Второе заседание Изборского клуба, которое состоялось 27 сентября на территории ОАО "НПО "Энергомаш" им. академика В.П.Глушко" в городе Химки обозначило один из главных векторов развития русской цивилизации: от древней крепости Изборска, одной из колыбелей русской государственности, чьё 1150-летие мы отмечаем нынешней осенью, — в космос.
Тема заседания была обозначена как "Стратегия рывка — русская идеология". Выступления участников Изборского клуба на этом заседании мы предлагаем вниманию наших читателей.
Владимир Солнцев, исполнительный директор ОАО "НПО "Энергомаш" им. академика В.П.Глушко".
Символично, что новое заседание Изборского клуба проходит на НПО "Энергомаш", которое является авангардом научной и технической мысли, мировым центром ракетного двигателестроения. Все двигатели, которые вы можете видеть в экспозиции нашего музея, — это не имитации, не макеты, а самые настоящие рабочие, действующие машины. По ним вы можете видеть, какой гигантский путь удалось нам пройти за годы существования нашего предприятия. Каждый шаг на этом пути, каждый новый двигатель давался невероятным трудом, напряжением всех умственных, физических и нравственных, духовных сил нашего коллектива. Были на этом пути не только выдающиеся достижения — были и неудачи, даже трагические. Но сам импульс движения вперёд, рывка в космос никогда не покидал нас.
Поэтому мы очень хорошо представляем себе, с какими невероятными сложностями придётся столкнуться участникам Изборского клуба, которые пытаются создать идеологический двигатель, способный выдержать все перегрузки и успешно вывести нашу страну, Россию, в необъятный космос будущего. Мы искренне желаем успехов работе Изборского клуба, и вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь и поддержку.
Сергей ГЛАЗЬЕВ, академик РАН, советник президента РФ по вопросам евразийской интеграции
Сумеем ли мы совершить тот рывок, который необходим сегодня нашей стране? Если коротко, то сумеем, если захотим.
Мы действительно переживаем переломный момент, и когда президент Путин говорит о необходимости рывка, то это не ради высоких темпов роста и не ради других красивых показателей, а ради сохранения и выживания нашей страны. То есть рывок – это не разница между 5% или 7% роста. Рывок – это перевод нашей экономики и всей страны в качественно новое состояние, которое позволит нам «оседлать» новую длинную волну экономического роста.
Я в течение уже многих лет занимаюсь теорией длинных волн в экономике, и согласно полученным результатам можно с достаточной точностью утверждать, что мы являемся свидетелями завершения длинной волны, связанной с пятым технологическим укладом, - эта волна, к сожалению, погребла под собой Советский Союз, обломки которого послужили питательной средой для развития наших геополитических конкурентов. Это касается и сырья, и финансов, и человеческого потенциала, и научно-технологических разработок.
Сейчас мы стоим на пороге подъёма новой длинной волны, связанной с формированием шестого технологического уклада. История говорит нам, что события подобного масштаба всегда проходят через экономический кризис, связанный с ростом мировых цен на сырье после длительного их падения, после этого идет сбой производства в большом количестве отраслей экономики, капитал уходит из реального сектора в финансовые спекуляции, где строятся гигантские «пирамиды» и надуваются различные «пузыри». Вследствие этого растет экономическая турбулентность, что заканчивается мощной депрессией.
Выход из депрессии связан с тем, что капиталы осваивают новый технологический уклад и начинается фаза подъёма. Контуры нового, шестого по счету технологического уклада человеческой цивилизации видны уже вполне отчетливо. Место, в котором мы сегодня собрались, неразрывным образом связано с этим новым технологическим укладом и наглядно демонстрирует нашу потенциальную способность совершить необходимый для выживания страны технологический рывок.
Вследствие ограниченности времени я не буду подробно останавливаться на том, что конкретно представляет собой грядущий технологический уклад, какие комплексы технологий в него входят, - всё это уже достаточно подробно описано. Но хотел бы обратить ваше внимание на то, что для перехода нашей страны в режим экономического роста требуются колоссальные инвестиции.
И суть кризиса, который мы переживаем, заключается как раз в неготовности системы экономических и политических институтов эти инвестиции осуществлять, обеспечивая необходимое накопление и перераспределение капиталов и ресурсов. Это касается не только нашей страны, но и всех ведущих стран мира, за исключением, может быть, Китая, где такие институты были созданы еще в рамках прошлого технологического уклада, а сегодня успешно переориентированы на новый технологический уклад.
Масштаб инвестиционного импульса, который необходим для перехода к новому технологическому укладу, очень велик и для России он требует увеличения капиталовложений примерно вдвое, увеличения расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы – в 3-4 раза, а в комплекс новых технологий – примерно в 50 раз. И это требует грандиозного напряжения всех наших сил, мобилизации всех ресурсов на период 5-10 лет.
Совершенно очевидно, что сами по себе механизмы рыночной самоорганизации справиться с такой задачей не могут. Поэтому, с одной стороны, для нас открыта возможность опережающего развития на базе форсированного формирования нового технологического уклада, который уже сегодня растет среднемировыми темпами 35% в год, и будет продолжать расти такими темпами в течение достаточно длительного времени. Но действующая в России финансово-экономическая модель с этой точки зрения совершенно беспомощна, это касается и бюджетного механизма, и кредитной сферы, вследствие чего на протяжении последних 20 лет мы реализуем наш инвестиционный потенциал от силы на половину возможного. Те капиталы, которые создаются в нашей экономике, активно выводятся за границу и финансируют их, а не наше технологическое развитие.
Поэтому для необходимого нам технологического рывка без мобилизующей функции государства не обойтись. Государство в условиях современной эпохи становится главным субъектом развития. Успехи Китая, Кореи, Японии и общее смещение главного вектора экономического роста на Восток показывают нам контуры новой экономической модели. Замечу, что они во многом основаны на нашей, отечественной почве, на опыте, позитивном и негативном, плановой экономики советской эпохи. Разумеется, нигде нет директивного планирования и директивного ценообразования, но государство везде играет ведущую роль в обеспечении условий перехода к новому технологическому укладу.
И здесь мы возвращаемся к проблеме идеологии, потому что государство, в отличие от бездушного рынка, не может ничего сделать, если оно не обладает адекватной идеологией. Вопрос стоит так: или мы и дальше следуем чисто рыночной идеологии, в рамках которой нас будут использовать как сырьевую колонию и дешевое место для свалки отходов; или же мы так выстраиваем свои отношения с остальным миром, не отгораживаясь от него, что мобилизуем необходимые ресурсы для технологического рывка.
Стартовой площадкой для этого процесса я вижу механизмы евразийской интеграции, которые сегодня уже начали работу и успешно развиваются.
Архимандрит ТИХОН (Шевкунов), настоятель Сретенского монастыря.
Я хотел бы вспомнить известную истину о том, что когда начинают говорить об идеологии, надо быть готовым к тому, что всё могущее быть превратно истолковано, будет истолковано превратно. Но мне очень нравится что мы здесь открыто, без всяких политкорректных реверансов, называем вещи своими именами.
Да, советская идеология, которую мы называем тоталитарной, действительно имела в себе немалую долю тоталитаризма, ушла в прошлое, но сказать, что у нас полностью исполняется статья 13 Конституции РФ, гласящая, что в России отсутствует официальная идеология, было бы очень большим преувеличением. Потому что вульгарная либеральная идеология совершенно очевидно главенствует в обществе, во всех сферах нашей жизни и распространяется практически всеми средствами массовой информации.
Но что представляется самым главным? То, что люди в нашем Отечестве всё еще по-настоящему стремятся к добру, стремятся к справедливости, стремятся любить друг друга. Но мы видим, что этого становится всё меньше и меньше, и меньше даже по сравнению с тоталитарным Советским Союзом.
Последние двадцать лет в нашей стране безостановочно работает мощнейшая пропагандистская машина, которая стремится изменить то, что сейчас называют «ментальностью народа», стремится сделать людей совершенно другими.
Многие традиционные институты нашего общества, включая институт семьи, подверглись жесточайшим информационным репрессиям. Насколько мне помнится, уже 80% браков, заключенных в нашей стране, распадаются за три первые года своего существования. И мы, священники, видим это, может быть, более отчетливо, потому что к нам на исповедь приходит множество людей – причем людей, стремящихся к вере, к Богу, и мы видим, какое воздействие даже на них оказывает нынешняя обстановка в России.
Совершенно ясно, что бесконечно или даже долго так продолжаться не может, что надо эту ситуацию менять. Но это было ясно и пять, и десять лет назад, когда те же проблемы обсуждались в ходе, может быть, не таких представительных и менее публичных дискуссий. С этим соглашались даже во всех официальных кабинетах, где мне приходилось бывать, но практического движения не было никакого.
Очень велика надежда на то, что нынешние разговоры будут дополнены практическими делами. Боюсь неточно процитировать Ивана Ильина, но он говорил примерно так: «Всё, что во благо традиционной российской государственности, должно приветствоваться, поощряться, пестоваться; а то что традиционной российской государственности и интересам народов России вредит, - перед всем этим должны вставать неодолимые препоны».
В какой форме может осуществиться такая идеология? Мы прекрасно понимаем, что можем собираться сколько угодно, но те идеи, которые нам близки и которые мы совершенно искренне почитаем самыми правильными, - должны быть восприняты государством как руководство к действию, только в этом случае состоится переход от слов к делам. Что нам нужно для этого сделать?
Недавно была замечательная встреча в Кремле с президентом Путиным, посвященная проблемам культуры, и прекрасную речь сказал Владимир Владимирович, но когда встал вопрос о средствах массовой информации, все развели руками: мол, что тут можно поделать? Сидит Мацуев, сидит Гергиев – да, конечно, все они сеют разумное, доброе, вечное, высокое, но стоит человеку включить телевизор, как он получает совершенно иное, и весь огромный труд наших выдающихся соотечественников остается – давайте назовем вещи своими именами – для очень и очень немногих.
Вот если этот порочный круг не будет преодолен, если то добро, та справедливость, та красота, которые составляли и продолжают составлять нашу культуру, не окажутся в центре заботы и внимания наших средств массовой информации, - результат вряд ли окажется ощутимым.
Я хотел бы выразить благодарность за приглашение участвовать в этом собрании и сказать, что, конечно, рано или поздно Господь всё управит, всё встанет на круги своя, на путь созидания и любви, а поэтому, несмотря на все неудачи и разочарования, мы должны продолжать делать свое дело, не забывать, что Карфаген должен быть разрушен, а на его месте будет стоять – да, Третий Рим.
Александр ДУГИН
Мне представляется, что Изборский клуб - это последний звонок. Последний звонок нас, патриотов, призывающих включиться в битву, которую мы ведём давно: каждый из нас имеет за плечами годы самоотверженного труда на благо патриотической идеи, на благо нашей страны. Впервые мы оказываемся в новых исторических условиях, когда можем по-настоящему на что-то повлиять и многое изменить. Поддерживаю слова отца Тихона, что нам нужно двигаться вперёд - в этом наше мужество, наше терпение и подвиг, в том числе и христианский человеческий подвиг. Нам трудно, не верим, многие потеряли надежду, но надо идти вперёд, потому что мы для этого и созданы, пришли в этот непростой мир в сложный период.
В нашем обществе существует не одна, а две идеологии. И когда мы говорим, быстро или медленно развиваться, мы упускаем из виду: в каком направлении? Мы спорим о том, с какой скоростью ехать к цели, но эта цель не ясна. Спорим: быстрее или медленнее. Но спор между либералами и консерваторами не заключается в том, быстрее или медленнее ехать к намеченной либералами цели. Спор либералов и консерваторов, славянофилов и западников, патриотов и космополитов, людей, которые отстаивают нашу традицию, ценностную систему, и тех, кто хотят нам насадить другую, глобальную, западную, не в том, быстро или медленно развиваться. А в том, в каком направлении двигаться. Это принципиальный вопрос. Это не вопрос скорости, торможения или ускорения. Это вопрос: мы едем направо или налево, на юг или на север.
Либералы предлагают нам направление, в котором двигается Запад. Они считают, что это единственный вектор мировой истории. Мы, консерваторы говорим: нет, мы свободны выбирать другое направление. Ваш гипноз о том, что весь мир развивается от дикости к цивилизации, от технологического несовершенства к технологическому совершенству - это абсолютное НЛП, нейролингвистическое программирование.
Общества двигаются в разных направлениях, с разной скоростью, могут иметь разные ценностные системы. И исламский мир демонстрирует, что он не просто не дозрел до запада, но он отвергает западный проект, западную цель. И российское общество имеет право на выбор: либо принять, либо отвергнуть. Это гораздо важнее, чем быстрее или медленнее совершать реформы. И вообще нужно ли их совершать? И эти ли? Вот о чём надо ставить вопрос.
Сегодня в нашем обществе идеологическая сфера, средства массовой информации, о которых говорил отец Тихон, сфера образования, то, что называется в науке дискурсом (то есть совокупность большинства речей, которые мы слышим в самых разных инстанциях: и по телевидению, и в экспертных сообществах), на 90% контролируется либералами-западниками. Так в России никогда не было. Спор славянофилов и тех же и западников - это естественная для нашего общества вещь. А сегодня средства массовой информации транслируют только либеральные программы, которые содержат в себе колоссальный идеологический заряд: как важно наслаждение, индивидуум, карьера… По сути - это активная тоталитарная пропаганда либерально-капиталистических ценностей. Но это разделяется далеко не большинством нашего общества, это даже элиты далеко не все разделяют, тем не менее, этот дискурс под видом деидеологизации тоталитарно навязывается нам всем.
Нужно восстановить справедливость. Не думаю, что сегодня Изборскому клубу следует бороться за монополию на идеологию. Нужно хотя бы восстановить естественные пропорции. Большинство нашего населения ориентировано консервативно, патриотично, большинство нашего народа верно своим культурным корням, своему культурному коду. Так почему же в официальном дискурсе это большинство является обойдённым, униженным, не представленным либо представленным фрагментарно?
Либерал на это вам ответит: это раньше демократия была властью большинства, сегодня это - власть меньшинства, которое должно защититься перед лицом потенциально опасного большинства. Либералы так и говорят: мы фактически превращаем демократию из власти большинства во власть нашего либерального меньшинства. И этот процесс идёт полным ходом. Так же и на Западе. Как там либералы понимают свободу? Свобода спора - это спор правого либерала с левым либералом, иногда подключается радикальный либерал. Всё остальное - за кадром. И в нашей российской ситуации мы подходим уже к этому. Консерваторы, сторонники социального проекта, красного, левого, правого, церковных кругов - это всё за гранью, это смешно, это объект для постоянной критики, оплёвывания, идиотизации и так далее.
Такую ситуацию надо менять. Изборский клуб должен потребовать ровно половину. Хотя мы представляем большую часть общества, но пусть - половину: половина эфира на всех каналах, половина на радио, половина печатной продукции, половина образования. Есть Высшая школа экономики, где доминирует либеральная парадигма. Так превратим МГУ в консервативную парадигму - вторая половина будет консервативной. В одном месте мы услышим ультралибералов или смягчённых либералов, давайте в другом месте услышим умеренных или радикальных консерваторов.
Не претендуя на господство консервативной идеологии, мы должны поставить вопрос очень серьёзно. В экспертном сообществе, в «Форуме 2020», в котором я участвую, 90% - либералы, лишь 10% всех остальных. Возьмите окружение высших государственных чиновников. Путин - консерватор, но 90% людей, на которых он опирается, советники - либералы. Дикая диспропорция. Это антидемократично, анормально, мешает нашему обществу развиваться. Если будет дискуссия между умственно полноценными либералами и нами, консерваторами, то это пойдёт на пользу всем.
И эта ситуация могла бы быть умеренной и доброжелательной. Вот либералы, они есть. А где консерваторы? Они в Изборском клубе. Каждый из нас имеет свои проекты, планы, стратегию. И если мы будем предлагать власти свой консервативный проект - не как быстро двигаться, а что делать - а власть прислушается одним ухом к чётким консерваторам, и либералам с другой стороны, это позволит ей принимать свободные ответственные решения.
Общество должно видеть представителей своих взглядов. Это назрело. И если мы даже будем просто выражать интересы большинства, служить нашему народу, истории, церкви, власти, государству, частью чего мы являемся как благодарные сыны, то мы выполним свою миссию.
Андрей ФУРСОВ
Изборский клуб - это примета военного времени. По сути, это первый ответ русских интеллектуалов на вызов военного времени. Под военным временем я имею в виду две вещи: это реальная горячая война, которая натовским сапогом стучит в нашу дверь со стороны Сирии и Ирана. И резко усилившаяся информационная война против России.
Это военное время обусловлено тем кризисом, который испытывает капиталистическая система. А поскольку эта система носит планетарный характер, то вместе с ней и земная цивилизация в кризисе. Но не надо путать причину и следствие местами: кучка глобальных алчных ростовщиков, примерно 30-50 тысяч человек, завела мир в тупик. И эта же кучка устами своих сторонников предлагает выход.
Объективно выходов два. Один вариант - это мировое правительство контролирует сокращённое на 90% человечество: их ресурсы, информацию. А второй - это система макрорегиональных блоков, неоимперий, которые уже видны сквозь трещащую глобализацию.
Реализация обоих вариантов, а также схватка между ними предполагает войну за ресурсы, за неосвоенные или недостаточно освоенные территории. Таких территорий в мире осталось очень немного. Из небольших - это Синьцзян-Уйгурский автономный округ в Китае, Тибет и Южная Африка. А самая большая территория - это Северная Евразия, то есть наша с вами страна. Сильные мира сего решают свои проблемы, сбрасывая их на того, кто слабее. И совершенно ясно, что в этой ситуации Россия находится в угрожаемой позиции.
Ещё более усиливает угрозу фактор надвигающейся геоклиматической катастрофы. Практически все специалисты говорят, что после и в ходе катастрофы единственной стабильной и ресурсообеспеченной зоной будет Северная Евразия. И мы не случайно постоянно слышим разговоры на Западе о том, что несправедливо, что русские владеют такими пространством и территорией.
Ясно, что комбинация этих факторов резко ухудшает и без того сложное положение России. Мы уже видели в 91 году и знаем, как это было в 1917 году, когда наши внутренние противоречия, структурные кризисы превращаются извне в системныепо схеме «кризис- война- революция» или «кризис- война-смута».
Иными словами, военное время, в которое мы живём, может воздействовать на наше общество, на страну двояко. Первый вариант - это усиление противоречий, смуты, которое, безусловно, будет использовано извне.
Второй вариант - это сплочение населения в условиях кризиса. Русская история даёт немало оснований для оптимизма. Дело в том, что каждый раз Россия выскакивала из кризиса усилившейся. В начале 17 века нас можно было брать голыми руками. Однако Европа находилась в кризисе, там шла тридцатилетняя война 1618-1648 годов, было не до нас. А когда стало до нас, мы уже были достаточно сильны, чтобы сломать хребет полякам.
То же самое после петровских реформ: когда Россию тоже можно было брать голыми руками, европейцы находились в кризисе, вели свои войны за разные наследства. А в середине 18 века мы были уже настолько сильны, чтобы сломать хребет Фридриху.
И наконец после Гражданской войны тоже - мировой кризис, обострение всех противоречий: немцев с англосаксами, внутри саксонского мира - между англичанами и американцами, между Ротшильдами и Рокфеллерами. И в условиях этого кризиса Россия выскочила и решила свои проблемы.
Это, конечно, не значит, что так будет всегда. Для того чтобы выскочить, нужен субъект стратегического действия. У России, скажем, начала 20 века, этот субъект был. Здесь совершенно верно говорилось об идеологии. Но идеология должна иметь своего носителя, она должна иметь тот субъект, который её реализует. Ситуация последних 50-60 лет показывает, что те политические, властные формы, которые доминировали в мире в 20 веке, уходят: уходит эпоха партий, уходит эпоха государств. И одна из важнейших задач ближайшего десятилетия (дальше прогнозировать сложно) - это создание новой конфигурации власти, новой формы организации власти, которая способна переломить ситуацию. Разумеется, сказать это значительно легче, чем сделать, но полагаю, что реальной формой для выхода России из кризиса должно быть то, что я называю «импероподобным образованием». «Импероподобным», потому что эпоха империй прошла, но в то же время мы видим, как глобализация разваливается на неоимперские куски.
Ядром импероподобного образования должны быть ОПК, армия, спецслужбы и научные комплексы. Естественно, принципиально изменённые. И речь идёт не о какой-то локальной реформе. Посмотрите, что происходит в мире. Немцы провели реформу своих спецслужб. Они ориентируют их на борьбу с сетевыми структурами. Немецкая реформа армии по чисто политическим причинам захлебнулась, но они тоже двигались именно в этом направлении. Иными словами: 21 век выиграет тот, кто создаст новое оргоружие, новую форму власти, которая будет крушить оппонентов примерно так, как испанские конквистадоры крушили ацтеков, то есть, имея преимущество на порядок.
Если мы внесём в это свой посильный вклад, Изборский клуб решит ту задачу, ради которой он создавался.
Михаил ЛЕОНТЬЕВ, телеведущий, главный редактор журнала «Однако»
В принципе, я согласен практически со всем, что здесь было сказано. Понятно, что вызов, который стоит перед страной, - это выживание. Потому что мы сталкиваемся с глобальным кризисом в экономике и с сопровождающими его социальными и военными потрясениями, которые совершенно неизбежны. Всё это действительно ставит нас на грань выживания.
Уже много раз говорилось, в том числе и президентом, что мы очень много сделали для укрепления суверенитета нашей страны, но нынешняя структура российской экономики вовсе не гарантирует сохранения этого суверенитета и не гарантирует нам даже физического выживания – в силу того, что здесь уже говорилось о «нефтегазовой игле», деградации промышленного потенциала и так далее.
Цена восстановления пошатнувшегося макроэкономического равновесия в мире будет не просто очень велика – она будет беспрецедентна. И это не есть мягкий процесс циклического движения мировой экономики – это целый ряд катаклизмов, включая голод, войны, эпидемии и так далее.
Но что мы увидим на выходе? Потому что если мы совершаем рывок, то должны хотя бы в общих чертах понимать, где окажемся, в какой мир собираемся ворваться.
Прежде всего, это смена базового энергоносителя. Не в том смысле, что он изменит свою химическую природу, или что мы перейдем к энергии солнца или атомного ядра, или к холодному термояду. Скорее всего, базовыми энергоносителями останутся углеводороды, но это будут уже другие углеводороды. «Сланцевая революция», которая разворачивается сегодня, приведет к тому, что в углеводородах будут видеть не ограниченный и дорогой ресурс, а ресурс дешевый и общедоступный. Понятно, что это будет значить для России, я даже не буду об этом говорить, но это создает совершенно новые технологические возможности – в том числе и для глобальных перемещений производства.
Далее, это тотальная роботизация и чипизация, которая означает настоящую революцию в деле использования рабочей силы, и вопрос будет стоять уже о том, куда девать полтора миллиарда китайцев и миллиард индусов. Но точно так же это революция в деле ведения войны. Уже сегодня роботы-беспилотники выполняют широчайший спектр боевых задач, и тягаться с ними солдату, вооруженному традиционным «калашом», не приходится.
Всё это уже означает смену социально-экономической формации, и то, что раньше называлось «концом истории», теперь оказывается «концом конца». Уже понятно, что либеральная демократия – не жилец на белом свете, потому что она даже текущие задачи не в состоянии решать, не говоря уже о задачах на перспективу.
То есть это другое социально-политическое устройство, своего рода «постдемократия», и хотелось, чтобы оно было более-менее человекоподобным. Но не факт, что оно таковым окажется.
И наверное, самое трагичное касательно любой власти заключается в том, что усилия по выработке идеологии не должны заменять собой усилий по деланию вещей, производству товаров и услуг. Идеология и идеологи, не опирающиеся на делание, сами себя дискредитируют.
То есть в России надо делать новую индустриализацию или «постиндустриализацию», это слово уже не раз было произнесено. Каков реальный алгоритм этого рывка? Кто и что должен делать? Очень важно определить здесь роль государства.
Ведь понятно, что когда речь идет о целеполагании, никакой бизнес нигде и никогда такого целеполагания даже в национальных масштабах выстроить не может. Это задача государства, задача государственной стратегии.
С другой стороны, очень хочется, чтобы государство не занималось непосредственными хозяйственными задачами, чтобы принцип «Богу - Богово, а кесарю – кесарево» проводился в жизнь последовательно и без искажений.
Юрий ЛАСТОЧКИН
«Энергомаш», в гостях у которого мы находимся - прекрасная компания, которая несколько десятилетий тому назад пережила серьёзные времена, но вышла из них, и сегодня трудоспособна. Но она, к сожалению, является исключением, подтверждающим правило.
Мы говорим сегодня о рывке: его возможности, подготовке,- всё это важно, и это огромный пласт, который требует обсуждения. Но, думаю, самое главное, о чём мы должны говорить, это о том, что мы во многом имеем ложные цели. Ложные цели не означают злостности или умысла, хотя это нельзя полностью исключить. Главное, что мы не в состоянии сформулировать цели рывка. Не идеологические, а вполне конкретные цели для каждого отдельно взятого сектора экономики и для всей экономики в целом. Не можем во многом потому, что низок уровень людей, которые по отраслям эти цели определяют.
К тому же, видимо, нет достаточной политической воли признать какие-то совершенно очевидные вещи. А, не имея истинной цели, мы не достигнем результата. Все ресурсы: время, усилия людей, поколения людей,- будут потрачены впустую в погоне за ложными целями.
Чтобы проиллюстрировать это утверждение, могу сказать, в чём совершенно уверен: нам не сделать гражданский магистральный самолёт. Невозможно «зайти в лоб» одновременно Боингу и Эрбасу. В это время, тратя ресурсы, технологии, людей, мы упускаем другие истинные цели, то есть те сектора, которые вполне могли бы состояться в нашей стране: транспортная, боевая авиация. Их тоже со временем не будет, потому что есть реалии мировых рынков, и никто на этих рынках не ждёт Россию. Её ждут как заказчика, как покупателя, как инвестора в отдельные сектора на невысоко технологичном мировом рынке, но как доминанту, игрока этого рынка - никто не ждёт.
Но к сожалению, разобраться, что является истиной целью, а что - ложной, не хватает то ли времени, тол ли общественной дискуссии, анализа. А ведь тот технологический уклад, о котором говорил академик Глазьев, реально наступает. И не отсчётом с какого-то календарного времени. Если побывать на ведущих мировых компаниях (не на выставках, а за кулисами: в цехах, лабораториях), можно убедиться - этот уклад уже там. Он потребует не только гигантских капиталовложений (они намного больше, не в два-три раза, а порядковые), но и гигантского количества энергии. Тем, кто хочет доминировать в том технологическом укладе, энергии потребуется в десятки раз больше, чем сейчас, допустим, в том же машиностроении. Потому что и способы обработки материалов нужны иные - электрохимические, электрозионные, а они требуют большого количества энергии. Обыкновенные станки будут уже не нужны. Этот уклад потребует и иного уровня подготовки людей: начиная от рабочих, заканчивая людьми, принимающими в компании последнее решение. То есть рывок нужно реально готовить.
Мы готовы к этому рывку? Возьмём очевидные вещи. Нам не нужно такое количество людей с высшим образованием. Сегодня в частных вузах, где нет ни лабораторных баз, ни квалифицированного профессорско-преподавательского состава, распространены конвейерные подготовки «Митрофанов». Всем это очевидно, однако не принимаются решения о закрытии таких контор. Лишь идут дискуссии: год, два, три…
Или, например, в начале 2008 года была чётко сформулирована цель по энергосбережению. Сегодня 2012 год, можно подвести итог. Мы ничего не сберегли! Может, сократилась энергоёмкость валового продукта? Нет.
Мы ставим цель стать лидерами в ядерно-томографической медицине. Но это абсурд. Да мы сегодня не можем сделать и обыкновенный томограф - 100% томографов закупается!
В то же время, упуская возможность, не занимаемся альтернативной энергетикой, наивно думая, что газа у нас достаточно. Хотя у нас неоспоримые успехи в переработке топлива – там высочайший рост КПД, и мы, развивая именно это направление, могли бы быть мировыми, глобальными лидерами.
Владимир Путин как-то пошутил: «Вы что, дровами будете топить?» Да, практически сегодня начинают дровами топить. И машиностроительные компании, которые производят устройства для превращения опилок, стружек, отходов дерева, других органических веществ, в тепловую, электрическую энергию, дают рост в 50-60%, но не у нас!
И таких примеров немало в каждой отрасли. Думаю, сегодня нужно целеполагание. Конкретное, чёткое. А то в общих чертах ясно, но в переходе к конкретному сама цель теряется. Например, в последние пять лет немало говорили про инновации. Но инновации - это просто способ выиграть в конкурентной борьбе конкретному продукту. Это отнюдь не продукт и не цель. Или нанотехнологии. Они - всего лишь способ. Это не может быть самостоятельной отраслью, потому что у металлургов - одно, у авиастроителей –совершенно другое.
Мы запутались в ложных целях и запутали и общественность, и СМИ, где, может, не так много людей, которые в состоянии разобраться и объяснить другим. Остаётся последняя гвардия: узкий, плёночный слой специалистов, которые понимают, что происходит. Но, к сожалению, они никуда не допущены: ни в СМИ, ни к обсуждению, ни к выработке решений. И это усугубляет целеполагание и усиливает постановку ложных целей. Ложное целеполагание при подготовке рывка – вот что не может не беспокоить.
Шамиль СУЛТАНОВ
Я хотел бы поддержать мысли Александра Андреевича Проханова и Андрея Ильича Фурсова об идеологизации современной жизни. Повышенное внимание к вопросам идеологии всегда является свидетельством приближения кризисного, военного времени. Идеологические конфликты обостряются и усложняются.
Поэтому применительно к мобилизационной идеологии, о которой мы говорим, возникает ряд непростых вопросов, на которые надо будет ответить.
Например, что является главной тенденцией всей современной ситуации? Раньше мы говорили: противоречия между капитализмом и социализмом, наступление фашизма и так далее.
Вот Сергей Юрьевич Глазьев говорит, что главной тенденцией современной ситуации является переход к шестому технологическому укладу. С моей точки зрения, это не совсем верно, потому что в течение ближайших пяти-семи лет только одна страна мира действительно реально готова перейти к такому укладу. Это США. Никакая другая страна пока к этому не готова.
Но отсюда вытекает вопрос, на который пока никто не дает ответа. Дело в том, что такой переход, если США его осуществят, будет усиливать межукладные противоречия в мировой экономике. И это одна из причин, которая уже сегодня ведет к обострению глобальной ситуации в военно-политической сфере. Потому что страны, которые будут отставать от Соединенных Штатов, постараются сделать так, чтобы через 10-15 лет мы не жили в мире Pax Americana.
У нас ведь огромное количество стран живет в условиях четвертого технологического уклада. И огромное количество технологий в нашей стране — это технологии четвертого уклада, доставшиеся нам в наследство от сталинской индустриализации.
И эта проблема — она не просто объективна, она резко повышает вероятность большой войны. Существует модель, которая говорит, что именно в ближайшие пять-семь лет такая вероятность будет увеличиваться по экспоненте.
Если, дай Бог, мы как-то преодолеем этот опаснейший период, то после 2020-2022 года вероятность этой войны пойдёт на спад. Там будут уже другие правила игры.
Поэтому когда мы пытаемся обозначить, что является ключевым для идеологии, то с военной точки зрения это проблема безопасности, а с точки зрения социума — это проблема выживания. Существует опасность, что наши противники уйдут далеко вперед, и существует опасность, что Россия просто будет уничтожена.
Третий момент. Здесь много и с придыханием говорилось о государстве, обществе, традициях. Но давайте скажем, российское общество — это слабое общество или сильное общество? Российское государство — это слабое государство или сильное государство? Если так поставить вопрос, то ответ на него будет очевидным: Россия сейчас очень слаба, и с моей точки зрения, — возможно, я здесь неправ, — она напоминает Оттоманскую империю конца XIX века, когда за её счет решались очень многие проблемы европейского концерна. И делалось это по определенным схемам. Те же схемы могут реализоваться и в отношении современной России. Что тогда делать? Идеология должна ответить и на этот вопрос.
Если прагматически подходить к российской государственности, к российскому государству, то оно состоит из трех компонентов. Первое — это советские институты власти и советская бюрократическая культура. Второе — это личностный путинский режим и соответствующая кадровая политика. И, наконец, третье – может быть, самое главное — это общенациональная коррупционная система.
Тогда мы должны решить, как относиться к этому государству в рамках мобилизационной идеологии. Как его преобразовывать, трансформировать, или оставить всё как есть? А просто повторять: «Да здравствует российская государственность!» в условиях, когда вероятность войны растет по экспоненте, — неконструктивно.
То же самое верно и по отношению к российскому обществу. Андропов написал почти тридцать лет назад: «Мы не знаем общества, в котором живём». С тех пор общество стало намного сложнее, оно стало многоукладным, многосекторальным, это общество, где есть даже рабовладельческий строй, где есть многие формы корпоративизма, различные модели клановости. Это общество, где нет единой идеологии; это общество, где нет единой элиты; это самое мелкобуржуазное общество в мире, потому что здесь партикуляризм характерен для всех: начиная от миллиардеров и кончая бомжами.
Что в данной ситуации можно и нужно сделать, чтобы консолидировать и мобилизовать это общество?
Давайте посмотрим, что реально происходит в США и в Китае. Там происходит резкое усиление роли военно-разведывательного компонента единой элиты. Когда в 2006 году Буш-младший назначил Чейни, который представлял другую группировку элиты, министром обороны, он категорически этого не хотел и этому сопротивлялся, но ничего сделать не смог. Он понял, что приходят другие люди, которые будут их убирать. То же самое в Китае — на фоне столкновений между тремя фракциями китайской элиты именно Военный совет ЦК КПК становится органом, принимающим ключевые решения. А у нас, мягко говоря, происходит нечто совсем иное.
И есть еще одна проблема, в отношении которой идеология должна сказать свое веское слово. Когда Сталин готовил «большой рывок», он особое внимание уделял кадровой политике, выдвинул лозунг: «Кадры решают всё!» В 1932 году ОГПУ получило специальное задание: по всей стране начался поиск талантливых людей. И такие люди были найдены. Их были тысячи — возможно, даже десятки тысяч. Некоторым из них пришлось ускоренными темпами получать сначала среднее образование, а затем и высшее — в Институте красной профессуры. Потом в 1937-38 годах у нас появлялись тридцатилетние секретари обкомов, директора заводов, министры и так далее.
Сегодня просто повторить опыт Иосифа Виссарионовича у нас не получится. По одной простой причине — рыночная среда уже вытащила на себя весь этот креативный слой. Креативный — с точки зрения рынка, с точки зрения нормального, спокойного общества. Но у нас не хватает креативности, когда мы сталкиваемся с конфликтами разного качества и разной степени интенсивности.
Но интенсивность таких конфликтов в условиях межукладных противоречий в ближайшие пять-семь лет — она ведь усилится. Поэтому нам будут нужны креативные конфликтологи, от разведчиков до военных, идеология должна работать на них.
Александр АГЕЕВ
Любой ансамбль интересен только тогда, когда партии всех инструментов звучат, гармонично дополняя друг друга. Гармонии могут быть разными, но вообще без них нельзя.
Есть одна история суворовских времен. Когда наши войска подошли к известному Чертову мосту в Швейцарии, то обнаружилось, что штурмовать его нельзя: нет ни сил, ни средств, ни боевого духа. И когда Александр Васильевич пришел к своим генералам и офицерам, и сказал, что штурм состоится, те решили, что Суворов не в себе. То же самое было и когда он пошел к солдатам. Тогда Суворов предложил им сдаться французам, но только через его труп. Дальше история известна — штурм состоялся и французы, прекрасно вооруженные и обладавшие численным превосходством, были разбиты.
Я говорю это к тому, что мы постоянно попадаем в одну и ту же психологическую западню: постоянное тиражирование негативных оценок при всей их правоте создает определенный депрессивный фон.
Поэтому первый тезис в любой идеологической работе: «Пока не потеряно всё, не потеряно ничего». Наша слабость — это наша сила. Тот самый эффект низкой стартовой базы, когда страна упала очень сильно, дает возможность достаточно быстро подняться даже на порядки выше.
Демография — наше слабое место, безусловно. Но здесь же лежит возможность очень быстрых и сильных изменений.
Слабость ли — наша система управления? Да. Но все мы прекрасно понимаем, что есть технологии весьма стремительного её улучшения, и для этого нужно принять достаточно простые и понятные решения.
Кадровая база. Сегодня её не хватает даже для тех трех тысяч предприятий, которые производят опасную продукцию и аварии на которых могут привести к колоссальным катастрофам. Не хватает машинистов метро, не хватает летчиков и так далее. Но здесь же находятся и колоссальные возможности для исправления ситуации.
Моральное состояние. Опять же, возможности перемен мы ощутили с 2000 года. То есть если мы воспринимаем себя как нацию больных, слабых и ни на что не способных людей, проигравших всё что можно и нельзя, готовых лишиться последнего, что имеем, — это одна совершенно четкая идеология. Но если мы ощущаем себя нацией здоровых и выздоравливающих после тяжелой болезни — это совершенно другая идеология.
Идеологический диагноз нельзя свести к тому, что у нас разгул либерализма и разгул центров, его насаждающих, — это гораздо более древний паттерн. Есть четыре уровня идеологической организации. Теократия, идеократия, меркантилизм и хаос. Мы с уровня идеократии свалились в хаос, где реализуются многие ветхозаветные сюжеты. Это не просто «золотой телец» меркантилизма — это жизнь без идеологии, без цели, на инстинктах, которые превращаются в пороки.
На что можно надеяться в такой ситуации?
Прежде всего, на сам тип нашей цивилизации, нашей культуры, в который встроена возможность и необходимость рывка. Россия — страна затягиваний и внезапных перемен, так называют её те же китайцы. Мы обречены на то, чтобы каждые два-три поколения совершать рывок и снова ожидать, куда пойдут равномерно работающие на мировой арене страны и народы. Опыт такого рода у нас колоссален, его нужно поднимать и позиционировать.
Я приведу недавнюю цитату из Бжезинского, гуру американской политики: «Мы оказались в ситуации, которую мы не понимаем». Тут есть и сходство, и важные различия с известными словами Андропова, не буду в это вдаваться, но факт, что Соединенные Штаты стоят на грани собственной «перестройки», которая будет не менее тяжелой для них, чем крах СССР для нас. Это открывает перед всем миром и перед нами дополнительные возможности и дает дополнительные шансы на успех.
И последнее. Переход к новому технологическому укладу нуждается в новом типе человека. И здесь мы часто недооцениваем потенциал нашей молодежи, и не только молодежи. Новые способы восприятия и обработки информации — не то, чтобы «дети индиго», но это реальность, и это наша реальность в том числе.
Поэтому мой заключительный тезис прозвучит оптимистически. Достаточно небольшого количества людей, готовых и способных взять на себя ответственность за дальнейшее развитие страны. Это предполагает иные смыслы, иные цели, иной стиль жизни, чем то тотальное мародерство, которое продолжает господствовать в современной России. И я уверен, что эти люди придут.
Сергей БАТЧИКОВ,
Выборные страсти поутихли, что дальше? «Стратегия-2020» заглохла, отвлекаться на нее не будем. Кризис подчистил мусор реформ, стало очевиднее: сохранение России как страны и народа возможно лишь через «новую индустриализацию». России не устоять без промышленности и современного сельского хозяйства, без науки и ВПК, образования и здравоохранения. Все это – продукты индустриализации. Без них нас сомнут и раздавят в два счета.
Сказать легко, а страна запуталась в порочных кругах. Созрела ли власть, чтобы к ним подступиться? Наметим главные.
Первое. Подъем своего производства сделает невозможным массированный экспорт энергоносителей – самим будут нужны. Это породит конфликт интересов внутри и вне страны. Готова власть осадить экономическую «элиту», что поднялась в 90-е годы на вывозе ресурсов? Сумеет найти компромисс с Западом и ВТО, которые посчитают это актом войны? Различия между сырьевым и инновационным путями развития принципиальны, совместить не удастся.
Второе. Новая программа индустриализации потребует преобразования страны: и политики, и хозяйства, и культуры. То есть – революции. При нынешнем порядке она в принципе невозможна. Она несовместима с курсом реформы по определению, ибо сутью этого курса была именно деиндустриализация. Она потребует возродить научно-технический потенциал России. А достаточно ли для этого нашего суверенитета?
Такой рывок наш народ совершил в 30-е годы, потому и победили в войне. Запад совершил его за два века, Россия, Япония и Китай за 2-3 десятилетия. Но теперь мы пережили «революцию регресса», и дело усложнилось.
К тому же программа уже не может быть половинчатой, а должна стать тотальной, по всему фронту – при одновременном создании «центров высоких технологий». Но это возможно только при изменении общих социальных условий в стране, лишь на фоне общего улучшения жизни населения и оптимистических ожиданий - при отсутствии «социальных страхов». Рывок – это сверхусилие. А на данный момент достаточные сбережения, чтобы прожить на них не менее года, имеют лишь 4% населения, «запас прочности» на нуле, а власть ликвидирует остатки государственного патернализма.
Третье. Кадровый потенциал разрушен: большая часть работников находится в состоянии деградации или деквалификации. Идет люмпенизация рабочих низкой квалификации, отток молодежи из индустриального сектора. За годы реформы число промышленных рабочих России сократилось на 53%. Резко ухудшились демографические характеристики рабочих. Главный урон понесли кадровые рабочие, которые были носителями профессиональных норм. В 90-е годы были подвергнуты демонтажу профессиональные общности научно-технической интеллигенции и управленцев. Была разрушена большая система, в которой протекает инновационный процесс.
Более того, общество переживает культурный кризис, который подавляет творческие импульсы, ориентирует на «легкие» деньги, снижает престиж тяжелого непрерывного труда, порождает общую неприязнь к производству. Политики о таких материях вообще не вспоминают. Деньги и конкуренция! Мы упростились до кнута и пряника.
Новая индустриализация возможна только при коллективном духовном подъеме людей, соединенных в сложной, высокоорганизованной совместной работе. Ученый, инженер, рабочий, управленец и множество других работников должны иметь мотивацию высокого уровня, которую не заменить ни рублем, ни страхом. Создать в нынешней РФ условия для тысяч таких коллективов – сложнейший исторический вызов.
Четвёртое. Попытка превратить «поднятые» реформой социокультурные группы в базу нового развития провалилась. Эту функцию не смогли взять на себя ни «новые русские», ни средний класс. Эти общности - продукт смутного времени, они не могут сплотить расколотое общество для творческого усилия. В качестве наполнения российского менеджмента, то есть управленцев, они не смогли освоить современный стиль руководства разработками и производством. Дерипаски и абрамовичи не сумели заменить королевых и тевосянов.
Более того, последние социологические исследования показали, что основными силами, способными обеспечить прогрессивное развитие России, людисчитают рабочих и крестьян (83 и 73% опрошенных). И это общая позиция для всех социально-профессиональных, возрастных и т.д. групп! Более того, как утверждают социологи, «один социальный полюс российского общества образован сегодня рабочими и крестьянами, тогда как второй - предпринимателями и руководителями». Вот как сумели расколоть общество!
Еще хуже обстоит дело с модернизацией. Вот вывод: «Можно констатировать, что “модернисты” на две трети - представители так называемого среднего класса, в то время как традиционалисты - это в основном “социальные низы”, состоящие почти полностью из рабочих и пенсионеров. В то же время, как это ни парадоксально, именно последние в восприятии населения являются главной движущей силой прогрессивного развития нашей страны».
В этих условиях индустриализация и не может произойти. Значит, надо менять условия!
Михаил ДЕЛЯГИН
Кому должно служить государство? Это главный вопрос.
Если брать компетенцию современного либерализма, то это отнюдь не любовь к свободе, а очень чёткая фиксация, что государство должно служить глобальному бизнесу. А если существование какой-то биомассы, которую по праздникам именуют населением, несовместимо с интересами глобального бизнеса, то тем хуже для этой биомассы - она не имеет право на существование. Это сегодняшняя позиция не просто отдельно взятых либералов, а формула либеральной социально-экономической политики, которая успешно осуществляется в нашей стране на протяжении всей последней четверти века национального предательства.
Есть надежда, что ей придёт конец. Потому что в России крепнет желание вернуться к корням. И поэтому наш клуб - традиционалистский. Это традиция - что государство должно служить своему народу. При этом, безусловно, человек не живёт без сверхзадачи: биологически он так устроен. Человек - это социобиологический организм, который без сверхзадачи, без того, что выходит за рамки повседневной жизни, биологически существовать не может - он вырождается очень быстро. И это означает необходимость идеологии. Причём практика показывает, что в условиях всеобщего высшего образования просто религиозного возрождения мало. И более того, религиозное возрождение, которое идёт в многоконфессиональной стране в разные стороны, оно общество не строит, как было 600 лет назад, а, скорее, разрушает.
Что сегодня происходит в мире? Человечество изменяет свой характер. Происходит очень глубокий переход. На протяжении всей нашей истории мы меняли окружающий мир. А когда на смену обычным индустриальным технологиям приходят технологии постиндустриальные – информационные и биологические - это означает, что человек начинает менять себя. Изменяется вектор развития. Этот переход будет большой, долгий, мы конца его не видим - мы в его начале. Но, слава Богу, экономика - наука простая, на поверхности всё просто. Экономический кризис, который является одним их элементов этого перехода, достаточно прост: сложились глобальные рынки, на глобальных рынках сложились глобальные монополии, и, как учил за 15 лет до западных теоретиков товарищ Ленин, эти монополии загнивают.Это проявляется в нехватке спроса, в росте долгов, во всех тех «замечательных» деталях, которыми сейчас занимаются фондовые аналитики.
Выхода их этой ситуации нет. Мир в его нынешнем состоянии срывается в глобальную депрессию. Она будет хуже Великой депрессии конца 20-х - начала 30-х годов, потому что с лёгкостью может породить большое количество войн. Но эти войны не будут из неё выходом. Потому что Вторая мировая война сломала многие старые макрорегионы, внутри которых загнивали монополии. Из пяти макрорегионов - Британская империя, Соединённые Штаты, Европа, объединённая тогда Гитлером, Советский Союз, Тихоокеанская зона сопроцветанияЯпония - осталось только два рынка, произошло укрупнение регионов, произошло увеличение уровня конкуренции: монополии временно перестали загнивать просто из-за конкуренции.
А сейчас мир един. Открывать форточку и привлекать конкуренцию извне невозможно. Никакие кочевники ниоткуда не придут в силу недостаточной интенсивности межпланетных сообщений. Так что новая депрессия будет долгой и болезненной. Безусловно, технологические процессы ломают монополизм, именно поэтому глобальные монополии прилагают огромные усилия для того, чтобы сдерживать технологический прогресс. Классический пример тому – институт интеллектуальной собственности. Попробуйте-ка что-нибудь изобрести сами то, что до вас уже кто-то придумал. Только попробуйте!
Так что депрессия будет долгой, и глобальные рынки будут распадаться на макрорегионы. И вопрос для нас абсолютно простой: или мы сформируем свой макрорегион –евразийский, постсоветский - как угодно он может называться, но понятно, что географически и культурно он будет евразийский. Или мы будем никому не нужными окраинами трёх совершенно разных миров: большого Китая, Европы и исламского мира. Эти окраины будут перемешаны, станут грызться друг с другом внутри себя и будут вымирать ещё быстрее, чем окружающий мир.
При этом у нас не только необходимость создания своего макрорегиона - у нас ещё и возможность! Даже во время правления нами оффшорной аристократии! Потому что те оффшоры, которым она служит, те кланы глобального бизнеса, что она обслуживает, в условиях перехода к глобальной депрессии начинают друг с другом сцепляться, и как обычно во времена глобальных потрясений, о которых говорил Андрей Ильич Фурсов, контроль за Россией очень сильно ослабевает. И у нас при категорической необходимости выживания появляется ещё и возможность.
Для того чтобы выжить, нам надо вернуть себе субъектность. Здесь много говорилось слов: «мы», «государство». Но в настоящее время употреблять этот термин применительно к государству хотелось бы с осторожностью. Потому что в области социально-экономической политики, кроме отдельных кадровых изменений, не видно сколь бы то ни было значимых признаков того, что государственная социально-экономическая политика направлена на обеспечение интересов Российской Федерации, а не глобального бизнеса. Нужно, с одной стороны, объяснять людям, что если они будут так продолжать, как они 25 лет делают, то кончат в лучшем случае как Милошевич, а то и как Каддафи. И это объективная закономерность.
А с другой стороны, необходимо объяснять, что делать. Это вещи очень простые, очень примитивные. Например, что нужно гражданам Российской Федерации? Всего четыре вещи: ЖКХ, образование, здравоохранение и безопасность. Чтобы это дать гражданам Российской Федерации, нужно всего-ничего: ограничить коррупцию. Не нужно даже увеличивать объём инвестиций в два раза. Достаточно сократить масштаб «откатов» при том же самом, а то и при снижающемся уровне расходов. И инвестиции, которые доходят до дела, вырастут кратно. Понятно, что ограничить коррупцию - значит в определённой степени изменить сложившийся государственный строй. Но нам этого бояться не нужно, потому что его вполне можно изменить в рамках существующего Уголовного кодекса. Нужно просто почитать, что там написано: там очень разумные вещи остались. Если уж плохой Саакашвили смог это сделать, испугавшись северного соседа, то наши хорошие руководители тем более смогут это сделать, испугавшись глобального экономического кризиса и глобальных монополий.
Вторая вещь - это ограничение произвола монополий. Эта вещь абсолютно тривиальная: берётся учебник и просто делается всё их учебника. Далее нужно гарантировать права граждан Российской Федерации на жизнь в экономическом плане. Потому что права у нас провозглашены, но экономическая составляющая этих прав как гарантирование прожиточного минимума у нас никак никому не гарантируется. А это неправильно.
И поскольку бедные люди всегда склонны покупать товары местных производителей, то при минимальном протекционизме (это четвёртая вещь), хотя бы на европейском уровне -гарантирование прожиточного минимума само по себе решит огромное количество проблем не только экономических, но и социальных. Потому что человек, который себе зарабатывает на жизнь, обладает значительно более здоровой психикой и большим уровнем солидарности, чем тот, что мы видим сейчас не только в крупных городах, но и посёлках городского типа.
Дальше необходима нормализация налогообложения. Запретительно высокое налогообложение - в частности, запретительно высокий уровень обязательных социальных взносов - превращает население в массу преступников. Когда бедный человек платит со своих доходов в сумме 39% обязательных социальных взносов и подоходный налог, а богатый человек может заплатить 6% по закону от всех своих доходов, а при минимальной изворотливости - 4%, это устройство несправедливо и потому неэффективно, чревато глубочайшим внутренним напряжением в обществе.
Необходимо полностью освободить от каких-либо налогов малый производственный бизнес. Если уж у такого покровителя свободных рыночных отношений, как Иосиф Виссарионович Сталин, в 1938 году малый бизнес давал 12 % промышленного производства, то чем, собственно говоря, наши-то нынешние хуже?
И завершающий этап - это модернизация культуры, которая просто меняет лицо страны и облагораживает лицо народа. Заниматься модернизацией русской культуры при нынешнем уровне коррупции, монополизма, нищете населения, протекционизма и всего остального бессмысленно. Потому что деньги уйдут туда же, куда уходят в Сочи, при подготовке АТЭС - 2012 и других имиджевых мероприятий.
Всё это - простейшие вещи, которые нужно требовать, запугивая уважаемых руководителей их вполне объективным будущим.
Андрей КОБЯКОВ
Я склонен поддержать позицию Александра Агеева. Ведь Россия - страна исторически развивающаяся рывками: от рывка к рывку. Для нас рывок - нормальный путь развития. И предыдущие примеры в истории показали, что это нам доступно, это возможно, это нам по плечу, это наш стиль. А когда мы достигаем, причём, мощно, бурно, быстро той ступени, которая ещё вчера казалась невозможной и наблюдателям со стороны, и даже самому социуму, расслабляемся. Начинаем думать, что раз достигнуто, можно праздновать. В этой праздности теряем бдительность. И начинается элемент застоя. После стадии кризиса мы снова встаём перед необходимостью рывка. Исторически доказано, что эта задача для России решаема. Важно её осознать, принять соответствующее решение, важно определить приоритеты, методы и так далее.
Есть ещё некоторые преходящие обстоятельства, без осознания которых просто невозможно осуществить поставленную задачу. Несмотря на то, что я являюсь давним и убеждённым сторонником «теории длинных волн», хочу отметить, что особенность переживаемого момента ещё заключается в том, что мы не только находимся в стадии «кондратьевской зимы». Но переживаем к тому же кризис другого рода: переживаем парадигмальный кризис. Действительно, кризис нынешней финансово-экономической парадигмы в этом смысле не является типичным, он является уникальным. Понятны его первоистоки и краеугольный камень: это 1971 год - отказ всей мировой системы от какого бы то ни было твёрдого обеспечения валюты. Дальше наступает эпоха чистой пирамиды, делания денег из воздуха. Финансизация всей нашей жизни приводит к мощнейшему дисбалансу самого устройства экономической системы. Надстроечное становится базовым, мотивации начинают смещаться от производственной деятельности в сторону циничных механизмов зарабатывания денег. Вместо хозяйства и экономики мы переходим к крематистике. Всё это сконцентрировано, и к тому же в глобальных масштабах.
Поэтому период, который мы переживаем, это последняя капля, та соломинка, которая переломила хребет верблюду. Это действительно точка бифуркации, когда дальше существовать с данной финансово-экономической парадигмой мы просто не можем.
Поэтому у нас двойной шанс. Действительно «кондратьевская зима», помноженная на способность России к рывку, даёт нам шанс для опережающего развития. Ко всему прочему этот кризис финансово-экономической парадигмы необычным образом меняет карточный расклад на столе. То, что вчера казалось незыблемым: вот финансовая власть- она вот там, накопленные резервы тут, возможности ограниченные там, - всё это может в короткое время перейти в иное качественное состояние.
И важно сейчас быть среди тех, кто управляет этим дискурсом и предлагает решение проблемы с финансово-денежными механизмами в глобальном масштабе. Тот, кто будет первым, получит очевидные преимущества. Когда утверждают, что у нас нет денег в нужном масштабе - это ерунда. Не говоря уже о том, что мы за эти двадцать лет реформ делали всё, что угодно, только не пытались построить суверенную финансовую систему. Здесь, повторяю, кроются абсолютно новые возможности. Понятно, что успех достижим при сплочении общества, при сверхзадаче, сверхидее, сверхценности – это должен быть мобилизационный проект.
Ещё один аспект, которого я хочу коснуться, перекликается с тем, что говорил Михаил Делягин. Нужна серьёзная коррекция социально-экономических отношений общества. Нужна гораздо более гармоничная модель отношений, гармоничная, в том числе, и с точки зрения самой русской цивилизации. В рамках реализации мобилизационной модели не могут на первом месте стоять разъединяющие механизмы конкуренции. Потому что это механизмы отчуждения, войны всех против всех, атомизации общества. Абсолютно очевидно, что приоритет должен быть отдан солидарным механизмам, которые способствуют концентрации усилий и объединению на общих целях, задачах.
Нужно культивирование трудовой этики, свершений, созидания вместо существующего ныне культа успеха. Здесь говорилось о соотношении СМИ у разных сил. А результатом этого является что? Молодое поколение воспитывается на понимании мира как разделённого на винеров и лузеров, на победителей и побеждённых. Абсолютно не важно, каким путём ты успеха добился и по какой причине ты этого успеха не добился, просто по факту. Это даёт совершенно другую, искажённую мотивацию жизни. С таким материалом мы не сможем никакого рывка, никакого мобилизационного проекта совершить. Скажу больше: с таким материалом мы однозначно идём в могилу, к разложению общества как такового.
Возникает последний вопрос: что минимально необходимо сделать? Замечу, что совершенно нетерпима нынешняя чудовищная степень социального и имущественного расслоения. Кому-то кажется, что это дискурс левый. Это не левый дискурс, это настоящий консервативный дискур. Общество, которое до такой степени расколото по имущественному признаку, когда в мегаполисах соотношение между доходами 10% самых низких и самых высоких получателей доходов в 30-40 раз, а по стране в целом в 70-80 раз, при том, что в странах Северной Европы в 4-6 раз, такое общество не может никаких мотивационных механизмов породить внутри себя. Оно не может жить необходимыми для мобилизационного проекта категориями: общих целей, общего дела, общего блага. Только эти принципы, а они имеют самое высокое духовное измерение, позволят нам совершить рывок.
Итак, замечу: есть прямая взаимосвязь между идеологией и технологией - технократическим подходом.
Валерий КОРОВИН
Меня удивили слова Шамиля Султанова, о том, что мы живём в обществе, где нет единой идеологии. К сожалению, я вынужден согласиться и констатировать некие причины этого.
Мы недооцениваем функцию либералов в нашем обществе, а она чудовищна и тотальна. И мы не придём к модели единой идеологии до тех пор, пока не вычистим либералов отовсюду. Дело в том, что либералы эпохи модерна, конечно, нанесли колоссальный урон нашему государству, удалив в принципе Бога из критериев, на которые мы ориентировались несколько столетий до этого, оставив некую субъектно-объектную пару в качестве основного ориентира.
Но что мы видим сегодня? Наступила эпоха постмодерна, и даже эта субъектно-объектная пара «разум и рациональность» поставлены сегодня либералами под сомнение По сути мы оказались в обществе, где нет критериев оценки и нет субъекта. То есть мы не можем решить и определить, правильно действуем или нет, потому что нет критериев. Мы не можем ориентироваться ни на какие базовые принципы, потому что религия отменена давно, и даже рациональность и разум поставлены под сомнение. И сегодня на наших глазах происходит размытие последних ориентиров, последних центров, а именно - нашей власти. Что бы власть ни делала, либерализм, трансформировавшийся в постлиберализм, сразу ставит это под сомнение, высмеивает и размывает огромным количеством деструктивных мемов. Заявления и президента, и любого политического руководителя, и в целом действия государства высмеиваются в самом своём начале.
Тут есть одна очень серьёзная угроза. Здесь уже говорилось, что наш народ изначально консервативен и стоит на традиционалистских базовых принципах. Видя этот тренд – патриотический, консервативный – либералы, исключительно конъюнктурная биомасса, начинают трансформироваться в этом ключе: они мимикрируют преображаются под патриотический дискурс, вливаясь в него, вновь размывая его и ставя под сомнение. И одна из главных наших задач - выявлять этих либералов, мимикрировавших под патриотов и консерваторов, выводить их на свет, разоблачать и указывать на них власти, которая должна карающим образом вычищать их отовсюду.
Я не буду говорить о термине «диктатура», о техническом термине, который ввёл немецкий философ и юрист Карл Шмитт, но мы действительно находимся в чрезвычайных обстоятельствах. И если не инициируем эту чистку либералов и не выявим их нахождение, не раскроем их коды и действия, мы размоем все критерии, о которых сегодня говорим. Нас общество просто не поймёт и не услышит, потому что нет критериев, они размыты. Пока либералы властвуют над смыслами, над основными парадигмами, мы ничего не добьёмся и не сделаем наши идеологические модели действующими, определяющими ход истории.
Владислав ШУРЫГИН
Как человек военный, могу отметить появление за последние годы новых механизмов, которые раньше в военном деле не присутствовали. Это частные военные компании. Они играют всё большую роль и в Ираке, и в Афганистане, и по всему миру.
У нас все происходит с точностью до наоборот. Во-первых, значительная часть военной элиты была срезана в 1991 году вместе с тем государством, которому она служила. Но потенциал был настолько огромным, что в 90-е годы мы выехали именно на том, что остатки военно-разведывательной или военно-аналитической советской элиты продолжали функционировать и структурно, и организационно.
К огромному сожалению, нынешнее состояние военно-аналитического сообщества в России гораздо хуже, чем было в середине 90-х или в середине 2000-х годов. Та «военная реформа», которая проводится за последние три года, привела к следующим последствиям. Некомплект офицерского состава в частях — более 20%. Такие потери офицерского корпуса мы имели только однажды в истории — к ноябрю 1941 года. Некомплект солдат срочной службы составляет 25%. И те бригады, которые нам были обещаны как панацея вместо кадрированных дивизий, на сегодня отдельными приказами начинают массово кадрироваться. Только треть новых бригад укомплектованы на 90% и более. А большая их часть укомплектована на 70% и ниже. Некомплект контрактников составляет больше 30%.
Не буду перегружать присутствующих цифрами, но понимание того, что при осуществлении «военной реформы» допущены громадные ошибки, уже стало достоянием общественного сознания.
Недавно мы хоронили первого министра обороны России Павла Грачёва, личность весьма сложную, спорную и сыгравшую в истории нашей страны очень неблагодарную роль. Так вот, при опросе радиослушателей двумя станциями, кого бы они предпочли видеть в кресле министра обороны: Павла Грачёва или Анатолия Сердюкова, соответственно 73% и 80% высказались в пользу Грачёва! Вот показатель настроений общества.
Если переходить от теории к практике, то вот учения «Кавказ-2012». Мы все видели, как президента красиво провели по командному комплексу. При этом «забыли» упомянуть, что этот комплекс был собран из никак не связанных между собою машин, не представлял собой единой системы и, что самое главное, не был ни к чему подключен. То есть фактически президента обманывали у нас на глазах.
Почему такое происходит? Почему президент позволяет себя обманывать? Почему мы все позволяем себя обманывать?
На мой взгляд, задача Изборского клуба состоит еще и в том, чтобы те немногие специалисты, которые сегодня еще остались в разных сферах общественной и государственной жизни, были всё-таки собраны, сконцентрированы и получили возможность создать цельную многомерную, а главное — объективную и адекватную картину происходящего.
Потому что без этого в грядущих конфликтах: не только военных, но и экономических, и информационных, и во всех остальных, — нас будут ожидать слишком суровые испытания.
Виталий АВЕРЬЯНОВ, директор Института динамического консерватизма исполнительный секретарь Изборского клуба
За последние полгода из уст президента прозвучал целый ряд знаковых суждений, формирующих некое смысловое и информационное поле, на которое мы можем опираться. К этим суждениям относятся и уже упоминавшееся сегодня заявление о том, что России нужна модернизация, как в 30-е годы, и слова о необходимости создания многих резервных валют, и выступления по темам патриотического воспитания и формирования общенациональной идеологии. К этим суждениям можно прибавить и невероятные еще вчера законопроекты, которые запрещают госслужащим иметь заграничную собственность, а также присваивают политическим некоммерческим организациям статус иностранных агентов. Атмосфера в стране меняется, во всяком случае, меняется риторика, и в этой атмосфере закономерно рождается Изборский клуб.
Мы уже приступили к работе над первым докладом Изборского клуба, который будет посвящен той теме, что мы сегодня обсуждаем: обоснованию большого рывка, стратегического прорыва, необходимого современной России для ее выживания. Мне представляется, что ключевое слово, которое описывает формулу стратегического прорыва – «концентрация». В стране необходимо вырастить новые центры силы, не перекрашенные старые, а особые, можно даже сказать обособленные от существующей бюрократической системы, вновь создаваемые точки такой концентрации в нескольких сферах нашей жизни. В частности, они должны быть созданы в сфере формирования стратегических смыслов, в медийной сфере, в системе госуправления, на чем я остановлюсь подробно.
Изборский клуб стоит рассматривать не как некий политический пиар-проект, который будет со временем вписан в какие-то партийные, выборные схемы. Полагаю, что по своему потенциалу нам следует замахнуться на другое: наша площадка могла бы стать местом для обкатки особого органа общенационального развития, который мы еще в Русской доктрине предложили назвать Стратегическим советом России.
В чем замысел Стратегического совета? В том, что этот орган вовлек бы в свою работу представителей научного, исследовательского, изобретательского и внедренческого сообществ, руководителей экспертных и прогностических структур. При этом совете могут быть созданы аналитически команды, которые, в конкуренции друг с другом, предложили бы глубоко проработанные, максимально аргументированные разные взгляды на будущее страны, на сценарии ее развития.
Могут спросить: а не получится ли так, что все ключевые позиции в этом совете опять займут либералы? Думаю, что сама постановка вопроса о стратегических альтернативах предполагает определенный «фейсконтроль». Во-первых, в стратеги России не могут быть приглашены люди, проповедующие скрытую русофобию, а к ней относятся встернизаторы и «цивилизаторы» России и русского человека как, якобы, неправильного европейца, неполноценного, неспособного без помощи западников выявить собственную подлинную идентичность. Во-вторых, фейсконтроль Стратегического совета не пройдут те, кто отстаивает потребительские ценности, так называемый «консьюмеризм», поскольку сутью его является вовсе не забота о благосостоянии и достатке наших граждан, а стремление к переносу на российскую почву конкретных моделей потребления и образа жизни. В-третьих, не могут быть русскими стратегами и люди, исповедующие индивидуализм и абстрактные свободы личности, понимаемые как обнуление уже реально имеющегося в России носителя культурной идентичности, его атомизацию и переделывание. И все это ради того, чтобы демонтировать существующие «неправильные» социальные, корпоративные структуры, а на их месте создать якобы «правильные». Наконец, в-четвертых, если уж кто-то хочет называться классическим либералом, то он должен стать либералом не для англосферы, а для русского мира, исходя из русских интересов – и для стратегической работы на благо страны совершенно неприемлемы установки неолиберализма, которые предполагают, что Россия должна оставаться донором вампиричсеких транснациональных сетей.
Кстати говоря, среди членов нашего клуба есть те, кто скорбит о крушении СССР, исходя из своего советского патриотизма. Но есть и те, кто разделяет эти чувства в силу того, что, разрушив СССР, нас столкнули на несколько ступеней развития вниз. И мы оказались среди тех стран со слабыми экономиками и заниженным курсом валюты, которые, согласно двойным стандартам неолиберализма, обречены прозябать, проигрывать от глобализации чем дальше, тем больше. И это не говоря уже о культурной, ментальной зависимости от Запада, в которую впали российские элиты. Собственно, наш Изборский клуб и нацелен на то, чтобы, используя мировой кризис, вырваться из этого прозябания, разорвать с навязанной нам стратегией транснациональных сил.
Вторая тема, которую я бы хотел затронуть, связана с духовной мобилизацией. Сегодня Александр Дугин предложил выдвинуть требование: половина СМИ консерваторам. Это правильный ход мысли. Думаю, при этом, что дело не столько в количестве, половина или не половина, а в том, что нам необходимо создать опять же обособленную медийную платформу, которая могла бы формироваться и развиваться по своим внутренним законам, и тем самым конкурировать с пролиберальными медиа. Фактически я бы предложил властям провести нечто вроде эксперимента – вместо Общественного телевидения, которое рискует превратиться в институционализацию «Болотной площади», дать возможность создать медиахолдинг, который реализовал бы целенаправленную патриотическую стратегию, апеллирующую к ценностям большинства. Сегодня даже самые патриотичные из государственных электронных СМИ работают в текущем, инерционном режиме. В этот режим лишь время от времени вмешивается начальство, делая те или иные акценты на злобу дня в качестве реакции на происходящие сбои или угрозы.
Патриотический медиахолдинг будет устроен по-другому: он должен быть хорошо отмобилизован, обладать собственной стратегией, опережающим видением ситуации, задавать собственный информационный ритм. В него может входить, как минимум, один федеральный телеканал, несколько газет, журналов и интернет-порталов, несколько радиостанций, и, что чрезвычайно важно, информагентство, без чего невозможна комплексная информационная политика. Кроме того, к холдингу должны были бы примыкать несколько издательств и достаточно мощная киностудия – иначе политика по восстановлению нормальной национальной ментальности будет буксовать.
Вместо отщепенцев и русофобов, претендующих на звание совести нации, тех, кто может предложить России лишь новый бунт, мы предлагаем сделать ставку и вывести в центр общественного внимания созидателей, живущих по принципу «Строй, твори, верь!» Вместо курса на неведомую свободу, после которой придет похмелье и развал, мы предложим курс на построение активной, развитой, собранной страны. А такой курс будет невозможен без дегорбачевизации России, о чем мы уже говорили неоднократно.
Членам Изборского клуба и их единомышленникам есть, что сказать народу. И даже одно только донесение правды поменяет в обществе очень многое, изменит и повестку дня, и сами условия того, как ставятся вопросы.
Не могу обойти стороной и еще один аспект темы концентрации, связанный с трансформацией элит и системы государственного управления. Мы в Институте динамического консерватизма выпустили на сей счет книгу о «новой опричнине». Слово «опричнина» может в таком контексте резать слух. И не обязательно за него держаться. Есть более древний пример – это принципат Августа Октавиана, который, собственно, послужил эмбрионом Римской империи. Из этого эмбриона вырос «золотой век» этой образцовой, классической империи. Суть принципата состояла в том, что в разодранное гражданскими войнами государство была введена параллельная система, находившаяся под непосредственным контролем императора, то есть полководца, но на тот момент еще не монарха. Август создал «государство в государстве», рекрутируя кадры из разных сословий. Важно понимать, что эти новые «державники» служили не императору из личной преданности (личная преданность, как мы с вами ощущаем на себе – примета кланово-олигархического строя с его диктатурой частного интереса), но самой идее «империи» как воплощению старых римских традиций. Так же и сейчас для мобилизационного прорыва России необходим призыв сверху – сплочение здоровых сил внутри нашей цивилизации, их высокая концентрация в особом режиме, похожем на «принципат». Только так можно сформировать когорту людей, объединенных социальной ответственностью, благородным служением Общему Делу, верой в Россию.
