно радикальная - династии Романовых, которая была, по его мнению, частью «мировой королевской грибницы» и которая, как он считает, справедливо «была заклеймена и осуждена в позитивные демократические ( т.е. ленинско-троцкистские – ВК) десятилетия советской власти. Потом уже при застое, при, так сказать, строительстве империи и подготовке ее будущего разрушения, естественно, все это было переоценено. Но я считаю, что 20-30-40-е годы российско-царская история получила совершенно правильную оценку.(http://www.ria-arbitr.ru/news.htm?id=42706)». Здесь дело, конечно, не только в Романовых. Сама идея Империи как сердцевина «традиционалистского проекта» для Гейдара Джемаля неприемлема: «Я считаю, - говорит он - что реализация на земле духовного проекта в виде Империи, в её пафосной красоте, в её сакральной эстетике на самом деле тупиковый вариант, потому что Император является калькой Верховного Существа между Небом и Землёй» (http://www.arcto.ru/article/1432).
При этом мы должны помнить, что для Джемаля «имперский проект» есть общее детище «роялов» и «клерикалов» ( такова его терминология), то есть именно Царства и Священства. «Радикалы» же призваны с «имперским» ( он же «традиционалистский») «проектом» покончить.
Речь идет здесь не только о чисто исламской специфике мировоззрения самого Гейдара Джемаля, впрочем, выходящего за строгие рамки одной из основных авраамических религий. Речь идет о т.н. «авраамизме» в его наиболее последовательном, действительно, радикальном понимании. Собственно, согласно Джемалю, «авраамизм» как раз и настаивает на «принципе абсолютного разделения с воспринимаемым субъективно и интуитивно «единством бытия» http://www.archipelag.ru/authors/djemal/?library=1417, а воплощением последнего и является Империя, Царство. Перед нами строгий «авраамический гнозис».
Основной принцип, лежащий в основе авраамических религий, – творение личным Богом мира из ничто (ех nihilo). Ничто авраамических религий (oukon) не имеет никакого отношения к «языческому» Небытию (meon), это именно ничто в прямом смысле слова. Небытие как Сверх-Бытие и само Бытие в авраамических религиях изначально «отмысливаются» С этим связано и отрицание радикальным авраамизмом двух других составляющих метафизической триады, соответствующих жречеству и царству.Здесь действительно «метафизика демократии», «свободы, равенства и братства». Авраам и его потомство – кочевники и торговцы, а сам авраамизм –в известном смысле буржуазный ( и, соответственно, анти-буржуазный, т.е. «пролетарский») принцип. Такому подходу соответствует принцип договора («завет», brīth), который целиком лежит в основе всей «атлантической цивилизации»: если – то – иначе ( формула элементарной правовой нормы) В нем уже заложены все принципы рационализма и «просвещения» эпохи модерна. С точки зрения самого авраамического принципа это абсолютно оправдано и законно. Авраамизм полностью отказывается от «языческих» представлений о циклическом времени и вводит понятие времени линейного, а, следовательно, истории как таковой, а вместе с ней и хронологии. Все авраамические религии – религии истории, действующих в них Бога и человека. Господствующая в Новое время «религия прогресса» это тот же авраамизм, но только с «отмысленным» или даже отрицаемым Богом Социальное измерение авраамизма – не государство, а община Израиля - в дальнейшем, «экклесия» в христианстве умма в исламе, мировая коммуна в марксизме ( «атеистической версии «радикального авраамизма») Драматизм этой ситуации описан в Книге Судей и Первой Книге Царств, в принципе восхваляющих теократическо-республиканский строй и негативно оценивающей Царскую власть (хотя и признающий ее как «исторический компромисс»). В дальнейшем «дозволенному» царю (начиная с Давыда) будет всегда противопоставлен священник (или епископ, что в дальнейшем найдет особое отражение в римо-католицизме), или пророк (особенно в исламе). Из «священнического дискурса» вырастет потом диберально-демократический, а из «пророческого» т.н. «левый дискурс» – от собственно исламской уммы до коммунизма эпохи провозглашения «мировой революции», то есть примерно до середины 30-хх гг ХХ века. (См.об этом подробнее «Авраамические религии». Центр Консервативных исследований при социологическом факультете МГУ, http://konservatizm.org/seminars/main/031009110611.xhtml). Сам Гейдар Джемаль, конечно, сторонник «революции пророков». Однако и антимонархическая республиканская теократия «Книги Судий», на которую любит ссылаться «христианские демократы», в том числе и в Московской Патриархии, тот же митр. Иларион (Алфеев) (см. http://rus-vopros.livejournal.com/4051674.html, видео), является выражением того же самого принципа, хотя и в менее радикальном его выражении.
В отличии от Иудаизма и Ислама, Христианство в его полноценной, святоотеческой версии, не является только лишь авраамической религией. « Было нечто, как вероятно, и прежде сего мира; но сие, хотя и постижимо для нашего разумения, однако же не введено в повествование, как несоответствующее силам новообучаемых и младенцев разумом. Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное премирным силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся – говорит св. Василий Великий в «Беседах на Шестоднев - В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания - мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и наименований. Они-то наполняют собою сущность невидимого мира, как научает нас Павел, говоря: ибо им создано все... видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли (Кол. 1:16), и ангельские воинства, и архангельские чиноначалия» То есть не об абсолютном Ничто (оuk-on ) здесь идет речь, а о (Сверх)Небытии (me-on), не исчерпывающемя и не исчернанным разделением Сущего и Не-Сущего . В 7-й главе Послания св. ап. Павла к Евреям подробно говорится о «чине Мелхиседекове». Ссылаясь на Быт,,14, 18-20 (встреча Авраама с Мелхиседеком), Апостол указывает ( Евр, 7, 1-18 на священство «не по закону заповеди плотской, но по силе жизни непрестающей». Мелхиседек, Царь и Священник, будучи «подобием Сына Божьего», благословляет Авраама как больший меньшего. Тем самым указывается и на подчиненное, вторичное значение авраамизма как такового. При этом подобный Сыну Божьему Исусу Христу Мелхиседек, «без отца, без матери, без родословия» является единоименно (сознательно употребляю это слово в противоположении «одновременно») Царем и Священником. Немаловажно, что выдающийся исследователь Традиции ХХ века Рене Генон в своей работе «Царь мира» отождествляет Мелхиседека с арийским Ману, каковой и есть Царь Мира – для «небиблейского» человечества. Иными словами, в рамках полноценного святоотеческого мировоззрения мы можем, веря в Пресвятую Троицу и Воскресение Сына Божия, делать выбор в пользу авраамизма или не авраамизма. В истории (и политике, точнее, метаполитике) это проецируется на Священство и Царство
Восточно-Православная , традиция в целом всегда настаивала на своем «царском» измерении. В 1393 году Патриарх Константинопольский Антоний писал к Московскому Великому князю ВасилиюДмитриевичу : «СвятойЦарьзанимаетвысокоеместовЦеркви; оннето, чтодругиепоместныекнязьяигосудари. Царивначалеупрочилииутвердилиблагочестиевовсейвселенной. ЦарисобиралиВселенскиесоборы. Онижеподтвердилисвоимизаконамисоблюдениетого, чтоговорятбожественныеисвященныеканоныоправыхдогматахиоблагоустройствехристианскойжизни, имногоподвизалисьпротивересей. Наконец, Царивместессоборамисвоимипостановлениямиопределилипорядокархиерейскихкафедриустановилиграницымитрополичьихокруговиепископскихепархий. ЗавсеэтоониимеютвеликуючестьизанимаютвысокоеместовЦеркви. <…> Навсякомместе, гдетолькоимеютсяхристиане, имяЦаряпоминаетсявсемипатриархами, митрополитамииепископами, иэтогопреимуществанеимеетниктоизпрочихкнязейивластителей. <…> НевозможнохристианамиметьЦерковьинеиметьЦаря. ИбоЦарствоиЦерковьнаходятсявтесномсоюзеиобщениимеждусобою, иневозможноотделитьихдруготдруга. ПослушайверховногоапостолаПетра, говорящеговпервомсоборномпослании: “Богабойтесь, царячтите” (1 Пет. 2: 17. – В.К.). Несказал “царей”, чтобыктонесталподразумеватьименующихсяцарямиуразныхнародов, но “Царя”, указываянато, чтоодинтолькоЦарьвоВселенной». В этом смысл послания Филофея о Третьем Риме. Несмотря на все перемены , прежде всего трагический раскол XVII века, такое единство Царства и Церкви оставалось официальной идеологией и в «петербургский период». Церковь учит и всегда учила о том, что Императорская власть есть «держай ныне», «катехон», стоящий на страже от всегда пребывающего рядом, «близ грядущего антихриста», «беззаконного». Сол. 2: 6–7) . Сохранялась и сама Царская власть как таковая.
В уже упоминавшейся книге «Священство и Царство» Михаил Бабкин говорит прямо: «В России, как и в Византии, православные самодержцы <…> cосредотачивая в своих руках светскую и духовную власть, обладали высшим сакральным авторитетом. Патриархи же играли второстепенные по сравнению с Царями роли. Патриархи, как и прочие архиереи, являлись подданными царя. То есть они были слугами Бога и царя. Цари же – слугами только Христа, и более никого». Здесь надо иметь в виду, что глава Церкви – не епископ, не папа и не патриарх, но Сам Христос, «образ одушевлен» коего, как значительно позже писал преподобный Максим Грек, есть Царь.
Все Семь Вселенских соборов созывались Императорами, которые присутствовали на них сами или же присылали своих представителей. Для того чтобы собор был признан Вселенским, его решения должны были быть приняты единогласием епископов и подписаны Императором, а затем уже – постепенно – признаны церковным народом, миром.. Собор 448 года в Константинополе приветствовал Феодосия II как «первосвященника и Императора». Отцы Халкидонского собора 451 года признали в Маркиане «священника и Императора, победителя в войне и учителя веры». Даже римские епископы в первые века не отрицали за императорской властью первосвященнического характера<…>. Церковь молилась даже об Императорах-еретиках. Собственно отличия Императора от епископа – невозможность совершать литургию и приложение Святых Даров, а также право вступать в брак ради продолжения Династии. В первые века мы видим это и на Западе ЮлиусЭвола писал: “Понтификат также отдавал дань признания меровингским и каролингским королям, как об этом говорится в формуле: « Melchisedek noster, merito rex atque sacerdos, complevit laicus religionis opus»– «vos gens sancta estis atque regale estis sacerdotium». Обратим здесь внимание на ту же фигуру Мелхиседека.
Тем не менее на протяжении всей христианской истории мы наблюдаем и обратное, «строго авраамическое» учение о власти, прежде всего на Западе, начиная с блаженного Августина, который в главном своем трактате «О граде Божием» употребляет понятия “небесное”, имеющее самостоятельную ценность, и “земное”, таковой не имеющее, отечество. Приверженцы Бога на земле, признающие Его волю, войдя в лоно Церкви, строят град Божий, а сторонники сатаны строят светское, земное государство..Государства возникают как шайки разбойников, чьими потомками и являются цари. Первым царем был Каин. Когда погибнет порожденное “сынами Каина” земное государство, на его место станет “вечная мировая Божья держава, свободная от порока и похотей, прежде всего плотских. Пока этого нет, власть «Римских Императоров», тоже пришедших к власти природным, т.е. разбойничьим путем, возможна, но только если они будут находиться в строгом подчинении Церкви, то есть епископам и Папам, которые полномочны лишать монархов их престолов..Вся история, развивающаяся по ветхозаветной линейной схеме даже и после пришествия Христа и Его Воскресения, есть приуготовление «Града Божьего».
Запад пошел еще дальше. Уже после отделения Западной Церкви возникает «теория двух мечей», которую впервые выдвинул Бернар Клервосский (1091-1153), по мнению коего два меча символизируют духовную и земную власть Оба они находятся в распоряжении апостолов (прежде всего, апостола Петра), следовательно, в распоряжении Церкви: «Меч земной и меч духовный» - оба принадлежат Церкви, но первый должен быть поднят за Церковь, тогда как второй самой Церковью; второй вложен в руку священника, первый - в руку солдата, но по знаку священника и по приказанию императора». Папа Григорий VII Гильдебрант в 1075 г. в памятной записке под названием Dictatus Papae разъяснил,что духовная власть первична по отношению к королевской , но непосредственно не занимается решением земных, мирских вопросов, поскольку иначе существовала бы только одна власть, а не две. Рожденная уже в неправославном мире, эта теория официально не была принята ни в Византии, ни на Руси, но далее мы увидим – он бытовала, а тайно и определяла…
В прямой связи с притязаниями Латеранского дворца на мировую власть стоят такие явления европейской истории, как «спор об инвеститурах» и борьба гвельфов и гибеллинов, в которой в конечном счете Папам удалось одолеть династию Гогенштауфенов. В ходе этих противостояний выявилось важное обстоятельство: гвельфы – сторонники «священства»- объединили вокруг себя жителей городов – торговцев и ремесленников, «протобуржуазию», а гибеллины – сторонники «царства» - военную аристократию и крестьян.
Исторической формой дальнейшего развития «гвельфизма» в Европе стало политическое учение монархомахов (пер. «борцы против монархии», и даже «монархоубийцы», «цареубийцы») — название, применяемое в XVI в. к сторонникам восстания и цареубийства во во имя интересов Римо-Католической Церкви или некоторых протестантских деноминаций, прежде всего кальвинизма. Среди них выделяются французские кальвинисты — Ф. Готман, главное произведение которого, «Franco-Gallia» (1573), представляет политический трактат в форме исторического исследования, скрытый под псевдонимом Junius Brutus автор трактата «Vindiciae contra tyrannos» (около 1577); испанский иезуит Мариана , француз Буше , шотландец Букэнэн , иезуит Суарэз и немецкий публицист Альтузий Монархомахи исходили в целом из той же ветхозаветной Книги Судий и ставили религиозные требования выше политической власти. «Права народа» они считали охраняемыми Богом и поддерживали права и привилегии городов. Постепенно они пришли к идее «народного верховенства», вытекающей из «первоначального договора» (в духе ветхозаветного brith) и к требованию аристократической (кальвинисты-гугеноты) или демократической республики, отождествляя монарха с богопротивным «тираном». Полемика монархомахов была направлена прежде всего против французской королевской династии Валуа. Любопытно, что некоторые советско-российские исследователи, в частности, Н.М.Золотухина, видели в известных словах преп. Иосифа Волоцкого аще ли же есть царь, над человеки црьствуя, над собоюже имеет царьствующа скверныа страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавьство и неправду, гордость и ярость, злеиши же всех, неверие и хулу, таковый царь не божий слуга, но диаволь, и не царь, но мучитель прямое заимствование или по крайней мере отголосок идей монархомахов.(см. в т.ч. Золотухина Н.М. Иосиф Волоцкий PDF. М.: Юрид. лит., 1981). Чем все же отличался от них преподобный Иосиф мы увидим ниже.
Противостояние «гвельфизма» и «гибеллинства» ( условно) на Руси в виду отсутствия Папской власти имело иные, чем в Европе, формы, но мы можем просматривать его на протяжении всей истории
Памятником радостного единства Княжеской власти и Русской Церкви в начале Христианства на Руси является «Слово о Законе и Благодати св. митрополита Киевского и всея Руси Иллариона ( схиме преп. Никона Киево-печерского, прозвище Русин; умер ок. 1055) времён Великого Князя Ярослава Мудрого. Первый митрополит русского происхождения и Автор «Слова о Законе и Благодати» (1030—1050), автор монархической по духу и букве «Похвалы кагану нашему Владимиру» ( части «Слова») и обличитель июдейства, был, однако в конце жизни по требованиям Константинопольского Патриархата лишен кафедры и принял Великую схиму. Тем не менее его идеи стали официальной идеологией Руси и Русской Церкви того времени.
Впервые о серьезном противостоянии княжеской (царской) власти и церковной иерархии на Руси говорилось в “Житии преподобнаго Авраамия Смоленскаго» Биографические сведения о святом сохранились только в этом Житии. Время его жизни определяется на основании следующих фактов: в Житии сказано, что святой был поставлен в попы при княжении Мстислава Смоленского (Мстислав Романович), который сидел на Смоленском престоле с 1197 г., а в 1214 г. стал Киевским князем; далее здесь упоминается придворный смоленский храм Михаила архангела, построенный в 1191–1194 гг. (датировка Н. И. Брунова); наконец, один из героев повествования – епископ Игнатий, занявший Смоленскую кафедру после 1197 г., упоминался в Троицкой летописи под 1206 г. (Карамзин Н. М. «История государства Российского». СПб, 1892, т. 3, с. 48, примеч. 118); Согласно Житию, святой чулдотворец был обвинен духовенством в ересях, в частности, в чтении «глубинных книг»:и вшедъ сотона въ сердца безчинныхъ, въздвиже на нь: и начаша овии клеветати епископу, инии же хулити и досажати, овии еретика нарицати, а инии глаголаху на нь - глубинныя книгы почитаеть, инии же къ женамъ прикладающе, попове же знающе и глаголюще: «Уже наши дЪти вся обратилъ есть»; друзии же пророкомъ нарицающе и ина же многа на нь вЪщания глаголюще, их же блаженый чюжь. При этом князь и епископ вместе с духовенством заняли противоположные позиции: Яко же и бысть; князю бо и властелемъ умягъчи богъ сердце; игуменомъ же и ереомъ, аще бы мощно, жива его пожрети. Cобственно, только вмешательство князя сохраняет святому жизнь, после чего в силу вступает уже Божественный Промысел: Ведому же ему на снемъ, явися господь в то время преподобному ЛуцЪ Прусину у церькви честнаго архангела Михаила. Стоящу ему на молитвъ въ 9 часъ, и гласъ бысть ему, глаголющь, яко «се возводять блаженнаго моего угодника на снемъ съ двЪма ученикома, истязати хотять, ты же о немь никако же съблазнися». И глаголаше блаженый Лука на снимающихся на блаженаго Аврамия и на уничижающихъ его: «Много бо бес правды хулящей и уничижають; но да быша грЪси его на мнЪ были! И вы слышасте, яко хотЪша сътворити преже сего не имуще страха божия и тации же безумнии и епископъ и како хотЪша бес правды убити и. В конце концов Игнатий раскаивается и становится почитателем святого. И здесь мы не можем не обратить внимание, что история преп. Авраамия в каком-то смысле архетипически предваряет историю столкновения Царя-Мученика Николая Второго с высшим духовенством в связи с Григорием Ефимовичем Распутиным – но с совершенно противоположным тому, что случилось в ХХ веке, итогом.
Важнейшим эпизодом в историческом разворачивании противостояния Царства и Священства в Русской истории стало так называемое «Дело Митяя». Летописная «Повесть о Митяе» содержится в Московском своде конца XV в.;(т. н. Ростовская летопись;Типографская летопись;Воскресенская летопись), Ермолинской летописи;Летописном своде 1497 г.Уваровской летописи (свод 1518 г.);Львовской летописи,Сокращенном летописном своде 1493 г., «Владимирском летописцеи Никоновской летопись, из которой «Повесть» перешла в список конца XVII в. Новгородской летописи (БАН, 31.4.22, л. 73). Кроме того, она есть в некоторых рукописях отдельно, Это небольшой рассказ о том, как в XIV в. Великий Князь Димитрий Донской пытался поставить во главе Великорусской Церкви, выделив ее из митрополии «всея Руси», близкого себе человека. Известный знаток русской средневековой словесности Г.М.Прохоров, справедливо указававший еще в советское время, что «исследователи касались Повести о Митяе мимоходом и поверхностно». История ее текста до сих пор не была установлена. Тем самым был закрыт путь к серьезному изучению одного из интереснейших явлений в русской литературе XIV в., А ведь речь идет о событих эпохи Куликовской битвы (см. Г.М.Прохоров, «Повесть о Митяе», Л, «Наука», 1978) . Надо сказать, что эта история в наши дни замалчивается – и в церковно-научных, и просто в научных кругах – все основные исследования проводились «до перестройки».
Известно, что попа Михаила, он же Митяй (родовое имя или прсто прозвание), Великий Князь привез из Коломны в Москву, определил своим духовником и печатником, т.е. самым близким секретарем и советником по делам государственным. Сей убо поп Митяй бысть <…> красен зело; грамоте добре горазд: течение велие имея по книгам и силу книжную толкуя, и чтение сладко и премудро, и книгами премудр зело, и никтоже обреташесь таков: и пети нарочит; и в делех и в судех и в разсуждениях изящен и премудр, и слово и речь чисту и незакосневающую имея и память велию; и древними повестьми и книгами и притчами духовными и житейскими никтоже таков обреташеся глаголати. Однако будто бы Митяй при этом нача вооружатись на священники и на иноки и на игумены и на архимандриты и на епископы, и осуждаше и предаяше многих и возстаяше со властию, не обинуяся никакоже"; "епискупи и архимандриты и игумены и иноцы и священницы воздыхаху от него, многих бо и в вериги железные сажаше и наказываше и смиряше и наказываше их со властию. Надеясь на недовольство Михаилом среди монашества, митрополит св. Киприян, представитель константинопольского Патриарха Филофея ( о котором Г.М.Прохоров на стр. 14 своего труда Г.М.Прохоров неожиданно напоминает, что «матерью его была еврейка», т.е сам Филофей был евреем по галахическому закону – заметим, что автор делает в условиях советской цензуры! ) после смерти св. митрополита Киевского (Московского). Алексия в 1378 г. приехал в Москву, чтобы сесть на митрополию самому и «не пустить» туда Митяя. Князь приказал арестовать Киприяна и выдворить его из Москвы. Михаил-Митяй стал в свою очередь внушать князю, что апостольские и отеческие правила заповедуют поставлять епископа двум или трем епископам, и что русские епископы, собравшись в числе пяти или шести, могли бы поставить его не только епископом, но и митрополитом. Димитрий согласился, То есть речь шла об учреждении независимого от Константинополя поставления русских митрополитов, т.е. полной автокефалии русской церкви. В Москву были вызваны русские архиереи. Но святой Дионисий Суздальский настоял на том, что должно Митяю принять благословение от патриарха по древнему чину., и летом 1379 г. нареченный митрополит двинулся в путь с большой свитой. По дороге ему была оказана честь в Орде, но затем, уже на корабле он скоропостижно скончался. Русское посольство, вместо того, чтобы сообщиться с Москвой и ждать указаний Великого князя, неожиданно решило самостоятельно, то есть вообще вопреки всем правилам, избрать кого-нибудь из наличных архимандритов на место умершего Михаила и представить его Патриарху – уже не Филофею, а Макарию - для посвящения. Выбор пал на архимандрита Переяславского Горицкого монастыря Пимена.
Еще один исследователь «дела Митяя», Н. И. Прокофьев, отдающий Никоновской летописи явное предпочтение перед другими источниками, утверждает следующее: «Современники писали, например, что Митяй был отравлен его противниками» (Н. И. Прокофьев. Русские хождения XII—XVfвв. — Ученые записки МГПИ, № 363. Литература Древней Руси и XVIII в. 1970, с. 128—134.). Вывод жесткий. О такого рода слухах («инии глаголаху»), действительно, говорится только там. Но Н.И.Прокофьев явно снижает историческую значимость собственно противостояния, сводя его к чисто личным взаимоотношениям. Имея в виду несомненно, Никоновскую летопись, но не называя ее, он отмечает,. что «личность самого Митяя в одних частях повести освещается прямо-таки восторженно, в других — он осуждается за тщеславие и карьеризм». И примерно так же поступали и другие исследователи. «Тем самым – указывает Н.И.Прокофьев - был закрыт путь к серьезному изучению одного из интереснейших явлений в русской литературе XIV в., а также и путь к пониманию самих событий, о которых в «Повести» идет речь». Г.М.Прохоров, безусловно, ближе других подошел к к сути дела, однако не смог ( или не захотел) называть ее прямо, сводя вопрос к проблеме «вся Русь», то есть не только Московская, но и Киевская плюс Литовская, каковую, по его мнению, отстаивала «греческая партия» ( не вполне понятно, зачем это было нужно тогда Империи Ромеев) или же «только Великороссия»( в союзе с Ордой). Сторонниками второго варианта политического выбора был будто бы не только Михаил-Митяй, но и сам Великий князь Димитрий. Иную политическую версию отстаивал еще в «Советской исторической энциклопедии» А.Г.Кузьмин, писавший, что «Образованный и энергичный, Митяй стремился к обособлению русской церкви от Константинополя и подчинению ее княжеской власти. Не желая допустить в Москву ставленника Литвы Киприана, Дмитрий решил возвести Митяя на митрополичий стол» (http://dic.academic.ru/dic.nsf/sie/11088/МИТЯЙ). Позже А.Г.Кузьмин в своем учебнике «История России с древнейших времен до 1618 г, кн. вторая, (М.,2003, см. тж.http://www.ereading.by/bookreader.php/150669/Kuz%27min__Istoriya_Rossii_s_drevneiishih_vremen_do_1618_g._Uchebnik_dlya_VUZov._Kniga_2.html) даже сделает вывод о политическом союзе Литвы, Константинопиоля и Орды против Руси, жертвой которого стал Михаил-Митяй. Однако, никто до сих пор почему-то не рассматривал этот вопрос с точки зрения «преломления» на Руси «гвельско-гибеллинского» (условно) противостояния и вообще проблемы «Священства и Царства». При этом среди «гвельфов» вполне могли быть и члены посольства – сами мирские люди, «решившие вопрос» самостоятельно, так, как это часто делали в Европе.
Многие исследователи, прежде всего Г.М.Прохоров, утверждают, что противником Михаила-Митяя был преподобный Сергий, и именно он предсказал нареченному князем митрополиту, что тот «не увидит Царьграда». С этим надо считаться в оценке дела в целом, но, строго говоря, прямых доказательств этому нет. Достоверно известно, в том числе из Жития самого преподобного, лишь то, что он сам настрого отказывался от московской митрополичьей кафедры.
Так или иначе , что бы ни думать о «Деле Митяя», очень многие до сих пор не развязанные исторические узлы были завязаны именно тогда. И хорошо видно, что есть очень серезные круги, не желающие эти узлы «распутывать».
***
Как бы то ни было, среди литературно-публицистических памятников уже эпохи «спора иосифлян и нестяжателей» есть документ, свидетельствующий о том, что идея прямой борьбы с Царской властью действительно внедрялась кем-то в сознание духовенства, и внедрялась серьезно, Более того, изучение этого памятника во многом объясняет и все дальнейшее, вплоть до Февраля 1917 года. Трактат этот был написан в 1505 г. и называется «Слово кратко противу тех, иже в вещи священные вступаются»; по дркгим спискам - «О свободе святые церкви». О нем подробно рассказал выдающийся византинист и историк права Владимир Евграфович Вальденберг (1871–1940) в изданной в 1914 году книге «Древнерусские учения о пределах царской власти: Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века» (переизд М., 2006г.). Либеральная схема, в которой «нестяжатели» были чуть «республиканцами», а «иосифляне» - «монархистами» Вальденбергом опровергается жестко и безкомпромиссно: утверждения о том, будто настоящая цель нестяжателей состояла в том, чтобы поставить духовную власть вне зависимости от правительства не основаны ни на чем. Ни в уставе преп. Нила Сорского , ни в других его сочинениях мы не находим никаких намеков на эту мысль. То же самое касается даже сочинений «князя-инока» Вассиана Патрикеева. В его Кормчей, включающей т.н. «Собрание некоего старца на воспоминание своего обещания от святого Писания о отвержении мира», также нет ничего подобного.
Более того, «Слово…», в котором действительно можно найти «развитие идеи свободы церкви в области политической мысли» , по мнению Вальденберга, вышло из среды, близкой к иосифлянам, но в то же время строит совсем иное, чем у самого преп. Иосифа Волоцкого, политическое мировоззрение, Сочинение анонимно, но очевидно написано иностранцем, что видно по выражению в нем «в сей пресветлой русской стране», а также по явным латинизмам. Вальденберг высказывает предположение, что автором «Слова…» был знаменитый хорват Вениамин, член «доминиканского кружка» при преп. Геннадии Новгородском, а «заказчиком» был сам преп. Геннадий.
По взглядам автора, одинаковость Божественного происхождения ставит духовную власть в совершенную независимость от власти мирской. Наоборот, мирская власть должна подчиняться духовной. За непослушание Церкви и «настоятелям» автор «Слова» угрожает анафемой.
При этом не представляет никакого значения «аще настоатель благ, благочинен и свят есть или зол боудет и строптив», так как по учению апостола следует покоряться не только добрым начальникам, но и строптивым. Таким образом, Цари должны повиноваться всякому наставлению и повелению духовных властей; судить о законности и справедливости этих наставлений им не дано.
Автор устанавливает иерархию властей в форме уже упоминавшейся католической «теории двух мечей»: отношение между мирской и духовной властью сводится к тому, что первая всецело подчинена второй и имеет обязанность ее защищать. Царь должен все решительно свои действия соразмерять с наставлениями «пастыря или епископа своего», В благодарность за это, духовная власть поминает царей в своих молитвах
Главным доказательством, на которое опирается «Слово», является известное положение в Деян., гл. 4: Богу нужно повиноваться больше, нежели человекам; автор, согласно своей идее, толкует это положение так: «болши церкви и пастырю ее повиноватися нам достоит в всемь,неже господину мирьскому». Значение такой постановки вопроса громадно: власть Царя сводится этим путем, в сущности, к неуклонному исполнению предначертаний власти духовной; Царь становится как бы лишенным и самостоятельных задач, и своего особого круга ведения.. Если же какое-нибудь действие Царя покажется пастырю несогласным с законом Божиим или даже просто с его собственным мнением, он может освободить подданных от обязанности повиновения царю. Власть царская передается этим в руки представителя власти духовной. Отсюда недалеко и до «монархомахов». Во всяком случае, налицо полное отрицание государственного суверенитета ( который в те времена именовался «самодержавством»)
Автор «Слова», как и весь Запад, опирается на подложную «грамоту Константина Великого папе Сильвестру» о будто бы передаче Папе светской власти над Римом.. В числе государей, подтвердивших грамоту Константина Великого, «Слово» называет «римских царей» Людовика I, Карла Великого, Оттона 1 и Генриха I.
«Слово» вводит понятие тирана Это мучитель неправедный, злой хищник, волк. ( как и у преп. Иосифа) Царство перестает быть Царством и становится мучительством тогда, когда Царь не повинуется пастырям своим, а еще более тогда, когда он похищает «священич чин», как ветхозаветный царь Озия При неисполнении Царем каких-нибудь заповедей пастыря, народу нужно слушаться духовной власти. Народ свободен от своих обязанностей к Царю, и если он все-таки оказывает повиновение, то только «от страху». Здесь перед нами уже прямое «богословие революции».
В то же время надо видеть очень важные отличия учения «Слова…» от учения самого преп. Иосифа Волоцкого. Оба они – и автор «Слова…» , и преп. Иосиф - устанавливают ограничение Царя законом Божиим, и оба в случае нарушения этих границ освобождают подданных от повиновения. Но «тиран» преп Иосифа– это Царь, находящийся во власти собственных пороков, слуга диавола, пораженный неверием, угнетающий свой народ; а «тиран» «Слова» – просто вышедший из повиновения духовному чину монарх.. У преп. Иосифа подданные должны просто не слушать тирана, когда он ведет их на нечестие и хулу, но никакой другой власти они при этом не подчиняются; в «Слове» же, если подданные увидят противоречие между повелениями Царя и наставлениями пастыря, им надлежит отдать предпочтение вторым. К тому же преп. Иосиф нигде не говорит о «свободе Церкви», у него мы находим не одно, а два основных положения: с одной стороны, подчинение Церкви царю, а с другой – подчинение самого Царя закону Божию и церковному канону. Автор «Слова», наоборот, стоит за свободу Церкви от государства и не предоставляет Царю решительно никакого влияния на ход церковных дел. Правда, и у него Царь обнажает меч на врагов Церкви, но он делает это не по собственному праву, как у Иосифа, а по поручению и указанию духовной власти. Тема «свободы Церкви» в католической литературе составляет обычное явление; например, тот же Григорий VII Гильдебрант и его приверженцы прямо заявляли, что они борются за свободу церкви (libertas ecclesiarum) против порабощения ее государством. Все это, как справедливо указывает В.Е.Вальденберг, заставляет признать в «Слове…» произведение католической политической мысли, перенесенной в русскую письменность. Более того, по сути, основные его положения до сих пор лежат в основе политической доктрины «христианской демократии». Без сомнения, и «февральское» духовенство прекрасно знало все это в 1917 году.
Эпоха Иоанна Васильевича Грозного – отдельная и особая страница Русской истории, требующая также и отдельного сугубого внимания. Рассматривать в ее рамках только лишь взаимоотношения Царства и Священства вне всего клубка вопросов связанных с самим Царским Родом, природой государственности как таковой, эсхатологическими прообразованиями, социально-сословным устроением, геополитикой и прочим невозможно, да и в любом случае требует совершщенно самостоятельных исследований, которые сейчас, слава Богу, начаты. Здесь хе достаточно будет вспомнить хорошо знакомые всем слова самого Грозного Царя из его Царственного Летописца: «Нигде же обрящеши, еже не разоритеся царству, еже от попов владому<…> Российская же земля правится Божием милосердием, и Пречистыя Богородицы милостью, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и после всех их нами Государями своими, а не судьями и воеводами, и не ипатами и стратигами”
Так или иначе через сто пятьдесят лет после появления «Слова кратка…» идее этого мало известного ( или замолчанного ) сегодня документа со всей полнотой раскрылись в деятельности Патриарха Никона. Дело в том, что «книжная справа» была лишь одной стороной его деятельности. Под благовидным предлогом объединения всего Православного мира и освобождения греков от османского ига Патриарх явно планировал проведение на Православном Востоке чего-то похожего на «папскую революцию» Х-XII вв на Западе.
Первоначально будущий Патриарх входил в т.н. «кружок боголюбцев» , кстати , вместе со своими будущими противниками протопопами Аввакумом Петровым и Иваном Нероновым, ставшими вскоре вождями старообрядчества. Об этом тоже не всегда говорят, но «ревнители старин» в молодости были такими же реформаторами, как и будущие «никонияне». Они боролись с древним наонным пением, вводили индивидуальную проповедь (при которой священник оборачивался спиной к алтарю и лицом к народу), а также всячески обличали «язычество», под которым понимали всю формально нецерковную культуру (известный т.н. «погром скоморохов» на Волге в 1648 г.). Тогдашний Патриарх Иосиф не признавал многих сторон деятельности «боголюбцев» и обособлялся от них. Прямых противоцарских выступлений у них не было, но уже в сороковые годы они настаивали, что именно духовенство должно руководить всеми преобразованиям (назревшими и не очень) в стране. Это была не революция, а ее подготовка Правда, протопопы Аввакум и Неронов, епикоп Павел Коломенский и многие, вставшие за древлее благочестие, вскоре «опомнились…
В 1651 году Никон, приехав в Москву, подал Царю совет перенести мощи св. митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в столицу, что должно было внушить в народе мысль о «греховности» мирской власти . Никон составил грамоту от имени Царя Алексея Михайловича, в которой Царь обращался к святителю со словами: «преклоняю пред тобою сан мой царский», «преклоняю честь моего царства», «повергаю на умоление тебя всю мою власть» и т. д. Современные исследования, в частности, проф. И.Я Фроянова, а также В.Г.Манягина, В.Е.Шамбарова и др. показали, что Царь Иоанн Васильевич Грозный был неповинен в крови св. Филиппа: Малюта Скуратов был послан в Тверской Отрочь монастырь для примирения, но застал святого уже мертвым – он был убит людьми новгородского архиепископа Пимена, поддерживавшего «литовскую партию».
Титул «Великого Государя», пожалованный ему Царем , Никон стремился использовать для возвышения над Царской властью: пользуясь расположением Царя, наполнить его реальным содержанием: «Священническая часть – Божья часть и достояние. Если епископам поручены человеческие души, то тем паче следует им поручить имения, чтобы они установляли в них все власти. Где написано, чтобы царям и князьям, и боярам, и дьякам судить духовных?» .
Свои взгляды на церковь и государство Никон изложил во многих своих письмах и посланиях, а главным образом, в сочинении, носящем название «Возражение или раззорение святейшего Никона патриарха», и представляющем критику вопросов, которые были предложены справщику книг, «газскому митрополиту» Паисию Лигариду боярином Семеном Стрешневым, а также и ответов на них. Сочинение это Никон написал уже после оставления патриаршей кафедры, находясь в Воскресенском монастыре.
«Священство царства преболее есть», – пишет Никон. В Новом Завете Христос рукоположил апостолов. Царство же, хотя тоже дано Богом, «но во гневе и ярости Божии» ( имея в виду все ту же эпоху Судий Израилевых), и потому как бы не имеет за собой одобрения Божия.
Никон постоянно упоминает католическую «теорию двух мечей» и католическую же «теорию солнца и луны»: «Господь Бог всесильный егда небо и землю сотворил, тогда два светила – солнце и месяц на нем ходящее, на земли светити повеле; солнце нам показа власть архиерейскую, месяц же показа власть царскую, ибо солнце вящи светит во дни, яко архиерей душам, меньшее же светило – в нощи еже есть телу; якоже месяц емлет свет от солнца, и егда дале от него отступает, там совершеннейши свет имать, такожде и царь: поемлет посвящение, помазание и венчание от архиереа». В доказательство того, что сами цари ставили выше себя священство, Никон ссылается на ту же самую «грамоту Константина Великого» папе Сильвестру, включив ее даже в свою Кормчую, несмотря на то, что она к тому времени была признана подложной даже на Западе.
По Никону, Царь есть только один из членов Церкви, обязанный ей повиновением, и потому он не имеет права изменять церковный устав и обряды, участвовать в избрании и поставлении священнослужителей, вопреки устойчивой византийско-вселенской традиции он не имеет права также и созывать Соборы. Все это прерогативы Патриарха. Об утверждавшем обратное знаменитом канонисте Матфее Правильнике ( Властаре, ок. 1360) Никон говорил: «О Матфее… не ведаем, кто он есть».
Никон учит, что вся деятельность Царя подчинена его постоянному контролю; он судит Царя, то как носителя верховной власти, то как частного человека. Любые проявления государственной власти, а через это вся государственная и общественная жизнь, тогда лишь могут быть признаны законными, когда они получили одобрение со стороны патриарха. «патриарх есть образ жив Христов и одушевлен, делесы и словесы в себе живописуя истину». Вопреки знаменитым словам преп. Максима Грека о том, что Царь есть образ одушевлен самого Царя Небеснаго
Образ Христа – Царь, епископаы – образы и преемники апостолов: такова Восточная, Православная традиция.
Наследие Патриарха Никона не пропало втуне. И это касается не только «книжной справы», в которой он сам покаялся, и вернулся в Ферапонтове к «старинам». В начале ХХ века, со все большим распространением ( после 1905 г) идеи «церковной свободы», оно оживает и начинает «работать само». Один из виднейших русских архиереев этого времени митрополит Антоний Волынский (Храповицкий, будущий глава РПЦЗ, 1863 — 1936) полагал Патриарха Никона «величайшим человеком русской истории за последние 200-300 лет, а может быть и всей мировой истории» . В связи с этим нелишне упомянуть о тогдашних дневниковых замечаниях самого прошедшего «искушение революцией» о. Павла Флоренского ( потом это вошло в его труд «Философия культа», М, 2004, СС 292-293): « «В церковных кругах, считающих себя правилами благочестия и столпами канонической корректности, с некоторых пор стараниями главным образом архиепископа Антония (Храповицкого) стала культивироваться мысль о безусловной необходимости неограниченной церковной власти и склонность к светской власти так или иначе коллективной, например ограниченной коллективно выработанной конституцией или решениями того или другого представительного органа» И здесь о.Павел продолжает: Ничего не возражая в данном месте против «Патриарха Московского и всея Руси», мы не должны, однако, забывать и того обстоятельства, что единовластное устройство Русской Православной Церкви еще решительно ничего не значит для Православной Церкви и <…> есть определенно мечта католическая” И далее, аргументируя наличием многих Поместных Церквей, о.Павел Флоренский говорит: «Единый Император всего православного мира – это несомненная предпосылка древнего церковного мышления, и эта предпосылка всегда жила и живет в церковном сознании, как безусловная норма, как заповедь исторического делания христианским народом» ( там же, с 294)
В ноябре 1917 года, избрав Патриарха, участники Поместного Собора, созванного после свержения Царя и в нарушение его воли, отправились в Воскресенский Новоиеросалимский монастырь и у гробницы Никона справили благодарственный молебен…
Здесь невозможно не согласиться с профессором М.А. Бабкиным: «…основной мотив революционности духовенства заключался даже не в получении каких-либо свобод от Временного правительства, в которых отказывал Император, не в «освобождении» церкви от государственного «порабощения», или от «засилья» светской власти, а в первую очередь — в желании уничтожить, свергнуть царскую власть как харизматического «соперника». И осуществить это для того, чтобы священству быть единственной властью, обладающей Божественной природой, чтобы обеспечить себе монополию на «ведение», «обладание» и «распоряжение» «волей Божией». И вместе с тем для того, чтобы на практике доказать свой тезис: «священство выше царства»; «священство — вечно, божественно и непреложно, а царство земное — изменчиво, бренно и преходяще» (http://www.great-country.ru/rubrika_articles/church/00001.html )
Безусловным ударом не только по всему православному благочестию, но и по Русской государственности, стал так называемый Синодальный перевод Библии, признанный по сей день.Сам по себе перевод священных текстов на обыденные язывки (любые) мгновенно искажает их смыслы через «обми рщение». В частности, русский перевод для просто читающего мгновенно «уводит» из Писания святоотеческое толкование Израиля как Церкви Христовой и «восстанавливает» смысл этого имени как имени «избранного народа». С учетгом той роли, которую в силу исторических обстоятельств играл «избранный народ» в «русской» революции это оказывалось фактическитм «благословением» и «осявяшением» последней. А вместе с распространением синодально-переводного тезиса о том, что «всякая власть от Бога» ( в церковнославянском Священном Писании сказано Несть бо власть, аще не от Бога, то есть: «Не есть власть, если не от Бога») это вело к катастрофическим революциоенным последствиям, что, безусловно, обязаны были предвидеть высоко образованные ( в истинном смысле слова) архиереи XIX века. «Списать на невежество» здесь невозможно. Уже тогда речь шла, скорее всего, о сознательной исторической и метаисторической позиции. Они поистине знали, что делали.
Синодальный перевод Библии , против которого в свое время выступали такие осмеянные в свое время «обществом» прозорливцы, как архимандрит Фотий (Спасский, 1792 — 1838) и гениальный ( как теперь все более выясняется) лингвист адмирал А.С.Шишков (1754— 1841), был, безусловно, революционным в религиозном самосознании России отрывом Священного писания от Богослужения и таинств Церкви. Это был важнейший шаг к «обмирщении» и «политизации Церкви. Примерно такой же, как введение индивидуальной проповеди ( против чего, повторим, выступал Патриах Иосиф) спиной к алтарю при «боголюбцах и Никоне Здесь невозможно не согласиться с профессором М.А. Бабкиным: «…основной мотив революционности духовенства заключался даже не в получении каких-либо свобод от Временного правительства, в которых отказывал император, не в «освобождении» церкви от государственного «порабощения», или от «засилья» светской власти, а в первую очередь — в желании уничтожить, свергнуть царскую власть как харизматического «соперника». И осуществить это для того, чтобы священству быть единственной властью, обладающей Божественной природой, чтобы обеспечить себе монополию на «ведение», «обладание» и «распоряжение» «волей Божией». И вместе с тем для того, чтобы на практике доказать свой тезис: «священство выше царства»; «священство — вечно, божественно и непреложно, а царство земное — изменчиво, бренно и преходяще» (http://www.great-country.ru/rubrika_articles/church/00001.html ). Это «харизматическое соперничество» немыслимо без обращения к Ветхому Завету ( а, следовательно, к онтологии «избранного народа» ) как антитезе «язычеству» Императорской власти.
Это происходило параллельно «противоцарской «радикализации «образованного слоя», нашедшего отражение в том числе в «тайне тайных» душевной жизни – поэзии. Целый пласт поэзии XIX –начала XX вв – это поэзия монархомахии, в прямом смысле, то есть цареубийства Причем сладострастного цареубийства.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
(А.Пушкин, 1817 или 1919)
Или вот это:
Наш царь - Мукден, наш царь - Цусима,
Наш царь - кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму - темно.
Наш царь - убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.
Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, - час расплаты ждет.
Кто начал царствовать Ходынкой,
Тот кончит, встав на эшафот.
( К.Бальмонт, 1906)
Когда известного радикала-революционера Сергея Нечаева (1847—1882) спросили: в случае победы революции в России, сколько Романовых надо будет убить? Он ответил: всю великую ектенью. Великая ектенья по Уставу Церкви включает молитвы о Государе, Государыне и всем Царствующем Доме. В те времена было примерно двадцать имен. В.И Ленин восхищался словами Нечаева, что, по крайней мере, двадцать членов Дома Романовых надо будет убить, называл эти слова гениальными.
Автор этих строк довелось написать и опубликовать ( «Роман-газета», 2011, N 10-11 ) роман «Любовь и кровь»( по названию фильма об убийстве Александра II, который снимают герои романа, где среди прочего есть строки о Софье Перовской:
«Софья ненавидела не только русскую действительность – она ненавидела действительность вообще. Как взглянешь вокруг, так и пахнет отовсюду мертвым, глубоким сном. Нигде не видишь мыслительной деятельной работы и жизни – всюду одинаково. Точно мертвая тишина, которую завели раз и навсегда, и она так уже и двигается по заведенному. Это писала она в 1872 году из маленького волжского городка Ставрополя, где служила учительницей.
Убить Императора или быть убитой по приказу Императора. Разтерзанной львами. Раздробленной по частям на шевалете, лошадке. Не одно ли это и то же?
Различие единственно. Она не была девой.
Она ненавидела мир, в котором нет времени, точнее, мир, в котором время идет по кругу. Циклическое время.
Библейская, пророческая ненависть.
Тишина. Страж этой тишины – удерживающий тишину – Царь. Убить Царя»
Напомним: Император является калькой Верховного Существа между Небом и Землёй (Г.Джемаль)
Вот это и есть радикализм в том смысле, в каком о нем с метафизической точки зрения говорит Гейдар Джемаль. Не без основания указывающий на связь его со строгим авраамическим единобожием. Самое любопытное, что накануне Февраля « радикалы» фактически вступили в союз с «клерикалами», который сегодня сам Гейдар Джемаль полагает невозможным ( не как «тактический» , а по существу). Впрочем, он тут же ( речь идет о сегодняшнем дне) оговаривает: «При этом, конечно, оппоненты универсального клерикализма сами представляют собой довольно пёструю и трудносогласуемую компанию. Хотя политика дело такое… Сегодня в интересах единобожия принимаешь помощь от пиндосов, а завтра — ЦК КПК!» ( http://infoabad.com/forum/thread880.html).
При том, что целью «радикалов» является окончательное уничтожение «традиционалистского клуба» - как Царства, так и Священства:
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим
( А.Пушкин (?), тот же промежуток 1817-1819).
И совершенно не важно, обосновывается ли все это с точки зрения марксизма, или «теологически», как сам определяет свою позицию Гейдар Джемаль. Надо признать: Председатель Исламского комитета России радикально выражает действительную сущность вещей, их метафизические основания, выражает так ясно и безусловно, как никто другой.Считается, что поэто позже в написании этих стихов, как и «Гавриилиады», покаялся, но стихи остались и входят во все собрания.
***
С самого начала ХХ века начинается постепенное движение по сближении. Епископата с т.н. «русской интеллигенцией», специфическим – радикальным - оплотом сил, стремившихся к уничтожению исторической России (и Православия) – при том, что чаще всего сама «русская интеллигенция» просто «не ведала, что творила».Через год после кончины В.С. Соловьева в 1901 году в Петербурге организуются "Религиозно-философские собрания" по инициативе Д.С.Мережковского, З.Н.Гиппиус, В.В.Розанова, все того же А.В.Карташева и др. Собрания проходили под председательством ректора Санкт-Петербургской Духовной академии епископа Ямбургского Сергия (Страгородского, будущего Патриарха).
Программа собраний основывалась на "эсхатологическом анархизме", то есть на неприятии любой формы государственной власти в предверии "окончательного, апокалиптического периода всемирной истории"( см. С.Булгаков, «От марксизма к идеализму, 1902 г) .. Ядром предлагаемой ими модели переустройства общества выступает "община верных", в которой должен быть осуществлен "идеал безвластия" , устроенной по подобию оющины первохристианской ( так, как они понимали ее историю, в том числе по сочинениям протестантских авторов).
На гребне революционной волны 1905г. наиболее радикально настроенная часть «религиозной интеллигенции» организовала в Москве так называемое «Христианское братство борьбы», которое возглавляли В.П. Свенцицкий ( будущий священник, (1881,— 1931), В.Ф.Эрн ( 1882—1917). К «Братству» примыкал тогда и молодой П.Флоренский, вскоре отошедший от его основных идей и целей. Интересно, что первое сообщение об организации новой партии и краткое изложение ее Программы было опубликован в большевистском эмигрантском еженедельнике "Вперед". //Вперед, № 11, 10/23 марта 1905. Редактором еженедельника был В.Ульянов (Ленин). Представляется вполне вероятным – комментирует известный современный «христианско-демократический» журналист Я.Кротов - , что текст Программы был доставлен в редакцию В.Эрном, который приехал в Швейцарию в конце 1904 и здесь познакомился и подружился с Вяч. Ивановым и Л.Зиновьевой (Аннибал) (http://krotov.info/library/03_v/zy/vz_00.html)
Оcновные идеи ХББ были логическим продолжением, а часто и почти дословным повторением «Слова кратка…» и никонова «Раззорения», включая даже эсхатологическую сторону (у Никона – строительства «Нового Иеросалима» с постригом там иноков от разных народов – как образа Вселенской Церкви) . «Вселенская Церковь -- вот то, к чему стремится оно в каждом своём политическом действии, таким образом, не во внешних условиях полагает Братство всё значение и силу прогресса» - говорилось в одном из документов ХББ ( зд и далее -В.Свенцицкий.»Христианское братство борьбы», http://az.lib.ru/s/swencickij_w_p/text_1905_programma.shtml) В. Свенцицкий задавал вопрос: "За какие же грехи Господь разгневался на землю Русскую?" и отвечал так: "Три великих греха лежат на русском народе, и покудова православные не покаются в этих грехах, не окончатся беды на Руси. Первый, самый страшный грех, это то, что мы служим двум господам -- Богу и царю, и что царя почитаем самодержавным. Второй грех - в заблуждении Церкви, признающей главой царя и забывшей заветы святителей, обличавших неправедных владык, забывшей правду Божию, повелевающую кротостью и любовью увещевать заблудших, а не полицейским насилием". Третий грех - неправедная война на Дальнем Востоке. Далее следовал призыв "очиститься от этих грехов, открыто и безбоязненно заявить, что мы не признаём за царём-человеком неограниченной самодержавной власти, отказываемся убивать врагов своих и чужих, обещаемся помнить, что одна глава Церкви - Христос". Отсюда «братчики делали вывод: “ 1. Борьба с самым безбожным проявлением светской власти - с самодержавием, кощунственно прикрывающимся авторитетом Церкви, терзающим народное тело и сковывающим все добрые силы общества.2. Борьба с пассивным состоянием Церкви в отношении государственной власти, в результате чего Церковь идёт на служение самым низменным целям и явно кесарю предаёт Божье…» В качестве примера приводилась, конечно, легенда – именно так! – о Иване Грозном и митрополите Филиппе. И далее: В Учредительном собрании Братство считает нужным отстаивать демократическую республику. Со своей точки зрения, Братство считает необходимым в корне уничтожить в народе языческое отношение к власти, к царю как помазаннику Божию . Такое отношение Братство считает одним из основных грехов русского народа и одной из главных причин паралича Церкви»
Об общем отношении епископата к деятельности ХББ В.Свенцицкий вспоминал: “Воззвание было написано, и депутация отправляется к епископу N. 3, с которым и ранее имелись частные общения. Вечером в монастырских покоях епископа произошло чтение воззвания христиан<…>
Епископ сначала отнёсся к прочитанному явно враждебно. С нескрываемой иронией он сказал:
-- Пламенные словеса... Пророк Иеремия... Я бы очень желал, чтобы это было где-нибудь напечатано!
Но затем произошёл долгий и знаменательный разговор.
Этот разговор раскрыл депутатам тот внутренний мир, который стоит за молчанием представителей Церкви. Епископ начал с иронии, но кончил почти исповедью. На резко и прямо поставленный вопрос, что молчать в настоящую минуту, не обличать безумную власть 4, забывшую Христа и в своих зверствах кощунственно прикрывающуюся авторитетом Церкви, -- равносильно отречению от Христа, он с видимой внутренней борьбой сказал:
-- Да, это отречение от Христа.
-- Значит, вы отрекаетесь от Христа? -- сказали депутаты.
-- Да, отрекаюсь, потому что я слаб, я связан, я связан какими-то цепями, как связана вся Церковь.
Депутаты ушли. На прощание он сказал им:
-- Я желаю вам добра. Будьте осторожны. Если поедете к другим епископам, имейте в виду, что можете на такого попасть, который и за полицией пошлёт.
Через несколько дней депутаты с воззванием отправились в Петербург. В Петербурге они имели совещание с группой лиц, принадлежащей к высшему петербургскому духовенству ; там повторилось почти буквально то же, что и в Москве. С первых же слов враждебное, почти презрительное отношение к прочитанному, затем долгий разговор и горькие признания, почти покаяние.
-- Устал, -- сказал один из присутствовавших, -- я устал, не могу, у меня на такие подвиги нет сил. Я, как утомлённая птица, думаю об одном -- сесть и отдохнуть, а вы молоды, поработайте (http://knigolubu.ru/russian_classic/sventsitskiy_vp/hristianskoe_bratstvo_borbyi_i_ego_programma.12678)
Это означало только одно. Общественная молитва о Помазаннике Божием у высшего Русского епископата была лицемерной, а души их принадлежали революционным радикалам, разрушителям и Церкви, и России – начиная, по существу, с того же Ульянова-Бланка… Более того, произносились слова «поработайте»… По сути, это означало благословение.
Далее В.Свенцицкий писал: «Объясняя неучастие Церкви в бурных общественных событиях, первоприсутствующий член Синода, митрополит Петербургский Антоний (Вадковский) писал в "Новом времени" (под именем своего секретаря П.И.Тихомирова): "В сфере политических и социальных движений духовную власть никто не считает нужным посвящать. Поэтому пастырского слова к рабочим не могло и быть. Во всяком общественном движении надо быть вполне осведомленным, чтобы вовремя явиться, где нужно и сказать, что следует".
Все это время, на самом деле, архиереи «не говорили, но делали». Ещё в 1901 году Синод самочинно отменил присягу Государю.. Первым архиереем, который не приносил ее стал Владыка Сергий (Страгородекий)...
31-го марта 1905 года Синод потребовал от Государя созыва Поместного Собора Русской Церкви для выбора Патриарха. Созыв Собора - прерогатива Императора. Все Вселенские Соборы созывались не иначе, как Помазанниками Божьими. Государь ответил:: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время созвание Поместного Собора. Предоставляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам Православных Императоров, дать сему делу движение и созвать Собор Всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов Веры и церковного управления» (Церковные ведомости. 1905. № 14. С. 99).
Дожидаться, «когда наступит благоприятное время», они не стали. И вот, «что следует», Синод сказал 2 марта 1917, даже еще до появления в газетах, как сейчас выяснятся, подложного документа об «отречении».
Однако такое «самоутверждение» Священства не может не быть гибельным для него самого. Здесь нельзя не вспомнить слова преподобного Серафима Саровского о том, что в последние времена « архиереи русские так онечестивятся<…>, что даже и важнейшему догмату Христовой Веры – Воскресению Христову и всеобщему воскресению веровать не будут… (cм. «Россия пред Вторым Пришетвием», сост. Тамара и Сергей Фомины,т II, М, 1998, с. 509 ) Мы не утверждаем, что это уже произошло или произойдет со дня на день, но вообще-то об этом нельзя не помнить.
Преподобный Серафим, «инок иноком», приверженец глубокой церковной старины, сам глубочайший подвижник, аскет и девственник, в вопросах Царства и Священства однозначно стоял на первенстве Царства. Выходец из древлеправославной купеческой – а не аристократической - семьи, но тайным образом, как сказала о нем Сама Пречистая, от Рода Нашего, он был совершенно очевидным «русским гибеллином». И это прекрасно понимал Царь-Мученик Николай Второй, когда отстаивал необходимость прославления Преподобного перед лицом противившегося этому прославлению высшего синодального духовенства.
Здесь приходится вернуться к исследованиям профессора М.А.Бабкина:
«"Двойственная" позиция епископата в отношении верховной власти в начале XX в., фактическое участие высшего духовенства в свержении монархии, а также восстановление в ноябре 1917 г. на Поместном соборе в РПЦ патриаршества дают основание для продолжения исследования церковно-государственных отношений в России со стороны проблемы "священства-царства" <…> То, за что духовенство "боролось" в период с начала XX в. по 1917 г. включительно, ему удалось получить в 1990-е гг.
И если судить по положению церкви в царской России и нынешнему состоянию вещей, то можно констатировать, что в XX в. на "харизматическом фронте" священство взяло верх над царством».
(http://www.pokaianie.ru/article/discussion/read/24431)
Сдача" России Западу привела и к торжеству западного "богословия власти".
Возвращаюсь к «метафизическому достижению», напомним, что Гейдар Джемаль выделяет как отдельных «исторических субъектов» не только «радикальный клуб» (к коему принадлежит сам) и «традиционалистский клуб» ( объединяющий, в конечном слете, пользуясь его же словами, «клерикалов и ройялов» - sic! – крайне важно!), но и «либеральный клуб». При этом в сегодняшней России т.н. "гражданское общество", в принципе враждебное и государственности, и церковности, усиливает свои позиции, что выражается и в требованиях демонтажа политической власти, и в антицерковной истерии, все более вновь выходящей на передовые рубежи "губельмановщины". Если вначале эти круги пытались "играть на поле священства" (вспомним, хотя бы тот же фильм "Царь"), то сегодня все маски сброшены. За доморощенным "гражданским обществом" стоит "мировое сообщество", которому не нужны ни Православие, ни Россия как таковая.
Если ВСЁ ИЗ НИЧТО, то и Царство, и Священство подлежат уничтожению.
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим…
Да, та самая черная злоба, святая злоба из «Двенадцати» А.Блока.
Черное чернее черной черни…
Поэтому ставим не точку…
