Сообщество «Историческая память» 00:00 23 января 2013

История бомбы проста...

<p><img src="/media/uploads/alice/dmitriev1.jpg" /></p><p>И вот, человека такого масштаба — почти успешно! — пытались "замолчать" вплоть до настоящего времени, как всегда, выдвигая на первый план совсем другие фигуры?!</p>

"И великие евреи (Харитон, Зельдович) создали бомбу... В руках у них была манна небесная, были скрижали, на которых написано E = mc2".

Александр Проханов, из беседы с раввином Михаилом Финкелем


Попробуем восстановить историческую справдливость. Исследованием рабочего процесса с целью определения параметров конструкций будущих изделий занимался Н.А.Дмитриев. Когда Харитон консультировался у Колмогорова по поводу использования ЭВМ, тот отвечал: "А зачем вам ЭВМ, когда у вас есть Коля Дмитриев? Уравнений, которые вы собираетесь решать на ЭВМ, — не существует. Нужны не ЭВМ, а именно Коля, и тут вы можете быть совершенно спокойны" (про Дмитриева говорили: "Он получал нужный результат, покрутив сначала ручной арифмометр "Феликс" несколько раз вперед, а потом назад").

В 1933 году Колю Дмитриева, тогда ему было 9 лет, вызвали из Тобольска в Москву по запросу Наркомпроса. Комиссия (под председательством А.С.Бубнова и Н.К.Крупской) была немного удивлена широтой интересов Коли: он хорошо знал древнюю, среднюю и новую историю Виппера, Диккенса и "Одиссею" в переводе Жуковского, "Записки охотника" и "Войну и мир", "Миргород", "Вечера на хуторе", "Женитьбу" и "Мертвые души", — в общем, экзаменаторы не смогли установить, чего он не знал. Профессор Чистяков, один из специалистов, экзаменовавших Колю, заявил: "У ребенка чрезвычайно большой объём знаний. Несомненно, мы имеем дело с исключительной одаренностью. Такие явления встречаются раз в столетие. Этот ребенок — типа Паскаля".

Комиссия постановила выделить Коле Дмитриеву три комнаты в доме, где жил Ойстрах, а напротив — Чкалов и Папанин, назначила стипендию в 500 рублей (зарплата отца была 250), и он раз в десять дней приходил на занятия к Н.Лузину — основателю московской математической школы, а преподаватели французского и английского приходили к нему домой (немецкий он изучал в школе, а польский выучил самостоятельно). Лузин обращался к нему на "Вы" и разъяснил секреты законов теории относительности и квантовой механики: имеются колебания, но нет того, что колеблется; в уравнениях выбрасываются главные члены, не меняя уравнений ни в чем другом.

Именно поэтому Мария Склодовская-Кюри однажды сказала: теперь детей лучше топить, чем заключать в современные школы. Собственно, история бомбы проста: дочь Марии Ирен открыла нейтрон и — через два года — искусственную радиоактивность, а Энрико Ферми, повторяя её эксперимент и облучая нейтронами все подряд материалы, обнаружил, что парафин не уменьшает, как можно было ожидать, а увеличивает активность нейтронов. Путь к ядерной реакции был открыт, и ни теория относительности, ни квантовая механика никакого отношения к этому не имели. Проблема того, как добиться, чтобы процесс выделения энергии прошёл с оптимальной эффективностью, также не имеет с ними касания. До последнего времени "формула Эйнштейна" имела единственное применение: она разрешала Василию Гроссману кричать на Платонова, Иоффе и Ландау — шельмовать Власова, Александру Кушнеру — издеваться над Толстым и Тютчевым... Формула не принесла ощутимых дивидендов и самому Эйнштейну, Нобелевскую премию за неё он так и не получил. Когда первая жена Эйнштейна, Милева Марич, показала ему статью, в которой изложила результаты экспериментов Филиппа Ленарда (не упоминая имени того и не сказав об этом мужу: она была тайно влюблена в Ленарда и не пропускала его лекций), пошутив: подпись будет твоя, а Нобелевская премия — моя, то творец теории относительности, конечно, согласился, у них была договоренность: держать язык за зубами, он так и говорил ей: главное — держать язык за зубами; прошла целая вечность (но он чувствовал, чувствовал: что-то не так, когда вдруг, без всякой видимой причины, стал называть Ленарда инфантильным), и ему дали премию именно за эту статью по фотоэффекту. Создавался проект: Маркс, Фрейд и Эйнштейн, — выбрали его, торопились, указали человечеству путь. Да больше было и не за что, поэтому пришлось отдать всё до копейки теперь уже бывшей жене (попробовал бы не отдать! — М.К.); в качестве компенсации потребовал статистику Бозе назвать статистикой Бозе-Эйнштейна, апогеем же стал 1949 год, когда была опубликована знаменитая статья Геделя о возможности человека, благодаря гению Эйнштейна, совершать путешествие в свое прошлое и внести в свое поведение в прошлом такие изменения, которые несовместимы с его памятью о прошлом. Что же касается Маркса, то еще в позапрошлом веке Толстой говорил: "Напрасно меня упрекают, будто я пишу, не зная экономической науки, — в частности, того, что "открыл Карл Маркс". "Ошибаются. Я внимательно прочел "Капитал" Маркса и готов сдать по нему экзамен" (1895), марксизм, по Толстому, — "отсталое и исполненное тех же недостатков, неясностей, противоречий, нелепостей, как и все европейские политико-экономические учения" (1900), "Если бы даже случилось, что предсказывает Маркс, то случилось бы только то, что деспотизм переместился бы. То властвовали капиталисты, а то будут властвовать распорядители рабочих" (1898), рабочие названы передовым классом, потому что ими легче манипулировать.

Впрочем, вернёмся к Николаю Дмитриеву. В Московский университет он поступил, будучи еще пионером, и удивлялся лекциям по физике академика Л.Мандельштама, не ощущавшего потребности какого-то объяснения уравнений Максвелла, сведения их к чему-то более глубокому и общему. По окончании университета — аспирант Колмогорова; они публикуют в Докладах Академии наук статью о ветвящихся процессах, здесь впервые и появился этот термин. В 1946 году всё бросает, он должен защитить страну от надвигающейся угрозы, в 1948-м создает модель рабочего процесса в бомбе, позволяющую, опираясь на доступный набор экспериментальных данных, разработать алгоритм определения оптимальных параметров изделия и формулировать техническое задание на эксперимент таким образом, чтобы по его результатам можно было бы уточнять как алгоритм, так и свойства рабочего тела. Регулярно читает лекции руководителям КБ-11 (Арзамас-16) по физическим основам ядерных и термоядерных бомб. Харитон слушал внимательно, записывал лекции в большую тетрадку. Зельдович говорил: "Мы все трепещем перед ним, как перед высшим судией", — и никогда не печатал ни одной статьи, не показав Дмитриеву (когда Зельдовичу передали данные, полученные КГБ от Фукса, он увидел, что разработанная Фуксом теория возмущений для уравнений переноса — один из элементов модели Дмитриева).

В начале 2012 года, в разгар предвыборной кампании, В.В. Путин, встречаясь с военачальниками, рассказывал им, как КГБ организовал встречу нашего молодого ученого с Н.Бором, и тот помог нам сделать расчёт бомбы. Путин, конечно, не обязан знать, что Бор и Эйнштейн — не те люди, которые в этом что-то понимают, но сам факт хождения таких баек показателен. Участник же событий (академик Трутнев, телепередача от 2.11.2012) рассказывает так: "Франк-Каменецкий, Зельдович, Сахаров все непонятные вопросы задавали Дмитриеву, и он — решал..." Не кажется ли несколько странным, и уж точно — неслучайным, что на фоне бесконечных телепередач о том, как Эйнштейн, Бор, Ландау, Гинзбург, Зельдович, Курчатов (с помощью Фукса), Харитон, Франк-Каменецкий и Сахаров создали бомбу, о Дмитриеве мы узнаем из короткой фразы, случайной проговорки? На торжествах по случаю 90-летия канонизации Серафима Саровского местное телевидение спрашивает его: что привело Вас на этот великий праздник? Дмитриев: "Желание понять, что привело людей на эту средневековую демонстрацию", ему стыдно за свою принадлежность к ученому сообществу, которое в ХХ веке опустило науку ниже астрологии. Сам Дмитриев (в сборнике "Научная фантастика", 1972) говорил: "Мне представляется, суждения о том, что "электрон так же неисчерпаем, как и атом" оставляют слишком много возможностей для компромисса с позитивизмом. Прослеживая изменение степени позитивистской ортодоксальности по линии Эйнштейн-одиночка — Бор-глава школы — Мандельштам-профессор университета, легко усмотреть, как необходимость преподавания заставляет занимать всё более и более определенную позицию; пусть неправильную, но зато определенную". Дмитриев вспоминает, когда ему стало стыдно впервые: когда Берия назначил Сахарова академиком, и тот решил защитить докторскую (пресловутая "слойка"), он присутствовал на этой защите и с тех пор категорически стал отказываться (Трутнев: "был безынициативен") от наград, званий, премий, — просто вычёркивал себя из списков (было одно исключение, в 1972 году, к нему пришла сотрудница и сказала: "Если вы откажетесь, то этой премии не будет, и я её не получу, а мне было бы очень приятно", — и он согласился). К 1951 году Дмитриев был уже дважды орденоносец, лауреат Сталинской премии (но тогда он был еще молодым, узнавал о премии из доски объявлений); стоял на вахте более пятидесяти лет, умер уже при президенте Путине, оставил завещание: "О квантовой механике", "Об основаниях квантовой механики", "О толковании квантовой механики", "О физике и философии", "О конституции", и — "Как учить, чему учить" (о школьном образовании).

И вот, человека такого масштаба — почти успешно! — пытались "замолчать" вплоть до настоящего времени, как всегда, выдвигая на первый план совсем другие фигуры?!

Cообщество
«Историческая память»
1.0x