В мире давно уже разворачивается деиндустриализация, для которой характерны такие процессы, как вывоз производств из развитых стран в страны третьего мира, гипертрофированное развитие сферы услуг и т. д. Всё это происходит в условиях дальнейшего упрочения капитализма – «торгового строя» - и это весьма символично. Промышленность и торговля близки к разным метафизическим архетипам. Производство, вообще, символизирует творение мира и его «вещей». Человек здесь выступает как своего рода «экономический» образ Бога, точнее следует говорить об экономическом, хозяйственном аспекте человека как образа Бога.
При этом промышленное производство отличается от аграрного не только в материальном, но и духовном плане. Занимаясь сельским хозяйством, человек создаёт какие-либо «вещи» только во вторую очередь. В первую же очередь он способствует рождению новых животных и произрастанию новых растений. Здесь человек как бы «корректирует» естественные процессы, разворачивающиеся в пространстве живой природы. Можно сказать, что «аграрий» символизирует ангела, который покровительствует людям, но не творит мир. Человек индустриальный именно творит вещи, создавая их из неживой материи – подобно тому, как Бог творит мир (причем постоянно, а не только в момент сотворения) из первоначальной, бесформенной материи, часто отождествляемой с хаосом. Во время этой индустриальной мистерии он как бы оживляет неживое, накладывая на нее отпечаток человеческого. Образ Божий создаёт уже свой образ. А в плане производства средств производства человек создаёт механизмы, которые уже сами создают себе подобных. Отдельная тема – производство человекообразных роботов. Здесь уже кроется некая опасность пародии, которая свойственна инфернальным сущностям. (Согласно православной теологии, демоны являются в образе «ангелов света». Антихрист же, как известно, будет лже-мессией.) Хотя всё, конечно, зависит от направления воли человека.
Торговля близка к совершенно другому архетипу, связанному не с сотворением, но с грехопадением. В высшей степени символично, что Ева была соблазнена плодом с древа в раю, который был предложен ей змием. Сам змий не выращивал этот плод, он выступил в качестве посредника между «производителем» (Богом) и «потребителем» (человеком). Торговля также основана на посредничестве, в ходе которого торговец использует уже произведённые товары. (Как представляется, наиболее органичным было бы максимальная интеграция торговли в промышленность, сбывать свои товары, по возможности, должны сами производители.)
И здесь очень важно вспомнить, что грехопадение является искажением сотворенной природы, то есть использованием ее в соответствии с направлением злой воли. В принципе, именно искажение творения является истоком отчуждения, пронизывающего весь мир. (Вкусив плод, предложенный змием, Ева признала право змия на отчуждение от того, что и так было создано для нее.) В экономическом плане имеет место быть отчуждение труженика от средств производства, что способствует постоянному усилению интернациональной касты посредников. В наиболее концентрированном виде отчуждение выражается в ростовщичестве, которое является своеобразной торговлей деньгами. В ходе этой торговли человеку продаются деньги, за которые он вынужден платить, выкладывая еще большую сумму, чем получил. Но здесь обмену подлежат уже некие абстрактные сущности, призванные быть всего лишь эквивалентом реально произведенных товаров. Ростовщичество подчиняет реальность именно этой абстракции, еще больше искажая и так искаженную, травмированную вселенную.
Понятно, что жрецы торгового строя всячески сдерживают развитие промышленности, более того, проводят политику деиндустриализации. Им важно ограничить производство реальных вещей, особенно, сложных механизмов, производящих другие вещи (в том числе, и те же механизмы.) Дело в том, что полномасштабное развертывание производства, базирующееся на новейших технологиях, способно резко ослабить позиции посредников. Производство без ограничений ведёт к некоему изобилию товаров, что прямо бьет по интересам касты посредников, заинтересованных в постоянном увеличении цен. Понятно, что изобилие (конечно, относительное) приведет к снижению цен. (Тут, кстати, стоит вспомнить послевоенную экономическую политику Сталина, целенаправленно снижавшего цены.) Именно это и является главной социально-экономической мотивацией всемирного погрома промышленности, который происходит в наше время, когда глобальный капитализм находится под угрозой обвала своих финансово-спекулятивных опор. Хотя следует всегда помнить и о мотивации метафизической. Змий продолжает свою войну против Творца, обрушивая мощные удары на Его Образ – человека, в данном случае – на человека индустриального.
Деиндустриализация особенно больно ударила по нашей стране, обусловив жуткое отставание от Запада. В мире уже возник и развивается шестой («умный») технологический уклад, формирующийся на стыке нано-, био-, инфотехнологий. У нас же доминирует даже не пятый («микроэлектронный»), а четвертый («нефтехимический» и «автомобильный») уклад, составляющий 50 %. При этом треть относится к третьему («электродвигательному»). (Для сравнения – в США четвертый уклад составляет всего 20 %, тогда как пятый – 60 %.)
Для того, чтобы не превратиться в третьеразрядную страну полуколониального типа (вероятнее даже разделение на десятки банановых «бантустанов») России необходим новый промышленный рывок. И сегодня уже вовсю говорят о новой индустриализации или реиндустриализации, понимая, что это единственно возможный выход. Однако, никакая реиндустриализация невозможна без структурных преобразований. С нынешними управленческими и хозяйственными структурами каши не сваришь – они создавались в условиях развала страны и как бы «заточены» под него.
Здесь необходимо вспомнить опыт советской модернизации, которая сопровождалась грандиозной управленческой революцией, перетряхнувший весь аппарат, доставшийся еще от В. И. Ленина. Например, был ликвидирован громоздкий Всесоюзный совет народного хозяйства (ВСНХ), на месте которого создали промышленные наркоматы, ставшие локомотивами индустриализации. Статус наркомата получил Госплан. Крупную промышленность вывели из под контроля республик, переведя под контроль союзного центра. Вместо функционального (финансового, кадрового и т. д.) управления развивалось отраслевое.
И ведь что характерно — выбор пути развития был сделан в условиях открытой и острой политической дискуссии – с обсуждением всех разногласий в тогдашних советских СМИ. В конце 1920-х годов партийная группа И. В. Сталина, выступавшего за форсированную индустриализацию, полемизировала с группой Н. И. Бухарина, предлагавшего постепенное развитие – с опорой на мелкие крестьянские хозяйства и легкую промышленность. Да, потом открытых дискуссий такого масштаба, конечно, уже не велось, но сам выбор вовсе не был результатом какого-то келейного сговора.
Кстати, здесь было бы весьма любопытным коснуться воззрений Л. Д. Троцкого на промышленное развитие страны. В 1925 году он предложил свой план индустриализации, согласно которому промышленная модернизация СССР должна была основываться на долгосрочном импорте западного оборудования, составляющем от 40 до 50% всех мощностей. Данный импорт, по мысли Льва Давидовича, следовало осуществлять за счет экспорта сельскохозяйственной продукции. Кроме того, Троцкий призвал активно использовать иностранные кредиты. Здесь он был не одинок. Так, нарком внешней торговли Л. Б. Красин в 1923 году предложил прибегнуть к грандиозному займу в размере нескольких миллиардов долларов и полученные средства вложить в индустриализацию. Тогда же четыре видных деятеля «левой оппозиции», близкие к Троцкому – В. В. Осинский, Ю. Л. Пятаков, Е. А. преображенский, И. Н. Смирнов – потребовали развернуть широкую товарную интервенцию» с Запада.
Характерно, что «демон революции» предлагал наращивать советский экспорт за счет развития фермерских капиталистических (!) хозяйств. То есть, в данном вопросе «левый Лев» встал на одну линию с «правым» Бухариным, который в 1920-х бросил призыв: «Обогащайтесь!» Позднее Троцкий уже ни слова не говорил о фермерах и капиталистическом развитии села, однако, от своих взглядов на включение СССР в экономическую систему мирового капитализма он так и не сменил. Призывы к этому периодически появлялись в т. н. «Бюллетене оппозиции» - печатном органе зарубежных троцкистов. В 1932 году «Бюллетень» опубликовал статью Троцкого «Советское хозяйство в опасности». Там можно прочитать такие строки: «Импортный товар в один червонец может вывести из мертвого состояния отечественную продукцию на сотни и на тысячи червонцев. Общий рост хозяйства, с одной стороны, возникновение новых потребностей и новых диспропорций, с другой, неизменно повышают нужду в связях с мировым хозяйством. Программа «независимости», т. е. самодовлеющего характера советского хозяйства, все больше раскрывает свой реакционно-утопический характер. Автаркия - идеал Гитлера, не Маркса и не Ленина… План проверяется и, в значительной мере, осуществляется через рынок. Регулирование самого рынка должно опираться на обнаруживаемые через его посредство тенденции».
Троцкий предлагал сделать импорт оборудования долгосрочным мероприятием, рассчитанным на 10-15 лет. Сталин же, в отличие от него, стремился, используя западные поставки, постоянно сокращать их - в зависимости от освоения отечественными специалистами иностранных технологий. Так, если в 1928 году удельный вес импорта машиностроительных станков составлял 66%, то уже в 1935 году он равнялся 14%. Общий импорт машин в 1935 году уменьшился в 10 раз по сравнению с импортом 1931 года. Таким образом, сталинская индустриализация не ставила советскую экономику в зависимость от мирового рынка с его постоянными колебаниями цен и циклическими кризисами. И это пример для творцов будущей индустриализации, которая должна проходить в режиме полной или частичной автаркии.
Конечно, им придётся учитывать и кардинальное изменение хозяйственных структур. В будущем возрастёт роль «модульной экономики», небольших предприятий, решающих огромные производственные задачи. И решать их позволяет автоматизация, несколько минимизирующая роль огромных производственных коллективов. Здесь своё веское слово скажут т. н. «виртуальные» или «креативные» корпорации. Они представляют собой небольшие коллективы, формируемые интеллектуальными работниками, решающими самый широкий диапазон задач. Это свободные творческие союзы, которые действуют настолько гибко, что не подстраиваются под рыночную конъюнктуру, но сами формируют ее. То есть, в основе своей это именно социалистические предприятия, которые формируют новый уклад в рамках самого капитализма.
Тут встаёт и еще одна глобальная проблема, решить которую можно только социалистическим, по сути, снятием барьеров на пути развития промышленности, науки и техники. Автоматизация сокращает долю людей, занятых реальным («вещным») производством. Рабочая сила сегодня всё больше перетекает в сферу услуг, которые, по большей части, представляют собой нечто виртуально, объективно не нужное человеку. «Рост производительности труда в промышленности приводит к тому, что для производства социальных долей для всех представителей общества требуется всё меньше и меньше людей — в настоящее время в развитых странах это примерно 20% занятых — и возникает проблема, чем занять тех, кто не задействован в данном производстве? – замечает научный руководитель Центра изучения современности (Париж, Франция) П. Крупкин. - Естественным путём был найден подход — развитие сервисов. Утрировано это выглядит так: один почесал другого за ухом, второй сплясал первому чечётку, оба они славно поработали, за что и получили свою социальную долю. Т.е. эти самые дополнительные сервисы являются способом экономизации распределения — в том числе и способом включить процесс распределения в официальный подсчёт ВВП».
Понятно, что такая «чечёточная» экономика представляет собой глобальный мыльный пузырь, который будет надуваться и дальше – пока не лопнет. Выход только один – радикально, во много раз, увеличить количество производств, в которых может быть занято большинство людей, вынужденных уходить в «чечёточную» виртуальность. Но для этого необходима новая индустриальная революция, сопровождаемая кардинальными изменениями в политико-экономической сфере. Мир дремлет в ночи глобального капитализма, чей триумф совпадает с его же гниением. Эта болезненная дрема может перейти в смертный сон – если только над миром не вспыхнет заря нового утра.
Утра новой индустриализации.
