Пятое марта. На Красной площади всё, как обычно, как и в любой другой день: каток, музыка, туристы, сотрудники полиции. Огромный белый купол, закрывший собою мавзолей, окончательно обезличивает главную площадь страны, превращая её в какой-нибудь филиал Сокольников или парка Горького. Проходишь мимо купола и невольно ищешь вход в этот, без сомнения, уютный ресторанчик. Нет прежнего величия, нет торжественности – Диснейленд в старорусском стиле, где великий Собор Василия Блаженного смотрится пряничным домиком для Кена и Барби, а ГУМ – Лего-сити.
У Никольской башни Кремля пропускные рамки, у рамок военнослужащие из кремлевского гарнизона, сквозь рамки проходят люди с красными флагами, человек тридцать. Все в красных жилетках организации «Суть времени». У каждого в руках красные гвоздики. Проходят неторопливо, в сопровождении сотрудника охраны кремля – эта часть стены охраняется, без сопровождения хода нет. К процессии пристроились несколько пенсионеров. И они с гвоздиками. Последний проходит сквозь турникет, и сотрудник полиции закрывает проход железным ограждением. За ограждением остается какая-то старушка в каракулевом пальтишке.
– Почему меня не пускаете?! – по-боевому возмущается старушка.
– Да вы же только что были, – как-то даже растерянно отвечает сотрудник.
– И что?!
– Ничего, проходите, – сотрудник открывает ей проход.
– Нет, вы меня не пускаете – палачи! – с плеча выдает старушка и… ни шагу! – какое вы имеете право меня не пускать?!
– Проходите уже, – не раздраженно – устало отвечает сотрудник.
– Какое право, не пускаете! Они меня, палачи, не пускают! – всем громогласно заявляет старушка, даже кулаком гневно потрясла.
Сотрудник не спорит.
– Есть кто еще? – спрашивает.
Еще двое пенсионеров проходят сквозь ограждение, он закрывает за ними. Все, кто не успел сейчас, будут стоять и ждать, пока первые не выйдут со стороны Спасской башни.
Процессия прошла. Сотрудник полиции мудро сел в машину. Сотрудник кремля так же спрятался, уйдя за турникет. Видя, что возмущаться не для кого – никого не осталось у прохода – боевая старушка постояла и ушла.
С красными флагами, в красных жилетках, с красными гвоздиками парни и девушки, за ними с десяток пенсионеров, молча и торжественно шли вдоль Кремлевской стены. В стене мемориальные доски, на досках имена тех, чей прах замурован в стене. Замыкал процессию сотрудник охраны.
Процессия ступила на главную аллею, где ровным мраморным рядом шли могилы, венчавшиеся мраморными бюстами первых лиц Советского государства. Черненко, Дзержинский, Брежнев, Фрунзе, Андропов… на каждой могиле гвоздики – где две, где четыре.
Могила товарища Сталина.
Она была второй, после могилы Суслова. Но уже от могилы Черненко, замыкавшей этот главный советский погост, где лежат те, кто создал первую и последнюю империю человеческого социализма, могила товарища Сталина горела ярким красным холмом живых цветов. Мы остановились перед ней.
Проход узкий, процессия вытянулась вдоль всего погоста. Те, кто встал у могилы Черненко – терпеливо ждали. И им хотелось услышать речь, произносимую у могилы товарища Сталина, но они ждали. И когда стало понятно, что речь произнесена, когда те, кто стоял у закрытой цветами могилы, сняли шапки – сняли шапки и те, кто стоял у могилы Черненко. Так и стояли, так и шли до самой могилы Сталина, и только после возложения цветов, шапки надели.
– Глаза, как живые, – заметил кто-то, глядя на бюст Сталина. Бюст был безупречен: спокойное лицо, взгляд внимательный, чуть с прищуром, точно наблюдал за теми, кто пришел почтить его память.
Речи сказаны, цветы возложены. Процессия пошла дальше – к Спасским воротам, к выходу. А там уже журналисты-телевизионщики. Как обычно стоят, ждут, высматривают; их задача незатейлива – вычислить какую-нибудь полоумную старуху, подсунуть ей под нос микрофон и пусть она на все страну продемонстрирует – какие идиоты приходят почтить память тирана и кровопийцы Иосифа Джугашвили. Благо, таких полоумных старух было в этот день предостаточно.
А у турникетов вновь собираются люди. Подошли две женщины, парень лет двадцати.
– Не могу я вас пустить, – разводит руками сотрудник охраны. – Распоряжение у меня, от дежурного – без цветов не пропускать. Ну, ничем вам помочь не могу, – оправдывается солдат, – у меня приказ. Я вот двоих пропустил без цветов, по шапке получил. И до вас двух женщин не пропустил – от них столько всего выслушал… Приказ у меня, понимаете.
– Мы только поклониться, – просят женщины. – Мы же не знали, что пускают только с цветами.
– Не могу, – искренне сожалеет солдат. – У меня приказ.
– А где здесь цветы продаются? – не споря, понимая, спрашивает парень.
– Не знаю, – отвечает солдат. – Я бы пропустил. Не могу, – видно ему и самому все это не понятно и… чтобы не нарваться на ругань, солдат прячется за турникет. Устал он от ругани, достали его все – и дежурный, и старухи полоумные. Видно, всех бы он пропустил, но приказ…
К турникетам подходит старушка уже с цветами.
Выходит солдат:
– Не могу, – отказывает и той, что с цветами. – Вы одна, вас одну никто сопровождать не будет. Надо хотя бы человек десять. Чтобы типа делегация. Вы подождите, может сейчас какие-нибудь коммунисты подойдут. Вы тогда к ним пристроитесь, и я вас пропущу.
Подошел пожилой мужчина – с цветами. Два узбека – без цветов, один китаец-турист – тоже без цветов, но с фотоаппаратом.
Начинается, пока тихое, пока неуверенное, но волнение.
– Ладно, я за цветами пошел, – не выдержал парень, отправился за цветами.
– У вас три гвоздики, – посоветовал кто-то бойкой старушке, – вы вот двум женщинам дайте по одному, и вас уже трое.
– Вот еще, – обижается старушка, – солдат же видел, что вы без цветов. Он вас не пустит.
– Пущу! – немедленно соглашается солдат, – вас вон уже пятеро, и двое с цветами, вы друг другу по цветочку отдайте – и будет «делегация».
– Вот еще, – упрямится бойкая старушка.
– А одну не пущу, – пошел на принцип солдат.
– Ладно, – смиряется старушка, – держите,– нехотя делится гвоздиками с двумя женщинами.
– Вот и славно! – облегченно вздыхает солдат – и пропускает «делегацию».
В сопровождении другого сотрудника, «делегация» проходит к могиле Сталина. Все возлагают цветы.
Одна женщина крестится, плачет негромко:
– Встань, посмотри, что с твоей страной нехристи сделали! Всё, ироды, развалили! Всё, что ты построил, всё, что ты создал! Встань – накажи их, – она утёрла слёзы. И так и стояла, глядя на безмолвный бюст.
– Ну, возложили, пойдёмте, – говорит ей сотрудник охраны. Женщина послушно последовала за ним; тихая, покорная…
А у турникета вновь собирались люди, многие без цветов – потому что не знали, что пускают только с цветами. И вновь сотрудник охраны оправдывался, объяснял, разводил руками, прятался за турникет…
А с катка неслась веселая музыка, люди отдыхали.
– Что же они из Красной площади цирк сделали, – не глядя на это веселье, негромко сказала одна женщина другой. – Когда же у нас порядок будет?
– Никогда уже, – отвечает ей та со вздохом. – Теперь уже никогда. Продал Медведев нашу страну американцам.
– И Путин такой же! – непреклонно согласилась женщина.
Так вместе они и пошли к метро.
Мимо них к турникетам возвращался парень лет двадцати, в руках штук десять гвоздик – чтобы уж наверняка пропустили.
Парень подошел, раздал гвоздики тем, у кого их не было, и новая «делегация», неспешно зашагала к могиле товарища Сталина.
